Мои журналистские университеты
Это третья из серии историй о том, как я работал в диаспорском армянском журнале в середине девяностых.
Первая часть, в которой рассказывается о том, как я начал работать в журнале AIM -- здесь
Вторая часть, о городке, где алмазов было больше, чем людей, -- здесь
Конкурс красоты по-армянски
Шла весна 1996 года. В ереванском воздухе, как это обычно бывает в марте, носились пыль и предчувствия перемен.
И не только предчувствия. Перемены действительно происходили. Снова заработала атомная станция, и свет стали давать постоянно. Наладили поставки бензина, и на улицах стали появляться машины. А ведь во время войны, когда Армения была фактически блокирована от внешнего мира, бензина не хватало даже для машин «Скорой помощи» и грузовиков, развозивших хлеб.
И вообще, война закончилась уже почти два года назад, и людям хотелось вернуться в нормальную мирную жизнь. Причем жизнь эта должна была быть уже не советской, а новой, независимой от Москвы, неизвестно, какой, но замечательной во всех отношениях. Словом, светлое будущее было уже рядом.
Мы с Рубиком Мангасаряном чувствовали прилив бодрости и оптимизма. Их - бодрости и оптимизма - было так много, что мы почти каждый день засиживались на работе допоздна, попивая коньяк с кофе и рассуждая о том, какой замечательной вскорости станет армянская журналистика, и что нужно сделать, чтобы как можно скорее начать путь в эту прекрасную журналистику.
Журнал AIM играл в наших рассуждениях и мечтах центральную роль. Мы хотели показать всему миру, в первую очередь, армянам всего мира, что жизнь меняется к лучшему, что наша страна расцветает, и все у нас будет хорошо.
И в ходе одной из наших бесед, у Рубика родилась идея: а почему бы нам не сделать большой иллюстрированный материал о первом в истории Армении конкурсе красоты. Ведь эти конкурсы были запрещены в Советском Союзе и, следовательно, являются показателем капиталистического, западного образа жизни. Сделав такой материал, мы бы продемонстрировали всем читателям AIM, что Армения как бы возвращается в цивилизованный мир, где есть, в том числе, и конкурсы красоты.
Ну и, конечно, это один из символов того, что страна возрождается после тяжелой войны.
Но идею надо было «продать» лос-анджелесской редакции. Одно электронное письмо следовало за другим. Мы изыскивали все новые и новые аргументы, но «добро» из Америки никак не поступало. Тем временем, по телевизору уже вовсю крутили ролики, в которых девушки-претендентки на звание первой «Мисс-Армения» строят глазки, ходят на высоких каблуках, красят свои прелестные личики и расчесывают замечательные волосы.
И хоть пока не было официального разрешения, Рубик отправился к организаторам конкурса налаживать связи. Собственно, налаживать было нечего, так как мы давно и очень хорошо знали и художественного руководителя Ереванского камерного театра Араика Ернджакяна (сейчас он, конечно, Ара Арутюнович) и тогдашнего директора театра Рубика Торояна.
Миссия по налаживанию связей и отношений была выполнена быстро и качественно - нам разрешили присутствовать на всех репетициях и подготовительных мероприятиях как журналистам, представляющим американский журнал.
А Лос-Анджелес молчал.
Наконец, когда до самого конкурса оставалось около десяти дней, пришел e-mail с чем-то вроде «ладно, действуйте, так и быть».
К тому времени мы с Рубиком, однако, уже действовали. Это выражалось в том, что мы почти каждый день ходили в оперу, где смотрели, как будущие «мисс» учатся ходить под музыку.
Правда, до того, как попасть в зал, мы должны были пройти перед строгими глазами милиционера, который, видимо, охранял красавиц от возможных поползновений со стороны горячих армянских парней. Сначала он выглядел серьезно, как и полагается милиционеру на посту, а когда я спросил, как его зовут, скромно потупившись, ответил «лейтенант Григорян». После этого я его звал не иначе, как «тезка» (хотя, строго говоря, тезками мы не были), а он в ответ позволял себе выглядеть несколько менее официально.
Иногда лейтенант Григорян заходил в зал, чтобы посмотреть на своих подопечных.
- А что? - ворчал он, выходя в фойе покурить, - девушки, как девушки. Подумаешь! Я знаю массу армянок, которые в сто раз лучше этих.
На сцене, тем временем, шли репетиции. Громко играла музыка, а девятнадцать претенденток на «самую-самую» ходили по сцене взад и вперед, репетируя различные групповые построения и передвижения, которые в день конкурса им предстояло совершить в вечерних платьях и купальниках. На репетициях, однако, они были в своей повседневной одежде.
