2 ССВ: (68) Воевавшие о войне, армии 04.03.-22.06.2012, 29.07.2011
Систематизация свидетельств времени ССВ
2. Гражданская позиция, национальная идея
2.3. Воевавшие о войне и армии
*
предыд. стр. ССВ 2.3.(56) dar-aya.livejournal.com/66645.html
*
(продолжение) 04.03.2012 bulochnikov.livejournal.com/642288.html "Про всевластие кровавой гебни. В частности, именно разведовательно - диверсионная группа Московского Военного округа уничтожила Берию. Они скрытно сосредоточились вокруг его особняка, сняли охрану, проникли в дом и прирезали Берию прямо в постели. А потом вынесли тело на носилках. Потом, на суде перед прессой каялся и признавался в своём шпионстве его двойник. Именно этим и объясняется то, с какой лёгкостью Маленков и другие друзья Берии отреклись от него. Мёртвый, зачем он им нужен? Так что Хрущёв всё наврал про обстоятельства ареста Берии. А может, и разыграл спектакль для несведущих с помощью артиста-двойника. И армия же, по приказу партии, тогда же блокировала дивизию НКВД имени Дзержинского в городе Балашиха под Москвой. Полковник, командир танковой дивизии, рассказывал в своих мемуарах, как он вёл переговоры с комдивом дивизии им. Дзержинского. Просто сказал: "Если сейчас не угомонишься, разверну танки и проутюжу твою дивизию!" Тот продолжал кричать и угрожать, но так и не отдал приказ о выдвижении дивизии с мест дислокации в сторону Кремля.
И в наши дни, когда дерибанили имущество Западной группы войск в ГДР, всех гебистов армия посадила под домашний арест. Чтобы не мешали. За что ФСБшники на армейских сильно обиделись. Но тогда ничего сделать не могли. Хотя позже и до сих пор гадили и гадят армейским при случае.
Партия всегда руководила, ставя в разное время на разных лошадок. И стравливая силовые и прочие структуры одна с другой. Читал я, что в КГБ и ГРУ были инструкции, что при контакте сотрудника с сотрудником конкурирующего ведомства, ему необходимо с суточный срок доложить по инстанции об этом факте и прервать контакт до особого распоряжения. Хоть даже это был друг детства, приехавший в гости из провинции. Это было сделано, чтобы не дай бог, силовики разных структур не сговорились на низовом уровне между собой.
Но наши интеллигенты историю тоже малость читали! "А вот Андропов! А вот Путин! Из кого они вышли?" - вопрошают они. Ну, Андропов как раз и вышел из ЦК КПСС. Секретарём которого он и был до назначения на руководство КГБ. И Горбачёва он тоже подобрал кандидатом на своё место не из КГБ. А Путин имел такое же отношение к руководству КГБ, как и консульский работник к внешней политике. Да и выдвинул Путина не Андропов, а вначале Собчак, а потом и Ельцин.
А Андропов очень вовремя заболел и умер как раз тогда, когда он направил КГБ на борьбу с партноменклатурой под видом борьбы с коррупцией.
Резюмирую: самой мощной спецслужбой в СССР был ЦК КПСС. Самой мощной, самой всепроникающей и всеподавляющей. И не было у него конкурентов и соперников. Что касается КГБ, то оно сверху до низу было пронизано ставленниками и агентами ЦК, полностью контролировалось и не имело самостоятельности.
Меня всегда интересовало, куда же делись все эти спецы из партийных органов после перестройки? Ну, старики из Политбюро на пенсии, или с Зюгановым маразматируют. А вот молодёжь то куда делась? Там её много было…
Часть, несомненно, ушла в бизнес. Часть в административные органы. Часть в политику. (Какая партия, по вашему мнению, больше похож на КПСС? Единая Россия или КПРФ? Вопрос риторический. Можно не отвечать) Часть из них ушла на преподавание, в политологи и спичрайтеры. Часть на идеологию: в РПЦ. И даже сделали там карьеру. А вот остальные? С очень специфическими навыками? Неужто в ларьках сникерсами торгуют? Или в пролетарии подались? Как то не верится. И куда делась их номенклатурная спайка? Самое ценное, что у них было? Неужели всё порастеряли? И кто же так смачно и технично опустил и продолжает опускать олигархов, при всем их еврейском чувстве интеллектуального превосходства над тупыми туземцами и мировой еврейской солидарностью? И при всех их громадных капиталах, которые они хапнули в период драки за власть между туземцами?
Неужели всё это проделки кровавой гэбни? А если не кровавой гэбни, то чьи? Может, помысел божий? Но и у помысла божьего всегда должны быть земные исполнители.
Но наши интеллигенты в мудрость партии не верят. Они столько лет внушали себе и народу веру в её беспредельную глупость, что теперь только и остаётся верить в кровавую гэбню. А во что же ещё верить всем тем, кто не верит в жидомасонов и существование дьявола?"
16.03.2012 el-murid.livejournal.com/497540.html "Недавняя история с массовым убийством в Афганистане мирных жителей неадекватным сержантом армии США (а сейчас выясняется, что в забаве принимало участие вообще около 20 человек) характерна своей обыденностью.
Наёмная армия во все времена была источником головной боли. Просто потому, что отбор и комплектование такой армии всегда основаны на повышенной агрессии и низкой социальной мотивации желающих в ней служить. Если для сословной или призывной армии крайне важным фактором была заинтересованность государства в моральном облике военнослужащего, то принцип наёмной армии иной. Государство платит за услугу - наёмник должен выполнять приказы и осуществлять от имени нанимателя акт насилия над противником. Моральный облик, принципы и последующая судьба наёмника в условия контракта не входят.
Иначе говоря - призывная служба подразумевает, что каждый гражданин обязан отслужить и вернуться к мирной жизни. В этом случае государство кровно заинтересовано в нормальной интеграции бывших солдат в гражданское общество. Миллионы людей, прошедших армию и знающих, с какой стороны у автомата приклад, без контроля над ними и их моральным обликом автоматически превратятся в проблему госмасштаба. Поэтому в призывной армии всегда непропорционально большое количество служб, отвечающих за снижение агрессии и канализацию её в строго отведенном направлении.
С наемником ситуация иная - в наём идут изначально крайне агрессивные члены общества. Система отбора заточена именно на сепарирование агрессии - и эта агрессия даже поощряется. И здесь как раз и кроется "родовая" травма любой наёмной армии.
Отклонение от нормы - девиация - всегда опасно. Бешеный агрессор точно так же опасен, как и нытик в чёрной меланхолии - своей непредсказуемостью. Беда в том, что наёмная армия имеет дело именно с агрессивными особями - в то время, как через призывную проходят все - и с отклонениями, и нормальные. Уже поэтому девианты в призывной армии находятся примерно в том же соотношении, что и в нормальной гражданской жизни.
Именно поэтому то, что в боевой обстановке является плюсом, в более-менее спокойной приводит к периодическим катастрофам - попробуй проконтролируй обожравшегося мухоморами берсерка. А когда таких - почти вся армия, эксцессы неизбежны. Армия должна либо воевать постоянно, либо сидеть за забором и не высовываться. Вот американская армия и вынуждена постоянно воевать - с таким контингентом мирная жизнь становится опасной. И выбор прост - если нет противника, то наёмники будут убивать либо друг друга, либо находящихся вблизи гражданских. Тем более, что гражданские афганцы в представлении американцев мало чем отличаются от врагов, а те для них изначально ничем не лучше животных.
Именно поэтому ничего необычного в случае в Афганистане не произошло - наоборот, оттуда постоянно идут такого рода сообщения. Недавно, к примеру, на слуху была история с морпехами, мочившимися на трупы убитых ими афганцев. То всплывают истории с отрезанными ушами, то появляются ролики со сценами убийств и глумления - просто в век открытого доступа к информации такие случаи скрывать всегда сложнее, только и всего."
