Оставлю чисто для себя: интересная заметка про нецензурные слова в фантастике вообще и про Аберкромби в частности. К сожалению, на сайте кнопка "Поделиться" дает репостнуть только в фейсбучик, вконтактик или твиттер, поэтому под катом - основной текст, а полная заметка со статистикой по адресу:
http://krupaspb.ru/piterbook/fantkritik_rec.html?nn=446&np=1 Хотим мы того или нет, но после триумфа «Игры престолов» уже невозможно делать вид, будто бы в фантастике не существует такого направления как «темное фэнтези». Во всяком случае, в англоязычной фантастике. Оно есть и успело обзавестись если не армией, то внушительным отрядом поклонников, в том числе и в нашей стране. Каковые поклонники хотят читать именно эти книги, со всеми присущими им атрибутами. И одной из отличительных особенностей темного фэнтези является подчеркнутая брутальность героев - авантюристов, наемников, разбойников и прочих маргиналов. Они, в силу своего характера, воспитания и рода занятий, имеют склонность к площадной ругани, самым бессовестным образом саботируя решения Роскомнадзора и Государственной думы.
Разумеется, не у всех авторов и не во всех книгах. Предположим, Глен Кук в «Черном отряде» как-то ухитрился вообще обойтись без мата. Джордж Мартин в той же самой «Игре престолов» - почти обошелся. А вот упомянутый в заголовке Джо Аберкромби, вероятно, не привык отказывать себе в маленьких удовольствиях. Его персонажи матерятся направо и налево, по любому удобному поводу и вовсе без оного.
Можно, конечно, сравнив популярность Мартина и Аберкромби, сделать глубокомысленный (хотя и поспешный) вывод о том, что настоящему мастеру не нужны нецензурные костыли, чтобы дать яркую речевую характеристику своим героям. Однако Стивен Кинг в «Темной башне» тоже не брезгует обсценной лексикой, пусть и употребляя ее с меньшей интенсивностью, чем Аберкромби. А уж в мастерстве «короля хоррора» сомневаться не приходится.
Если же учесть, что уважающий себя автор темного фэнтези не унизится до того, чтобы написать роман меньше, чем в шестьсот страниц, то даже у Кинга в сумме набегает несколько десятков запретных слов. А у Аберкромби их число порой переваливает и за сотню.
Много это или мало, с точки зрения «большой литературы»? Если взять за эталонный спичечный коробок труды самых скандально известных писателей, то следует признать, что до Ирвина Уэлша адептам темного фэнтези далеко как до луны. Зато Чарльз Буковски даже несколько уступает им по этому параметру. (Любители статистики могут более детально ознакомиться с данными по некоторым книгам вышеназванных авторов, заглянув в таблицу, приведенную в конце статьи).
Так или иначе, но, по достижении некой критической массы обилие ненормативной лексики перестает быть авторской причудой и становится стилистической особенностью книги, которую переводчик обязан каким-то образом передать. Причем он, в отличие от автора и персонажей книги, не может позволить себе пренебрежение к российскому законодательству, и, тем не менее, должен стремиться к тому, чтобы речь героев была естественной, убедительной, а в идеале еще и индивидуальной.
Настоящая статья предлагает читателю проследить за тем, как справляются переводчики с этой нелегкой задачей. Но сначала рассмотрим возможные варианты решения проблемы.
Способ первый, чисто гипотетический: переводить дословно. Определенная часть читателей настаивает именно на таком подходе. Дескать, они желают читать книгу, адекватно отражающую оригинальный текст, а не переводческую отсебятину. Если герой в англоязычном романе грязно выругался, то и по-русски его слова должны звучать соответственно. Трудно сказать, насколько эти требования обоснованы, зато легко объяснить, почему они неосуществимы.
Однако попробуем все-таки отыскать аргументы в пользу такого подхода.
Принято считать, что английская нецензурная брань звучит для носителей языка несколько мягче, чем русские аналоги. Весьма сомнительное утверждение, поскольку и наш отечественный мат тоже, как правило, не воспринимается буквально. Да и не должен так восприниматься. Зачастую он не содержит в себе прямого оскорбления собеседника или третьего лица, а лишь крайнюю степень недовольства им. Для преднамеренного оскорбления гораздо чаще используются другие, не запрещенные законом выражения. Точно так же, как и в английском языке.