А из зрительного зала, располагаясь на равном удалении друг от друга, за их эволюциями следили девятнадцать штабов, состоящих из мам, сестер и кузин конкурсанток.
Знаю точно: если бы женские взгляды обладали материальной силой, здание ереванской оперы в те дни сгорело бы дотла. Окопавшиеся в партере и амфитеатре маленькие армии конкуренток бросали в сторону противоборствующих штабов испепеляющие и уничтожающие взгляды. Напряжение было так высоко, что, казалось, подними в воздух лампочку, и она не то, что начнет светиться, а немедленно перегорит.
Мы садились справа от сцены, откуда Рубику было удобнее фотографировать. Он лениво щелкал камерой, а я фланировал между штабами и беседовал с мамами и сестрами.
И мне рассказывали, как желание девочек поучаствовать в конкурсе красоты вызывало домашние скандалы и разбирательства, так как кавказские отцы и братья не могли смириться с перспективой появления их родных на публике «голыми» или «полуодетыми». С одной из конкурсанток даже рассорился парень, когда узнал, что его возлюбленная претендует на звание первой красавицы независимой Армении.
Сами же девочки, все, как одна, мечтали о карьерах супермоделей, о работе с Пако Рабаном, о том, как они будут сверкать на международных сценах и, как водится, «достойно представлять нашу родину». Конечно, ничего особенного в их мечтах не было. Обычные девичьи мечты. Но для этих девочек вдруг оказалось, что каждая из них - одна из девятнадцати претенденток ( а было больше пятисот) и есть шансы на то, что лотерея может обернуться выигрышем. А это - поездки, модельеры, визажисты, бассейны,… Словом, сплошное удовольствие и полный, как сейчас говорится, гламур.
От этих мыслей глазки моих собеседниц начинали сверкать, спины выпрямлялись, грудь выпячивалась, животы втягивались, а ресницы сами собой удлинялись и загибались вверх.
Словом, все признаки женского самоутверждения были налицо.
На второй или третий день репетиций мы с Рубиком поняли, что ситуация с конкурсантками более или менее ясна: две или три девушки отчетливо выделялись из всей компании грациозностью, легкостью походки, плавностью форм и правильностью черт. Было ясно, что победит одна из них. Но которая?
Забегая вперед, скажу, что именно они и заняли первые места. А так как я на всякий случай поговорил с их мамами, то к моменту закрытия конкурса оказалось, что я был единственным из журналистов, в блокноте которого были интервью с мамами трех призеров… Или, наверно, правильнее, трех призерок первого армянского конкурса красоты.
Сначала наши с Рубиком симпатии склонялись в пользу одной из конкурсанток, но она вдруг стала быстро полнеть. Видимо, сказалось предстартовое волнение, и в результате она несколько потеряла форму и заняла второе место.
Но я действительно забежал вперед. Хотя, наверно, это и не очень важно, потому что сам конкурс был не очень интересен. Ну, был конкурс, как конкурс. Девочки сначала вышли в каких-то туниках, что должно было символизировать древность армянской культуры и связь с античностью через богиню красоты и полдородия Астхик. Потом были длинные платья - такие, что покупаются для выпускных вечеров, был и выход в бикини, целомудренных настолько, насколько бикини могут быть целомудренны…
То, как они ходили, мы с Рубиком знали наизусть. Я сидел в зале, а он, обвешавшись фотоаппаратами, то исчезал за кулисами, то появлялся где-то возле сцены.
Конкурс закончился. Журналисты окружили победительницу, шестнадцатилетнюю Карине Хачатрян. «А чем вы лучше других девушек?» - наперебой спрашивали они Карине, поминутно поправлявшую свою корону. «Боже мой, - раздраженно думал я, - тем и лучше, что это она - Мисс-Армения, а не остальные».
Мы с Рубиком смотрели на коллег, не ввязываясь в журналистскую толпу. Вся наша работа была проведена заранее. Рубик давно уже договорился об отдельной фотосессии и мог смотреть на происходящее со снисходительной2 улыбкой мэтра.
Остальное все было, как обычно. Победители, как водится, радовались тому, что конкурс был честным, проигравшие сетовали на интриги и закулисные договоренности между членами жюри.
Статью я написал. Но редактор отвергла ее. «Я феминистка, - сказала она, - я не могу публиковать такой материал».
Так и осталась эта статья в моем компьютере.
А Ангелина Бабаджанян, занявшая в том году второе место, выиграла следующий конкурс, потом снималась в кино, профессионально занялась модельным бизнесом…
Кстати, она не согласна с тем, что от нервов располнела за несколько дней до первого конкурса.
