Командиры Красной армии - 7
СОДЕРЖАНИЕ
Начало
Предыдущая страница
Часть II. 20-е годы, становление.
Что досталось РККА к концу Гражданской войны. Неоднородность командного состава. Основные проблемы на пути создания «офицерского» корпуса новой армии. Сокращение армии и реформа Фрунзе.
К окончанию гражданской войны Красная армия насчитывала 5,3 млн. человек. Содержать такое количество людей с оружием, вырванных из народного хозяйства, разрушенной и голодной стране было просто не под силу, да и в общем-то - с окончанием боевых действий - незачем. Встал вопрос массовой демобилизации и сокращения армии и выбора пути дальнейшего развития вооруженных сил Республики. Напрямую эти вопросы касались и командного состава.
Выше мы уже видели, насколько неоднородную по многим показателям массу представлял из себя комсостав Красной армии гражданской войны. Очень четко ее охарактеризовал М.В.Фрунзе - его слова касались высшего комсостава, но в принципе могут быть отнесены и ко всем командирам РККА: «Одним из крупнейших недостатков нашей военной работы я считаю отсутствие у нас подготовленных, вполне владеющих своим предметом и в то же время тесно связанных с советской государственностью квалифицированных военных работников. Теперешний состав работников высшей военной квалификации представляет механическую совокупность лиц с высшим военным образованием частью из числа окончивших нашу Красную академию, а частью оставшихся в наследство от старой царской армии. И понятно, что будучи разношерстным по своему составу, взглядам, навыкам и традициям, идейным руководящим центром он быть не может»
.
Перед руководством РККА встали две по своей сути взаимоисключающие проблемы - в условиях сокращения и реформирования армии нужно было выравнивать общий уровень подготовки комсостава, в первую очередь военной, и при этом обеспечить его лояльность в сложных условиях двадцатых годов в стране, где только недавно закончилась гражданская война, разделившая ее на два лагеря{1}.
Перед проблемой выравнивания качественного уровня командного состава после войны стояли и другие армии, в частности Рейхсвер{2}. Тем не менее в Рейхсвере проблема не стояла столь остро, как в Красной армии - из-за меньшего по размерам офицерского корпуса и большего количества квалифицированных офицеров, более высокого образовательного уровня населения в целом и соответственно офицеров военного времени, отсутствия гражданской войны, лишившей Россию большого количества кадровых офицеров.
Казалось бы, для РККА наиболее простым путем сохранения - и улучшения - качества подготовки комсостава было сохранение максимального числа кадровых офицеров. Сохранение бывших офицеров было важно еще и по той причине, что для РККА очень острым был вопрос организации мирной работы вооруженных сил - Красная армия таких традиций не имела, все ее существование было связано только с войной, более того - с существованием в условиях тотальной войны. Подавляющая часть ее комсостава (офицеры военного времени и краскомы) не имели ни малейшего понятия об условиях и принципах организации службы, подготовки и обучения войск в мирное время. Но простота этого варианта лишь кажущаяся. Выше уже упоминалось, что бывших офицеров было относительно немного - 5-8 тысяч. Это были, как правило, старшие и высшие офицеры - при этом если в 5,3 миллионной армии количество должностей для них было достаточно большим, то при сокращении армии в 9-10 раз, а комсостава почти в 3 раза (со 130 тыс. до 45-48 тыс.){3} неизбежно должно было сократиться и количество подобных должностей. Кроме того, опять же, среди доставшихся Красной армии специалистов был высок удельный вес специалистов, занимавших административные и в лучшем случае штабные должности. Соответственно, стремление сохранить максимальное количество кадровых офицеров старой русской армии было чревато раздуванием бюрократического аппарата в вооруженных силах.
Но в большей степени руководство страны и армии волновал вопрос лояльности офицеров. Безусловно, очень большое количество офицеров служило новой власти верой и правдой{4}. Но в то же время еще не было забыто то, что значительная часть офицеров всячески уклонялась от службы в армии и попала в нее лишь по мобилизации, а, попав, пыталась остаться в тылу и центральном аппарате. Кроме того, в Красной армии на начало 20-х годов служило и 12 тысяч белых офицеров{5}. Возможно в не меньшей степени руководство страны было озабочено ярко выраженной аполитичностью командного состава из бывшего офицерства, за которой маячил призрак бонапартизма. Как отмечалось например в Докладе бюро ячеек Военной Академии от 18 февраля 1924 года, «благодаря переходу на мирное положение, чрезвычайно усилилось влияние центральных армейских аппаратов, личный состав которых является почти сплошь спецовским. Комсостав армии не спаян единством ее политических целей и задач. Классовая точка зрения красного комсостава упирается в «аполитичность» военспеца»{6}.
Еще одной новой проблемой, связанной с вопросом строительства вооруженных сил мирного времени, для Красной армии стал вопрос подготовки новых командных кадров. Этот вопрос был очень важным и с той точки зрения, поскольку представлял выход из указанной выше ситуации - постепенно подготовить в достаточной степени квалифицированный и при этом лояльный новой власти командный состав.
Итак, с окончанием войны в связи с невозможностью (и ненадобностью) содержания многомиллионной армии начинается ее масштабное и резкое сокращение: с 5 с лишним миллионов сначала до 1,6 млн. человек на 1.01.1922, затем последовательно до 1,2 млн. человек, до 825 000, 800 000, 600 000 и наконец в 1924 году численность вооруженных сил была зафиксирована на уровне в 562 тыс. чел., из них для собственно армии 529 865 чел. Сокращение масштабное и при этом зачастую бессистемное, обусловленное лишь сиюминутными требованиями текущего момента{7}. Параллельно с этим процессом шли дискуссии о выборе дальнейшего пути построения армии мирного времени. Выбирая между милиционной и кадровой армией, руководство вооруженных сил понимало, что создать современную армию и обеспечить необходимый уровень боевой подготовки на основе милиционной системы в тогдашней России было невозможно{8}. С другой стороны, чтобы обеспечить возможность военного обучения всего призывного контингента, с тем, чтобы в случае войны суметь выставить многомиллионную армию, численность кадровой армии должна была составлять 1,5-2 млн. человек{9}, чего страна не могла себе позволить по финансово-экономическим соображением (как из-за бюджетных ограничений, так и из-за того, что в условиях восстановления экономики она не могла надолго отвлекать их народного хозяйства большое количество рабочих рук). При этом та кадровая армия, которую могло себе позволить содержать государства, не могла обеспечить нормальную оборону страны, к тому же столь обширной и со слабой транспортной инфраструктурой{10}. В результате понимая преимущество кадровой армии, но соотнеся его с реальными возможностями страны{11}, было выбрано компромиссное решение - создание смешанной системы, сочетавшей кадровую армию с территориально-милиционными формированиями. Это решение повлияло и на вопросы, связанные с подготовкой командного состава, поскольку территориальная система требовала большего удельного веса комсостава.