Вероятно, следует особо выделить слово fucking, которое в подавляющем большинстве случаев используется по отношению к неодушевленным предметам, а то и вовсе к абстрактным, либо обобщенно-собирательным понятиям. Зачастую оно вовсе не несет никакой смысловой нагрузки и работает лишь как усилитель негативных эмоций. Примечательно, что подобные конструкции составляют примерно две трети от общего употребления ненормативной лексики. Во всяком случае, в произведениях упомянутых выше авторов (за исключением, разве что, Буковски).
Проблему перевода таких фраз можно было бы решить универсальным и не особо сложным путем: заменой слова fucking на всем прекрасно известные междометия из трех букв, также лишенные смысловой нагрузки, но придающие речи грубоватый оттенок. Однако наше законодательство предпочитает рассматривать эти междометия как усеченные формы запрещенных к публичному использованию ругательств.
Увы и ах, но в нынешних реалиях ценителям «аутентичности» можно рекомендовать только два пути: либо читать произведения в оригинале, либо поискать в сети не подправленные цензурой любительские переводы, пока их еще можно там найти. Правда, по чисто литературным достоинствам такие переводы могут заметно уступать официальным, но тут уж каждый читатель сам должен решать, что для него важнее.
Способ второй, самый безобидный и, возможно, оптимальный: не замечать нецензурной брани. Как правило, в рассматриваемых произведениях более чем достаточно и обычных, допустимых законом ругательств. Так что общее впечатление от текста при этом удается сохранить. За исключением тех случаев, когда бранные слова используется в прямом, буквальном смысле. И совсем уже непонятно, как поступить с цепочками ругательств, какими время от времени украшает свои тексты тот же Уэлш.
Приходится признать, что данный способ, при всей своей привлекательности, в одиночку не способен справиться с проблемой и действителен только в сочетании с другими.
Способ третий, самый неудачный: заменять запрещенные ругательства вошедшими с недавних пор в обиход словами-эрзацами, как то «долбанный», «гребаный», «трахаться» и тому подобными. Этот прием за его искусственность, надуманность и в чем-то даже убогость недолюбливают как читатели, так и сами переводчики. Однако он все же имеет право на существование, если в книге рассказывается о наших современниках. Но в темном фэнтези, где действие обычно происходит в эпоху условного средневековья, употребление подобных слов ничем не оправдано, хотя совсем обойтись без них тоже затруднительно.
Наконец, способ четвертый, самый распространенный и самый сложный: замена запрещенных ругательств разрешенными, более или менее близкими по смыслу. Бытует мнение, что богатство родного языка позволяет переводчику, при определенной сноровке, передать смысловые и эмоциональные оттенки любого бранного выражения. И очень хотелось бы согласиться с этим утверждением, но кое-какие нюансы не позволяют это сделать.
Во-первых, именно в интересующей нас сейчас области русский язык не так уж и богат. Да, существуют всевозможные архаичные, диалектные словечки, вполне допустимые в речи, пусть даже иноземных, но таких же простонародных персонажей. Но в устах благородных рыцарей, которые в темном фэнтези ругаются ничуть не реже, чем проходимцы и отщепенцы, они уже звучат неестественно.
Впрочем, тонкостей здесь столько, что можно договориться до автоопровержения той мысли, что сам же высказал в предыдущем абзаце. К примеру, время от времени встречается в читательских отзывах довольно странное утверждение, будто бы одно и то же ругательство, произнесенное персонажами разного социально статуса, следует переводить по-разному. Хочется, предельно смягчая выражения, поинтересоваться у его сторонников: с чего бы вдруг? Если бы автор хотел, чтобы его герои в разговоре резко отличались один от другого, он наверняка нашел бы способ это показать. Но если особа королевской крови соизволила произнести слово fuck, то она, очевидно, имела в виду то же самое, что в подобных случаях подразумевает какой-нибудь сапожник. Если же это слово включено в какую-либо сложную фразу, снабженную некими социальными маркерами, то различие проявится само собой, без радикального вмешательства переводчика.
