Командиры Красной армии - 26
СОДЕРЖАНИЕ
Начало
Предыдущая страница
Основные преимущества и недостатки командного состава РККА 20-х годов. Уровень его боевой подготовки. Сравнение с Рейхсвером. Роль 20-х годов в формировании «офицерского» корпуса Красной армии в межвоенный период и их влияние на уровень подготовки комсостава Великой Отечественной войны.
Резюмируя итоги двадцатых годов необходимо отметить, что становление (закладывание основ) офицерского корпуса Красной армии проходило в чрезвычайно сложных условиях и сопровождалось острым дефицитом всего - квалифицированных кадров, материальных и денежных средств и т.д. Тем не менее в этот период был почти на ровном месте проделан огромный объем работы: были намечены основные ориентиры работы, отрегламентировано и отстроено прохождение службы комсоставом, создана трехступенчатая система военного образования, организована подготовка командиров запаса. По сути, при наличии серьезных трудностей и препятствий, отсутствии каких бы то ни было ресурсов, был создан и отлажен сложный механизм производства и дальнейшего обучения командного состава армии.
Изучая данный период, можно отметить два основных фактора, определивших развитие и основные особенности командного состава РККА на следующее десятилетие, и обусловившие многие специфические черты, проявившиеся и в ходе Великой Отечественной войны.
Первый фактор - преобладание кадрового офицерства русской императорской армии среди высшего командного состава, в штабах, центральном и окружных аппаратах, а также в системе военного образования, то есть на должностях, определявших основные направления развития вооруженных сил. На конец гражданской войны Красная армия располагала большим количество командиров с некоторым практическим боевым опытом, но, как правило, не имевших серьезной военной подготовки. Именно кадровое офицерство оказалось единственным источником получения теоретических (фундаментальных, базовых) военных знаний для создания полноценной современной армии, и, как отметил еще Троцкий, без военспецов было бы невозможно Красной армии вообще. Военспецы принесли в новую армию понимание того, как построены классические, современные вооруженные силы. Именно они помогли создать систему службы, обучения войск в мирное время - то есть дали армии те знания, которые по определению отсутствовали у комсостава из числе офицеров военного времени и рядового и унтер-офицерского состава. Они же, прекрасно помня многие недостатки, присущие еще старой армии, в новой пытались так или иначе их исправить, иногда удачно, иногда не очень. К последним, неудачным нововведениям, стоит отнести эксперимент с введением бригадного метода обучения в ВУЗах, призванный повысить самостоятельность курсантов, привить им навыки практической работы, но на практике приведший к противоположным результатам. К удачным шагам можно отнести создание более продуманной и четкой системы подготовки командиров запаса, а также регламентирование предельных сроков службы, позволившее омолодить комсостав по сравнение со старой и иностранными армиями. К негативным последствиям присутствия офицеров старой армии в РККА необходимо отнести привнесенный ими канцеляризм и бюрократизм («сухомлиновщину») в работу центрального аппарата, раздутость штатов, излишнее внимание к вопросам стратегическим в ущерб вниманию к вопросам тактическим, обучению комсостава умению управлять и организовывать бой, увлечение теорией и бумажной работой в ущерб живой работе в поле. Присущие кадровому офицерству старой армии нерешительность, слабоволие, отсутствие лидерских качеств также были частично унаследованы Красной армией, как и склонность военного образования к схоластичности, излишнем увлечении теорией, изучением стратегии в ущерб тактике, нелюбовь к работе в поле.
Вторым фактором являлись внешние, инфраструктурные условия - чрезвычайная бедность страны (и соответственно армии), и, как следствие, тяжелое материальное положение комсостава и низкий престиж военной службы, и низкий общекультурный уровень населения, что отнюдь не способствовало привлечению качественного контингента на командные должности. Привлечение же некачественного контингента влекло за собой очень низкий уровень как общеобразовательной, так и военной подготовки, как упоминал цитируемый ранее А.И. Каменев - из командира получался инструктор, а не командир. Во многом данный фактор также был наследственным - условия, когда немногочисленность культурного слоя, непрестижность службы в армии среди образованных людей, были присущи и старой армии. При этом в послереволюционной стране ситуация была еще более тяжелой как следствие с одной стороны общей разрухи, не позволявшей выделять на вооруженные силы даже те средства, которые выделялись в царской России, а с другой стороны, необходимости размазывать и эти деньги на содержание большего по размерам офицерского корпуса (результат осознания ошибок старой армии, когда кадровый офицерский корпус был выбит в первые же месяцы мировой войны) и подготовку большего числа командиров (среди прочего, результат повышенной текучести комсостава). Следствием этих проблем часто оказывалась шаблонность и безынициативность комсостава. Первая предопределялась недостаточным кругозором и слабым базовым образованием, а вторая, например, тем, что из-за слабой профессиональной подготовки командиров штабы и высший комсостав были вынуждены максимально концентрировать функции управления у себя, что вело к излишней централизации командования и отнюдь не способствовало проявлениям инициативы. Этот момент отмечали еще Какурин и Меликов в своей работе, посвященной советско-польской войне, при этом проблема сохранялась и много позже - о том же писали и британские военные эксперты сразу после окончания Второй мировой войны, разрабатывая небезызвестный план «Немыслимое». Таким образом, молодое советское государство в подготовке командного состава в 20-е годы столкнулось по сути с теми же проблемами, что и царская Россия, при этом в более тяжелых условиях - и естественно, не могло быстро, одним махом, решить проблемы, которые до этого не решались и накапливались десятилетиями. Также, как и царская Россия в более благоприятных условиях, не могла решить тех же проблем в десятилетие между Русско-японской и Первой мировой войнами.