Таким образом, в начале 20-х годов, во-первых, было принято решение о создании армии со смешанной системой комплектования, а во-вторых, началось планомерное выстраивание армии мирного времени: ее системы воспитания и боевой подготовки, укрепление организационной структуры, командных кадров, реорганизация центрального аппарата, системы снабжения и т.д. То, что вошло в историю, как реформа Фрунзе (хотя реально она продолжалась и после смерти последнего, до 1928 года), которая и заложила основы Рабочее-Крестьянской Красной Армии{12}.
Поскольку нас интересуют прежде всего вопросы, связанные с командным составом Красной Армии, то мы к ним и вернемся. Берхин выделял следующие аспекты реформы, связанные с укреплением командных кадров:
а) очищение рядов командных кадров от политически ненадежных и технически неполноценных элементов;
б) улучшение и упорядочение всей системы подготовки командных кадров;
в) осуществление перехода к единоначалию в армии;
г) улучшение материально-правового положения начальствующего состава{13}.
Итак, пойдем по порядку.
«Очищение рядов командных кадров от политически ненадежных и технически неполноценных элементов». Необходимость сокращения командного состава. Дилемма - лояльность или профессионализм. Что же преобладало? Преувеличенное значение чисток комсостава от социально-чуждых элементов. Приоритет - очищение армии от непрофессиональных офицеров. Введение единоначалия
Что касается первого пункта, то он практически наложился на процесс сокращения армии и отчасти его продолжил. Выше уже упоминалось, что в течении 2-3 предреформенных лет армия была сокращена с 5 с лишним миллионов до менее чем 600 тысяч человек, то есть почти в 9 раз. Одновременно произошло и сокращение командного и начальствующего состава с 400 до примерно 80 тыс. человек - почти в 5 раз (в том числе непосредственно командного состава - со 130 тыс. до 35-45 тыс. человек или в 3 раза). Таким образом, вопросы сокращения командного состава и выбора критериев его отбора встали перед армейским руководством еще до реформы.
Выбирать, как уже упоминалось выше, приходилось из трех основных групп - бывших кадровых офицеров, офицеров военного времени и краскомов. Чистка комсостава от политически ненадежных элементов касалась конечно офицеров - кадровых и военного времени (так, в Красной армии на последнем этапе гражданской войны служило 12 тыс. бывших белых офицеров{14}, представленных как первыми, так и вторыми). В то же время очищение командных кадров от технически неполноценных элементов затрагивало последнюю группу - как видим, речь идет о той самой дилемме, о которой мы упоминали вначале - лояльность против профессиональности.
Понимая важность первой группы и осознавая невозможность создания армии мирного времени без их участия, руководство армии, тем не менее, отдавало себе отчет в том, что существенная их часть служила в Красной армии против своей воли. Выше уже приводились численные оценки бывших кадровых офицеров в 5 - 10 тыс., как основанные на приблизительных расчетах, так и со ссылками на другие источники. При этом обращалось внимание и на то, что оценки в 5 тыс. касались 1920 года, а в 10 тыс. - 1922 года, то есть разницу с большой долей уверенности можно считать балластом - лицами, во-первых, мало лояльными советской власти, которые и сами зачастую не желали служить, а во-вторых, как правило занимавших тыловые и административные должности, связанные с ростом армии в тот период, когда закончились наиболее интенсивные боевые действия (1920 год - Польша и Крым). То есть численность в той или иной степени ценного комсостава из числа бывших офицеров, составляла порядка 5 тыс. офицеров. К 1924-му году общее количество кадровых офицеров среди командного состава составляло примерно 2,5 тыс. человек{15}. Как видим, хотя сокращение шло и более низкими темпами (в 2 раза), чем сокращение общего числа командиров (со 130 тыс. до 43 тыс. или в 3 раза), тем не менее, оказалось существенным. Более того, в отношении высококвалифицированных специалистов наблюдалась даже обратная ситуация - так в упоминавшемся выше Докладе бюро ячеек Военной Академии от 18 февраля 1924 года отмечалось, что «количество бывших офицеров Генерального штаба по сравнению с количеством их в армии во время гражданской войны значительно увеличилось»{16}.
Здесь стоит еще раз обратить внимание на то, что значительное число доставшихся в наследство кадровых офицеров во время службы в старой армии занимали различные административные и штабные должности. В новой же, сокращенной до менее чем 600 тыс. чел. армии, просто не требовалось большого количества должностей центрального аппарата. Тем не менее, в РККА в силу их малочисленности бывшие кадровые офицеры оказались сосредоточенными в основном в центральном и окружных аппаратах, а также в штабах корпусов, дивизий и полков, а также в системе военно-учебных заведений - в строю же их практически не было{17}.
Интересен вопрос - много ли или мало 2,5 тыс. кадровых офицеров? Можно сравнить, например, с Рейхсвером - в соответствии с Версальскими сокращениями численность офицерского корпуса последнего составила 4000 человек. Из них 3080 офицеров занимали должности до командира роты включительно{18}, то есть речь шла о лейтенантах и капитанах, и около 400 человек были офицерами санитарной и ветеринарной служб. Таким образом на 100-тысячный Рейхсвер имелось около 400 офицеров в звании от майора и выше. Что касается бывших кадровых офицеров русской армии, то среди них штабс-капитанов (аналогов немецкого капитана), особенно командовавших ротами, практически не было{19}, практически все они имели звания от капитана (аналог германского майора) и выше и к концу войны занимали штабные должности либо командные от комполка (реже батальона) и выше{20}. Таким образом, удельный вес кадровых офицеров, занимавших должности старшего и высшего комсостава, в РККА и Рейхсвере был примерно одинаков. Другой вопрос, что у немцев и более низкие должности занимали в основной массе кадровые офицеры{21}, при этом довольно большая часть последних имела наряду с боевым опытом, приобретенным на командных должностях (как правило командир роты, батареи, эскадрона), высшее образование и опыт работы в штабах{22}. Но в русской армии кадровых офицеров такого уровня практически не осталось уже после первых полутора лет войны, их место заняли офицеры ускоренного производства.
Не менее существенным все-таки был и вопрос лояльности кадрового офицерства. Во-первых, уже в начале 20-х годов в армии серьезно обострились взаимоотношения между военспецами и краскомами{23}. Во-вторых, большая часть офицеров, в первую очередь кадровых, были военными профессионалами без особых политических пристрастий, в армии, среди бывших офицеров были сильны националистические и антисемитские настроения{24}, что давало основания опасаться развития идей бонапартизма. По крайней мере, такой вариант развития событий принимался во внимание как внутри страны, так и в среде военной эмиграции. Частично такие настроения эмиграции были связаны с играми ОГПУ и инициировались ими, но то, что подобные опасения были не беспочвенны (как и вообще характеристика комсостава Красной армии 20-х годов, его настроения, внутренних взаимоотношения), все это достаточно подробно описывается в серьезной работе Минакова «Сталин и заговор генералов».