16.03.2012 ir-ingr.livejournal.com/1090002.html "Сумрак информации. В России эта новость не наделала особого шума среди "патриотов" типажа "а у них негров линчуют", в США начали немного бузить, но потом расстрел и поджог мирных жителей в деревне мстящим американским подразделением (козлом отпущения сделали одного) в Афганистане отодвинули новость на второй план.
Речь идет о том, что публично вскрылось, что официальные ВВС Афганистана активно годами перевозят на деньги Коалиции наркотики, оружие и мешки нала.
Бучу поднял американский подполковник, военный советник при ВВС Афганистана. Он вдруг неожиданно узрел, что афганские вертолеты тратят слишком много топлива, летают по ночам, совершают массу неучтенных рейсов. По официальной версии, его сильно взволновало, что деньги американских налогоплательщиков идут на такие мутные дела. К мутным делам оказались замешаны и американцы при ВВС. Идет расследование.
В качестве спекуляции можно предположить, что наш герой-подполковник не был кристально чистым патриотом бюджета США, а просто не договорился с правильными пацанами в теме и пошел в открытую. Кристально чистых военных советников я что-то не видел ещё в жизни. В апреле 2011 года полковник афганских ВВС Ахмад Голь расстрелял девятерых американцев на территории военной базы у кабульского аэропорта. Там тоже парни, скорее всего, не договорились.
Это я к чему такое долгое вступление печатаю? Это такой пример просто вдруг мне сейчас пришел на ум. Годами работает схема и вдруг она неприятно валится, потому что кто-то открыл рот. Если бы не рот, то никто никогда и не узнал бы, что схема вообще существует. Ни журналисты, ни публика, ни блогеры, ни семьи. Огромный сложившийся Мир транзита, распределения, дохода, смертей, предательств, грязи и героизма. Целая планета своей особой жизни. Неизвестная никому на стороне.
И таких самых разнообразных схем и видов жизни в мире - сотни тысяч. Разного уровня, масштаба, доходности, влияния и т.п. Контрабанда, подкуп, политика, удовольствия, деньги и деньги, развалы стран и катастрофы. Мир по ним и работает. Без всякой конспирологии и масонских лож. Просто молча. По мотивации.
Публика привыкла думать, что в силу вездесущности коммуникаций, глобализации, мобильности, пикселей и фотокамер в мобильных и дешевого доступа в сеть и инсайда, мы стали более информированы о мире.
Это миф.
Наверное, всё же такой краткий момент был в истории человечества. Раньше не надо было ничего особо скрывать, потому что никого особо и не было вокруг и никого ничего не волновало и никто не совал нос в чужие дела. Поэтому делали всё вполне открыто. Потом начался информационный гребаный мир. Парни обалдели немного от смены декораций, где-то просели, что-о вскрылось, но ребята сделали выводы и ушли в сумрак. Просто приняли минимальные меры и стали работать чуть-чуть тише.
С моей точки зрения и моего опыта, реально происходящие в мире процессы и события (не обязательно глобальные) ныне существующее информационное поле со всеми его и Викиликсами и супер-расследованиями и репортажами и свидетельствами миллионов дворников с мест и камерами и соц.сетями и Интернетом и прочими прибамбасами отражает не более чем процентов на 20-30.
То есть мир от прогресса информированности о происходящем вдруг резко ушел и рухнул в полную лажу. И чем больше у людей средств и возможностей фиксации информации и доставки её, тем больше публика отрывается от реальных событий и дел в мире. Парадокс.
Второй вывод, что все дела глобальной значимости всё равно из-за назойливости информационной жажды миллиардов двуногих теперь надо переносить туда, где война и где мало людей. То есть лучше всего решить настоящую планетарную проблему не в напичканных стукачами, сплетниками и технической прослушкой офисах, барах, мегаполисах, съездах и комиссиях, а где-нибудь в кишлаке под обстрелом.
Там теперь собираются сильные мира сего. Поэтому войны будет всё больше на планете. Нужны тихие места.
И, собственно, человечество в массе своей знает всё меньше о мире, в котором живет."
22.06.2012 http://yurizvezdniy.livejournal.com/10883.html "Письма на Родину. Сегодня, в праздничный день летнего солнцестояния, я предлагаю вашему вниманию отрывки из писем советских и немецких солдат и офицеров, ранее не публиковавшиеся в интернет. Благодаря одной моей знакомой, которая некоторое время назад перепечатала их собственноручно, разбирая исторические архивы, каждый из нас имеет возможность прикоснуться к сокровенной ментальной плоскости солдата Второй Мировой. Большинство писем с немецкой стороны, приведенных ниже, было изъято из подбитого Красной Армией транспортного самолета направлявшегося из окруженного Сталинграда на «большую землю».
Перевод с немецкого И. Щербаковой.
«Но что значит наша жизнь, Моника, в сравнении с миллионами лет звёздного неба? Сегодня прекрасная ночь, и прямо над моею головой Андромеда и Пегас, очень скоро я буду рядом с ними. Я доволен и спокоен, этим я обязан звёздам, и среди них ты для меня самая прекрасная. Звезды бессмертны, а человеческая жизнь песчинка во Вселенной. Конечно, мне бы хотелось ещё, ну, хоть лет 20 посчитать звёзды, только вряд ли это удастся».
«Я не могу отрицать и моей собственной вины в том, что происходит. Пусть её порция - один к семидесяти миллионам, доля хоть и маленькая, но она есть. Я вовсе не собираюсь прятаться от ответственности, единственное моё оправдание в том, что, отдавая свою жизнь, я эту вину искупаю. Хотя в вопросах чести не может быть торговли. Августа, ты сама почувствуешь тот час, когда тебе придется стать сильной. Не надо слишком страдать и горевать, когда меня не будет. Во мне нет страха, только сожаление о том, что доказать своё мужество я могу лишь гибелью за это бессмысленное, что бы не сказать преступное, дело. Помнишь, как говорил Х.: признать вину - значит искупить её. Постарайся не слишком быстро забыть меня».
«Ну вот, теперь ты знаешь, что я не вернусь. Пожалуйста, сообщи об этом нашим родителям как можно осторожнее. Я в тяжелом смятении. Прежде я верил, и поэтому был сильным, а теперь я ни во что не верю и очень слаб. Я многого не знаю из того, что здесь происходит, но и то малое, в чем я должен участвовать, - это уже так много, что мне не справиться. Нет, меня никто не убедит, что здесь погибают со словами «Германия» или «Хайль Гитлер». Да, здесь умирают, этого никто не станет отрицать, но свои последние слова умирающие обращают к матери или к тому, кого любят больше всего, или это просто крик о помощи. Я видел сотни умирающих, многие из них, как я, состояли в гитлерюгенд, но, если они еще могли кричать, это были крики о помощи, или они звали кого-то, кто не мог им помочь».
«Мне маленько не повезло, ранен я в ногу. Только что врач сделал мне операцию. А ты, мама, братишка Коля, - работайте так, что бы танки в цехах не застаивались, они нам в бою нужны».
«Оглядываясь сейчас еще раз на свою жизнь, я не могу не благодарить судьбу. Все было прекрасно, просто замечательно. Это было восхождение вверх по лестнице, и последняя ступенька в конце тоже прекрасна, я даже мог бы назвать это гармоничным завершением. Ты должна сказать родителям, чтобы они не слишком горевали. Они должны вспоминать обо мне с веселым сердцем. Никаких нимбов, пожалуйста, я никогда не был ангелом! И не ангелом я бы хотел предстать перед Господом, а солдатом со свободной, гордой, рыцарской душой, настоящим хозяином. Смерти я не боюсь, моя вера дает прекрасную свободу духа. И за это я особенно благодарен судьбе».
«Если Бог есть… Там, на другой стороне это тоже повторяют многие, и, наверное, миллионы в Англии и Франции. Я не верю больше в доброту Бога, иначе он никогда не допустил бы такой несправедливости. Я больше не верю в это, ибо Бог прояснил бы головы людей, которые начали эту войну, а сами на трех языках твердили о мире. Я больше не верю в Бога, он предал нас, и теперь сама смотри, как тебе быть с твоей верой».
