Через гуцульские Карпаты 2007. Глава 5. Верховина, Криворивня. Сердце Гуцульщины
За время ожидания отдохнулось очень неплохо, так что перевал был пройден легко. Так что обращали внимание не на усталость, а на то, что вокруг. Тем более что, как выяснилось из беседы с таксистом, в наши дни гуцулы ушли и из долины Прута. Их район начинался только за этим Вэрховынским (или Крывопилльским) перевалом. Еще он обещал, что сами долины будут выглядеть по-другому. Это мы и заметили в первую очередь. Вид открывался замечательный.
[фото Наташи]
Заметили мы, что вновь изменилась природа. Трудноуловимо и неописуемо, но те же елки тут немного не так росли и не так выглядели. Штука в том, что смотришь и понимаешь - другие и все тут. Наверняка в этом нет ничего удивительного - каждая долина имеет свой микроклимат. Но для жителя равнины, такие резкие изменения были в новинку.
Это одна из тех самых полонин. Так выглядит сердце Гуцульщины
А потом уже мы заметили, что поменялись и сами дома. Практически обязательной стала мансарда с характерным оформлением окон. Исчезла отделка гонтом. В гуцульских долинах в чести была отделка фронтонов чеканкой по цинкованой жести. Причем отделывались так и жилые дома и деревянные церкви. На солнце блестящая жесть сверкает крайне сильно.
[фото Наташи]
Собачьих будок, построенных на манер человеческого жилья, мы больше не встречали. Зато во дворике почти каждого домика был шедевральный колодец. Его не просто отделывают жестью, как дом. Каждый хозяин сооружает что-то невероятное. Буквально жестяное кружево. Вроде бы и делают в одном стиле, но можно собрать огромную коллекцию уникальных колодцев.
[фото Наташи]
Движение на шоссе здесь стало еще реже. Коровы не стесняясь и безнаказанно могли выйти на середину и спокойно стоять. Местных на телегах почти не видели. Зато были верховые. Кстати, довольно часто проезжали автобусы.
тут вот еще дня два назад была свадьба. Отдельный навес для гостей, отдельный для близкой родни. Гуляние на весь поселок. Песни и танцы не под магнитофон, а под живую музыку, которую сами же играют. Попасть на свадьбу лучшее шоу в этих краях. Тут не забыли, как это можно сделать красиво и весело.
Порой накрапывал дождь, но так нерешительно, что это даже не стоило принимать во внимание. На дне долины не чувствовалось, а сверху видимо ветер мощными порывами прогонял над горами облака.
В этой спокойной дождящей хотьбе мы не заметили, как окончательно исчезло ощущение маршрута. Иди себе и иди. Знай, смотри по сторонам.
это сооружено, видимо, для погрузки ворованного леса
Плешь на горе слева видите? Это не просто так. Некогда сюда ударила блыскавка. Молния, по-украински.
К половине седьмого добравшись до остановки в Ильцах мы поняли, что оставшиеся пять километров до Вэрховыны отнимут не меньше часа, а в половину восьмого можем остаться без ночлега и ужина.
На лавочке у остановки сидел дедушка самого невинного вида. Намереваясь спросить у него как долго придется ждать автобуса, успел только поздороваться и попался. Дедушка встал, пожал мне руку и начал говорить. Он плохо слышал и слабо соображал и все говорил и говорил. Из ларька напротив вышли две тетки, увидели нас возле деда и рассмеялись - мол, повезло ему сегодня, поймал!
Ужасно жалею, что я плоховато понимаю по-украински, и мало что разобрал из его речи. Потому что он успел рассказать почти всю свою жизнь, а некоторые места и по несколько раз. Мы же все равно ждали автобуса, время было.
Как и положено гуцулу он был невысок, остронос, носил шляпу, а глаза были со следами регулярного общения с вином. Во внутреннем кармане джинсовой куртки было прошито специальное отделение, в котором он держал пастушью дудочку, нехитро сделанную из дюралевой трубки. Периодически в своем рассказе он скатывался к тому, что ему приходится не очень-то сладко и слушать его некому. Заканчивал эти пассажи одинаково грустно: «А я шо? Я мовчу, мовчу...». На его глаза, сизые от регулярного употребления вина, наворачивались слезы. Только, добавлял он, вот играю и ладно. Тут он доставал дудочку и тихонько наигрывал. Недолго, потому что новые слова все рвались из него наружу.