ПРОДОЛЖЕНИЕ
СОДЕРЖАНИЕ
{1} Несмотря на победу в гражданской войне, советская власть не ощущала однозначной поддержки даже в армии, что показывают например выдержки из обзоров ОГПУ: «В 37-й дивизии имел место случай, когда пьяный начштаба одного из полков, выхватив шашку, кричал: «Бей жидов, спасай Россию!»… В казармах эскадрона Белорусской дивизии отмечено распространение прокламации «Союза защиты Родины и свободы». Антисоветские группировки комсостава отмечены на Запфронте - одна монархическая в частях 4-го армкорпуса и анархо-интеллигентская в 37-й дивизии». В справке ОГПУ за ноябрь-декабрь 1923 г. отмечалось «значительное ухудшение по сравнению с прошлыми месяцами в настроении Красной Армии, главным образом вследствие острого недостатка обмундирования и задержки демобилизации… В 6-й кавдивизии отмечается резко отрицательное отношение к коммунистам, в 32-м полку раздавались заявления : «в случае войны будем бить коммунистов». В частях связи имели место заявления, что в случае войны красноармейцы разбегуться или перейдут к белым. В 6-й кавдивизии, 37-й дивизии наблюдается рост антисемитизма». Минаков, стр. 275
{2} «В то время как армия в 1919-1921 гг находилась в процессе перехода от Временного Рейхсвера к Рейхсверу, приоритетом школ являлось не столько подготовка новых офицеров, сколько обеспечение однородности в уровне подготовки офицеров, прошедших отбор и остававшихся и дальше служить в Рейхсвере. Офицеров того периода можно разделить на несколько отличных друг от друга групп: кадровые офицеры Генерального штаба, прошедшие полный трехлетний курс обучения в Военной академии; кадровые офицеры, попавшие в Генеральный штаб после прохождения сокращенного курса; строевые кадровые офицеры; офицеры военного времени из бывших унтер-офицеров, а также офицеров запаса с аттестатом о полном среднем образовании, чье военное образование ограничивалось офицерскими курсами военного времени. Чтобы добиться некоторой однородности кругозора и уровня подготовки ротных офицеров - составлявших большую часть офицерского корпуса, 3080 командиров из 4000 в 1922 году {72} - первоочередной задачей военных школ была организация учебных офицерских курсов офицеров длительностью в несколько месяцев для переподготовки офицеров военного времени. С 1919 по 1922-й год офицеры военного времени получали более полное, чем это позволяли курсы, организованные во время войны, академическое образование в сфере их профессиональной деятельности. Те, военные, курсы оказались хороши для подготовки взводных и ротных командиров, но они игнорировали штабную работу, тактику на уровне полка и батальона, военную администрацию, также как и такие базовые военные предметы, как химию и военную историю. Послевоенные офицерские курсы разрабатывались с учетом того, чтобы исправить указанные выше недостатки, а также предоставить Генеральному штабу возможность переподготовки младших офицеров в свете новых тактических концепций и методов ведения подвижной войны». James S. Corum, The roots of blitzkrieg, 1992, ...
{3} ссылка. Если учесть административный состав, то масштабы сокращения окажутся еще более высокими.
{4} Данный вопрос встал перед Красной армией еще в гражданскую войну:
«Из старых офицеров у нас остались или люди, понявшие смысл новой эпохи (таких было, конечно, очень немного), или закостенелые военные, беспринципные люди, у которых не было мужества перейти к белым. Остались также и активные контрреволюционеры, которые были застигнуты врасплох. С первых шагов по строительству армии остро встал вопрос, что делать с этими бывшими офицерами старой армии. Они были нужны нам как представители своей специфической профессии, как носители военных знаний, без которых пришлось бы иначе начинать все с самого начала. В этом случае наши враги едва ли дали бы нам возможность довести наше самообразование до необходимой высоты. Создать централизованный военный аппарат и такую армию без привлечения многочисленных представителей старого офицерства мы просто не могли. Теперь они находились в армии не как представители старого правящего класса, а как люди, занявшие места для нового революционного класса. Конечно, многие из них предали нас, перешли к врагу, принимали участие в мятежах, но в целом дух их классового сопротивления был сломлен…» Со ссылкой на книгу Л. Троцкого «Рождение Красной армии», Ю.Л.Дьяков, Т.С.Бушуева, «Фашистский меч ковался в СССР: Красная армия и Рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922-1933», М. 1993, стр. 58
{5} Волков, Трагедия…
{6} Вестник Архива Президента Российской Федерации
{7} «Демобилизация Красной Армии первое время была лишь операцией роспуска по домам стариков, с сокращением армии в таком виде, чтобы она могла немедленно выступить в поход. Момент осознания перехода на мирное положение можно отнести к 1 января 1922 г… С 1922 г. организация Красной Армии тесно связывается с бюджетными ограничениями… Сокращение бюджета влечет сокращение армии последовательно до 1 200 000; 825 000; 800 000; 600 000 [в течение 2-х лет]. Каждое сокращение влечет организационную перестройку, пересоставление штатов, полное или частичное, пересчет норм едоков, увольнение личного состава». Тезисы начальника мобилизационного отдела Штаба РККА Н.Л.Шпекторова о состоянии Красной Армии, 20 янваоя 1924 года, Сборник «Реформа в Красной Армии», Кн.1, стр. 68
{8} Берхин в своей книге «Военная реформа в СССР (1924-1925) отмечал следующие недостатки милиционной системы:
во-первых, территориально-милиционные формирования имели численно небольшие постоянные кадры, что в случае мобилизации и развертывания должно было бы в сильной степени сказаться на их боеспособности; во-вторых, короткий срок непосредственного военного обучения в милиционных формированиях не мог обеспечить высокой боевой подготовки и политического воспитания красноармейцев; в-третьих, территориальный принцип комплектования милиционных формирований исключал возможность дислокации их в соответствии с планом обороны границ и развертывания армии в случае нападения на СССР. Эта проблема, кстати, осложнялась и слабостью транспортной инфраструктуры страны; в-четвертых, короткий срок обучения в территориально-милиционных формированиях затруднял овладение более сложной современной техникой; в пятых, короткий срок обучения в милиционных частях не мог обеспечить достаточной дисциплинированности и внутренней спайки, если у контингента милиционных формирований основы дисциплины не были выработаны в соответствующей обстановке вне армии. Это особенно осложнялось тем, что страна была преимущественно аграрной. См. Берхин, указ. Сочинение, стр. 79-80
{9} Берхин, стр. 77
{10}«Численность вооруженных сил летом 1924 года была зафиксирована в 562 тыс. чел., в том числе для собственно армии 529 865 человек. Это был опасный предел. Дальнейшее уменьшение численности армии становилось опасным. Численность Красной армии была на 183 тыс. человек меньше французской и на 17 тыс. меньше, чем армии Польши, Румынии и Прибалтийских стран, вместе взятых. В то время как во Франции (без колоний) на каждые 10 тыс. жителей содержалось 200 солдат, в Румынии- 95, в Польше - 98, в Эстонии-128, в СССР на 10 тыс. жителей приходился только 41 солдат… Но кадровая армия в 562 тыс. человек в случае войны не могла бы, разумеется, решить те задачи, которые должна решать военная система страны. Фактически это была армия прикрытия, которая лишь в известной мере могла бы обеспечить мобилизацию страны в случае военного нападения. Кадровая армия такой численности не могла обеспечить необходимого количества воинских соединений в соответствии с оперативным планом развертывания. Она могла пропустить через себя и обучить только 30% годного призывного контингента страны, в то время как французская армия пропускала через себя 68,3%, польская - 70%, румынская - 66,6% призывного контингента. Такое положение ставило СССР в весьма невыгодные условия с точки зрения подготовки и накопления боевых резервов по сравнению с капиталистическими странами. С другой стороны, кадровая армия в 562 тыс. человек (а собственно армия - около 530 тыс. человек) могла содержать лишь треть числа воинских соединений, предусмотренного мобилизационным планом на случай войны». Берхин, стр.77-78
{11} «Выход мы находим, - говорил М. В. Фрунзе, - в сочетании кадровой армии с милиционной системой. Наличие территориально-милиционных формирований позволяет нам увеличить количество пропускаемого через ряды нашей армии контингента. Помимо этого соображения, мы считаемся и с тем, что эта система допускает несение военной службы без длительного отрыва от хозяйства, что является большим выигрышем для населения, и наконец с тем, что она обеспечивает в должной мере и интересы подготовки. Вот почему в вопросе структуры наших вооруженных сил мы стали на точку зрения постоянной армии плюс милиционные формирования. Другого выхода при данных условиях и численности наших мирных кадров у нас нет и быть не может».
