День 41-й. Послеобеденное время. Карету мне, карету.
Пока урчащее безлошадное чудовище катило по улицам, неся в своём чреве вздрагивавших на каждом повороте пассажиров, мадам думала о Джереми. Думала долго, с нежностью и волнением. Вспоминала их последнюю встречу и совместную поездку в похожей повозке... Если принимать всерьёз глупые деревенские поверья, то уши бедного монсеньора штурмана должны были пылать непрерывно. Ах, Боже мой, какая всё ерунда!.. Ну почему же он до сих пор не дал о себе знать? Так занят? Или не вернулся на корабль? Кажется, монсеньор Блад тоже был озабочен отсутствием своего штурмана и друга. Жаклин поёрзала на мягком сиденье. Покрутила перстень на пальце. Часы так и остались лежать на столике. Когда-то она их подарит?..
Она не знала, злиться ей, плакать или тревожиться. Сочтя за лучшее попытку успокоиться, герцогиня отвернулась к окну и принялась разглядывать дома. К счастью, накрутить себя до состояния полной истерики Жаклин не успела - они приехали. Жермен помог ей выбраться наружу, как Ионе из чрева кита, сообщил вознице, где их требуется ожидать, и препроводил свою хозяйку к дверям каретной мастерской. Скромная вывеска гласила, что здесь работает “мастер Бенвенуто”. Ни фамилии, ни происхождения. Она вздохнула, проходя в распахнутые двери и ощущая запах дерева, едких пропиток, дёгтя и металла. Сам Бенвенуто был занят, так что показывал катеры его подмастерье, Чипполо, мальчишка с задорным хвостиком на макушке. Сначала кареты, коляски и прочие экипажи показались мадам игрушечными. Некоторые были неестественно лёгкими, но подмастерье утверждал, что всё дело в неких “композитных материалах”, и что по прочности и времени службы они не уступают обыкновенным, даже наоборот. Несколько как раз стояли под запряжкой, и Жаклин проехалась в одном экипаже, другом, третьем... Поцарапала ногтем обивку, хлопнула дверцами, осмотрела, как крепится упряжь. В одном из стеклянных коробов стоял странный экспонат - карета, разрезанная вдоль от потолка до пола. Подписи на аккуратно надписанных бумажках поясняли, какая часть экипажа из какого материала делается, и почему так, а не эдак. Затем появился сам мастер. Жаклин оживилась - ей предстояло поторговаться. Правда, от покупки приглянувшейся ей кареты Бенвенуто умудрился отговорить герцогиню, в красках расписав, как она будет застревать в переулках. Они сговорились на чуть менее широком варианте, с запряжкой четвериком, а не шестернёй, отлично вписывавшемся “в современную дорожную обстановку”. Мадам не стала спорить, тем более, что разница в деньгах оказалась невелика. Зато вторую - лёгкую коляску - можно было забирать хоть сегодня. Она оказалась настолько лёгкой, что взамен пары её сдвинул с места один дюжий гунтер. Бенвенуто расписывал ещё какую-то изумительную систему замены колёс на полозья одним движением руки, но Жаклин слушала его в полуха. Чипполо с удивительной ловкостью набросал эскиз герба, который следовало изобразить на дверцах, герцогиня отписала задаток, и они отбыли. Признаться, от каретных запахов у мадам начинала болеть голова. Возничий, в ожидании своих клиентов дымивший какой-то вонючей разновидностью табака из белой палочки, погасил свою гадость и юркнул внутрь повозки. Жаклин зацепилась перчаткой за ручку и недовольно возилась, отцепляя её. Наконец, все были внутри, и безлошадная телега заурчала. Видимо, извозчика уже предупредили о следующем адресе, так как вопросов он не задавал. Из маг-ни-то-лы неслась какая-то бессвязная музыка, монотонная и убаюкивающая. Жаклин через какое-то время начала клевать носом. В полудрёме ей чудилось, что Бенвенуто уговаривает её нарисовать на дверцах кареты не герб, а портрет Джереми, но вместо этого из-под кисти Чипполо появляется ехидное лицо Альранте, и лошади, запряжённые в экипаж, скалят зубы и ржут... Улицы следовали за улицами, наконец, город остался позади, и началась просёлочная дорога. Дремоту с мадам как рукой сняло, стоило появиться первым колдобинам.
- Боже, какой кошмар, - простонала мадам, подпрыгивая на одной из кочек едва ли не до самого потолка. Даром что сиденья мягкие.
- Эт ничего, эт вы ещё в Люберецкий район не ездили, - поддакнул возница, не оборачиваясь и пытаясь попасть колёсами хотя бы в одну яму из четырёх, раз уж избежать попадания вовсе не представлялось возможным. Ко всему прочему, в окна потянуло какой-то вонью, и мадам потребовала закрыть их. Жермен послушно покрутил ручку. Правда, помогло это ненадолго, запах оказался на диво въедливым, и проникал, казалось, через самые стёкла. Надеюсь, мы скоро проедем это место... Думала мадам, судорожно нашаривая в дорожном ридикюле нюхательную соль. Но надеждам её не суждено было сбыться.
