Сегодняшний день убит на дискуссию со сталинистом А. Вассерманом:
http://awas1952.livejournal.com/194774.html?thread=18082774#t18082774https://awas1952.livejournal.com/194774.html?thread=18083030#t18083030Он утверждает (видимо, вслед историку Ю. Жукову), что репрессии 1937-38 гг. развязал не Сталин, а партбюрократы, боявшиеся демократизации согласно конституции 1936 г. Якобы Сталин под их давлением на февральско-мартовском пленуме ЦК вернулся к своему тезису об усилении классовой борьбы.
Мои аргументы:
1. 29 июля 1936 г. Сталин послал партбюрократам "ЗАКРЫТОЕ ПИСЬМО ЦК ВКП(б) О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока Обкомам, крайкомам, ЦК нацкомпартий, горкомам,
райкомам ВКП(б)"
А вот слова Сталина на февральско-мартовском пленуме 1937 г:
"В своем закрытом письме от 29 июля 1936 г. по поводу шпионско-террористической деятельности троцкистско-зиновьевского блока ЦК ВКП(б) вновь призывал партийные организации к максимальной бдительности, к умению распознавать врагов народа, как бы хорошо они ни были замаскированы. В закрытом письме сказано: «Теперь, когда доказано, что троцкистско-зиновьевские изверги объединяют в борьбе против советской власти всех наиболее озлобленных и заклятых врагов трудящихся нашей страны,- шпионов, провокаторов, диверсантов, белогвардейцев, кулаков и т. д., когда между этими элементами, с одной стороны, и троцкистами и зиновьевцами, с другой стороны, стерлись всякие грани,- все наши партийные организации, все члены партии должны понять, что бдительность коммунистов необходима на любом участке и во всякой обстановке. Неотъемлемым качеством каждого большевика в настоящих условиях должно быть умение распознавать врага партии, как бы хорошо он ни был замаскирован».
Значит, сигналы и предупреждения были. К чему призывали эти сигналы и предупреждения? Они призывали к тому, чтобы ликвидировать слабость партийно-организационной работы и превратить партию в неприступную крепость, куда не мог бы проникнуть ни один двурушник. Они призывали к тому, чтобы покончить с недооценкой партийно-политической работы и сделать решительный поворот в сторону всемерного усиления такой работы, в сторону усиления политической бдительности."
То есть, Сталин чётко выводит свою позицию на пленуме из своего письма летом 1936 г. За полгода она не изменилась. Следовательно, партбюрократы тут ни при чём - не они надавили на Сталина, а наоборот, он их заставил усилить борьбу с "врагами народа".
2. В августе Сталин провёл первый московский процесс, в сентябре сменил Ягоду на агрессивного Ежова, а в январе провёл второй московский процесс. То есть, маховик репресссий он начал раскручивать задолго до пленума.
3. Вот что говорил В. Молотов много лет спустя в беседах с Ф. Чуевым:
"Конечно, было бы, может, меньше жертв, если бы действовать более осторожно, но Сталин перестраховал дело - не жалеть никого, но обеспечить надёжное положение во время войны и после войны, длительный период... Сталин, по-моему, вёл очень правильную линию: пускай лишняя голова слетит, но не будет колебаний во время войны и после войны"
"Конечно, требования исходили от Сталина, конечно, переборщили, но я считаю, что всё это допустимо ради основного: только бы удержать власть!"
А вот слова престарелого Л. Кагановича:
"В условиях нашего окружения капиталистического сколько правительств на свободе, ведь они все были членами правительства. Троцкистское правительство было, зиновьевское правительство было, рыковское правительство было, это было очень опасно и невозможно. Три правительства могли возникнуть из противников Сталина...
Как же можно было их держать на свободе? ...Троцкий, который был хорошим организатором, мог возглавить восстание... Кто же мог поверить, что старые, опытные конспираторы, используя весь опыт большевистской конспиративности и большевистской организации, что эти люди не будут между собой связываться и не будут составлять организацию?"
А вот о пенсионере К. Ворошилове:
В отличие от Молотова и Кагановича, Ворошилов вспоминал о великой чистке с чувством горечи и отвращения. На июньском пленуме 1957 года он просил его участников "кончать об этих ужасах рассказывать"[377]. Наиболее позорные и страшные страницы тех лет Ворошилов старался как бы вытеснить из своей памяти. Этим, по-видимому, объясняется его бурная, негодующая реакция на признание Кагановича в том, что члены Политбюро подписали секретное постановление о применении пыток. "Я никогда такого документа не только не подписывал, - утверждал с горячностью Ворошилов, - но заявляю, что если бы что-нибудь подобное мне предложили, я бы в физиономию плюнул. Меня били по (царским) тюрьмам, требуя признаний, как же я мог такого рода документ подписать? А ты говоришь - мы все сидели (на заседании Политбюро во время принятия этого постановления - В. Р.)- Так нельзя, Лазарь Моисеевич"[378].
От Молотова и Кагановича Ворошилов отличался и тем, что после смерти Сталина никогда не упоминал о виновности военачальников в приписанных им преступлениях. Даже в сталинские времена он, по словам первого секретаря ЦК Компартии Литвы Снечкуса, говорил литовским руководителям, что "Уборевича неправильно расстреляли"[379].
В последние годы жизни Ворошилов пытался как бы загладить свою вину по отношению к погибшим генералам. В приказе от 12 июня 1937 года он назвал Гамарника "предателем и трусом, побоявшимся предстать перед судом советского народа". Спустя тридцать лет Ворошилов написал очерк о Гамарнике, который заканчивался словами: "Вся сравнительно короткая жизнь Яна Борисовича Гамарника - это трудовой и ратный подвиг... Он был настоящим большевиком-ленинцем. Таким он и останется в сердцах тех, кто знал его лично, в памяти всех трудящихся"[380].
Таким образом, никто из сталинских соратников в старости, когда уже некого бояться, не назвал причиной репрессий сопротивление партбюрократов "сталинской демократизации" - при том, что это убойный аргумент в защиту и Сталина, и его соратников. А Молотов так и вообще прямо назвал Сталина главным организатором Большого Террора.
Вывод: Ю. Жуков и А. Вассерман неправы, дистанцируя Сталина от развязывания репрессий.
Вопрос: а зачем же Сталин пошёл на принятие демократической конституции? Во-первых, он хотел улучшить образ СССР в глазах "прогрессивного человечества", что несло немалые реальные выгоды - дипломатические, геополитические, экономические и т.д. А во-вторых, он развязал репрессии как раз накануне принятия конституции с тем, чтобы избавиться от конкурентов - старых большевиков. В таком случае выборы могли бы стать формально свободными, а реально, при отсутствии конкурентов - фиктивными. Таким образом легче было бы маскировать тоталитарную систему. Но маховик репрессий раскрутился - в первую очередь стараниями Сталина - до такой степени, что альтернативные выборы пришлось вообще отменить.