«Конечно, - писал М. В. Фрунзе в 1925 г., - если бы перед нами был выбор между 1'/2-2-миллионной кадровой армией и нынешней системой милиции, то с военной точки зрения все данные были бы в пользу первого решения. Но ведь такого выбора у нас нет. А система милиции, в сочетании с кадровыми частями, обеспечение обороны Союза безусловно дает». Берхин, стр. 78-79
{12} На сегодня одной из лучших работ на эту тему является написанная еще в 1958 году работа Берхина.
{13} Берхин, стр. 72
{14} Волков или Кавтарадзе?
{15} доля комсостава, с образованием, полученным в академиях или военных училищах мирного времени составляла 5,9% в 1924 году и 5,8% в 1925 году (Обзор ГУ РККА о состоянии Красной армии в 1927-1928 гг., «Реформа в Красной армии. Документы и материалы. 1923-1928 гг.», Москва 2006, кн. 2, стр. 311). Численность комсостава на 1 января 1924 года составляла 43 033 чел. и на 1 марта 1925 года - 35 863 человек (Справка Управления по командному составу ГУ РККА о списочной численности начальствующего состава РККА на 1 марта 1925 года, Сборник, кн.1 стр. 354). Таким образом общая численность кадровых офицеров 2540 в 1924-м и 2080 в 1925 годах.
{16} Вестник Архива Президента Российской Федерации
{17} Картина на несколько более поздний период, но отражающая практически аналогичную ситуацию - на 1927 год - дана в Обзоре ГУ РККА о состоянии Красной армии в 1927-1928 гг., «Реформа в Красной армии. Документы и материалы. 1923-1928 гг.», Москва 2006, кн. 2, таблица на стр. 314. Там же: «… в штабах преобладающими группами являются академики и окончившие курсы усовершенствования в РККА, а также лица с военным образованием в старой армии. Эта последняя группа (бывшие офицеры) находится почти исключительно в штабах, в строю их процент ничтожен».
{18} Корум
{19} Например, в списке лиц с Высшим военным образованием на 1 марта 1923 года насчитывалось 472 кадровых офицера, при этом штабс-капитанов среди них было всего 13, в основном все остальные были представлены генералами, штаб-офицерами и в чуть меньшей степени капитанами.
{20} Отчасти это может объясняться меньшими потерями германского офицерского корпуса, большими размерами вооруженных сил (с учетом многочисленных запасных частей), требующих большего числа административных должностей, раздутостью бюрократического аппарата русской армии, а также большим количеством (и лучшим качеством) немецкого унтер-офицерского корпуса (перед войной у немцев было 12 сверхсрочных унтер-офицеров на роту мирного времени, в то время как в русской армии всего лишь 2, см. Головин, Усилия России…, стр. 49), недостаток которого вынуждал русскую армию производить больших количествах слабоподготовленных офицеров военного времени, которые и заняли к концу войны все строевые должности до комроты включительно.
{21} К 1927 году среди 3000 командиров Рейхсвера ротного уровня было 117 бывших унтер-офицеров, и еще около 600-800 человек получили офицерские звания уже при Зекте (см. Корума), таким образом, порядка 2-2,5 тыс. оставшихся офицеров были кадровыми офицерами.
{22} Существенным недостатком большей части штабных офицеров русской армии было как раз отсутствие опыта командования частями в условиях войны, большую часть которой они провели в штабах. Строевые же офицеры, как правило были выбиты в первый год войны.
{23} «В армии дает себя чувствовать старое офицерство, усиливаются трения между ними и краскомами. Последние во многих случаях не встречают должной поддержки и затираются. Проявляются старые методы обращения с красноармейской массой; очень заметно также стремление к единоначалию и к отстранению комиссаров». Доклад Шпекторова, Сборник по реформе
«Первый выпуск Академии Генерального штаба, состоявший из тех рабочих и крестьян, которые в течение гражданской войны командовали частями Красной Армии, которые потом, по окончании войны, пошли учиться, - этот выпуск в подавляющем своем большинстве демобилизован. Они заявили мне, что их положение в Красной Армии невыносимо. Их заедают старые спецы». Из доклада тов. Гусева, сборник, стр. 77 Из справки ОГПУ за сентябрь - октябрь 1923 г. по Запфронту: «комсостав в своей среде сохранил старые привычки и замашки и третирует краскомов как лишний для армии элемент . Подобное явление наблюдается в частях 4-го армкорпуса на Запфронте. В 27-й дивизии создались две группировки - офицерская и краскомовская; среди краскомов была даже тенденции убить одного из старых офицеров… В бронебригаде Запфронта офицерский состав всячески выживает младший комсостав, краскомов и членов РКП» Минаков, стр. 275
{24} См. например, Минакова: «По оценкам ответственных работников Политуправления фронта, «командный состав в полках, штабах бригад и дивизий в большинстве своем политически малограмотен, несмотря на интеллигентность». Речь идет о старшем и высшем командном составе и работниках штабов, т. е. бывших офицерах, и часто с академическим образованием. В качестве примера указывалось, что «в штабе одной из бригад нашего фронта был опрошен весь комсостав, и выяснилось, что ни один из них не читал Конституции РСФСР. Все они были с законченным средним образованием, один - с высшим, все - служащие в Красной Армии с 1918 г. В их числе были комбриг и начштабриг. В трех полках той же бригады почти все комбаты имели очень смутное представление о сущности советской власти». Обращалось внимание на полнейшее политическое равнодушие и безразличие командиров. «Нашелся комроты (бывший офицер, до службы учащийся), прослуживший в свое время у Колчака. На вопрос о разнице между белой и Красной армиями ответил, что белые носят погоны, а красные - нарукавные знаки. Дальнейшие расспросы в этой области показали, что указанный комроты действительно не подозревал иной разницы». Там же про антисемитизм, настроения и моральное состояние комсостава Запфронта - Минакова, «Сталин и заговор генералов», стр. 276-283
ПРОДОЛЖЕНИЕ
СОДЕРЖАНИЕ
Начало
Предыдущая страница
Часть II. 20-е годы, становление.