Интересно, что он разделял русских, к которым у него претензий не было, и коммунистов. От них он хлебнул по полной - и при строительстве колхозов, и с партийно-административной системой контакта не получилось. Возможно, что надлом у него тогда и произошел. Не был он похож на человека с врожденной умственной отсталостью. Многое помнил, рассказывал, как бывал в России.
Говорят, очень многие гуцулы стали сильно пить при советской власти. Хотя раньше этого за ними не водилось. Опять-таки, в отличие от Подкарпатья, виноград тут не возделывают. Остается только самогон.
В Вэрховыне мы были что-то около половины восьмого. Времени оставалось не так много. Село это довольно большое, райцентр. Имеет собственную футбольную команду. Когда мы приехали, как раз закончился матч. Однако с гостиницами тут было уже не так славно как в краю горных лыж. Имелась одна небольшая частная гостиница, устроенная в подъезде жилого дома без следов вывески, занятая киевлянами, и турбаза, занятая футболистами.
Пора была попробовать способ поиска жилья, описанный в Интернете. Хитрость в том, что искать жилье надо через продуктовые магазины. Звучит странно, но действительно работает.
Зашел в первый же магазин, сказал, что ищу жилье. Вторая продавщица тут же села за отдельный столик с телефоном, словно из воздуха извлекла толстую тетрадь и принялась листать. Система, очевидно, была отлаженная. В частном секторе жилье оказалось найти проще и, что самое главное, гораздо экономичнее. Частенько с питанием и вообще все приятнее. Однако номеров с индивидуальными удобствами не было в принципе. В это время года был шанс снять комнату в отдельном коттедже, где никто не живет, но увы, именно сейчас они были заняты.
Так что, помыкавшись, мы решили проверить последний вариант: предположительную гостиницу у дороги. Там в итоге и остановились. Удобства были общие на четыре номера и хозяев, но две комнаты пустовали, да и других вариантов не было.
На улице снова шел дождь, идти никуда не хотелось. Поужинали тут же. Еда стоила почти как в кафешке, зато если в кафешке из-за стола встаешь за эти деньги чуток голодным, то тут устаешь от перемены блюд и их объема. Следующим днем, кстати, отважились позавтракать - та же история. Насилу справились с половиной порций. Старательно кормят в этих краях. И вкусно.
Утро выдалось солнечным и ослепительно летним. Большая часть пути уже оставалась за плечами. Идти осталось всего ничего. Так что мы решили до обеда отдохнуть здесь, в Вэрховыне, а потом, не торопясь, потопать дальше до первой гостиницы.
Вэрховына до 1962-го года называлась село Жабье - самая настоящая гуцульская столица. Есть, конечно - туристический Косив, где сувениры и антураж. Но здесь действительное сердце гуцульских земель. Гуцулы до сих пор считают, что более настоящими гуцулами являются именно те, кто живет в горах, а не в долинах. Вэрховына, к слову, расположена на высоте около 600 метров на уровне моря. Это, конечно, больше шутейная заявка, но все-таки.
Село это действительно старое, упоминается польскими документами аж в 1425-м году. Крупным именно гуцульским центром оставалось во все времена. В Великую Отечественную было одним из центров бендеровского движения.
Утверждается, что название Жабье образовалось от имени основателя - Жабка. Хотя есть и другая версия: дескать, в ту пору долина Черного Черемоша была подболоченной и здесь водилось много этих самых жаб.
Сейчас жаб тут не найдешь. В остальном же это довольно большое село - райцентр даже. Как уже говорил, даже футбольная команда своя есть. В отличие от остальных сел туризм здесь играет не первую скрипку. Есть несколько горнолыжных трасс и подъемников, но в той же Ворохте или Яблуныце, не говоря уже о Ярэмче и Буковеле все на более широкую ногу поставлено.
Тем село и интересно, что более настоящее. Гуцулы здесь живут не для туристов, а для себя. Культуру свою берегут именно для себя. Напоказ тут сложно что-то найти. Разве что в солнечный день очень уж ярко блестят отделанные чеканной жестью фасады домов.
Именно здесь есть музей гуцульской культуры, причем частный - музей Романа Кумлыка. Здесь есть и предметы быта, постолы (обувь) и даже подковы для них. Можно увидеть инструменты лесорубного промысла и пастушеского. Естественно, предметы национального костюма - шляпы, украшенные бисером, кожухи, рубахи. Рассказывают, что богатые горцы позволяли себе вышивку во всю грудь, в то время как бедные - только полоску по вороту. Но душой музея является коллекция музыкальных инструментов: скрипок, цымбал, гуслей, рогов и уникальных местных трембит и дрымб. Сам войт (староста) Роман водит экскурсии и играет на большинстве своих инструментов.