«Говорить в Сталинграде о Боге - значит отрицать его существование. Я должен сказать тебе об этом, дорогой отец, и поэтому мне вдвойне тяжело. Ты меня воспитал, отец, потому что матери не было, и всегда заставлял обращать мои глаза и душу к Богу».
«Вчера Сергею немецкий снайпер попал разрывной пулей в живот. Он медленно умирал у меня на руках. Перед смертью он выкурил папиросу, которую принёс ему капитан из штаба. Мы все сидели подле него. Когда началась агония, Сергей закричал: «Небо, - это я, я здесь»! С этими словами он умер».
«Я прощаюсь с тобой, потому что сегодня утром все решилось. Я вовсе не хочу в письме касаться военной ситуации - она целиком в руках у русских, вопрос лишь в том, сколько мы еще продержимся. Это может продолжаться еще несколько дней или всего несколько часов. Я оглядываюсь на нашу с тобой жизнь. Мы уважали друг друга, любили, и вот уже два года в разлуке. Это хорошо, что нас разделило время, - оно усиливало напряженность ожидания, но и увеличивало отчуждение. Время должно залечить боль от моего невозвращения».
«…Весь этот ужас продолжается здесь уже одиннадцать дней. И сегодня я наконец могу отправить тебе весточку. Надеюсь, ты получила все остальное. Мне тут пришлось пережить многое, но жизнь - такая прекрасная штука, что надо выстоять и спокойно пережить эти дни. Нас уже полностью вытеснили в город. Этот проклятый город… уж скорее бы конец! И я уже писал тебе: хоть бы еще разок пройтись по нашей улице… Прощай! »
«Я решил, что в следующем году мы с тобой как следует отпразднуем Рождество и я сделаю тебе очень хороший подарок. Не моя вина, что я не могу тебе сделать его в этом году. Вокруг нас русские, и нам не выбраться отсюда до тех пор, пока Гитлер нас не вызволит. Но ты об этом никому не должна рассказывать. Это военная тайна».
«Поэтому и ты, дорогая Мария, не должна сердится на меня за то, что я не приеду в отпуск. Я очень часто думаю о доме и о нашей маленькой Луизе. Смеется ли она уже? Красивая ли у вас в этом году елочка? У нас тоже будет елочка, если не расквартируют в новом месте. О том, что с нами тут происходит, я много писать не хочу, иначе ты будешь плакать. Посылаю тебе фото, я на нем с бородой - это меня три месяца назад щелкнул один приятель в Харькове. Тут разное говорят, и я не знаю, что и думать. Иногда меня охватывает страх, что мы с тобой больше никогда не увидимся. Хайнер из Крефельда сказал мне, что мужчина не должен писать так - нагонять страх на близких. Но что поделаешь, если это правда!»
«Здесь вместе со мной в палатке больше восьмидесяти человек, а снаружи ещё бесчисленное количество раненых. До нас доносятся их крики и стоны, но никто не может им помочь. Рядом со мной лежит унтер-офицер из Бромберга, он ранен тяжело - в живот. Старший врач сказал ему, что он скоро поедет домой, но я слышал, как говорил санитару: «Он дотянет только до вечера, пусть пока здесь останется». Наш старший врач - добрый человек. А с другой стороны лежит один земляк из Бреслау, у которого нет руки и носа, он сказал мне, что ему теперь носовой платок больше не понадобится. «Ну а если заплачешь?» - спросил я, но он мне ответил, что нам тут всем, и мне, и ему, больше плакать не придется, о нас скоро другие заплачут».
«Так что же Вы напишите в шестой графе Вашей почтовой книги? Только ради бога не пишите: «Погиб за великую Германию» или что-нибудь в этом роде, потому что это неправда. Напишите лучше: «За Ханну тогда-то и тогда-то». Надеюсь, что мой тон не покажется Вам легкомысленным. Я уже писал о других Ваших друзьях по переписке. Из них Вы скоро тоже некоторых недосчитаетесь. Только обстоятельства будут иными. Они просто перестанут вам писать. А я сообщаю заранее. Фрейлейн Ханна, считайте, что это моё последнее письмо. Будьте счастливы, а наша надежда на встречу погибнет в этой бессмысленной бойне. Пусть у Вас всё будет хорошо. На прощание я от всего сердца благодарю Вас за то время, которым Вы для меня пожертвовали. Сначала я хотел написать: «Зря на меня потратили», но потом подумал, что это была не пустая трата, потому что Ваши письма были для меня большой радостью».
«Я хотел стать теологом, отец собирался построить дом, а Герман - соорудить фонтан. Из всего этого ничего не вышло. Ты ведь знаешь, как всё теперь выглядит у нас дома, - в точности так же, как здесь у нас. Нет, ничего не вышло из того, что мы рисовали в своих мечтах. Родители погребены под развалинами их дома, а мы, как это ни тяжело звучит, с несколькими сотнями других солдат в оврагах в южной части котла. Очень скоро все эти овраги будут засыпаны снегом».
«…Если вдуматься, я только здесь начал по-настоящему размышлять над окружающим, но без позитивного результата. Почаще надо было бы обо всём думать, но для этого требуется время. Правда, у меня никогда не было столько времени для размышлений, как во время войны, и особенно здесь, в Сталинграде. Несколько дней назад у меня был длинный разговор со священником, но мы никак не могли договориться, потому что страдания казались мне большими, чем возможность утешения. Священник придерживался мнения, что мы тут добрались до той точки, где должна кончиться философия и начаться религия. Прав из нас, конечно, только один, но я спрашиваю себя: в том ли сейчас дело, кто из нас прав? Я часами сижу в бункере и всё думаю, думаю».
«Тёмные ночи на Востоке стали гораздо темнее, чем я когда-то мог себе представить. В такие ночи очень часто вслушиваешься в глубинный смысл жизни, задаешься вопросом и порой получаешь ответы. Теперь нас разделяют пространство и время, и я собираюсь переступить ту черту, которая навсегда отделит нас от нашего маленького мира и уведет в большой, опасный, уничтожающий нас. Если бы я благополучно пережил дни войны, то только тогда я, наверное, бы понял, что значит быть мужчиной и женщиной в самом верном и глубоком смысле. И все же я и сегодня знаю это, потому что эти мои последние строки обращены к тебе».
«Во вторник я на своей машине подбил две «тридцатьчетвертки». Любопытство привело их за наш передний край. Это было великолепное зрелище. Потом я проехал мимо дымящегося железа. Из люка висело тело, головой вниз, ноги заклинило и они горели. Но тело жило, доносились стоны. Вероятно, боли были чудовищные. И не было никакой возможности его освободить. А даже если бы такая возможность была, от все равно через несколько часов умер бы в страшных мучениях. Я застрелил его, и при этом по щекам у меня текли слезы. И вот уже три ночи подряд я плачу над погибшим русским танкистом, которого я убил».
«Год назад Вы написали неизвестному Вам человеку, который был одинок в этом мире. Этим человеком оказался я. В длинные зимние ночи я прислушиваюсь к биению сердца, которое слышалось в этом письме. К биению сердца людей и животных, к шороху растений, грохоту лавин и дыханию теплого ветра. Вы всегда писали, что неизвестный солдат должен черпать из Ваших писем бодрость, силу, веру и мужество. Сегодня я хочу Вам сказать, что так оно и было: Ваши строки внушали мне бодрость, силу и мужество. Но теперь вера в правое дело мертва. Она погибла. Погибла, как в ближайшие тридцать дней погибнут сотни тысяч, и я в том числе».
«Пока есть берега, всегда будут существовать мосты, и мы должны иметь мужество ступить на эти мосты. Один такой мост ведет к тебе, другой в вечность, и это для меня в конечном итоге одно и то же.