Что досталось РККА к концу Гражданской войны. Неоднородность командного состава. Основные проблемы на пути создания «офицерского» корпуса новой армии. Сокращение армии и реформа Фрунзе.
К окончанию гражданской войны Красная армия насчитывала 5,3 млн. человек. Содержать такое количество людей с оружием, вырванных из народного хозяйства, разрушенной и голодной стране было просто не под силу, да и в общем-то - с окончанием боевых действий - незачем. Встал вопрос массовой демобилизации и сокращения армии и выбора пути дальнейшего развития вооруженных сил Республики. Напрямую эти вопросы касались и командного состава.
Выше мы уже видели, насколько неоднородную по многим показателям массу представлял из себя комсостав Красной армии гражданской войны. Очень четко ее охарактеризовал М.В.Фрунзе - его слова касались высшего комсостава, но в принципе могут быть отнесены и ко всем командирам РККА: «Одним из крупнейших недостатков нашей военной работы я считаю отсутствие у нас подготовленных, вполне владеющих своим предметом и в то же время тесно связанных с советской государственностью квалифицированных военных работников. Теперешний состав работников высшей военной квалификации представляет механическую совокупность лиц с высшим военным образованием частью из числа окончивших нашу Красную академию, а частью оставшихся в наследство от старой царской армии. И понятно, что будучи разношерстным по своему составу, взглядам, навыкам и традициям, идейным руководящим центром он быть не может»
.
Перед руководством РККА встали две по своей сути взаимоисключающие проблемы - в условиях сокращения и реформирования армии нужно было выравнивать общий уровень подготовки комсостава, в первую очередь военной, и при этом обеспечить его лояльность в сложных условиях двадцатых годов в стране, где только недавно закончилась гражданская война, разделившая ее на два лагеря{1}.
Перед проблемой выравнивания качественного уровня командного состава после войны стояли и другие армии, в частности Рейхсвер{2}. Тем не менее в Рейхсвере проблема не стояла столь остро, как в Красной армии - из-за меньшего по размерам офицерского корпуса и большего количества квалифицированных офицеров, более высокого образовательного уровня населения в целом и соответственно офицеров военного времени, отсутствия гражданской войны, лишившей Россию большого количества кадровых офицеров.
Казалось бы, для РККА наиболее простым путем сохранения - и улучшения - качества подготовки комсостава было сохранение максимального числа кадровых офицеров. Сохранение бывших офицеров было важно еще и по той причине, что для РККА очень острым был вопрос организации мирной работы вооруженных сил - Красная армия таких традиций не имела, все ее существование было связано только с войной, более того - с существованием в условиях тотальной войны. Подавляющая часть ее комсостава (офицеры военного времени и краскомы) не имели ни малейшего понятия об условиях и принципах организации службы, подготовки и обучения войск в мирное время. Но простота этого варианта лишь кажущаяся. Выше уже упоминалось, что бывших офицеров было относительно немного - 5-8 тысяч. Это были, как правило, старшие и высшие офицеры - при этом если в 5,3 миллионной армии количество должностей для них было достаточно большим, то при сокращении армии в 9-10 раз, а комсостава почти в 3 раза (со 130 тыс. до 45-48 тыс.){3} неизбежно должно было сократиться и количество подобных должностей. Кроме того, опять же, среди доставшихся Красной армии специалистов был высок удельный вес специалистов, занимавших административные и в лучшем случае штабные должности. Соответственно, стремление сохранить максимальное количество кадровых офицеров старой русской армии было чревато раздуванием бюрократического аппарата в вооруженных силах.
Но в большей степени руководство страны и армии волновал вопрос лояльности офицеров. Безусловно, очень большое количество офицеров служило новой власти верой и правдой{4}. Но в то же время еще не было забыто то, что значительная часть офицеров всячески уклонялась от службы в армии и попала в нее лишь по мобилизации, а, попав, пыталась остаться в тылу и центральном аппарате. Кроме того, в Красной армии на начало 20-х годов служило и 12 тысяч белых офицеров{5}. Возможно в не меньшей степени руководство страны было озабочено ярко выраженной аполитичностью командного состава из бывшего офицерства, за которой маячил призрак бонапартизма. Как отмечалось например в Докладе бюро ячеек Военной Академии от 18 февраля 1924 года, «благодаря переходу на мирное положение, чрезвычайно усилилось влияние центральных армейских аппаратов, личный состав которых является почти сплошь спецовским. Комсостав армии не спаян единством ее политических целей и задач. Классовая точка зрения красного комсостава упирается в «аполитичность» военспеца»{6}.
Еще одной новой проблемой, связанной с вопросом строительства вооруженных сил мирного времени, для Красной армии стал вопрос подготовки новых командных кадров. Этот вопрос был очень важным и с той точки зрения, поскольку представлял выход из указанной выше ситуации - постепенно подготовить в достаточной степени квалифицированный и при этом лояльный новой власти командный состав.
Итак, с окончанием войны в связи с невозможностью (и ненадобностью) содержания многомиллионной армии начинается ее масштабное и резкое сокращение: с 5 с лишним миллионов сначала до 1,6 млн. человек на 1.01.1922, затем последовательно до 1,2 млн. человек, до 825 000, 800 000, 600 000 и наконец в 1924 году численность вооруженных сил была зафиксирована на уровне в 562 тыс. чел., из них для собственно армии 529 865 чел. Сокращение масштабное и при этом зачастую бессистемное, обусловленное лишь сиюминутными требованиями текущего момента{7}. Параллельно с этим процессом шли дискуссии о выборе дальнейшего пути построения армии мирного времени. Выбирая между милиционной и кадровой армией, руководство вооруженных сил понимало, что создать современную армию и обеспечить необходимый уровень боевой подготовки на основе милиционной системы в тогдашней России было невозможно{8}. С другой стороны, чтобы обеспечить возможность военного обучения всего призывного контингента, с тем, чтобы в случае войны суметь выставить многомиллионную армию, численность кадровой армии должна была составлять 1,5-2 млн. человек{9}, чего страна не могла себе позволить по финансово-экономическим соображением (как из-за бюджетных ограничений, так и из-за того, что в условиях восстановления экономики она не могла надолго отвлекать их народного хозяйства большое количество рабочих рук). При этом та кадровая армия, которую могло себе позволить содержать государства, не могла обеспечить нормальную оборону страны, к тому же столь обширной и со слабой транспортной инфраструктурой{10}. В результате понимая преимущество кадровой армии, но соотнеся его с реальными возможностями страны{11}, было выбрано компромиссное решение - создание смешанной системы, сочетавшей кадровую армию с территориально-милиционными формированиями. Это решение повлияло и на вопросы, связанные с подготовкой командного состава, поскольку территориальная система требовала большего удельного веса комсостава.
Таким образом, в начале 20-х годов, во-первых, было принято решение о создании армии со смешанной системой комплектования, а во-вторых, началось планомерное выстраивание армии мирного времени: ее системы воспитания и боевой подготовки, укрепление организационной структуры, командных кадров, реорганизация центрального аппарата, системы снабжения и т.д. То, что вошло в историю, как реформа Фрунзе (хотя реально она продолжалась и после смерти последнего, до 1928 года), которая и заложила основы Рабочее-Крестьянской Красной Армии{12}.