Музыка вообще для гуцулов крайне важна и неотделима от их культуры. Так же как язычество и демонизм не отделимы для них от христианства. Многие подозревают, что древний мужской союз «Аркан» до сих пор играет руководящую роль. Танец посвящения в легини (то есть воины, легионеры) - тот самый аркан, ритуальный древний танец, всегда безмолвный. Он в чем-то похож на кельтскую застольную песню Ev Sistr, только играется быстрее. Видимо, он и унаследован был от древних карпатских кельтов. После участия в этом танце мальчик получал право осуществлять другие танцы, носить знаменитую гуцульскую бартку (маленький топорик на длинной ручке) и надевать широкий пояс - черес.
Самый обычный дом. Сушатся вышиванки. Потому что их носят.
Некоторые исследователи, кстати, предполагают это все одним из признаков того, что гуцулы вовсе не славянский народ. Они не похожи на славян внешне. Впрочем, и черных кучерявых болгар и носатых брюнетов черногорцев сложно внешне признать за славян. Вроде как только гуцулы носят бартки и играют на трембитах. Остальные славянские народы не шибко радуются специфическому звуку этих огромных труб. Опять-таки считается традиционно гуцулы не очень-то расположены к русским. Точнее к представителям государства. Впрочем так же они не пылают любовью к полякам, венграм и немцам, то есть всем остальным чужакам.
Кстати, на своей шкуре я так и не испытал этой знаменитой нелюбви.
Интересен еще один момент: во многие времена граница между государствами проходила по гуцульским горам. В пограничье всегда строятся сильные крепости. Перевалы и выходы из долин запираются замками или городами. Тут же - нет. Как бы ни были удобны для этого перевалы и долины. Сколько бы тут ни было пригодного для строительства леса и камня, не строили тут крепостей.
То есть практически всегда гуцулы, хотя и числились за каким-то государством, но жили сами собой, обособленно. И строить тут чужие крепости не позволяли. Сами по себе были пограничной крепостью.
[фото Наташи]
Так же для себя, а не для туристов, гуцулы Вэрховыны сохранили и свои праздники. Каждый год широкое гулянье проводится на Гуцульскую коляду 9 января и остальные Рождественские праздники, на Пасху, Троицу и Первую Пречистую (28 августа).
Погуляв по поселку, мы решили забраться повыше, чтобы оглядеть долину Черемоша сверху и может взглянуть на соседние котловины. Однако каждый раз упирались жерди луговых оград. Коровы методично пасущиеся на крутых склонах по ту сторону оград хитро смотрели на нас и насмешливо мумукали.
[фото Наташи]
Как в прежние времена гуцулы жили пастушеским «валашским» правом, так и теперь земледелие не слишком жалуют. Практически все склоны окрестных гор разгорожены жердями на отдельные выпасы.
в руках у парней - характерные карпатские косы. Тут это не обычные для нас литовки с длинным черенком, а укороченные с двумя поперечными ручками. На ровном месте тут не косят, а на склонах явно такой косить удобнее.
Побродив еще, мы обнаружили, что часто не только тропинки, но и дороги перегораживаются жердями.
Тут-то и стало понятно, что эти ограды - от скотины, а не от людей. Никому не возбраняется идти, куда вздумается. Это ж не огород, где можно грядки потоптать, а всего лишь луг, огороженный чтобы «худоба» не разбрелась.
У ограды мы вновь предались любимому делу. Наташа фотографировала:
[фото Наташи]
[фото Наташи]
[фото Наташи]
Я же практиковался в спортивном лежании на диване:
А потом мы перебрались через ограду, и устроились отдохнуть прямо на склоне. Лежали в траве и смотрели, как облака все набегают из-за гор, со стороны Покутского хребта. Облака пересекали границу долины и начинали таять.
Это было крайне завораживающее занятие - следить, как тает облако, приближаясь к другому краю долины. Гадать, добежит ли какое-нибудь из них, и тонуть взглядом в пронзительно синем небе.
Можно было так лежать целый день. Однако пора была двигать дальше. На третий день хотьбы уже не было былой усталости. Даже груз казался легче. Выработался комфортный режим хотьбы, и главное - появилось странное ощущение.