Нередко замена ругательств приводит и к излишнему смягчению выражений. И тогда брутальные герои вдруг превращаются в школьников младших классов, делающих первые шаги в искусстве сквернословия. Либо же возникает ощущение - весьма близкое к действительности - будто бы некий интеллигент в энном поколении, смущенно поправляя очки, изображает из себя рыцаря без страха и без комплексов.
Третья неприятность, поджидающая переводчиков на этом тернистом пути, состоит в следующем: как уже было сказано, данная категория текстов и без того изобилует всевозможными damn, bloody, shit, bitch, whore, ass, bastard и так далее, для перевода которых обычно используется тот же набор слов, что и для fuck с его производными. Так что перековка запрещенных выражений в законопослушные приводит лишь к тому, что в тексте становится больше однотипных слов. А если они расположены достаточно близко, то одно из них может задавить, пригасить другое. Причем верх обычно одерживают разрешенные цензурой обороты, более индивидуальные и экспрессивные, чем тусклые и обезличенные одиночные бранные слова.
Кроме того, иногда переводчику (в особенности, женщине-переводчику) бывает трудно разобраться в иерархии бранных слов, правильно определить степень их оскорбительности, непристойности и негативной окраски. В результате смысловые оттенки могут исказиться до неузнаваемости.
Наконец, случается порой, что переводчик, ценой неимоверных усилий, ухитряется все же передать смысл и эмоциональный заряд сказанного, но с помощью такой длинной, тяжеловесной и откровенно надуманной конструкции, что весь его труд пропадает втуне. Ломается ритм речи, страдает достоверность, смещаются акценты.
Суммируя все эти доводы, приходится признать, что замена одних ругательств на другие требует от переводчика невероятной изворотливости и глубоких познаний в весьма специфической области обоих используемых языков. Стоит ли игра свеч - вопрос сложный. Скорее всего, переводчик предпочел бы проявить свои таланты на более благодарном и важном для читателя материале. Но, как известно, наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями.
А теперь перейдем к конкретным примерам переводческих неудач, взятым из произведений все того же Джо Аберкромби. Этот автор удобен для рассмотрения еще и тем, что с его текстами работали разные переводчики, таким образом, картина получается более полной, объективной и показательной.
Удручающей, одним словом.
Вероятно, не стоит называть имена переводчиков, наша цель состоит вовсе не в том, чтобы посмеяться над ними. Возможно, если не наверняка, каждый из них - талантливый человек, крепкий профессионал и мастер своего дела, всего лишь не обладающий опытом работы именно с нецензурной лексикой. Вполне вероятно, что они полностью осознавали все названные выше трудности, или даже видели гораздо больше подводных камней, чем перечислено здесь. Но одно дело - теоретически понимать, и совсем другое - преодолевать эти трудности на практике, постоянно держа в уме все запреты, ограничения и пожелания, находить (чего уж там скрывать, в условиях ограниченного времени) оригинальные решения для десятков, а то и сотен сложных задач, скорее всего, лежащих далеко за пределами их профессиональных интересов. И делать все это не в ущерб общему качеству перевода. Рано или поздно, где-нибудь да обязательно допустишь ошибку. Каждая из которых объяснима, простительна и не настолько уж критична, чтобы бить в набат. Однако в совокупности они уже составляют проблему.
Исходя из этого, любой человек доброй воли вправе обратить внимание общественности на переводческие огрехи и определить вызвавшие их причины, дабы не допустить повторения в будущем. Ну, хорошо, хотя бы попытаться.
В сущности, это типичные для любого перевода ошибки:
- слепое копирование структуры английской речи;
- излишнее утяжеление, либо чрезмерное расцвечивание фразы;
- нарушение стилистической сочетаемости слов;
- неточная передача смысла, либо неудачный выбор фразеологических оборотов;
и даже (уж простите за ненаучность формулировки)
- элементарная корявость языка.
Однако здесь они усугубляются тем, что ругань по определению должна быть сочной, хлесткой, эмоциональной. Оскорбительной, в конце-то концов. Но неуклюжие ругательства способны вызвать в лучшем случае сочувственную улыбку, в а худшем - неуместный смех.