Первая часть, в которой рассказывается о том, как я начал работать в журнале AIM -- здесь
Вторая часть, о городке, где алмазов было больше, чем людей, -- здесь
Конкурс красоты по-армянски
Шла весна 1996 года. В ереванском воздухе, как это обычно бывает в марте, носились пыль и предчувствия перемен.
И не только предчувствия. Перемены действительно происходили. Снова заработала атомная станция, и свет стали давать постоянно. Наладили поставки бензина, и на улицах стали появляться машины. А ведь во время войны, когда Армения была фактически блокирована от внешнего мира, бензина не хватало даже для машин «Скорой помощи» и грузовиков, развозивших хлеб.
И вообще, война закончилась уже почти два года назад, и людям хотелось вернуться в нормальную мирную жизнь. Причем жизнь эта должна была быть уже не советской, а новой, независимой от Москвы, неизвестно, какой, но замечательной во всех отношениях. Словом, светлое будущее было уже рядом.
Мы с Рубиком Мангасаряном чувствовали прилив бодрости и оптимизма. Их - бодрости и оптимизма - было так много, что мы почти каждый день засиживались на работе допоздна, попивая коньяк с кофе и рассуждая о том, какой замечательной вскорости станет армянская журналистика, и что нужно сделать, чтобы как можно скорее начать путь в эту прекрасную журналистику.
Журнал AIM играл в наших рассуждениях и мечтах центральную роль. Мы хотели показать всему миру, в первую очередь, армянам всего мира, что жизнь меняется к лучшему, что наша страна расцветает, и все у нас будет хорошо.
И в ходе одной из наших бесед, у Рубика родилась идея: а почему бы нам не сделать большой иллюстрированный материал о первом в истории Армении конкурсе красоты. Ведь эти конкурсы были запрещены в Советском Союзе и, следовательно, являются показателем капиталистического, западного образа жизни. Сделав такой материал, мы бы продемонстрировали всем читателям AIM, что Армения как бы возвращается в цивилизованный мир, где есть, в том числе, и конкурсы красоты.
Ну и, конечно, это один из символов того, что страна возрождается после тяжелой войны.
Но идею надо было «продать» лос-анджелесской редакции. Одно электронное письмо следовало за другим. Мы изыскивали все новые и новые аргументы, но «добро» из Америки никак не поступало. Тем временем, по телевизору уже вовсю крутили ролики, в которых девушки-претендентки на звание первой «Мисс-Армения» строят глазки, ходят на высоких каблуках, красят свои прелестные личики и расчесывают замечательные волосы.
И хоть пока не было официального разрешения, Рубик отправился к организаторам конкурса налаживать связи. Собственно, налаживать было нечего, так как мы давно и очень хорошо знали и художественного руководителя Ереванского камерного театра Араика Ернджакяна (сейчас он, конечно, Ара Арутюнович) и тогдашнего директора театра Рубика Торояна.
Миссия по налаживанию связей и отношений была выполнена быстро и качественно - нам разрешили присутствовать на всех репетициях и подготовительных мероприятиях как журналистам, представляющим американский журнал.
А Лос-Анджелес молчал.
Наконец, когда до самого конкурса оставалось около десяти дней, пришел e-mail с чем-то вроде «ладно, действуйте, так и быть».
К тому времени мы с Рубиком, однако, уже действовали. Это выражалось в том, что мы почти каждый день ходили в оперу, где смотрели, как будущие «мисс» учатся ходить под музыку.
Правда, до того, как попасть в зал, мы должны были пройти перед строгими глазами милиционера, который, видимо, охранял красавиц от возможных поползновений со стороны горячих армянских парней. Сначала он выглядел серьезно, как и полагается милиционеру на посту, а когда я спросил, как его зовут, скромно потупившись, ответил «лейтенант Григорян». После этого я его звал не иначе, как «тезка» (хотя, строго говоря, тезками мы не были), а он в ответ позволял себе выглядеть несколько менее официально.
Иногда лейтенант Григорян заходил в зал, чтобы посмотреть на своих подопечных.
- А что? - ворчал он, выходя в фойе покурить, - девушки, как девушки. Подумаешь! Я знаю массу армянок, которые в сто раз лучше этих.
На сцене, тем временем, шли репетиции. Громко играла музыка, а девятнадцать претенденток на «самую-самую» ходили по сцене взад и вперед, репетируя различные групповые построения и передвижения, которые в день конкурса им предстояло совершить в вечерних платьях и купальниках. На репетициях, однако, они были в своей повседневной одежде.