Вообще, бедность вооруженных сил сказывалась даже на обучении комсостава уже во время службы в войсках - так, например, в 1926 году недостаток материальных средств серьезно ограничивал подготовку артиллеристов: «ограниченный отпуск снарядов пришлось восполнить путем подготовительных занятий, из которых наиболее широко использованы были и принесли наибольшую пользу имитационные (подражательные) стрельбы и корректировочные площадки для стрельб с авиацией. Все же недостаток снарядов сказался отрицательно: а) на практике в самостоятельной стрельбе командиров взводов, которые на 50 % ее не имели; б) на практике всего командного состава в наблюдении разрывов; в) на практике в стрельбе на поражение, которая за редким исключением почти не производилась»{1}.
Необходимо отметить еще один момент, определивший, наверное, главное отличие от других армий - идеология. Данный фактор не играл той роли, которая представляется многим нашим современникам, но тем не менее было бы несерьезно упускать его из виду. Идеология играла важную роль в армейской жизни и проявлялась во многом - в наличии института комиссаров (от чего стремились уйти на протяжении всех двадцатых годов), усиленном внимании к классовому происхождению курсантов с целью усиления рабочей прослойки, увеличенном количестве общественно-политических предметов в военном училище (что кстати негативно сказывалось на их военной подготовке). Тем не менее, не стоит и излишне преувеличивать роль идеологии. Поскольку во главе армии на протяжении всех двадцатых годов стояли в основном (пусть не всегда на первом плане) именно военные профессионалы, во главу угла они ставили именно уровень военной подготовки армии, а идеология для них была либо средством маскировки и зачастую ограничивалась лишь внешними проявлениями, революционной фразеологией. Мы уже видели, что при тех же чистках командного состава, главный упор делался в первую очередь на профессионализм, и лишь затем на благонадежность кадровых военных.
Ситуация не сильно изменилась и позднее, в тридцатых годах. Во-первых, к тому времени положение страны, как внешнее, так и внутреннее, заметно стабилизировалось. С удалением Троцкого наметился поворот от идей мировой революции к построению социализма в одной стране, десятилетняя пропаганда естественным образом сказывалась на умах значительной массы населения, в том числе и командного состава. Во-вторых, хотя доля кадровых военных старой армии, стоявших у руля РККА, заметно сократилась к тридцатым годам по различным причинам, многие революционные командиры, которые оставались к тому времени в армии, за десять с лишком лет по своей сути стали профессиональными военными.
К числу основных плюсов «офицерского» корпуса РККА следует отнести - как это ни странно - наличие большой доли офицеров военного времени и опытных унтер-офицеров. Представители этой группы, занявшие свои командные должности во время Первой мировой войны благодаря своим личным заслугам, показавшим и проявившим свои лидерские качества, умение управлять людским коллективом в сложной, стрессовой обстановке боя - отличались в лучшую сторону от кадровых офицеров именно своими волевыми качествами, активностью, целеустремленностью. Впрочем ценны, были как унтера с опытом службы и офицеры, выходцы из младшего командного и рядового состава, так и офицеры военного времени из интеллигенции, часто сразу попадавшие в школы прапорщиков и военные училища благодаря наличию среднего и высшего образования. Последние ценны были своими моральными качествами, настоящим патриотизмом и самоотверженностью, чувством долга (Головин писал: «офицер «военного времени» 1916 и 1917 гг. это «патриот-интеллигент». Выше мы уже отмечали, что русскому интеллигенту было очень легко отклониться от боевой офицерской работы; поэтому в «офицеры военного времени» попадают только те, кто не только на словах, но и на деле проникся идеей долга защиты Родины. Происходит своего рода социальный подбор». Впрочем, представители этой группы чаще попадали в Белую, а не Красную, армию), а также наличием полноценного (полного среднего и высшего) образования, а соответственно - широким кругозором. Наличие полного и тем более среднего образования было достаточно большой редкостью в дореволюционной России и свидетельствовало об общекультурном и интеллектуальном уровне заметно выше среднего. Кроме этого, оно давало хорошую базу и для усвоения военных знаний, как и для значительного расширения кругозора. Достаточно отметить, что в Рейхсвере тот же Зект всячески стремился к тому, чтобы офицеры дополнительно к военному, получали и высшее гражданское образование, преимущественно техническое. В качестве примера способных военачальников РККА, вышедших из офицеров военного времени с высшим гражданским образованием можно упомянуть одного из героев гражданской войны, в 30-е годы комдива, А.В.Павлова, (поручик в/в, закончил земледельческий институт, агроном), неплохо проявившего себя и в межвоенный период, в частности, в ходе маневров Западного фронта осенью 1923 года{2}, комкора Хаханьяна Г.Д. (неоконченное филологическое образование в Московском университете, прапорщик), которого как руководителя курсов «Выстрел» высоко оценил в своих воспоминаниях Василевский, комкора Р.П. Эйдемана (подпоручик, обр.высшее, в 1925-1932 начальник Военной академии), единственного из особо отмеченных немецким полковником Хальмом преподавателей Военной Академии, который в отличие от остальных упомянутых военных ученных, не был не только генштабистом, но и вообще кадровым офицером старой армии{3}. Все это молодое «красное офицерство» прошло проверку гражданской войной, в том числе унтера и офицеры с минимальным военным опытом на конец мировой войны, которые в гражданскую получили свой базовый опыт. В результате в армии остались те, кто почувствовал вкус, призвание к военной службе, военная косточка.