Особенно забавно наблюдать, как переводчики всеми силами пытаются уйти от не к ночи помянутых эрзацев, но в итоге не выдерживают неравной борьбы и проговариваются. Невольно вспоминается очаровательная фраза из фильма «Джентльмены удачи»: «Этот Василий Алибабаевич… этот нехороший человек… мне на ногу батарею сбросил, падла!»
Пора, однако, переходить к давно обещанным примерам.
Часть первая, эрзацы:
1. «Еще один шаг, и я буду биться с тобой, долбаный опухший хряк!» («Кровь и железо»)
“One step more and I’ll set to work on you, you fucking swollen pig.”
В этом примере собраны самые разнообразные просчеты: и калькированная структура, и стилистически неудачный оборот «буду биться», и не вполне обоснованный отказ от общеупотребительного ругательства «жирная свинья». Ко всему этому арсеналу добавляется еще и убогое слово «долбаный». Хотя невооруженным глазом видно, что оно здесь лишнее, явно уступает по оскорбительности даже этому «опухшему хряку» и ничем не дополняет уже сказанное. Если, конечно, переводчик не пытается намекнуть на некие развратные действия, произведенные с адресатом. Хотя в оригинальном тексте подобных намеков не содержится.
2. «Девятипалый давно мертвец, мальчик, и хорошо, что этот долбанный злодей сгинул, скатертью дорога». («Последний довод королей»)
“The Bloody-Nine’s dead, boy, and good riddance to that evil fucker.”
После всего процитированного выше «долбаный злодей» уже не очень-то и удивляет. Но и в этом примере переводчику, утомленному борьбой с обсценной лексикой, снова отказывает языковое чутье даже в случаях, напрямую с ней не связанных. Если уж этот Девятипалый мертвец и сгинул, то какая уж тут может быть «скатертью дорога»? Тогда уж «земля ему пухом», если вообще необходимо какое-то добавление.
Далее плавно переходим к другому эрзацу:
3. «Я надеюсь, ты не собираешься трахнуть мою сестру». («Кровь и железо»)
“I hope you’re not planning to fuck my sister.”
Не то чтобы совсем плохо, но тускло и безжизненно. А ведь как раз для выражения подобного намерения русский язык предоставляет весьма широкий выбор: от нейтрального «положить глаз» до вульгарного «подкатывать яйца».
4. «А еще я бы попросил, пока вы не укатились отсюда: может, вы и ваш жрец трахнете друг друга?» («Последний довод королей»)
“Might I add, before you scuttle off, that I encourage you and your priest to fuck each other? ”
Эта фраза, в отличие от большинства других ругательств, тщательно продумана, издевательски вежлива и к тому же довольно пространна, даже в оригинале. Так что и переводчик здесь имел полное право проявить фантазию и выразиться куда изящней.
5. «…Даже с сапожником, который поначалу казался добродушным, пока не предложил Трясучке трахнуть самого себя». («Лучше подавать холодным»)
There’d even been a cobbler who’d looked like a good enough sort until he told Shivers to fuck himself.
А здесь налицо откровенное непонимание переводчиком смысла сказанного. Трясучку попросту послали. Так и следовало переводить, следуя духу, а не букве.
Думается, с эрзацами все понятно. Лучше уж действительно пропускать бранные выражения, чем переводить подобным образом. Теперь посмотрим, что получается, когда переводчикам все же удается их избежать.
Часть вторая. Прочие слова и выражения
6. «Поимела бы я вашего императора!» («Кровь и железо»)
“Fuck the Emperor.”
Это скорее переходный случай: слегка устаревший и почти вышедший из употребления эрзац. Но беда не в том, что полумеры редко дают результат, а в том, что опять неточно передан смысл фразы. В сущности, императора здесь тоже послали, причем без всяких условных наклонений: «К черту императора». А предложенный переводчиком вариант вызовет у читателя либо легкое недоумение, либо глубокую задумчивость. Что хотела сказать героиня? И почему не сказала то, что хотела? В любом случае, в оригинале автор такой цели перед собой не ставил.