Ещё почти час тряски по невозможной дороге, и повозка остановилась у массивных ворот, вписанных в белокаменный забор. Плакат, довольно выцветший, сообщал прибывшим, что за воротами находятся “Авгиевы конюшни - самые большие на Перекрёстке!”. Жутко несло навозом. Жаклин, прижимая к лицу надушенный платочек, вопросительно глянула на Жермена. Тот был бледен, но спокоен. Ворота заскрипели. Повозка медленно тронулась и вкатилась внутрь. Колёса чавкнули, попав в огромную лужу из навозной жижи, и мотор надрывно заворчал. Наконец, выехали на дорожку. Возле небольшого здания с портиком и колоннадой их встречала целая делегация. Впереди стоял пузатенький старичок в белом одеянии и босой. На голове его красовалась диадема, довольно простая, но несомненно из золота. Сзади полукругом располагались юноши и девушки, одетые схоже, и обутые в простые ременные сандалии. Когда Жермен распахнул дверцу, помогая герцогине выбраться, молодые запели какой-то гимн, а старичок только довольно кивал, от чего корона едва не съезжала ему на уши, открывая внушительную залысину.
- Оч приятно, царь! - воодушевлённо потряс он мадам вовсе не стариковским рукопожатием взамен обычного прикладывания к ручке. - Добро пожаловати, добро пожаловати! Давненько к нам не заглядывали таки благолепны покупатели! -
Юноши и девушки продолжали петь, а старичок по-прежнему нёс какую-то вежливую ахинею, пока они все проходили в дом. Запах навоза царил и там, перебивая душистые ароматы от пузатого само-вара (так назвал старичок сие сооружение с сапогом наверху) и тонкий медовый дух разложенных по блюдечкам сластей. Жаклин осторожно присела на предложенный ей некрашеный табурет и подцепила мизинцем изящную ручку бокала. Какая смешная конструкция: серебряный каркас снаружи - и очень простое стекло внутри...
- Монсеньор Авгий? - поинтересовалась она неуверенно. Всё происходящее казалось ей несколько странным. И этот запах...
- Да в баню все эти церемонии, - отмахнулся старичок, прихлёбывая из своего стакана и шумно откусывая большой кусок пряника. Некоторый недостаток зубов вовсе не мешал ему наслаждаться пищей. - Веней зовите, какой уж я там к лешему Авгий. Угораздило уж мою матушку, пусть землица ей будет пухом, начитатися этих мифов окаянных. Ну, и влияла на дурака, что греха таить. А вам ведь, барышня, лошадки нужны? -
Жаклин кивнула. Глазки пузатого царя заблестели.
- Есть лошадки у меня, и мно-ого. За два дни всех не обойдёшь. Зато каки хошь: и чорны, и красны, и рыжи, и пеги... - он принялся жестикулировать, описывая разнообразие мастей обитателей его несравненных конюшен, и едва не опрокинул блюдце. - Вам ить в возок запрягать, али верхами? Остобрыдли, поди, эти вонючи колымаги? - и не дождавшись ответа, запихнул в рот остаток пряника. Мадам зачарованно наблюдала, как тот исчезает. Нет, разумеется, этот монсеньор Авгий - редкий невежа, но какой-то... смешной. Пока гостья допивала чай, царь едва не бегал вокруг стола, так ему не терпелось поскорее показать “мадаме” своих питомцев. Наконец, она поднялась с табурета, и в сопровождении Жермена последовала за энергичным Веней. Для своих лет он был необыкновенно шустр. По пути к смотровому кругу они выяснили-таки, что лошадки “мадаме” нужны для возка, и не чорны, не пеги, а красны или рыжи. Авгий махнул было выводить, но Жаклин осторожно коснулась его руки.
- Монсеньор Венья, - сказала она. - Мне бы хотелось взглянуть на лошадей в стойлах. А потом уже решить, кого из них стоит выводить. Вы не будете возражать? -
Тот поскрёб лысину.
- Дак ить... дурно там. И подол замараете. - его привела в недоумение эта барышня, добровольно решившая посетить такое место, как конюшня. Но барышня продолжала настаивать. Делать было нечего.
- Гекта-ар! - возопил старичок. - Тьфу ты, мать честная, Гектор! Подь сюды! -
Вышеозначенный Гектор, юноша с копной кучерявых каштановых волос, в странного вида обувке на босу ногу и замызганном хитоне, концы которого были завёрнуты в голенища. Авгий с проворством цапнул его за ухо и вполголоса наказал: - Сыщи мадаме чоботы повыше, да накури амбры, чтобы с ею внутре аневризма не сделалась. А ну, геть! -
Через пару минут Жаклин облачалась в широкие резиновые сапоги, а из конюшни вовсю несло пахучим дымом. Проходя в двери, мадам снова вспомнила о платке. Да.. действительно, конюшни монсеньора Авгия обойти за один день было невозможно. Стойла тянулись бесконечными рядами, из денников высовывались любопытные морды, отовсюду неслось фырканье, всхрапывание, ржание, хрупанье. И ужасный запах многодневного слежавшегося навоза. Из под дверей денников текло, стоки были полны, пол покрыт жижей. Заглянув в один из денников, мадам округлила глаза. Боже правый! Как... как лошади могут жить в таких условиях?! Она повернулась к монсеньору Венье.