На этот последний мост я вступаю завтра, это литературное выражение должно означать смерть, но ты знаешь, что я люблю называть вещи описательно, просто из любви к слову и звуку. Протяни мне свою руку, чтобы дорога не была так трудна. Это письмо я посылаю Вам сегодня по двум причинам. Во-первых, неизвестный солдат, к которому Вы когда-то обратились, должен, как это принято у военных, доложить о своём отбытии, что я и делаю. Во-вторых, предполагаю, что Вы теперь обратитесь к какому-нибудь другому неизвестному солдату, что бы из Ваших писем он черпал силу и мужество. И веру».
«Под конец о личном. Ты можешь быть уверен в том, что все, вплоть до самого конца, будет так как надо. Конечно, немного рановато в тридцать, но что поделаешь. Не надо сантиментов. Пожми за меня руки Лидии и Елене. Поцелуй маму (поаккуратнее, старый вояка, думай о ее сердце). Поцелуй Герду. И привет всем остальным. Руку к каске, отец, старший лейтенант докладывает тебе о своем отбытии»."
29.07.2011 http://topwar.ru/5854-kak-ya-tebe-skazal-tak-ono-i-bylo-ne-ver-nikomu.html "И.Боброва “Как я тебе сказал, так оно и было. Не верь никому!” Слова полковника Юрия Дмитриевича Буданова сокамернику Олегу Марголину. Сокамерник Буданова рассказал “МК”, почему полковник убил Эльзу Кунгаеву
- Мне необходимо с вами встретиться, - в телефонной трубке раздался мужской голос. - Полковник Буданов был для меня близким человек. И я знаю, почему он убил Кунгаеву.
- Убил и изнасиловал, вы хотели сказать? - поправила я.
- Насилия не было... Впрочем, приезжайте в Ростов, обо всем поговорим...
Мелькнула мысль - очередной знакомый Буданова, который пытается выгородить полковника. Но внутренняя интуиция подсказывала - этот человек может знать действительно много.
В аэропорту Ростова-на-Дону меня встретил приятный мужчина на шикарном “Мерседесе”.
- Меня зовут Олег Марголин, бывший миллионер, бизнесмен, сокамерник Буданова, - представился собеседник. - Я не собираюсь делать никаких выводов, просто хочу рассказать вам историю, которую я не успел донести до детей Дмитрича. А он так просил...
На интервью у нас было отведено три часа. Олег положил перед собой часы и начал:
- 10 июня я потерял настоящего друга, каких встретишь редко...
Двенадцать лет назад ростовчанина Олега Марголина судили за мошенничество в особо крупных размерах. Впрочем, в конце 90-х годов чуть ли не каждый второй предприниматель попадал под эту статью. За решеткой оказывались далеко не все.
Дело Олега Марголина поместилось в 39 томах. Судья оглашал приговор три дня. Обвиняемому дали 8 лет. Отсидел бизнесмен 4 года.
Обиды, воспоминания о том времени - все в прошлом. В память Олега надолго врезался лишь один эпизод тюремной жизни - встреча с опальным полковником Юрием Будановым.
- Мое дело было на контроле Генпрокуратуры, - начал беседу Марголин. - В Ростов меня перевели из Бутырской тюрьмы в мае 2000 года. У администрации следственного изолятора сразу возникла дилемма - с кем меня посадить, чтобы обошлось без последствий. “Не знаем, что с тобой делать, - пожимали плечами сотрудники изолятора. - Из Москвы поступило указание - оберегать тебя, не дай бог, что случится. Прямо второй Буданов...”. И тут их будто осенило: “Слушай, зачем мы будем тебе отдельную камеру искать? Пойдешь к Буданову? У него коммерческая хата с привилегиями, даже телевизор есть”. Я махнул рукой: “Ну, раз телевизор есть, тогда сомнений быть не может - с Будановым, так с Будановым”.
- Вы хорошо помните первую встречу с экс-полковником?
- Был поздний вечер, часов 11, когда меня завели в огромную камеру. Помимо Буданова там еще находился молодой десантник - по чеченским делам сидел. Я поздоровался. Вещи кинул в уголок. В центре стоял стол - на тюремном жаргоне его называли “дубок”. Присел на краешек кушетки к столу, ждал, когда сидельцы укажут мне мою койку. “Юноша, а ты что сел за стол? Мы стол не накрывали еще”, - съязвил Буданов. Я усмехнулся: “Негостеприимно как-то встречаете”. Полковник поднялся с кровати: “Я - Буданов! Слышал про такого?”. “Телевизор смотрел, прессу пролистывал”, - не растерялся я. “Так ты из такого места приехал, где телевизоры есть? Здесь ведь только у меня такая роскошь, - хвастанул Дмитрич и протянул руку. - Буданов - убийца, насильник, полковник. Похож?”. - “Время покажет, разберемся...”. В тот день мы проговорили с ним до 4 утра.
“Норма полковника - 330 граммов”- Судя по всему, вы сидели в какой-то особенной камере?
- В СИЗО было два корпуса - старый и новый. Наша с Будановым, негласно называемая “коммерческая”, камера находилась в новом корпусе, рядом с больницей и женским отделением. Сидели мы по-барски: еда, выпивка - все было. К нам даже приходили советоваться из администрации СИЗО - просили нашего согласия на подселение нового человека. Так с нами оказался молодой гаишник, который попался на взятке. Буданов тогда поинтересовался у меня: “Ну что, Олег, возьмем на воспитание сынка?”.
- Раз алкоголь был, значит, часто выпивали?
- Первый раз Буданов предложил мне выпить 9 мая. “А есть что?” - удивился я. “Да все есть!” - улыбнулся полковник и что-то шепнул конвоирам. Через несколько минут перед нами стояла бутылка водки. Буданов часто шутил по этому поводу: “У нас с тобой свой офис, вернее, гостиница улучшенного типа с личной охраной. Так что это не мы сидим - это они сидят”, - кивал в сторону работников СИЗО. Хранить алкоголь в камере было запрещено. Поэтому, если нам выдавали бутылку, нужно было прикончить ее за день. У Буданова была строгая доза - 300-330 граммов. Так и говорил: “Мы должны выпить по 300 грамм - не больше. Эта доза меня расслабляет, но я не теряю контроль и полностью адекватен”. Водку мы разливали в кружки. Чокались, поднимали тосты - за железо, за танки. Оставшийся алкоголь - будь то 100 граммов или больше - мы отдавали солдатику, который сидел с нами. Кстати, Буданов рассказывал, что на войне он тоже потреблял не больше 330 граммов. Воевать на трезвую голову в Чечне было невозможно. Правда, замечу, накануне судебных заседаний мы не позволяли себе и грамма - на суд всегда приходили с ясной головой.
- Еду вам тоже доставляли не из общего тюремного “меню”?
- Из тех блюд, которые предлагали в СИЗО, мы брали только хлеб. Продукты, чай, кофе - все у нас было. Дело в том, что питанием в СИЗО занимался прикомандированный сюда Иван Федоров. Тот самый начальник штаба, который тоже проходил по будановскому делу, - ему дали условно, потом амнистировали. Так Федоров почти каждый день ходил на базар, покупал нам продукты. Также ростовские казаки носили Буданову передачки. Наша камера была завалена сумками с огурцами, помидорами, колбасой. Не камера, а продовольственный магазин! Жаль, холодильника не было. Съесть все мы не могли, поэтому оставшиеся продукты раздавали. Молоко уходило беременным женщинам, которые содержались этажом выше. Пакеты сахара отдавали мужикам в соседние камеры. Дежурные сержанты беспрекословно выполняли наши команды. Я когда на суды выезжал и осужденные узнавали, в какой камере я сижу, не скрывали зависть: “Да ты с Будановым? Вот повезло! Там еда есть”."