Социальная мобильность, появившаяся с революцией, открыла возможности серьезного карьерного роста для многих выходцев из нижних социальных слоев, которым в прежних условиях с большой вероятностью светила карьера максимум командира роты в звании штабс-капитана. Военная карьера, при ее непрестижности среди квалифицированных рабочих, оказывалась привлекательной и для многих выходцев из крестьянства (даже в конце сороковых встречались призывники, которые впервые только в армии увидели постельное белье и получили трехразовое питание). Существенным недостатком данных командиров был очень низкий общекультурный и образовательный. Соответственно, от них требовалось лишь желание расти и учиться и энергия и активность при реализации этого желания, и, как следствие, на самый верх, к началу Великой Отечественной, и пробивались наиболее упорные и целеустремленные представители данной категории (краскомы гражданской и курсанты двадцатых годов), те, кто был готов «учиться, учиться и еще раз учиться» (как писал И.П.Белов, «кто не учится и занимает должность, тот преступник перед революцией»), кто дополнительно к различным курсам занимался самообразованием, расширяли свой кругозор, упорно - как мы видели - в очень сложных материальных и бытовых условиях - тянул служебную лямку и накапливал свой командный, управленческий опыт. Наиболее яркие и известные фигуры из этой группы - унтера Жуков, Конев, Рокоссовский, (из офицеров - Триандафиллов, маршалы победы Василевский, Говоров, Баграмян, Толбухин).
Такие преимущества высшего комсостава РККА, как молодость, активность, незашоренность, восприимчивость ко всему новому - отмечали и зарубежом - как бывшие так и будущие противники. Вот что писал например один из известных военных мыслителей-эмигрантов, бывший белогвардейский офицер, Евгений Месснер в статье «Советская и эмигрантская военная мысль»: «Другая группа создателей красной армии - командиры времени и навыков гражданской войны - внесли в военное творчество смелость и дерзновение. Революционеры и авантюристы, свободные от пут военных догматов и застоя, уверенные в непререкаемой ценности собственного боевого опыта, эти рев-военные вывели русскую военную мысль из того тупика, в которую ее в годы Великой войны завело слепое подражание бездарным западноевропейским образцам. Быстрота действий и маневрирование - вот две основы советской военной мысли, резко отличающейся, например, от французской доктрины, которая словесным блеском громовых фраз о соблюдении наполеоновской маневренности прикрывает свою позиционно-силовую сущность. Советская военная доктрина под влиянием рев-военных опережает военную мысль других армий: если она не придумывает нового, то она перехватывает новые идеи у других, и разрабатывает их рекордно быстро. Французы и немцы показали миру значение авиации: итальянцы сделали отсюда выводы о необходимости поднять часть военных операций с земли под небеса; красные стратеги загорелись этой идеей и, подготовляя развитие своей авиации; в военное время, превратили русский народ в летающих людей: ни в одной стране нет такого количества привыкших к полетам граждан, как в СССР. Стоило возникнуть в Америке мысли о воздушных десантах, как красная военная мысль лихорадочно заработала в этом направлении. Сейчас уже отряды в тысячи человек могут спускаться на парашютах и число парашютистов в стране растет, как нигде. Великая война остро поставила вопрос о размещении обрабатывающих и по возможности добывающих предприятий в достаточном удалении от границ; во многих государствах кое-что было предпринято в этом направлении, но только в СССР на этот вопрос - один из важнейших в теории и практике ведения войн - было обращено серьезное внимание»{4}. И еще у него же про наступательный дух РККА: «Наступательная доктрина, однако, сама по себе имеет ограниченную ценность, если нет людей для превращения наступательной теории в наступательную практику. В красной армии есть предпосылка для такого превращения - молодость ее командного состава. Красная военная мысль проповедует наступление не для того, чтобы придать энергии командному составу, а потому, что командный состав полон энергии».
То же отмечали в 20-х - 30-х годах и будущие противники. В частности, упоминаемый выше полковник Хальм, побывавший в СССР во второй половине двадцатых годов и подготовивший доклад о состоянии РККА в 1927 г., отмечал наличие на высших должностях «ряда способных, тактически хорошо подготовленных людей», а также их сметливость, «исключительная молодость и свежесть»{5}. А после войны Алкмар Говэ, в книге, посвященной созданию германских воздушно-десантных войск следующим образом объяснял то, что ВДВ впервые появились в СССР: «Первые крупные опыты по использованию воздушно-десантных войск были проведены в стране, от которой, судя по положению вещей, ожидать этого можно было менее всего. Однако объясняется это весьма просто. В годы русской революции старые военные кадры были либо уничтожены, либо покинули страну и Красная Армия должна была вырастить новые молодые революционные кадры. Эти люди, не связанные ни с какими традициями и привычками и не стесняемые консервативными силами, могли позволить себе проводить любые эксперименты»{6}. Раус в своей книге, написанной после войны, отмечал - правда в отношении высшего комсостава времен войны - его активность, волевые качества и высокую квалификацию - кстати, в противовес основной массе среднего и старшего комсостава: «Высшие эшелоны командования Красной Армии с самого начала показали себя наилучшим образом: гибкость, инициативность, энергия. Однако они не смогли воодушевить основную массу русских солдат. Большинство командиров выдвинулись на командные посты в мирное время очень молодыми… в продвижении наверх… выбор делался в зависимости от характера, военных способностей и ума. Партийные выдвиженцы занимали чисто номинальные должности. ... В области военного образования был достигнут столь значительный прогресс, что в начале войны качество высшего командования полностью отвечало требованиям момента. Многие решения в сфере стратегии, которые тогда и теперь могут вызвать сомнения в способностях этих командиров, требуют тщательного анализа тогдашней ситуации, и лишь после этого можно будет сделать правильный вывод… Гибкость, продемонстрированная командирами армий и фронтов, была не столь заметна на нижних эшелонах… в начале войны»{7}
ПРОДОЛЖЕНИЕ
СОДЕРЖАНИЕ
{1} Указывалось, что «на результаты боевой подготовки отрицательно влияют: а) некомплект командного и рядового состава во время лагерных сборов, особенно остро ощущается недостаток квалифицированных работников штабов артиллерии; б) некомплект конского состава и особенно строевых лошадей; в) некомплект приборов для стрельбы, телефонного, метеорологического и топографического имущества и строевых седел; г) перегруженность артиллерийских штабов административно-канцелярской работой, а командиров батарей - хозяйственными мелочами»; Тезисы доклада врид. инспектора артиллерии Д.Д. Тризны в РВС СССР о результатах боевой подготовки артиллерии РККА в 1926/27 учебном году, № 560/с, от 22 октября 1927 г.