- Вы изверг! Как можно содержать их в этом.. этом.. кошмаре?! -
Тот невозмутимо сдвинул корону набок. Видимо, такие речи ему были не в новинку.
- Дак ить рук-то не хватает, а на одни корма скоко отдаю деньжищ, жуть берёт. И калекцию т мою видали? От краю до краю, пока одного краю учинишь, с другого ажно рекой течёт. Вота! - он поднял кверху указательный палец. Жаклин схватилась было за голову, но поспешно оставила платок на прежнем месте и подхватила подол платья. Сапоги чавкали на ходу. Ладно. Ладно... переубеждать этого коллекционера было бессмысленно, стариков не переделаешь. Надо было постараться отыскать в этом аду хотя бы нескольких подходящих лошадей и избавить их от прозябания в навозе. И смотреть ноги, ноги прежде всего, здесь же и ламинит, и гниющая стрелка, и Бог весть что можно обнаружить... Кажется, обстановка заставила Жаклин позабыть о своём давешнем страхе перед лошадьми. Кельпи - это кельпи, чудовище, а здесь всего-навсего лошади. Породистые, красивые, и живущие в собственных испражнениях по колено. Мадам фыркнула и решительно зашагала вперёд.
Когда она возвращалась к воротам, ноги гудели и подкашивались. Авгий действительно собирал всех лошадей подряд и скрещивал между собой, как попало, а то и как придётся. И расставлены они были почти исключительно по мастям, вперемешку. Несмотря на это, ей всё-таки удалось отобрать более-менее схожих по происхождению, росту и норову, маша Гектору, чтобы их выводили на круг. Оставалось отбраковать негодных. Уже выходя, она вдруг заметила в деннике напротив высокий лёгкий лоб, умные глаза и забавной формы уши, делавшие лошадь похожей на чёртика. Разобрать масть слипшейся шерсти было почти невозможно. Морда высунулась из денника и издала ржание. Не нахальное гогоканье попрошайки, и не воинственный клич жеребца. Жаклин готова была поклясться, что это живое существо только что попросило о помощи.
- И эту, - заключила мадам, с наслаждением выбираясь на свежий воздух. Теперь ей казалось, что здесь просто благоухающие сады. Авгий засуетился.
- А маврюка-то у меня одна-одинёшенька, и в оглоблях не ходит, - сообщил он герцогине, вытиравшей лицо платком.
Казалось, этот день не кончится никогда. Ноги, ноги, ноги, все как одна некованые, нечищеные, неухоженные. Для лошадей, вынужденных стоять в такой сырости, выбранные мадам экземпляры оказались на удивление здоровыми. Видимо, монсеньор Венья всё-таки не врал, когда говорил, что время от времени переводит всю “калекцию” в расчищенные денники. Жаклин вдруг заупрямилась, не желая оставлять лошадей на ночь, и требуя, чтобы их перевезли сегодня же, так что за её безлошадной повозкой вереницей потянулись крытые коневозы. Лошадь со странными ушками, оказавшуюся каштановой кобылой, она заводила внутрь по широкому трапу сама, и та спокойно позволила ввести себя в узкое помещение повозки. Авгий долго махал платком, стоя на пороге, пока все машины не скрылись за воротами. Приезжая мадама хоть и заставила его порядком скинуть цену, возмущаясь грязными стойлами, но тем не менее, старичок остался в барыше. И в хорошем.
- Меня словно искупали в навозе... - проговорила Жаклин, когда они въезжали на Парк Авеню. Жермен счёл за лучшее промолчать. На пороге их встречала фрекен Бок с охапкой роз в руках. Рядом стоял металлический рыцарь и смешного вида человечек с длинными ушами и носом.
- С возвращением, дорогая хозяйка! - возопили они в один голос. Мадам, мечтавшая только о ванной, вытаращила глаза. Фрекен, решившая перейти в наступление, с букетом наперевес выступила вперёд.
- Это вам от мистера ПИТА, - пробасила она.
Жаклин остановилась, переводя взгляд с одного странного типа на другого, а потом не поверила своим ушам. Радостно взвизгнула, выхватила розы у домоправительницы, от души чмокнув ту в объёмистую щёку, схватила за руку и закружила.
- Он не забыл меня, не забыл! Ах, Хильдур, ну где же он? Ведите меня скорее, ну что вы встали?.. - не давая фрекен Бок опомниться, мадам увлекла её в дом. Рыцарь и зверёк переглянулись. Кажется, их увольнение откладывается.