Это ощущение крайне трудно описать. Оно никогда не появлялось при путешествии на поезде или машине. Никогда не появляется, если просто отправиться прогуляться в выходной. Тут важно утрата чувства времени. Словно мы шли уже пару недель или даже меньше. Терялось чувство расстояния - словно идем уже очень далеко и совершенно неважно, сколько еще предстоит пройти. Идешь себе и идешь. Долина то становится уже, сжимаемая утесами, то опять раздается в стороны от журчащего Черемоша. Склоны по сторонам то превращаются в дикую чащу и нигде не видно даже следа человеческого жилья, то оборачиваются обустроенным уголком, открывая магазинчик или часовенку за поворотом.
Наверное, крайне важно было то, что мы шли налегке. Вещи не давили на нас, не было нужды учитывать накладываемые багажом ограничения. Хотя, к середине дня Наташе немного не здоровилось и я взял ее рюкзачок себе. Опять-таки тело уже привыкло и я не очень почувствовал его тяжесть. В то же время теперь понятно, что можно было обойтись без половины вещей, которыми я набил свой рюкзак. Так что такое пешее путешествие могло быть еще комфортней.
Определенно, есть совершенно свое невыразимое удовольствие в таком вот путешествии налегке.
Много раз замечал, что в рассказе о каком-нибудь долгом походе сам по себе процесс путешествия занимает минимум времени. Больше рассказывают о событиях или встречах на пути. Хотя именно на перемещение приходится основное время. Именно оно и оставляет самые сильные ощущения.
Наверное, почти невозможно описать что чувствуешь, когда идешь вот так просто, ногами по дороге. Дальше и дальше. Достаточно медленно, чтобы увидеть все, что тебя окружает. Исчезает само понятие скуки или развлечения. Важно становится не впечатление как таковое, а ощущение дороги. Самое неподдельное и настоящее. В общем, описать это нельзя, можно только почувствовать.
[фото Наташи]
В Криворивню мы входили довольные и умиротворенные. Интересно, что кроме расстояния позади были и волнения на счет того, как и куда устроимся на ночь, хотя мы точно знали, что гостиниц в селе нет. Как-нибудь устроимся. Это состояние спокойствия тоже часть общего настроения дороги.
[фото Наташи]
Крыворивня тоже относится к числу старых гуцульских сел. Утверждается, что впервые она упомянута уже в 1654 году. Известно же это место своей атмосферой и видами. Практически вся украинская и даже русская интеллигенция бывала тут или даже здесь жила.
Подолгу жил тут Иван Франко. Его дом находится почти у входа в село со стороны Вэрховыны. Дойдя до дома, Наташа повернулась спиной к дверям и, поглядев вокруг, заметила, что еще бы тут не жить. Вид из окон и с крылечка просто сказочный.
Долина довольно узкая и извилистая, сжата со всех сторон едва ли не отвесными склонами. Так что на каждом шагу можно встать и любоваться.
Гостить у Франко часто приезжали Леся Украинка, Михаил Коцюбинский, Ольга Кобылянская, Михаил Грушевский, Василь Стефанык и многие другие. А еще тут бывали Лесь Курбас, Константин Станиславский и Гнат Хоткевич, который в соседнем Красноилье создал «Гуцульский театр», где гуцулы играли пьесы о своей жизни.
Так что это село становилось настоящим центром культуры. Владимир Гнатюк даже называл село «украинскими Афинами». А Стефанык будто бы даже как-то пошутил: «Если бы сейчас в доме завалилась крыша, то погребла бы под собой всю украинскую интеллигенцию».
Интересно, кстати, что Коцюбинский тут написал повесть «Тени забытых предков», а Сергей Параджанов в последствии именно здесь снимал известный фильм с тем же названием. Здесь и в Вэрховыне. Многие жители до сих пор рассказывают, как принимали участие в съемках.
[фото Наташи]
Удивительно дело - село так и не превратилась в туристическую мекку. Благодаря этому сохранилось все то очарование, которое привлекало поэтов и писателей. Зато не появилось гостиниц. Так что мы завернули в первую же крамныцю и спросили о ночлеге. Тут продавщица была всего одна, а покупателей было много - вечер. Так что пришлось подождать, пока она созвониться с хозяйкой и договорится.