{2} См. Минакова «Сталин и его маршал», М., Яуза, 2004, стр. 281-282: «большие двусторонние маневры войск Западного фронта. Они продолжались до 3 октября включительно. То есть почти двадцать дней ... (Столь длительных маневров в Красной Армии не проводили ни до, ни после этого (до 1937 г. включительно, по крайней мере). Обычно войсковые маневры в Западном или Белорусском, в Украинском или Киевском округах продолжались от 5 до 10 суток. Даже большие Одесские маневры 1927 г. продолжались всего 12 дней, а знаменитые большие маневры Киевского военного округа в 1935 г. продолжались всего 6 суток) Маневры Западного фронта осенью 1923 г. очень были похожи на «пролог» к началу военных действий на западной границе. В ходе этих маневров прекрасно показал себя командир 4-го стрелкового корпуса А. Павлов. Ему в предстоящих военных действиях, видимо, отводилась важная роль. Под прикрытием маневров можно было осуществить достаточно легко необходимую для предстоящих боевых действий передислокацию войсковых частей и соединений». Там же в примечаниях: «...С особым блеском и силой А.В. Павлов проявил воинский талант на больших белорусских маневрах осенью 1923 г., -...А.В. Павлов командовал «красной стороной». Маневры, как известно, закончились тем, что противная сторона была наголову разбита. Еще несколько лет после маневров среди командиров Белорусского военного округа были живы воспоминания о них и о смелом, неожиданном решении А.В. Павлова» (Герасимов М.Н., Санович Г. Комдив А.В. Павлов // Военно-исторический журнал. 1966. № 10. С. 113.
{3} Среди офицеров военного времени, получивших до революции высшее (в том числе неполное) или специальное среднее (что тоже было достаточной редкостью и показателем высокого уровня образования) образование, можно перечислить, например, комкоров Зонберга Ж.Ф. (поручик, 3 курса юридического факультет Московского университета, владел латышским и немецким), Левичева В.Н. (штабс-капитан, учительская семинария), Лонгву Р.В. (штабс-капитан, коммерческое училище, 2 курса экономического ф-та Варшавского ун-та, владеет польским, украинским, французским, слабо немецким), Путну В.К. (прапорщик, реальное, коммерческое и художественное училища), флагмана флота 1-го ранга Орлова В.М. (мичман в/в, юридический факультет Петербургского университета), комдивов Княгицкого П.Е. (прапорщик, высшее архитектурное отделение Академии художеств, владел украинским, немецким, французским), Кручинкина Н.К. (прапорщик, Технологический институт, зам. начальника и начальник ГУ пограничных и внутренних войск НКВД), Никонова А.М. (подпоручик, духовная семинария и один курс Педагогического института), Ушакова К.П. (корнет, Московский коммерческий институт), Мурзина Д.К. (штаб-ротмистр, юридический факультет Московского университета), Орлова А.Г. (прапорщик, Пермское реальное училище, два курса юридического факультета Московского университета), комбригов Малиновского Л.П. (подпоручик, Институт гражданских инженеров, владел французским) и Петражицкого И.И. (подпоручик авиации, Донской политехнический институт), полкового комиссара Мейендорфа М.Э. (подпоручик л.-г. Семеновского полка, неоконченное высшее физико-математическое образование, Петербургский университет), начальника штаба 24-й стрелковой дивизии (в 1922 году) П.В. Сергеева П.В.- (штабс-капитан, юридический ф-т Московского университета), занимавшего после гражданской войны должности начальника штаба 27-й, 5-й, 29-й стрелковых дивизий А.К. Колесинского (поручик, окончил юридический факультет Петербургского и Дерптского университетов, с 1926 года военрук в гражданском ВУЗе).
{4} Сборник «Военная мысль в изгнании» …, впрочем там же Месснер отмечал и отрицательные моменты: «Не продолжая перечня доказательств способности красной военной мысли к восприятию новшеств, следует оговориться, Что эта способность иногда превращается в азарт и нуждается в торможении. … Большевистская суетливость и пролетарская малоразвитость рев-военных, дополненные их военной малограмотностью, ведут красную мысль зигзагами, что причиняет немало ущерба и красной армии, и красной военной доктрине. Отрицательное воздействие «маршалов от гражданской войны» усиливается их крайней самоуверенностью. Их победительское самомнение не охладил польский душ и подогрел разгром китайцев в 1929 году. Поэтому военная наука, с ее разработкой вековечных законов военного дела, олицетворяемая в красной армии некоторым числом бывших царских, офицеров-генштабистов, пребывала в загоне. …На долю этих бывших полковников выпала тяжелая задача тормозить скольжение красной военной мысли в сторону авантюризма - наследия гражданской войны - и доктринерства - детища социалистических мечтаний. Они свою задачу в значительной мере выполнили.».