продолжение на
след. стр. ССВ 2.3.(90) dar-aya.livejournal.com/124772.html
содержание п.2 оглавления журнала dar-aya.livejournal.com/5085.html
оглавление журнала dar-aya.livejournal.com/71582.html
2. Гражданская позиция, национальная идея
2.3. Воевавшие о войне и армии
*
предыд. стр. ССВ 2.3.(56) dar-aya.livejournal.com/66645.html
*
(продолжение) 04.03.2012 bulochnikov.livejournal.com/642288.html "Про всевластие кровавой гебни. В частности, именно разведовательно - диверсионная группа Московского Военного округа уничтожила Берию. Они скрытно сосредоточились вокруг его особняка, сняли охрану, проникли в дом и прирезали Берию прямо в постели. А потом вынесли тело на носилках. Потом, на суде перед прессой каялся и признавался в своём шпионстве его двойник. Именно этим и объясняется то, с какой лёгкостью Маленков и другие друзья Берии отреклись от него. Мёртвый, зачем он им нужен? Так что Хрущёв всё наврал про обстоятельства ареста Берии. А может, и разыграл спектакль для несведущих с помощью артиста-двойника. И армия же, по приказу партии, тогда же блокировала дивизию НКВД имени Дзержинского в городе Балашиха под Москвой. Полковник, командир танковой дивизии, рассказывал в своих мемуарах, как он вёл переговоры с комдивом дивизии им. Дзержинского. Просто сказал: "Если сейчас не угомонишься, разверну танки и проутюжу твою дивизию!" Тот продолжал кричать и угрожать, но так и не отдал приказ о выдвижении дивизии с мест дислокации в сторону Кремля.
И в наши дни, когда дерибанили имущество Западной группы войск в ГДР, всех гебистов армия посадила под домашний арест. Чтобы не мешали. За что ФСБшники на армейских сильно обиделись. Но тогда ничего сделать не могли. Хотя позже и до сих пор гадили и гадят армейским при случае.
Партия всегда руководила, ставя в разное время на разных лошадок. И стравливая силовые и прочие структуры одна с другой. Читал я, что в КГБ и ГРУ были инструкции, что при контакте сотрудника с сотрудником конкурирующего ведомства, ему необходимо с суточный срок доложить по инстанции об этом факте и прервать контакт до особого распоряжения. Хоть даже это был друг детства, приехавший в гости из провинции. Это было сделано, чтобы не дай бог, силовики разных структур не сговорились на низовом уровне между собой.
Но наши интеллигенты историю тоже малость читали! "А вот Андропов! А вот Путин! Из кого они вышли?" - вопрошают они. Ну, Андропов как раз и вышел из ЦК КПСС. Секретарём которого он и был до назначения на руководство КГБ. И Горбачёва он тоже подобрал кандидатом на своё место не из КГБ. А Путин имел такое же отношение к руководству КГБ, как и консульский работник к внешней политике. Да и выдвинул Путина не Андропов, а вначале Собчак, а потом и Ельцин.
А Андропов очень вовремя заболел и умер как раз тогда, когда он направил КГБ на борьбу с партноменклатурой под видом борьбы с коррупцией.
Резюмирую: самой мощной спецслужбой в СССР был ЦК КПСС. Самой мощной, самой всепроникающей и всеподавляющей. И не было у него конкурентов и соперников. Что касается КГБ, то оно сверху до низу было пронизано ставленниками и агентами ЦК, полностью контролировалось и не имело самостоятельности.
Меня всегда интересовало, куда же делись все эти спецы из партийных органов после перестройки? Ну, старики из Политбюро на пенсии, или с Зюгановым маразматируют. А вот молодёжь то куда делась? Там её много было…
Часть, несомненно, ушла в бизнес. Часть в административные органы. Часть в политику. (Какая партия, по вашему мнению, больше похож на КПСС? Единая Россия или КПРФ? Вопрос риторический. Можно не отвечать) Часть из них ушла на преподавание, в политологи и спичрайтеры. Часть на идеологию: в РПЦ. И даже сделали там карьеру. А вот остальные? С очень специфическими навыками? Неужто в ларьках сникерсами торгуют? Или в пролетарии подались? Как то не верится. И куда делась их номенклатурная спайка? Самое ценное, что у них было? Неужели всё порастеряли? И кто же так смачно и технично опустил и продолжает опускать олигархов, при всем их еврейском чувстве интеллектуального превосходства над тупыми туземцами и мировой еврейской солидарностью? И при всех их громадных капиталах, которые они хапнули в период драки за власть между туземцами?
Неужели всё это проделки кровавой гэбни? А если не кровавой гэбни, то чьи? Может, помысел божий? Но и у помысла божьего всегда должны быть земные исполнители.
Но наши интеллигенты в мудрость партии не верят. Они столько лет внушали себе и народу веру в её беспредельную глупость, что теперь только и остаётся верить в кровавую гэбню. А во что же ещё верить всем тем, кто не верит в жидомасонов и существование дьявола?"
16.03.2012 el-murid.livejournal.com/497540.html "Недавняя история с массовым убийством в Афганистане мирных жителей неадекватным сержантом армии США (а сейчас выясняется, что в забаве принимало участие вообще около 20 человек) характерна своей обыденностью.
Наёмная армия во все времена была источником головной боли. Просто потому, что отбор и комплектование такой армии всегда основаны на повышенной агрессии и низкой социальной мотивации желающих в ней служить. Если для сословной или призывной армии крайне важным фактором была заинтересованность государства в моральном облике военнослужащего, то принцип наёмной армии иной. Государство платит за услугу - наёмник должен выполнять приказы и осуществлять от имени нанимателя акт насилия над противником. Моральный облик, принципы и последующая судьба наёмника в условия контракта не входят.
Иначе говоря - призывная служба подразумевает, что каждый гражданин обязан отслужить и вернуться к мирной жизни. В этом случае государство кровно заинтересовано в нормальной интеграции бывших солдат в гражданское общество. Миллионы людей, прошедших армию и знающих, с какой стороны у автомата приклад, без контроля над ними и их моральным обликом автоматически превратятся в проблему госмасштаба. Поэтому в призывной армии всегда непропорционально большое количество служб, отвечающих за снижение агрессии и канализацию её в строго отведенном направлении.
С наемником ситуация иная - в наём идут изначально крайне агрессивные члены общества. Система отбора заточена именно на сепарирование агрессии - и эта агрессия даже поощряется. И здесь как раз и кроется "родовая" травма любой наёмной армии.
Отклонение от нормы - девиация - всегда опасно. Бешеный агрессор точно так же опасен, как и нытик в чёрной меланхолии - своей непредсказуемостью. Беда в том, что наёмная армия имеет дело именно с агрессивными особями - в то время, как через призывную проходят все - и с отклонениями, и нормальные. Уже поэтому девианты в призывной армии находятся примерно в том же соотношении, что и в нормальной гражданской жизни.
Именно поэтому то, что в боевой обстановке является плюсом, в более-менее спокойной приводит к периодическим катастрофам - попробуй проконтролируй обожравшегося мухоморами берсерка. А когда таких - почти вся армия, эксцессы неизбежны. Армия должна либо воевать постоянно, либо сидеть за забором и не высовываться. Вот американская армия и вынуждена постоянно воевать - с таким контингентом мирная жизнь становится опасной. И выбор прост - если нет противника, то наёмники будут убивать либо друг друга, либо находящихся вблизи гражданских. Тем более, что гражданские афганцы в представлении американцев мало чем отличаются от врагов, а те для них изначально ничем не лучше животных.
Именно поэтому ничего необычного в случае в Афганистане не произошло - наоборот, оттуда постоянно идут такого рода сообщения. Недавно, к примеру, на слуху была история с морпехами, мочившимися на трупы убитых ими афганцев. То всплывают истории с отрезанными ушами, то появляются ролики со сценами убийств и глумления - просто в век открытого доступа к информации такие случаи скрывать всегда сложнее, только и всего."