Кстати, кажется, эта продавщица все сделала вообще бесплатно - позвонила своей двоюродной сестре, мать которой сдает комнату. Газдыня (хозяйка по-местному) встретила нас у следующего «ларька», как они называют небольшие магазины-павильончики. Тоже ходила за продуктами. Это была пожилая, но очень деятельная бабушка. Даже не позволила помочь донести сумку с продуктами. Она была спокойна и нетороплива. Гости, значит, гости. Единственное, что ее несколько огорчило - что мы всего на день. Причем больше не из-за утраченных прибылей, а из-за того, что постель придется стирать ради всего одной ночи. А это не так просто в этих краях. Заплатили мы, кстати, всего 80 гривен за двоих с ужином и завтраком. И то, газдыня как-то очень нерешительно торговалась. В том смысле, что начала говорить вообще о 40-60 гривнах. Это я уже за еду 20 сверху добавил.
Жила она с взрослой дочерью и внучкой в традиционной большой хате. Так же обычно для Украины, готовили на летней кухне. Комнаты были обставлены бесхитростно и просто еще, наверное, в семидесятых. Зато в пристройке находилась такая роскошная ванная, которых я не встречал и в гостиницах - ванна с гидромассажем, биде и модная душевая кабина. А главное - могучий электронагреватель, мощности которого хватает на душ. И все отделано недешевым кафелем. Потрясающий контраст.
Хозяйка рассказывала, что не раз приходилось принимать иностранцев - тех же немцев, поляков. Для них и сооружался эта палата. Как две женщины и ребенок справляются с таким хозяйством - загадка. То ли муж вечно на заработках, то ли нет его вовсе, но никаких следов мужчины я не обнаружил.
Вторую комнату занимали две юные львовянки - Доминика и Ольга. Ольга сначала не очень ловко говорила по-русски, а потом ничего, разговорилась, а Доминика и вовсе несколько лет жила в Поволжье. В любом случае украинский Ольги отличался от местного - он был разборчив. Даже когда она сбивалась и сложные фразы произносила по-украински, все было понятно. В отличие от нас девушки ехали именно в Криворивню поглядеть на знаменитую церковь Рождества Пресвятой Богородицы. Ну и, конечно, отдохнуть. Именно от них мы узнали, что Криворивня славится как чудесное место для отдыха.
Кроме церкви тут можно посетить два музея. Один из них - дом семьи Харукив та самая гражда - усадьба-крепость, мало где сохранившаяся. А второй еще более необычный - это дом-музей Параски Плытки-Горыцвит, открытый усилиями местной громады. Здесь жила странная женщина, писатель, художник, философ. Она сидела в сталинских лагерях, ее можно назвать местной юродивой. Она писала и сама сшивала свои книги, выписывая каждую страницу, оформляя рисунками, делала обложки. Это местные сказки, песенники, дневники и стихи. Книги, сделанные с истинным, наверное, гуцульским упрямством, в соответствии с традицией окружать себя рукотворными вещами.
Все это такое же странное, как и местные легенды о мольфарах - колдунах и магах гуцульских Карпат, то есть странно то, как вплетена вера в мольфаров в глубокую христианскую религиозность. Кстати, именно здесь нас приветствовали не обычным «Добрый день». Именно тут я, наконец, услышал традиционное гуцульское приветствие «Слава Иисусу» и ответ - «Навики слава!». Дети не разбирают, кто турист, а кто местный, от них эти слова и были услышаны. Удивительно дело - такие традиции. Пожалуй, именно они показывают всю глубину и отличие этих мест от всех остальных.
Так вот мольфары. Рассказывают о них много всего, гораздо больше, чем знают. Больше их сравнивают с шаманами американскими или сибирскими. Много общего и с колдунами центральной Америки. Ага, теми самыми, на традицию которых опирается Кастанеда. Название «мольфар» иногда выводят от слов молить, просить - мольвар, человек, который просит или молвит, замовляет. Собственно, в их практике многое опирается именно на заговоры наговоры. Сделает мольфу из громовицы - дерева в которое ударила молния, произнесет над ним «прымивку» и вот могучий оберег, помогающий в различных ситуациях. Есть особые мольфары - громовники, имеющие власть над погодой. Заговорами, травами собранными определенным порядком в определенное время и музыкой исцеляют самые сложные болезни. Интересно, что среди магических средств мольфаров не только громовые камни - осколки метеоритов или камни, находимые в местах ударов молний (опять-таки громовиц это вообще универсальное слово). Важное место занимает и музыка дрымбы, очень похожей на варган сибирских шаманов. Так же они погружаются через транс в мир духов. А еще рассказывают, что каждую весну мольфары уходят далеко в горы и замуровывают себя в пещере, хоронят себя, чтобы ожить с новой силой.
Что из этого правда, не разобрать, даже если сам там побываешь. Важно, что оно есть.