{5} Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва - Берлин, 1920-1933 гг. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001, стр. 237
{6} Ссылка
{7} Ссылка
ПРОДОЛЖЕНИЕ
СОДЕРЖАНИЕ
Начало
Предыдущая страница
Основные преимущества и недостатки командного состава РККА 20-х годов. Уровень его боевой подготовки. Сравнение с Рейхсвером. Роль 20-х годов в формировании «офицерского» корпуса Красной армии в межвоенный период и их влияние на уровень подготовки комсостава Великой Отечественной войны.
Резюмируя итоги двадцатых годов необходимо отметить, что становление (закладывание основ) офицерского корпуса Красной армии проходило в чрезвычайно сложных условиях и сопровождалось острым дефицитом всего - квалифицированных кадров, материальных и денежных средств и т.д. Тем не менее в этот период был почти на ровном месте проделан огромный объем работы: были намечены основные ориентиры работы, отрегламентировано и отстроено прохождение службы комсоставом, создана трехступенчатая система военного образования, организована подготовка командиров запаса. По сути, при наличии серьезных трудностей и препятствий, отсутствии каких бы то ни было ресурсов, был создан и отлажен сложный механизм производства и дальнейшего обучения командного состава армии.
Изучая данный период, можно отметить два основных фактора, определивших развитие и основные особенности командного состава РККА на следующее десятилетие, и обусловившие многие специфические черты, проявившиеся и в ходе Великой Отечественной войны.
Первый фактор - преобладание кадрового офицерства русской императорской армии среди высшего командного состава, в штабах, центральном и окружных аппаратах, а также в системе военного образования, то есть на должностях, определявших основные направления развития вооруженных сил. На конец гражданской войны Красная армия располагала большим количество командиров с некоторым практическим боевым опытом, но, как правило, не имевших серьезной военной подготовки. Именно кадровое офицерство оказалось единственным источником получения теоретических (фундаментальных, базовых) военных знаний для создания полноценной современной армии, и, как отметил еще Троцкий, без военспецов было бы невозможно Красной армии вообще. Военспецы принесли в новую армию понимание того, как построены классические, современные вооруженные силы. Именно они помогли создать систему службы, обучения войск в мирное время - то есть дали армии те знания, которые по определению отсутствовали у комсостава из числе офицеров военного времени и рядового и унтер-офицерского состава. Они же, прекрасно помня многие недостатки, присущие еще старой армии, в новой пытались так или иначе их исправить, иногда удачно, иногда не очень. К последним, неудачным нововведениям, стоит отнести эксперимент с введением бригадного метода обучения в ВУЗах, призванный повысить самостоятельность курсантов, привить им навыки практической работы, но на практике приведший к противоположным результатам. К удачным шагам можно отнести создание более продуманной и четкой системы подготовки командиров запаса, а также регламентирование предельных сроков службы, позволившее омолодить комсостав по сравнение со старой и иностранными армиями. К негативным последствиям присутствия офицеров старой армии в РККА необходимо отнести привнесенный ими канцеляризм и бюрократизм («сухомлиновщину») в работу центрального аппарата, раздутость штатов, излишнее внимание к вопросам стратегическим в ущерб вниманию к вопросам тактическим, обучению комсостава умению управлять и организовывать бой, увлечение теорией и бумажной работой в ущерб живой работе в поле. Присущие кадровому офицерству старой армии нерешительность, слабоволие, отсутствие лидерских качеств также были частично унаследованы Красной армией, как и склонность военного образования к схоластичности, излишнем увлечении теорией, изучением стратегии в ущерб тактике, нелюбовь к работе в поле.
Вторым фактором являлись внешние, инфраструктурные условия - чрезвычайная бедность страны (и соответственно армии), и, как следствие, тяжелое материальное положение комсостава и низкий престиж военной службы, и низкий общекультурный уровень населения, что отнюдь не способствовало привлечению качественного контингента на командные должности. Привлечение же некачественного контингента влекло за собой очень низкий уровень как общеобразовательной, так и военной подготовки, как упоминал цитируемый ранее А.И. Каменев - из командира получался инструктор, а не командир. Во многом данный фактор также был наследственным - условия, когда немногочисленность культурного слоя, непрестижность службы в армии среди образованных людей, были присущи и старой армии. При этом в послереволюционной стране ситуация была еще более тяжелой как следствие с одной стороны общей разрухи, не позволявшей выделять на вооруженные силы даже те средства, которые выделялись в царской России, а с другой стороны, необходимости размазывать и эти деньги на содержание большего по размерам офицерского корпуса (результат осознания ошибок старой армии, когда кадровый офицерский корпус был выбит в первые же месяцы мировой войны) и подготовку большего числа командиров (среди прочего, результат повышенной текучести комсостава). Следствием этих проблем часто оказывалась шаблонность и безынициативность комсостава. Первая предопределялась недостаточным кругозором и слабым базовым образованием, а вторая, например, тем, что из-за слабой профессиональной подготовки командиров штабы и высший комсостав были вынуждены максимально концентрировать функции управления у себя, что вело к излишней централизации командования и отнюдь не способствовало проявлениям инициативы. Этот момент отмечали еще Какурин и Меликов в своей работе, посвященной советско-польской войне, при этом проблема сохранялась и много позже - о том же писали и британские военные эксперты сразу после окончания Второй мировой войны, разрабатывая небезызвестный план «Немыслимое». Таким образом, молодое советское государство в подготовке командного состава в 20-е годы столкнулось по сути с теми же проблемами, что и царская Россия, при этом в более тяжелых условиях - и естественно, не могло быстро, одним махом, решить проблемы, которые до этого не решались и накапливались десятилетиями. Также, как и царская Россия в более благоприятных условиях, не могла решить тех же проблем в десятилетие между Русско-японской и Первой мировой войнами.