Поскольку нас интересуют прежде всего вопросы, связанные с командным составом Красной Армии, то мы к ним и вернемся. Берхин выделял следующие аспекты реформы, связанные с укреплением командных кадров:
а) очищение рядов командных кадров от политически ненадежных и технически неполноценных элементов;
б) улучшение и упорядочение всей системы подготовки командных кадров;
в) осуществление перехода к единоначалию в армии;
г) улучшение материально-правового положения начальствующего состава{13}.
Итак, пойдем по порядку.
«Очищение рядов командных кадров от политически ненадежных и технически неполноценных элементов». Необходимость сокращения командного состава. Дилемма - лояльность или профессионализм. Что же преобладало? Преувеличенное значение чисток комсостава от социально-чуждых элементов. Приоритет - очищение армии от непрофессиональных офицеров. Введение единоначалия
Что касается первого пункта, то он практически наложился на процесс сокращения армии и отчасти его продолжил. Выше уже упоминалось, что в течении 2-3 предреформенных лет армия была сокращена с 5 с лишним миллионов до менее чем 600 тысяч человек, то есть почти в 9 раз. Одновременно произошло и сокращение командного и начальствующего состава с 400 до примерно 80 тыс. человек - почти в 5 раз (в том числе непосредственно командного состава - со 130 тыс. до 35-45 тыс. человек или в 3 раза). Таким образом, вопросы сокращения командного состава и выбора критериев его отбора встали перед армейским руководством еще до реформы.
Выбирать, как уже упоминалось выше, приходилось из трех основных групп - бывших кадровых офицеров, офицеров военного времени и краскомов. Чистка комсостава от политически ненадежных элементов касалась конечно офицеров - кадровых и военного времени (так, в Красной армии на последнем этапе гражданской войны служило 12 тыс. бывших белых офицеров{14}, представленных как первыми, так и вторыми). В то же время очищение командных кадров от технически неполноценных элементов затрагивало последнюю группу - как видим, речь идет о той самой дилемме, о которой мы упоминали вначале - лояльность против профессиональности.
Понимая важность первой группы и осознавая невозможность создания армии мирного времени без их участия, руководство армии, тем не менее, отдавало себе отчет в том, что существенная их часть служила в Красной армии против своей воли. Выше уже приводились численные оценки бывших кадровых офицеров в 5 - 10 тыс., как основанные на приблизительных расчетах, так и со ссылками на другие источники. При этом обращалось внимание и на то, что оценки в 5 тыс. касались 1920 года, а в 10 тыс. - 1922 года, то есть разницу с большой долей уверенности можно считать балластом - лицами, во-первых, мало лояльными советской власти, которые и сами зачастую не желали служить, а во-вторых, как правило занимавших тыловые и административные должности, связанные с ростом армии в тот период, когда закончились наиболее интенсивные боевые действия (1920 год - Польша и Крым). То есть численность в той или иной степени ценного комсостава из числа бывших офицеров, составляла порядка 5 тыс. офицеров. К 1924-му году общее количество кадровых офицеров среди командного состава составляло примерно 2,5 тыс. человек{15}. Как видим, хотя сокращение шло и более низкими темпами (в 2 раза), чем сокращение общего числа командиров (со 130 тыс. до 43 тыс. или в 3 раза), тем не менее, оказалось существенным. Более того, в отношении высококвалифицированных специалистов наблюдалась даже обратная ситуация - так в упоминавшемся выше Докладе бюро ячеек Военной Академии от 18 февраля 1924 года отмечалось, что «количество бывших офицеров Генерального штаба по сравнению с количеством их в армии во время гражданской войны значительно увеличилось»{16}.
Здесь стоит еще раз обратить внимание на то, что значительное число доставшихся в наследство кадровых офицеров во время службы в старой армии занимали различные административные и штабные должности. В новой же, сокращенной до менее чем 600 тыс. чел. армии, просто не требовалось большого количества должностей центрального аппарата. Тем не менее, в РККА в силу их малочисленности бывшие кадровые офицеры оказались сосредоточенными в основном в центральном и окружных аппаратах, а также в штабах корпусов, дивизий и полков, а также в системе военно-учебных заведений - в строю же их практически не было{17}.
Интересен вопрос - много ли или мало 2,5 тыс. кадровых офицеров? Можно сравнить, например, с Рейхсвером - в соответствии с Версальскими сокращениями численность офицерского корпуса последнего составила 4000 человек. Из них 3080 офицеров занимали должности до командира роты включительно{18}, то есть речь шла о лейтенантах и капитанах, и около 400 человек были офицерами санитарной и ветеринарной служб. Таким образом на 100-тысячный Рейхсвер имелось около 400 офицеров в звании от майора и выше. Что касается бывших кадровых офицеров русской армии, то среди них штабс-капитанов (аналогов немецкого капитана), особенно командовавших ротами, практически не было{19}, практически все они имели звания от капитана (аналог германского майора) и выше и к концу войны занимали штабные должности либо командные от комполка (реже батальона) и выше{20}. Таким образом, удельный вес кадровых офицеров, занимавших должности старшего и высшего комсостава, в РККА и Рейхсвере был примерно одинаков. Другой вопрос, что у немцев и более низкие должности занимали в основной массе кадровые офицеры{21}, при этом довольно большая часть последних имела наряду с боевым опытом, приобретенным на командных должностях (как правило командир роты, батареи, эскадрона), высшее образование и опыт работы в штабах{22}. Но в русской армии кадровых офицеров такого уровня практически не осталось уже после первых полутора лет войны, их место заняли офицеры ускоренного производства.
Не менее существенным все-таки был и вопрос лояльности кадрового офицерства. Во-первых, уже в начале 20-х годов в армии серьезно обострились взаимоотношения между военспецами и краскомами{23}. Во-вторых, большая часть офицеров, в первую очередь кадровых, были военными профессионалами без особых политических пристрастий, в армии, среди бывших офицеров были сильны националистические и антисемитские настроения{24}, что давало основания опасаться развития идей бонапартизма. По крайней мере, такой вариант развития событий принимался во внимание как внутри страны, так и в среде военной эмиграции. Частично такие настроения эмиграции были связаны с играми ОГПУ и инициировались ими, но то, что подобные опасения были не беспочвенны (как и вообще характеристика комсостава Красной армии 20-х годов, его настроения, внутренних взаимоотношения), все это достаточно подробно описывается в серьезной работе Минакова «Сталин и заговор генералов».