16.03.2012 ir-ingr.livejournal.com/1090002.html "Сумрак информации. В России эта новость не наделала особого шума среди "патриотов" типажа "а у них негров линчуют", в США начали немного бузить, но потом расстрел и поджог мирных жителей в деревне мстящим американским подразделением (козлом отпущения сделали одного) в Афганистане отодвинули новость на второй план.
Речь идет о том, что публично вскрылось, что официальные ВВС Афганистана активно годами перевозят на деньги Коалиции наркотики, оружие и мешки нала.
Бучу поднял американский подполковник, военный советник при ВВС Афганистана. Он вдруг неожиданно узрел, что афганские вертолеты тратят слишком много топлива, летают по ночам, совершают массу неучтенных рейсов. По официальной версии, его сильно взволновало, что деньги американских налогоплательщиков идут на такие мутные дела. К мутным делам оказались замешаны и американцы при ВВС. Идет расследование.
В качестве спекуляции можно предположить, что наш герой-подполковник не был кристально чистым патриотом бюджета США, а просто не договорился с правильными пацанами в теме и пошел в открытую. Кристально чистых военных советников я что-то не видел ещё в жизни. В апреле 2011 года полковник афганских ВВС Ахмад Голь расстрелял девятерых американцев на территории военной базы у кабульского аэропорта. Там тоже парни, скорее всего, не договорились.
Это я к чему такое долгое вступление печатаю? Это такой пример просто вдруг мне сейчас пришел на ум. Годами работает схема и вдруг она неприятно валится, потому что кто-то открыл рот. Если бы не рот, то никто никогда и не узнал бы, что схема вообще существует. Ни журналисты, ни публика, ни блогеры, ни семьи. Огромный сложившийся Мир транзита, распределения, дохода, смертей, предательств, грязи и героизма. Целая планета своей особой жизни. Неизвестная никому на стороне.
И таких самых разнообразных схем и видов жизни в мире - сотни тысяч. Разного уровня, масштаба, доходности, влияния и т.п. Контрабанда, подкуп, политика, удовольствия, деньги и деньги, развалы стран и катастрофы. Мир по ним и работает. Без всякой конспирологии и масонских лож. Просто молча. По мотивации.
Публика привыкла думать, что в силу вездесущности коммуникаций, глобализации, мобильности, пикселей и фотокамер в мобильных и дешевого доступа в сеть и инсайда, мы стали более информированы о мире.
Это миф.
Наверное, всё же такой краткий момент был в истории человечества. Раньше не надо было ничего особо скрывать, потому что никого особо и не было вокруг и никого ничего не волновало и никто не совал нос в чужие дела. Поэтому делали всё вполне открыто. Потом начался информационный гребаный мир. Парни обалдели немного от смены декораций, где-то просели, что-о вскрылось, но ребята сделали выводы и ушли в сумрак. Просто приняли минимальные меры и стали работать чуть-чуть тише.
С моей точки зрения и моего опыта, реально происходящие в мире процессы и события (не обязательно глобальные) ныне существующее информационное поле со всеми его и Викиликсами и супер-расследованиями и репортажами и свидетельствами миллионов дворников с мест и камерами и соц.сетями и Интернетом и прочими прибамбасами отражает не более чем процентов на 20-30.
То есть мир от прогресса информированности о происходящем вдруг резко ушел и рухнул в полную лажу. И чем больше у людей средств и возможностей фиксации информации и доставки её, тем больше публика отрывается от реальных событий и дел в мире. Парадокс.
Второй вывод, что все дела глобальной значимости всё равно из-за назойливости информационной жажды миллиардов двуногих теперь надо переносить туда, где война и где мало людей. То есть лучше всего решить настоящую планетарную проблему не в напичканных стукачами, сплетниками и технической прослушкой офисах, барах, мегаполисах, съездах и комиссиях, а где-нибудь в кишлаке под обстрелом.
Там теперь собираются сильные мира сего. Поэтому войны будет всё больше на планете. Нужны тихие места.
И, собственно, человечество в массе своей знает всё меньше о мире, в котором живет."
22.06.2012 http://yurizvezdniy.livejournal.com/10883.html "Письма на Родину. Сегодня, в праздничный день летнего солнцестояния, я предлагаю вашему вниманию отрывки из писем советских и немецких солдат и офицеров, ранее не публиковавшиеся в интернет. Благодаря одной моей знакомой, которая некоторое время назад перепечатала их собственноручно, разбирая исторические архивы, каждый из нас имеет возможность прикоснуться к сокровенной ментальной плоскости солдата Второй Мировой. Большинство писем с немецкой стороны, приведенных ниже, было изъято из подбитого Красной Армией транспортного самолета направлявшегося из окруженного Сталинграда на «большую землю».
Перевод с немецкого И. Щербаковой.
«Но что значит наша жизнь, Моника, в сравнении с миллионами лет звёздного неба? Сегодня прекрасная ночь, и прямо над моею головой Андромеда и Пегас, очень скоро я буду рядом с ними. Я доволен и спокоен, этим я обязан звёздам, и среди них ты для меня самая прекрасная. Звезды бессмертны, а человеческая жизнь песчинка во Вселенной. Конечно, мне бы хотелось ещё, ну, хоть лет 20 посчитать звёзды, только вряд ли это удастся».
«Я не могу отрицать и моей собственной вины в том, что происходит. Пусть её порция - один к семидесяти миллионам, доля хоть и маленькая, но она есть. Я вовсе не собираюсь прятаться от ответственности, единственное моё оправдание в том, что, отдавая свою жизнь, я эту вину искупаю. Хотя в вопросах чести не может быть торговли. Августа, ты сама почувствуешь тот час, когда тебе придется стать сильной. Не надо слишком страдать и горевать, когда меня не будет. Во мне нет страха, только сожаление о том, что доказать своё мужество я могу лишь гибелью за это бессмысленное, что бы не сказать преступное, дело. Помнишь, как говорил Х.: признать вину - значит искупить её. Постарайся не слишком быстро забыть меня».
«Ну вот, теперь ты знаешь, что я не вернусь. Пожалуйста, сообщи об этом нашим родителям как можно осторожнее. Я в тяжелом смятении. Прежде я верил, и поэтому был сильным, а теперь я ни во что не верю и очень слаб. Я многого не знаю из того, что здесь происходит, но и то малое, в чем я должен участвовать, - это уже так много, что мне не справиться. Нет, меня никто не убедит, что здесь погибают со словами «Германия» или «Хайль Гитлер». Да, здесь умирают, этого никто не станет отрицать, но свои последние слова умирающие обращают к матери или к тому, кого любят больше всего, или это просто крик о помощи. Я видел сотни умирающих, многие из них, как я, состояли в гитлерюгенд, но, если они еще могли кричать, это были крики о помощи, или они звали кого-то, кто не мог им помочь».
«Мне маленько не повезло, ранен я в ногу. Только что врач сделал мне операцию. А ты, мама, братишка Коля, - работайте так, что бы танки в цехах не застаивались, они нам в бою нужны».
«Оглядываясь сейчас еще раз на свою жизнь, я не могу не благодарить судьбу. Все было прекрасно, просто замечательно. Это было восхождение вверх по лестнице, и последняя ступенька в конце тоже прекрасна, я даже мог бы назвать это гармоничным завершением. Ты должна сказать родителям, чтобы они не слишком горевали. Они должны вспоминать обо мне с веселым сердцем. Никаких нимбов, пожалуйста, я никогда не был ангелом! И не ангелом я бы хотел предстать перед Господом, а солдатом со свободной, гордой, рыцарской душой, настоящим хозяином. Смерти я не боюсь, моя вера дает прекрасную свободу духа. И за это я особенно благодарен судьбе».
«Если Бог есть… Там, на другой стороне это тоже повторяют многие, и, наверное, миллионы в Англии и Франции. Я не верю больше в доброту Бога, иначе он никогда не допустил бы такой несправедливости. Я больше не верю в это, ибо Бог прояснил бы головы людей, которые начали эту войну, а сами на трех языках твердили о мире. Я больше не верю в Бога, он предал нас, и теперь сама смотри, как тебе быть с твоей верой».