Вообще, бедность вооруженных сил сказывалась даже на обучении комсостава уже во время службы в войсках - так, например, в 1926 году недостаток материальных средств серьезно ограничивал подготовку артиллеристов: «ограниченный отпуск снарядов пришлось восполнить путем подготовительных занятий, из которых наиболее широко использованы были и принесли наибольшую пользу имитационные (подражательные) стрельбы и корректировочные площадки для стрельб с авиацией. Все же недостаток снарядов сказался отрицательно: а) на практике в самостоятельной стрельбе командиров взводов, которые на 50 % ее не имели; б) на практике всего командного состава в наблюдении разрывов; в) на практике в стрельбе на поражение, которая за редким исключением почти не производилась»{1}.
Необходимо отметить еще один момент, определивший, наверное, главное отличие от других армий - идеология. Данный фактор не играл той роли, которая представляется многим нашим современникам, но тем не менее было бы несерьезно упускать его из виду. Идеология играла важную роль в армейской жизни и проявлялась во многом - в наличии института комиссаров (от чего стремились уйти на протяжении всех двадцатых годов), усиленном внимании к классовому происхождению курсантов с целью усиления рабочей прослойки, увеличенном количестве общественно-политических предметов в военном училище (что кстати негативно сказывалось на их военной подготовке). Тем не менее, не стоит и излишне преувеличивать роль идеологии. Поскольку во главе армии на протяжении всех двадцатых годов стояли в основном (пусть не всегда на первом плане) именно военные профессионалы, во главу угла они ставили именно уровень военной подготовки армии, а идеология для них была либо средством маскировки и зачастую ограничивалась лишь внешними проявлениями, революционной фразеологией. Мы уже видели, что при тех же чистках командного состава, главный упор делался в первую очередь на профессионализм, и лишь затем на благонадежность кадровых военных.
Ситуация не сильно изменилась и позднее, в тридцатых годах. Во-первых, к тому времени положение страны, как внешнее, так и внутреннее, заметно стабилизировалось. С удалением Троцкого наметился поворот от идей мировой революции к построению социализма в одной стране, десятилетняя пропаганда естественным образом сказывалась на умах значительной массы населения, в том числе и командного состава. Во-вторых, хотя доля кадровых военных старой армии, стоявших у руля РККА, заметно сократилась к тридцатым годам по различным причинам, многие революционные командиры, которые оставались к тому времени в армии, за десять с лишком лет по своей сути стали профессиональными военными.
К числу основных плюсов «офицерского» корпуса РККА следует отнести - как это ни странно - наличие большой доли офицеров военного времени и опытных унтер-офицеров. Представители этой группы, занявшие свои командные должности во время Первой мировой войны благодаря своим личным заслугам, показавшим и проявившим свои лидерские качества, умение управлять людским коллективом в сложной, стрессовой обстановке боя - отличались в лучшую сторону от кадровых офицеров именно своими волевыми качествами, активностью, целеустремленностью. Впрочем ценны, были как унтера с опытом службы и офицеры, выходцы из младшего командного и рядового состава, так и офицеры военного времени из интеллигенции, часто сразу попадавшие в школы прапорщиков и военные училища благодаря наличию среднего и высшего образования. Последние ценны были своими моральными качествами, настоящим патриотизмом и самоотверженностью, чувством долга (Головин писал: «офицер «военного времени» 1916 и 1917 гг. это «патриот-интеллигент». Выше мы уже отмечали, что русскому интеллигенту было очень легко отклониться от боевой офицерской работы; поэтому в «офицеры военного времени» попадают только те, кто не только на словах, но и на деле проникся идеей долга защиты Родины. Происходит своего рода социальный подбор». Впрочем, представители этой группы чаще попадали в Белую, а не Красную, армию), а также наличием полноценного (полного среднего и высшего) образования, а соответственно - широким кругозором. Наличие полного и тем более среднего образования было достаточно большой редкостью в дореволюционной России и свидетельствовало об общекультурном и интеллектуальном уровне заметно выше среднего. Кроме этого, оно давало хорошую базу и для усвоения военных знаний, как и для значительного расширения кругозора. Достаточно отметить, что в Рейхсвере тот же Зект всячески стремился к тому, чтобы офицеры дополнительно к военному, получали и высшее гражданское образование, преимущественно техническое. В качестве примера способных военачальников РККА, вышедших из офицеров военного времени с высшим гражданским образованием можно упомянуть одного из героев гражданской войны, в 30-е годы комдива, А.В.Павлова, (поручик в/в, закончил земледельческий институт, агроном), неплохо проявившего себя и в межвоенный период, в частности, в ходе маневров Западного фронта осенью 1923 года{2}, комкора Хаханьяна Г.Д. (неоконченное филологическое образование в Московском университете, прапорщик), которого как руководителя курсов «Выстрел» высоко оценил в своих воспоминаниях Василевский, комкора Р.П. Эйдемана (подпоручик, обр.высшее, в 1925-1932 начальник Военной академии), единственного из особо отмеченных немецким полковником Хальмом преподавателей Военной Академии, который в отличие от остальных упомянутых военных ученных, не был не только генштабистом, но и вообще кадровым офицером старой армии{3}. Все это молодое «красное офицерство» прошло проверку гражданской войной, в том числе унтера и офицеры с минимальным военным опытом на конец мировой войны, которые в гражданскую получили свой базовый опыт. В результате в армии остались те, кто почувствовал вкус, призвание к военной службе, военная косточка.