ПРОДОЛЖЕНИЕ
СОДЕРЖАНИЕ
{1} Несмотря на победу в гражданской войне, советская власть не ощущала однозначной поддержки даже в армии, что показывают например выдержки из обзоров ОГПУ: «В 37-й дивизии имел место случай, когда пьяный начштаба одного из полков, выхватив шашку, кричал: «Бей жидов, спасай Россию!»… В казармах эскадрона Белорусской дивизии отмечено распространение прокламации «Союза защиты Родины и свободы». Антисоветские группировки комсостава отмечены на Запфронте - одна монархическая в частях 4-го армкорпуса и анархо-интеллигентская в 37-й дивизии». В справке ОГПУ за ноябрь-декабрь 1923 г. отмечалось «значительное ухудшение по сравнению с прошлыми месяцами в настроении Красной Армии, главным образом вследствие острого недостатка обмундирования и задержки демобилизации… В 6-й кавдивизии отмечается резко отрицательное отношение к коммунистам, в 32-м полку раздавались заявления : «в случае войны будем бить коммунистов». В частях связи имели место заявления, что в случае войны красноармейцы разбегуться или перейдут к белым. В 6-й кавдивизии, 37-й дивизии наблюдается рост антисемитизма». Минаков, стр. 275
{2} «В то время как армия в 1919-1921 гг находилась в процессе перехода от Временного Рейхсвера к Рейхсверу, приоритетом школ являлось не столько подготовка новых офицеров, сколько обеспечение однородности в уровне подготовки офицеров, прошедших отбор и остававшихся и дальше служить в Рейхсвере. Офицеров того периода можно разделить на несколько отличных друг от друга групп: кадровые офицеры Генерального штаба, прошедшие полный трехлетний курс обучения в Военной академии; кадровые офицеры, попавшие в Генеральный штаб после прохождения сокращенного курса; строевые кадровые офицеры; офицеры военного времени из бывших унтер-офицеров, а также офицеров запаса с аттестатом о полном среднем образовании, чье военное образование ограничивалось офицерскими курсами военного времени. Чтобы добиться некоторой однородности кругозора и уровня подготовки ротных офицеров - составлявших большую часть офицерского корпуса, 3080 командиров из 4000 в 1922 году {72} - первоочередной задачей военных школ была организация учебных офицерских курсов офицеров длительностью в несколько месяцев для переподготовки офицеров военного времени. С 1919 по 1922-й год офицеры военного времени получали более полное, чем это позволяли курсы, организованные во время войны, академическое образование в сфере их профессиональной деятельности. Те, военные, курсы оказались хороши для подготовки взводных и ротных командиров, но они игнорировали штабную работу, тактику на уровне полка и батальона, военную администрацию, также как и такие базовые военные предметы, как химию и военную историю. Послевоенные офицерские курсы разрабатывались с учетом того, чтобы исправить указанные выше недостатки, а также предоставить Генеральному штабу возможность переподготовки младших офицеров в свете новых тактических концепций и методов ведения подвижной войны». James S. Corum, The roots of blitzkrieg, 1992, ...
{3} ссылка. Если учесть административный состав, то масштабы сокращения окажутся еще более высокими.
{4} Данный вопрос встал перед Красной армией еще в гражданскую войну:
«Из старых офицеров у нас остались или люди, понявшие смысл новой эпохи (таких было, конечно, очень немного), или закостенелые военные, беспринципные люди, у которых не было мужества перейти к белым. Остались также и активные контрреволюционеры, которые были застигнуты врасплох. С первых шагов по строительству армии остро встал вопрос, что делать с этими бывшими офицерами старой армии. Они были нужны нам как представители своей специфической профессии, как носители военных знаний, без которых пришлось бы иначе начинать все с самого начала. В этом случае наши враги едва ли дали бы нам возможность довести наше самообразование до необходимой высоты. Создать централизованный военный аппарат и такую армию без привлечения многочисленных представителей старого офицерства мы просто не могли. Теперь они находились в армии не как представители старого правящего класса, а как люди, занявшие места для нового революционного класса. Конечно, многие из них предали нас, перешли к врагу, принимали участие в мятежах, но в целом дух их классового сопротивления был сломлен…» Со ссылкой на книгу Л. Троцкого «Рождение Красной армии», Ю.Л.Дьяков, Т.С.Бушуева, «Фашистский меч ковался в СССР: Красная армия и Рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922-1933», М. 1993, стр. 58
{5} Волков, Трагедия…
{6} Вестник Архива Президента Российской Федерации
{7} «Демобилизация Красной Армии первое время была лишь операцией роспуска по домам стариков, с сокращением армии в таком виде, чтобы она могла немедленно выступить в поход. Момент осознания перехода на мирное положение можно отнести к 1 января 1922 г… С 1922 г. организация Красной Армии тесно связывается с бюджетными ограничениями… Сокращение бюджета влечет сокращение армии последовательно до 1 200 000; 825 000; 800 000; 600 000 [в течение 2-х лет]. Каждое сокращение влечет организационную перестройку, пересоставление штатов, полное или частичное, пересчет норм едоков, увольнение личного состава». Тезисы начальника мобилизационного отдела Штаба РККА Н.Л.Шпекторова о состоянии Красной Армии, 20 янваоя 1924 года, Сборник «Реформа в Красной Армии», Кн.1, стр. 68
{8} Берхин в своей книге «Военная реформа в СССР (1924-1925) отмечал следующие недостатки милиционной системы:
во-первых, территориально-милиционные формирования имели численно небольшие постоянные кадры, что в случае мобилизации и развертывания должно было бы в сильной степени сказаться на их боеспособности; во-вторых, короткий срок непосредственного военного обучения в милиционных формированиях не мог обеспечить высокой боевой подготовки и политического воспитания красноармейцев; в-третьих, территориальный принцип комплектования милиционных формирований исключал возможность дислокации их в соответствии с планом обороны границ и развертывания армии в случае нападения на СССР. Эта проблема, кстати, осложнялась и слабостью транспортной инфраструктуры страны; в-четвертых, короткий срок обучения в территориально-милиционных формированиях затруднял овладение более сложной современной техникой; в пятых, короткий срок обучения в милиционных частях не мог обеспечить достаточной дисциплинированности и внутренней спайки, если у контингента милиционных формирований основы дисциплины не были выработаны в соответствующей обстановке вне армии. Это особенно осложнялось тем, что страна была преимущественно аграрной. См. Берхин, указ. Сочинение, стр. 79-80
{9} Берхин, стр. 77
{10}«Численность вооруженных сил летом 1924 года была зафиксирована в 562 тыс. чел., в том числе для собственно армии 529 865 человек. Это был опасный предел. Дальнейшее уменьшение численности армии становилось опасным. Численность Красной армии была на 183 тыс. человек меньше французской и на 17 тыс. меньше, чем армии Польши, Румынии и Прибалтийских стран, вместе взятых. В то время как во Франции (без колоний) на каждые 10 тыс. жителей содержалось 200 солдат, в Румынии- 95, в Польше - 98, в Эстонии-128, в СССР на 10 тыс. жителей приходился только 41 солдат… Но кадровая армия в 562 тыс. человек в случае войны не могла бы, разумеется, решить те задачи, которые должна решать военная система страны. Фактически это была армия прикрытия, которая лишь в известной мере могла бы обеспечить мобилизацию страны в случае военного нападения. Кадровая армия такой численности не могла обеспечить необходимого количества воинских соединений в соответствии с оперативным планом развертывания. Она могла пропустить через себя и обучить только 30% годного призывного контингента страны, в то время как французская армия пропускала через себя 68,3%, польская - 70%, румынская - 66,6% призывного контингента. Такое положение ставило СССР в весьма невыгодные условия с точки зрения подготовки и накопления боевых резервов по сравнению с капиталистическими странами. С другой стороны, кадровая армия в 562 тыс. человек (а собственно армия - около 530 тыс. человек) могла содержать лишь треть числа воинских соединений, предусмотренного мобилизационным планом на случай войны». Берхин, стр.77-78
{11} «Выход мы находим, - говорил М. В. Фрунзе, - в сочетании кадровой армии с милиционной системой. Наличие территориально-милиционных формирований позволяет нам увеличить количество пропускаемого через ряды нашей армии контингента. Помимо этого соображения, мы считаемся и с тем, что эта система допускает несение военной службы без длительного отрыва от хозяйства, что является большим выигрышем для населения, и наконец с тем, что она обеспечивает в должной мере и интересы подготовки. Вот почему в вопросе структуры наших вооруженных сил мы стали на точку зрения постоянной армии плюс милиционные формирования. Другого выхода при данных условиях и численности наших мирных кадров у нас нет и быть не может».