7. «С каждым толчком стол издавал недовольный скрип, громче и громче, словно они совокуплялись на спине какого-то старика, не одобрявшего их поведение». («Последний довод королей»)
With each thrust the table made an outraged creaking, louder and louder every time, as though they were fucking over the back of some disapproving old man.
.
Не так уж и плохо получилось. По крайней мере, авторская ирония при переводе не исчезла. Вот только fucking - это уж никак не «совокуплялись». Даже безликое «занимались любовью» смотрелось бы здесь много лучше.
8. «Шел бы ты в щель мохнатую!» (Кровь и железо»)
“Get fucked!”
Вроде бы эффектная, звучная фраза. Только где все это в оригинале? Герой вовсе не собирался поразить собеседника изяществом оборотов. Зато переводчик откровенно решил покрасоваться, причем там, где в этом не было никакой нужды.
9. «Пусть мертвые заберут меня со всеми потрохами! Это ж Девятипалый!» («Последний довод королей»)
“By all the fucking dead, It’s the Bloody-Nine!”
Не совсем понятно, зачем переводчику понадобилась такая длинная фраза. Смысл она все равно передает весьма приближенно, а эмоции откровенно растягивает, сводя их в итоге на нет. Один восклицательный знак ситуацию уже не спасает. Допустим, «мертвецы меня забери» тоже прозвучало бы диковато, но, по крайней мере, более экспрессивно.
10. «Провались твоя помощь!» («Кровь и железо»)
“Fuck your help,”
А здесь, наоборот, четкость формулировки принесена в жертву краткости. Если уж переводчик настаивает именно на этом варианте, то куда естественнее было бы сказать «Провались ты со своей помощью».
В целом, можно отметить, что вторая часть выглядит уже не так пугающе, как первая. Скорее всего, где-то в этом направлении и скрывается верная дорога, по которой пойдут будущие поколения переводчиков. Однако по такой небольшой выборке сложно сделать далеко идущие выводы. Необходимо более глубокое изучение вопроса и обширная база данных. Так или иначе, но переводчик должен быть подготовлен к встрече с прекрасным, по крайней мере, иметь под рукой примеры удачного перевода. Тогда от него хоть что-то можно будет потребовать.
А пока хотелось бы закончить дозволенные речи о недозволенном еще одной киноцитатой, из фильма «Покровские ворота»: «Искусство по-прежнему в большом долгу».
Автор статьи прекрасно осознает, что не привел никаких рецептов, в лучшем случае - просто обозначил проблему. Думается, она все же заслуживает внимания, поскольку от нее страдают и переводчики, и читатели. Если же этот вопрос посчитают мелким, частным и не слишком живо трепещущим - что ж, автор все равно получил определенное извращенное удовольствие, работая над статьей, развлекся сам и, может быть, чем-то позабавил читателей.
Как я понял, заметка на конкурс, поэтому автор не указан - если по окончании конкурса не забуду, то впишу...
PS. Автор пишет, что "Чарльз Буковски даже несколько уступает им (Аберкромби и прочим) по этому параметру" - имея в виду при этом роман "Почтовое отделение", в котором лишь 19 слов с корнем fuck на 42 тысячи слов текста. Но надо помнить, что это первое произведение Буковски, дальше он уже меньше стеснялся. Например, в романе "Женщины" слов с корнем fuck уже 168 на 95 тысяч слов - т.е. частота вдвое выше, чем у Аберкромби.
Кроме того рекомендую прочитать следующие заметки:
-
Об официальных переводах Первого Закона;-
О переводе названия первой книги трилогии;
-
О методе "ограниченного третьего лица", которым пишет Аберкромби (перевод заметки Аберкромби);
-
О переводе имен и названий;
-
О ругательствах в фэнтези (перевод заметки Аберкромби);
-
О картах (перевод заметки Аберкромби); - О Джордже Мартине и обо всём, что повлияло на Аберкромби (перевод заметки Аберкромби);
- О хронологии книжек Земного круга и возрасте отдельных персонажей;-
Логен Девятиперстный и Загадочный дух конспирации (об аннотации к Первому Закону).