Социальная мобильность, появившаяся с революцией, открыла возможности серьезного карьерного роста для многих выходцев из нижних социальных слоев, которым в прежних условиях с большой вероятностью светила карьера максимум командира роты в звании штабс-капитана. Военная карьера, при ее непрестижности среди квалифицированных рабочих, оказывалась привлекательной и для многих выходцев из крестьянства (даже в конце сороковых встречались призывники, которые впервые только в армии увидели постельное белье и получили трехразовое питание). Существенным недостатком данных командиров был очень низкий общекультурный и образовательный. Соответственно, от них требовалось лишь желание расти и учиться и энергия и активность при реализации этого желания, и, как следствие, на самый верх, к началу Великой Отечественной, и пробивались наиболее упорные и целеустремленные представители данной категории (краскомы гражданской и курсанты двадцатых годов), те, кто был готов «учиться, учиться и еще раз учиться» (как писал И.П.Белов, «кто не учится и занимает должность, тот преступник перед революцией»), кто дополнительно к различным курсам занимался самообразованием, расширяли свой кругозор, упорно - как мы видели - в очень сложных материальных и бытовых условиях - тянул служебную лямку и накапливал свой командный, управленческий опыт. Наиболее яркие и известные фигуры из этой группы - унтера Жуков, Конев, Рокоссовский, (из офицеров - Триандафиллов, маршалы победы Василевский, Говоров, Баграмян, Толбухин).
Такие преимущества высшего комсостава РККА, как молодость, активность, незашоренность, восприимчивость ко всему новому - отмечали и зарубежом - как бывшие так и будущие противники. Вот что писал например один из известных военных мыслителей-эмигрантов, бывший белогвардейский офицер, Евгений Месснер в статье «Советская и эмигрантская военная мысль»: «Другая группа создателей красной армии - командиры времени и навыков гражданской войны - внесли в военное творчество смелость и дерзновение. Революционеры и авантюристы, свободные от пут военных догматов и застоя, уверенные в непререкаемой ценности собственного боевого опыта, эти рев-военные вывели русскую военную мысль из того тупика, в которую ее в годы Великой войны завело слепое подражание бездарным западноевропейским образцам. Быстрота действий и маневрирование - вот две основы советской военной мысли, резко отличающейся, например, от французской доктрины, которая словесным блеском громовых фраз о соблюдении наполеоновской маневренности прикрывает свою позиционно-силовую сущность. Советская военная доктрина под влиянием рев-военных опережает военную мысль других армий: если она не придумывает нового, то она перехватывает новые идеи у других, и разрабатывает их рекордно быстро. Французы и немцы показали миру значение авиации: итальянцы сделали отсюда выводы о необходимости поднять часть военных операций с земли под небеса; красные стратеги загорелись этой идеей и, подготовляя развитие своей авиации; в военное время, превратили русский народ в летающих людей: ни в одной стране нет такого количества привыкших к полетам граждан, как в СССР. Стоило возникнуть в Америке мысли о воздушных десантах, как красная военная мысль лихорадочно заработала в этом направлении. Сейчас уже отряды в тысячи человек могут спускаться на парашютах и число парашютистов в стране растет, как нигде. Великая война остро поставила вопрос о размещении обрабатывающих и по возможности добывающих предприятий в достаточном удалении от границ; во многих государствах кое-что было предпринято в этом направлении, но только в СССР на этот вопрос - один из важнейших в теории и практике ведения войн - было обращено серьезное внимание»{4}. И еще у него же про наступательный дух РККА: «Наступательная доктрина, однако, сама по себе имеет ограниченную ценность, если нет людей для превращения наступательной теории в наступательную практику. В красной армии есть предпосылка для такого превращения - молодость ее командного состава. Красная военная мысль проповедует наступление не для того, чтобы придать энергии командному составу, а потому, что командный состав полон энергии».
То же отмечали в 20-х - 30-х годах и будущие противники. В частности, упоминаемый выше полковник Хальм, побывавший в СССР во второй половине двадцатых годов и подготовивший доклад о состоянии РККА в 1927 г., отмечал наличие на высших должностях «ряда способных, тактически хорошо подготовленных людей», а также их сметливость, «исключительная молодость и свежесть»{5}. А после войны Алкмар Говэ, в книге, посвященной созданию германских воздушно-десантных войск следующим образом объяснял то, что ВДВ впервые появились в СССР: «Первые крупные опыты по использованию воздушно-десантных войск были проведены в стране, от которой, судя по положению вещей, ожидать этого можно было менее всего. Однако объясняется это весьма просто. В годы русской революции старые военные кадры были либо уничтожены, либо покинули страну и Красная Армия должна была вырастить новые молодые революционные кадры. Эти люди, не связанные ни с какими традициями и привычками и не стесняемые консервативными силами, могли позволить себе проводить любые эксперименты»{6}. Раус в своей книге, написанной после войны, отмечал - правда в отношении высшего комсостава времен войны - его активность, волевые качества и высокую квалификацию - кстати, в противовес основной массе среднего и старшего комсостава: «Высшие эшелоны командования Красной Армии с самого начала показали себя наилучшим образом: гибкость, инициативность, энергия. Однако они не смогли воодушевить основную массу русских солдат. Большинство командиров выдвинулись на командные посты в мирное время очень молодыми… в продвижении наверх… выбор делался в зависимости от характера, военных способностей и ума. Партийные выдвиженцы занимали чисто номинальные должности. ... В области военного образования был достигнут столь значительный прогресс, что в начале войны качество высшего командования полностью отвечало требованиям момента. Многие решения в сфере стратегии, которые тогда и теперь могут вызвать сомнения в способностях этих командиров, требуют тщательного анализа тогдашней ситуации, и лишь после этого можно будет сделать правильный вывод… Гибкость, продемонстрированная командирами армий и фронтов, была не столь заметна на нижних эшелонах… в начале войны»{7}
ПРОДОЛЖЕНИЕ
СОДЕРЖАНИЕ
{1} Указывалось, что «на результаты боевой подготовки отрицательно влияют: а) некомплект командного и рядового состава во время лагерных сборов, особенно остро ощущается недостаток квалифицированных работников штабов артиллерии; б) некомплект конского состава и особенно строевых лошадей; в) некомплект приборов для стрельбы, телефонного, метеорологического и топографического имущества и строевых седел; г) перегруженность артиллерийских штабов административно-канцелярской работой, а командиров батарей - хозяйственными мелочами»; Тезисы доклада врид. инспектора артиллерии Д.Д. Тризны в РВС СССР о результатах боевой подготовки артиллерии РККА в 1926/27 учебном году, № 560/с, от 22 октября 1927 г.