«Говорить в Сталинграде о Боге - значит отрицать его существование. Я должен сказать тебе об этом, дорогой отец, и поэтому мне вдвойне тяжело. Ты меня воспитал, отец, потому что матери не было, и всегда заставлял обращать мои глаза и душу к Богу».
«Вчера Сергею немецкий снайпер попал разрывной пулей в живот. Он медленно умирал у меня на руках. Перед смертью он выкурил папиросу, которую принёс ему капитан из штаба. Мы все сидели подле него. Когда началась агония, Сергей закричал: «Небо, - это я, я здесь»! С этими словами он умер».
«Я прощаюсь с тобой, потому что сегодня утром все решилось. Я вовсе не хочу в письме касаться военной ситуации - она целиком в руках у русских, вопрос лишь в том, сколько мы еще продержимся. Это может продолжаться еще несколько дней или всего несколько часов. Я оглядываюсь на нашу с тобой жизнь. Мы уважали друг друга, любили, и вот уже два года в разлуке. Это хорошо, что нас разделило время, - оно усиливало напряженность ожидания, но и увеличивало отчуждение. Время должно залечить боль от моего невозвращения».
«…Весь этот ужас продолжается здесь уже одиннадцать дней. И сегодня я наконец могу отправить тебе весточку. Надеюсь, ты получила все остальное. Мне тут пришлось пережить многое, но жизнь - такая прекрасная штука, что надо выстоять и спокойно пережить эти дни. Нас уже полностью вытеснили в город. Этот проклятый город… уж скорее бы конец! И я уже писал тебе: хоть бы еще разок пройтись по нашей улице… Прощай! »
«Я решил, что в следующем году мы с тобой как следует отпразднуем Рождество и я сделаю тебе очень хороший подарок. Не моя вина, что я не могу тебе сделать его в этом году. Вокруг нас русские, и нам не выбраться отсюда до тех пор, пока Гитлер нас не вызволит. Но ты об этом никому не должна рассказывать. Это военная тайна».
«Поэтому и ты, дорогая Мария, не должна сердится на меня за то, что я не приеду в отпуск. Я очень часто думаю о доме и о нашей маленькой Луизе. Смеется ли она уже? Красивая ли у вас в этом году елочка? У нас тоже будет елочка, если не расквартируют в новом месте. О том, что с нами тут происходит, я много писать не хочу, иначе ты будешь плакать. Посылаю тебе фото, я на нем с бородой - это меня три месяца назад щелкнул один приятель в Харькове. Тут разное говорят, и я не знаю, что и думать. Иногда меня охватывает страх, что мы с тобой больше никогда не увидимся. Хайнер из Крефельда сказал мне, что мужчина не должен писать так - нагонять страх на близких. Но что поделаешь, если это правда!»
«Здесь вместе со мной в палатке больше восьмидесяти человек, а снаружи ещё бесчисленное количество раненых. До нас доносятся их крики и стоны, но никто не может им помочь. Рядом со мной лежит унтер-офицер из Бромберга, он ранен тяжело - в живот. Старший врач сказал ему, что он скоро поедет домой, но я слышал, как говорил санитару: «Он дотянет только до вечера, пусть пока здесь останется». Наш старший врач - добрый человек. А с другой стороны лежит один земляк из Бреслау, у которого нет руки и носа, он сказал мне, что ему теперь носовой платок больше не понадобится. «Ну а если заплачешь?» - спросил я, но он мне ответил, что нам тут всем, и мне, и ему, больше плакать не придется, о нас скоро другие заплачут».
«Так что же Вы напишите в шестой графе Вашей почтовой книги? Только ради бога не пишите: «Погиб за великую Германию» или что-нибудь в этом роде, потому что это неправда. Напишите лучше: «За Ханну тогда-то и тогда-то». Надеюсь, что мой тон не покажется Вам легкомысленным. Я уже писал о других Ваших друзьях по переписке. Из них Вы скоро тоже некоторых недосчитаетесь. Только обстоятельства будут иными. Они просто перестанут вам писать. А я сообщаю заранее. Фрейлейн Ханна, считайте, что это моё последнее письмо. Будьте счастливы, а наша надежда на встречу погибнет в этой бессмысленной бойне. Пусть у Вас всё будет хорошо. На прощание я от всего сердца благодарю Вас за то время, которым Вы для меня пожертвовали. Сначала я хотел написать: «Зря на меня потратили», но потом подумал, что это была не пустая трата, потому что Ваши письма были для меня большой радостью».
«Я хотел стать теологом, отец собирался построить дом, а Герман - соорудить фонтан. Из всего этого ничего не вышло. Ты ведь знаешь, как всё теперь выглядит у нас дома, - в точности так же, как здесь у нас. Нет, ничего не вышло из того, что мы рисовали в своих мечтах. Родители погребены под развалинами их дома, а мы, как это ни тяжело звучит, с несколькими сотнями других солдат в оврагах в южной части котла. Очень скоро все эти овраги будут засыпаны снегом».
«…Если вдуматься, я только здесь начал по-настоящему размышлять над окружающим, но без позитивного результата. Почаще надо было бы обо всём думать, но для этого требуется время. Правда, у меня никогда не было столько времени для размышлений, как во время войны, и особенно здесь, в Сталинграде. Несколько дней назад у меня был длинный разговор со священником, но мы никак не могли договориться, потому что страдания казались мне большими, чем возможность утешения. Священник придерживался мнения, что мы тут добрались до той точки, где должна кончиться философия и начаться религия. Прав из нас, конечно, только один, но я спрашиваю себя: в том ли сейчас дело, кто из нас прав? Я часами сижу в бункере и всё думаю, думаю».
«Тёмные ночи на Востоке стали гораздо темнее, чем я когда-то мог себе представить. В такие ночи очень часто вслушиваешься в глубинный смысл жизни, задаешься вопросом и порой получаешь ответы. Теперь нас разделяют пространство и время, и я собираюсь переступить ту черту, которая навсегда отделит нас от нашего маленького мира и уведет в большой, опасный, уничтожающий нас. Если бы я благополучно пережил дни войны, то только тогда я, наверное, бы понял, что значит быть мужчиной и женщиной в самом верном и глубоком смысле. И все же я и сегодня знаю это, потому что эти мои последние строки обращены к тебе».
«Во вторник я на своей машине подбил две «тридцатьчетвертки». Любопытство привело их за наш передний край. Это было великолепное зрелище. Потом я проехал мимо дымящегося железа. Из люка висело тело, головой вниз, ноги заклинило и они горели. Но тело жило, доносились стоны. Вероятно, боли были чудовищные. И не было никакой возможности его освободить. А даже если бы такая возможность была, от все равно через несколько часов умер бы в страшных мучениях. Я застрелил его, и при этом по щекам у меня текли слезы. И вот уже три ночи подряд я плачу над погибшим русским танкистом, которого я убил».
«Год назад Вы написали неизвестному Вам человеку, который был одинок в этом мире. Этим человеком оказался я. В длинные зимние ночи я прислушиваюсь к биению сердца, которое слышалось в этом письме. К биению сердца людей и животных, к шороху растений, грохоту лавин и дыханию теплого ветра. Вы всегда писали, что неизвестный солдат должен черпать из Ваших писем бодрость, силу, веру и мужество. Сегодня я хочу Вам сказать, что так оно и было: Ваши строки внушали мне бодрость, силу и мужество. Но теперь вера в правое дело мертва. Она погибла. Погибла, как в ближайшие тридцать дней погибнут сотни тысяч, и я в том числе».
«Пока есть берега, всегда будут существовать мосты, и мы должны иметь мужество ступить на эти мосты. Один такой мост ведет к тебе, другой в вечность, и это для меня в конечном итоге одно и то же.