А из зрительного зала, располагаясь на равном удалении друг от друга, за их эволюциями следили девятнадцать штабов, состоящих из мам, сестер и кузин конкурсанток.
Знаю точно: если бы женские взгляды обладали материальной силой, здание ереванской оперы в те дни сгорело бы дотла. Окопавшиеся в партере и амфитеатре маленькие армии конкуренток бросали в сторону противоборствующих штабов испепеляющие и уничтожающие взгляды. Напряжение было так высоко, что, казалось, подними в воздух лампочку, и она не то, что начнет светиться, а немедленно перегорит.
Мы садились справа от сцены, откуда Рубику было удобнее фотографировать. Он лениво щелкал камерой, а я фланировал между штабами и беседовал с мамами и сестрами.
И мне рассказывали, как желание девочек поучаствовать в конкурсе красоты вызывало домашние скандалы и разбирательства, так как кавказские отцы и братья не могли смириться с перспективой появления их родных на публике «голыми» или «полуодетыми». С одной из конкурсанток даже рассорился парень, когда узнал, что его возлюбленная претендует на звание первой красавицы независимой Армении.
Сами же девочки, все, как одна, мечтали о карьерах супермоделей, о работе с Пако Рабаном, о том, как они будут сверкать на международных сценах и, как водится, «достойно представлять нашу родину». Конечно, ничего особенного в их мечтах не было. Обычные девичьи мечты. Но для этих девочек вдруг оказалось, что каждая из них - одна из девятнадцати претенденток ( а было больше пятисот) и есть шансы на то, что лотерея может обернуться выигрышем. А это - поездки, модельеры, визажисты, бассейны,… Словом, сплошное удовольствие и полный, как сейчас говорится, гламур.
От этих мыслей глазки моих собеседниц начинали сверкать, спины выпрямлялись, грудь выпячивалась, животы втягивались, а ресницы сами собой удлинялись и загибались вверх.
Словом, все признаки женского самоутверждения были налицо.
На второй или третий день репетиций мы с Рубиком поняли, что ситуация с конкурсантками более или менее ясна: две или три девушки отчетливо выделялись из всей компании грациозностью, легкостью походки, плавностью форм и правильностью черт. Было ясно, что победит одна из них. Но которая?
Забегая вперед, скажу, что именно они и заняли первые места. А так как я на всякий случай поговорил с их мамами, то к моменту закрытия конкурса оказалось, что я был единственным из журналистов, в блокноте которого были интервью с мамами трех призеров… Или, наверно, правильнее, трех призерок первого армянского конкурса красоты.
Сначала наши с Рубиком симпатии склонялись в пользу одной из конкурсанток, но она вдруг стала быстро полнеть. Видимо, сказалось предстартовое волнение, и в результате она несколько потеряла форму и заняла второе место.
Но я действительно забежал вперед. Хотя, наверно, это и не очень важно, потому что сам конкурс был не очень интересен. Ну, был конкурс, как конкурс. Девочки сначала вышли в каких-то туниках, что должно было символизировать древность армянской культуры и связь с античностью через богиню красоты и полдородия Астхик. Потом были длинные платья - такие, что покупаются для выпускных вечеров, был и выход в бикини, целомудренных настолько, насколько бикини могут быть целомудренны…
То, как они ходили, мы с Рубиком знали наизусть. Я сидел в зале, а он, обвешавшись фотоаппаратами, то исчезал за кулисами, то появлялся где-то возле сцены.
Конкурс закончился. Журналисты окружили победительницу, шестнадцатилетнюю Карине Хачатрян. «А чем вы лучше других девушек?» - наперебой спрашивали они Карине, поминутно поправлявшую свою корону. «Боже мой, - раздраженно думал я, - тем и лучше, что это она - Мисс-Армения, а не остальные».
Мы с Рубиком смотрели на коллег, не ввязываясь в журналистскую толпу. Вся наша работа была проведена заранее. Рубик давно уже договорился об отдельной фотосессии и мог смотреть на происходящее со снисходительной2 улыбкой мэтра.
Остальное все было, как обычно. Победители, как водится, радовались тому, что конкурс был честным, проигравшие сетовали на интриги и закулисные договоренности между членами жюри.
Статью я написал. Но редактор отвергла ее. «Я феминистка, - сказала она, - я не могу публиковать такой материал».
Так и осталась эта статья в моем компьютере.
А Ангелина Бабаджанян, занявшая в том году второе место, выиграла следующий конкурс, потом снималась в кино, профессионально занялась модельным бизнесом…
Кстати, она не согласна с тем, что от нервов располнела за несколько дней до первого конкурса.