«Конечно, - писал М. В. Фрунзе в 1925 г., - если бы перед нами был выбор между 1'/2-2-миллионной кадровой армией и нынешней системой милиции, то с военной точки зрения все данные были бы в пользу первого решения. Но ведь такого выбора у нас нет. А система милиции, в сочетании с кадровыми частями, обеспечение обороны Союза безусловно дает». Берхин, стр. 78-79
{12} На сегодня одной из лучших работ на эту тему является написанная еще в 1958 году работа Берхина.
{13} Берхин, стр. 72
{14} Волков или Кавтарадзе?
{15} доля комсостава, с образованием, полученным в академиях или военных училищах мирного времени составляла 5,9% в 1924 году и 5,8% в 1925 году (Обзор ГУ РККА о состоянии Красной армии в 1927-1928 гг., «Реформа в Красной армии. Документы и материалы. 1923-1928 гг.», Москва 2006, кн. 2, стр. 311). Численность комсостава на 1 января 1924 года составляла 43 033 чел. и на 1 марта 1925 года - 35 863 человек (Справка Управления по командному составу ГУ РККА о списочной численности начальствующего состава РККА на 1 марта 1925 года, Сборник, кн.1 стр. 354). Таким образом общая численность кадровых офицеров 2540 в 1924-м и 2080 в 1925 годах.
{16} Вестник Архива Президента Российской Федерации
{17} Картина на несколько более поздний период, но отражающая практически аналогичную ситуацию - на 1927 год - дана в Обзоре ГУ РККА о состоянии Красной армии в 1927-1928 гг., «Реформа в Красной армии. Документы и материалы. 1923-1928 гг.», Москва 2006, кн. 2, таблица на стр. 314. Там же: «… в штабах преобладающими группами являются академики и окончившие курсы усовершенствования в РККА, а также лица с военным образованием в старой армии. Эта последняя группа (бывшие офицеры) находится почти исключительно в штабах, в строю их процент ничтожен».
{18} Корум
{19} Например, в списке лиц с Высшим военным образованием на 1 марта 1923 года насчитывалось 472 кадровых офицера, при этом штабс-капитанов среди них было всего 13, в основном все остальные были представлены генералами, штаб-офицерами и в чуть меньшей степени капитанами.
{20} Отчасти это может объясняться меньшими потерями германского офицерского корпуса, большими размерами вооруженных сил (с учетом многочисленных запасных частей), требующих большего числа административных должностей, раздутостью бюрократического аппарата русской армии, а также большим количеством (и лучшим качеством) немецкого унтер-офицерского корпуса (перед войной у немцев было 12 сверхсрочных унтер-офицеров на роту мирного времени, в то время как в русской армии всего лишь 2, см. Головин, Усилия России…, стр. 49), недостаток которого вынуждал русскую армию производить больших количествах слабоподготовленных офицеров военного времени, которые и заняли к концу войны все строевые должности до комроты включительно.
{21} К 1927 году среди 3000 командиров Рейхсвера ротного уровня было 117 бывших унтер-офицеров, и еще около 600-800 человек получили офицерские звания уже при Зекте (см. Корума), таким образом, порядка 2-2,5 тыс. оставшихся офицеров были кадровыми офицерами.
{22} Существенным недостатком большей части штабных офицеров русской армии было как раз отсутствие опыта командования частями в условиях войны, большую часть которой они провели в штабах. Строевые же офицеры, как правило были выбиты в первый год войны.
{23} «В армии дает себя чувствовать старое офицерство, усиливаются трения между ними и краскомами. Последние во многих случаях не встречают должной поддержки и затираются. Проявляются старые методы обращения с красноармейской массой; очень заметно также стремление к единоначалию и к отстранению комиссаров». Доклад Шпекторова, Сборник по реформе
«Первый выпуск Академии Генерального штаба, состоявший из тех рабочих и крестьян, которые в течение гражданской войны командовали частями Красной Армии, которые потом, по окончании войны, пошли учиться, - этот выпуск в подавляющем своем большинстве демобилизован. Они заявили мне, что их положение в Красной Армии невыносимо. Их заедают старые спецы». Из доклада тов. Гусева, сборник, стр. 77 Из справки ОГПУ за сентябрь - октябрь 1923 г. по Запфронту: «комсостав в своей среде сохранил старые привычки и замашки и третирует краскомов как лишний для армии элемент . Подобное явление наблюдается в частях 4-го армкорпуса на Запфронте. В 27-й дивизии создались две группировки - офицерская и краскомовская; среди краскомов была даже тенденции убить одного из старых офицеров… В бронебригаде Запфронта офицерский состав всячески выживает младший комсостав, краскомов и членов РКП» Минаков, стр. 275
{24} См. например, Минакова: «По оценкам ответственных работников Политуправления фронта, «командный состав в полках, штабах бригад и дивизий в большинстве своем политически малограмотен, несмотря на интеллигентность». Речь идет о старшем и высшем командном составе и работниках штабов, т. е. бывших офицерах, и часто с академическим образованием. В качестве примера указывалось, что «в штабе одной из бригад нашего фронта был опрошен весь комсостав, и выяснилось, что ни один из них не читал Конституции РСФСР. Все они были с законченным средним образованием, один - с высшим, все - служащие в Красной Армии с 1918 г. В их числе были комбриг и начштабриг. В трех полках той же бригады почти все комбаты имели очень смутное представление о сущности советской власти». Обращалось внимание на полнейшее политическое равнодушие и безразличие командиров. «Нашелся комроты (бывший офицер, до службы учащийся), прослуживший в свое время у Колчака. На вопрос о разнице между белой и Красной армиями ответил, что белые носят погоны, а красные - нарукавные знаки. Дальнейшие расспросы в этой области показали, что указанный комроты действительно не подозревал иной разницы». Там же про антисемитизм, настроения и моральное состояние комсостава Запфронта - Минакова, «Сталин и заговор генералов», стр. 276-283
ПРОДОЛЖЕНИЕ
СОДЕРЖАНИЕ