На этот последний мост я вступаю завтра, это литературное выражение должно означать смерть, но ты знаешь, что я люблю называть вещи описательно, просто из любви к слову и звуку. Протяни мне свою руку, чтобы дорога не была так трудна. Это письмо я посылаю Вам сегодня по двум причинам. Во-первых, неизвестный солдат, к которому Вы когда-то обратились, должен, как это принято у военных, доложить о своём отбытии, что я и делаю. Во-вторых, предполагаю, что Вы теперь обратитесь к какому-нибудь другому неизвестному солдату, что бы из Ваших писем он черпал силу и мужество. И веру».
«Под конец о личном. Ты можешь быть уверен в том, что все, вплоть до самого конца, будет так как надо. Конечно, немного рановато в тридцать, но что поделаешь. Не надо сантиментов. Пожми за меня руки Лидии и Елене. Поцелуй маму (поаккуратнее, старый вояка, думай о ее сердце). Поцелуй Герду. И привет всем остальным. Руку к каске, отец, старший лейтенант докладывает тебе о своем отбытии»."
29.07.2011 http://topwar.ru/5854-kak-ya-tebe-skazal-tak-ono-i-bylo-ne-ver-nikomu.html "И.Боброва “Как я тебе сказал, так оно и было. Не верь никому!” Слова полковника Юрия Дмитриевича Буданова сокамернику Олегу Марголину. Сокамерник Буданова рассказал “МК”, почему полковник убил Эльзу Кунгаеву
- Мне необходимо с вами встретиться, - в телефонной трубке раздался мужской голос. - Полковник Буданов был для меня близким человек. И я знаю, почему он убил Кунгаеву.
- Убил и изнасиловал, вы хотели сказать? - поправила я.
- Насилия не было... Впрочем, приезжайте в Ростов, обо всем поговорим...
Мелькнула мысль - очередной знакомый Буданова, который пытается выгородить полковника. Но внутренняя интуиция подсказывала - этот человек может знать действительно много.
В аэропорту Ростова-на-Дону меня встретил приятный мужчина на шикарном “Мерседесе”.
- Меня зовут Олег Марголин, бывший миллионер, бизнесмен, сокамерник Буданова, - представился собеседник. - Я не собираюсь делать никаких выводов, просто хочу рассказать вам историю, которую я не успел донести до детей Дмитрича. А он так просил...
На интервью у нас было отведено три часа. Олег положил перед собой часы и начал:
- 10 июня я потерял настоящего друга, каких встретишь редко...
Двенадцать лет назад ростовчанина Олега Марголина судили за мошенничество в особо крупных размерах. Впрочем, в конце 90-х годов чуть ли не каждый второй предприниматель попадал под эту статью. За решеткой оказывались далеко не все.
Дело Олега Марголина поместилось в 39 томах. Судья оглашал приговор три дня. Обвиняемому дали 8 лет. Отсидел бизнесмен 4 года.
Обиды, воспоминания о том времени - все в прошлом. В память Олега надолго врезался лишь один эпизод тюремной жизни - встреча с опальным полковником Юрием Будановым.
- Мое дело было на контроле Генпрокуратуры, - начал беседу Марголин. - В Ростов меня перевели из Бутырской тюрьмы в мае 2000 года. У администрации следственного изолятора сразу возникла дилемма - с кем меня посадить, чтобы обошлось без последствий. “Не знаем, что с тобой делать, - пожимали плечами сотрудники изолятора. - Из Москвы поступило указание - оберегать тебя, не дай бог, что случится. Прямо второй Буданов...”. И тут их будто осенило: “Слушай, зачем мы будем тебе отдельную камеру искать? Пойдешь к Буданову? У него коммерческая хата с привилегиями, даже телевизор есть”. Я махнул рукой: “Ну, раз телевизор есть, тогда сомнений быть не может - с Будановым, так с Будановым”.
- Вы хорошо помните первую встречу с экс-полковником?
- Был поздний вечер, часов 11, когда меня завели в огромную камеру. Помимо Буданова там еще находился молодой десантник - по чеченским делам сидел. Я поздоровался. Вещи кинул в уголок. В центре стоял стол - на тюремном жаргоне его называли “дубок”. Присел на краешек кушетки к столу, ждал, когда сидельцы укажут мне мою койку. “Юноша, а ты что сел за стол? Мы стол не накрывали еще”, - съязвил Буданов. Я усмехнулся: “Негостеприимно как-то встречаете”. Полковник поднялся с кровати: “Я - Буданов! Слышал про такого?”. “Телевизор смотрел, прессу пролистывал”, - не растерялся я. “Так ты из такого места приехал, где телевизоры есть? Здесь ведь только у меня такая роскошь, - хвастанул Дмитрич и протянул руку. - Буданов - убийца, насильник, полковник. Похож?”. - “Время покажет, разберемся...”. В тот день мы проговорили с ним до 4 утра.
“Норма полковника - 330 граммов”- Судя по всему, вы сидели в какой-то особенной камере?
- В СИЗО было два корпуса - старый и новый. Наша с Будановым, негласно называемая “коммерческая”, камера находилась в новом корпусе, рядом с больницей и женским отделением. Сидели мы по-барски: еда, выпивка - все было. К нам даже приходили советоваться из администрации СИЗО - просили нашего согласия на подселение нового человека. Так с нами оказался молодой гаишник, который попался на взятке. Буданов тогда поинтересовался у меня: “Ну что, Олег, возьмем на воспитание сынка?”.
- Раз алкоголь был, значит, часто выпивали?
- Первый раз Буданов предложил мне выпить 9 мая. “А есть что?” - удивился я. “Да все есть!” - улыбнулся полковник и что-то шепнул конвоирам. Через несколько минут перед нами стояла бутылка водки. Буданов часто шутил по этому поводу: “У нас с тобой свой офис, вернее, гостиница улучшенного типа с личной охраной. Так что это не мы сидим - это они сидят”, - кивал в сторону работников СИЗО. Хранить алкоголь в камере было запрещено. Поэтому, если нам выдавали бутылку, нужно было прикончить ее за день. У Буданова была строгая доза - 300-330 граммов. Так и говорил: “Мы должны выпить по 300 грамм - не больше. Эта доза меня расслабляет, но я не теряю контроль и полностью адекватен”. Водку мы разливали в кружки. Чокались, поднимали тосты - за железо, за танки. Оставшийся алкоголь - будь то 100 граммов или больше - мы отдавали солдатику, который сидел с нами. Кстати, Буданов рассказывал, что на войне он тоже потреблял не больше 330 граммов. Воевать на трезвую голову в Чечне было невозможно. Правда, замечу, накануне судебных заседаний мы не позволяли себе и грамма - на суд всегда приходили с ясной головой.
- Еду вам тоже доставляли не из общего тюремного “меню”?
- Из тех блюд, которые предлагали в СИЗО, мы брали только хлеб. Продукты, чай, кофе - все у нас было. Дело в том, что питанием в СИЗО занимался прикомандированный сюда Иван Федоров. Тот самый начальник штаба, который тоже проходил по будановскому делу, - ему дали условно, потом амнистировали. Так Федоров почти каждый день ходил на базар, покупал нам продукты. Также ростовские казаки носили Буданову передачки. Наша камера была завалена сумками с огурцами, помидорами, колбасой. Не камера, а продовольственный магазин! Жаль, холодильника не было. Съесть все мы не могли, поэтому оставшиеся продукты раздавали. Молоко уходило беременным женщинам, которые содержались этажом выше. Пакеты сахара отдавали мужикам в соседние камеры. Дежурные сержанты беспрекословно выполняли наши команды. Я когда на суды выезжал и осужденные узнавали, в какой камере я сижу, не скрывали зависть: “Да ты с Будановым? Вот повезло! Там еда есть”."
продолжение на
след. стр. ССВ 2.3.(90) dar-aya.livejournal.com/124772.html
содержание п.2 оглавления журнала dar-aya.livejournal.com/5085.html
оглавление журнала dar-aya.livejournal.com/71582.html