{2} См. Минакова «Сталин и его маршал», М., Яуза, 2004, стр. 281-282: «большие двусторонние маневры войск Западного фронта. Они продолжались до 3 октября включительно. То есть почти двадцать дней ... (Столь длительных маневров в Красной Армии не проводили ни до, ни после этого (до 1937 г. включительно, по крайней мере). Обычно войсковые маневры в Западном или Белорусском, в Украинском или Киевском округах продолжались от 5 до 10 суток. Даже большие Одесские маневры 1927 г. продолжались всего 12 дней, а знаменитые большие маневры Киевского военного округа в 1935 г. продолжались всего 6 суток) Маневры Западного фронта осенью 1923 г. очень были похожи на «пролог» к началу военных действий на западной границе. В ходе этих маневров прекрасно показал себя командир 4-го стрелкового корпуса А. Павлов. Ему в предстоящих военных действиях, видимо, отводилась важная роль. Под прикрытием маневров можно было осуществить достаточно легко необходимую для предстоящих боевых действий передислокацию войсковых частей и соединений». Там же в примечаниях: «...С особым блеском и силой А.В. Павлов проявил воинский талант на больших белорусских маневрах осенью 1923 г., -...А.В. Павлов командовал «красной стороной». Маневры, как известно, закончились тем, что противная сторона была наголову разбита. Еще несколько лет после маневров среди командиров Белорусского военного округа были живы воспоминания о них и о смелом, неожиданном решении А.В. Павлова» (Герасимов М.Н., Санович Г. Комдив А.В. Павлов // Военно-исторический журнал. 1966. № 10. С. 113.
{3} Среди офицеров военного времени, получивших до революции высшее (в том числе неполное) или специальное среднее (что тоже было достаточной редкостью и показателем высокого уровня образования) образование, можно перечислить, например, комкоров Зонберга Ж.Ф. (поручик, 3 курса юридического факультет Московского университета, владел латышским и немецким), Левичева В.Н. (штабс-капитан, учительская семинария), Лонгву Р.В. (штабс-капитан, коммерческое училище, 2 курса экономического ф-та Варшавского ун-та, владеет польским, украинским, французским, слабо немецким), Путну В.К. (прапорщик, реальное, коммерческое и художественное училища), флагмана флота 1-го ранга Орлова В.М. (мичман в/в, юридический факультет Петербургского университета), комдивов Княгицкого П.Е. (прапорщик, высшее архитектурное отделение Академии художеств, владел украинским, немецким, французским), Кручинкина Н.К. (прапорщик, Технологический институт, зам. начальника и начальник ГУ пограничных и внутренних войск НКВД), Никонова А.М. (подпоручик, духовная семинария и один курс Педагогического института), Ушакова К.П. (корнет, Московский коммерческий институт), Мурзина Д.К. (штаб-ротмистр, юридический факультет Московского университета), Орлова А.Г. (прапорщик, Пермское реальное училище, два курса юридического факультета Московского университета), комбригов Малиновского Л.П. (подпоручик, Институт гражданских инженеров, владел французским) и Петражицкого И.И. (подпоручик авиации, Донской политехнический институт), полкового комиссара Мейендорфа М.Э. (подпоручик л.-г. Семеновского полка, неоконченное высшее физико-математическое образование, Петербургский университет), начальника штаба 24-й стрелковой дивизии (в 1922 году) П.В. Сергеева П.В.- (штабс-капитан, юридический ф-т Московского университета), занимавшего после гражданской войны должности начальника штаба 27-й, 5-й, 29-й стрелковых дивизий А.К. Колесинского (поручик, окончил юридический факультет Петербургского и Дерптского университетов, с 1926 года военрук в гражданском ВУЗе).
{4} Сборник «Военная мысль в изгнании» …, впрочем там же Месснер отмечал и отрицательные моменты: «Не продолжая перечня доказательств способности красной военной мысли к восприятию новшеств, следует оговориться, Что эта способность иногда превращается в азарт и нуждается в торможении. … Большевистская суетливость и пролетарская малоразвитость рев-военных, дополненные их военной малограмотностью, ведут красную мысль зигзагами, что причиняет немало ущерба и красной армии, и красной военной доктрине. Отрицательное воздействие «маршалов от гражданской войны» усиливается их крайней самоуверенностью. Их победительское самомнение не охладил польский душ и подогрел разгром китайцев в 1929 году. Поэтому военная наука, с ее разработкой вековечных законов военного дела, олицетворяемая в красной армии некоторым числом бывших царских, офицеров-генштабистов, пребывала в загоне. …На долю этих бывших полковников выпала тяжелая задача тормозить скольжение красной военной мысли в сторону авантюризма - наследия гражданской войны - и доктринерства - детища социалистических мечтаний. Они свою задачу в значительной мере выполнили.».
{5} Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва - Берлин, 1920-1933 гг. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001, стр. 237
{6} Ссылка
{7} Ссылка
ПРОДОЛЖЕНИЕ
СОДЕРЖАНИЕ