На этот раз погуляли мы совсем немного. Сходили к церкви, съели килограмм персиков на камнях Черемоша с Ольгой и Доминикой. Так же, как и нам девушкам завтра предстояло уезжать. Только они двигались в противоположном направлении - на Верховину, а оттуда завтра же обратно, во Львов. Дольше и дальше ехать не могли. «Грошей нэма». Кстати, об этой газдыне они слышали еще во Львове, от знакомых. Ехали именно сюда, заранее договорившись. Доминика рассказывала, что сами горы, может быть, гораздо интереснее не тут, а к северо-западу - в Горганах, на Свидовецком хребте. Может быть, когда-нибудь. В свою очередь и мы рассказывали о том, что видели и где ездили.
За время поездок по Украине я, кстати, заметил, что украинцы ездят по своей стране, пожалуй, больше чем мы по России. И знают ее гораздо лучше. Не берусь утверждать наверняка, но, кажется, и любят ее крепче.
За ужином нас кормили вновь на убой. С несколькими переменами блюд. Был пост, который семья газдыни обязательно соблюдала. Так что стол был постный - грибы, которые утром собирали Ольга, Доминика и хозяйкина внучка Вика, водившая их в горы. Были местные голубцы с рубленым яйцом. Интересно, что здесь в чести голубцы мелкие. На весилье (свадьбу), например, с особым тщанием и гордостью готовятся совсем крохотные голубцы с пол-мизинца размером.
Для весилья в каждом доме до сих пор хранится и национальный костюм. Когда мы заинтересовались, Вика тут же вскочила и убежала спрашивать разрешения показать его нам, а потом извлекла с антресолей свертки с одеждой. Причем настаивала, чтобы девушки все это на себя примерили. Все было как положено - расшитая рубаха до колен, сверху - овчинная безрукавка-кептар, а поверх нее - пиджак - сердак. Все расшитое, украшенное бисером, помпонами. И при этом жесткое, как броня. Диву даешься, как они во всем этом ходят. Но ведь ходят же. Вместо юбки - два несшитых полотнища - запаска, укрепленных на талии завязками и поясом - подпружкой. Причем, как и везде, в каждом селе свои особенности, свои отличия в орнаменте. Особая роль - у головного убора, тоже крайне сложного. Традиционное приложение к костюму те самые бартки - топорики. Причем, подозреваю, длинная ручка призвана играть роль трости, на самом то деле. Неспроста ее конец часто оковывают железом. Трость предполагается и в женском варианте - кэлэф или палиця. То же самое, только без топорика. А еще гуцулы во время танцев лихо прыгают через ручки барток, держа руками ее концы.
По словам Вики, то, что нижние края запаски заворачиваются - особый шик. Специально так все сворачивается при хранении.
С наступлением сумерек мы смотрели на семейство йижаков (ежиков) приходящих к дому каждый вечер за молоком. Потом сидели на кухне, пили знатный мятный чай и беседовали с дочкой газдыни и внучкой Викой. Они расспрашивали про жизнь в России, рассказывали как тут у них. К удивлению жаловались, что отменили преподавание русского в школе. Громада даже пытается отстоять его. Как объяснила мать Вики - это же один из международных языков. Не только в России пригодится, но и в Словакию поехать, в Чехии объясниться. Русских в Крыворивне не бывает. Так что заставляет дочку глядеть кино на русском, слушать песни. Такие дела.
Глядя на то, как нас принимали, как разговаривали, легко верилось, что в этих краях действительно не обижают путников. Пришлось бы забраться дальше в горы и стучаться в дома, впустили бы и ночлег дали.
Мы ждали, когда стемнеет - очень хотелось поглядеть на южные звезды. Так что сидели долго. Выбрав время, спросил про мольфаров. «А! Люди которые знают?» - переспросила Вика, - «Конечно есть!». Оказывается, в самой Криворивне раньше жили трое. Теперь, правда, двое умерли, а последняя - такая старая, что неизвестно - жива ли еще. Зато в окрестных горах есть еще несколько человек. Хочешь - найдешь. Было бы время, проводили бы.
Когда окончательно стемнело, вышли под звезды. Горы надежно скрывали далекий свет, в самом поселке было темно, как в печке, зато небо было усыпано звездами по черному бархату. Целый год не видел Млечного пути. Здесь его называют Чумацький шлях - чумаки ехали, соль просыпали.
В настоящем путешествии каждый вечер не похож на другой. Этот же воспринимался как совершенно особенный. Как будто шли именно сюда.
А утром мы собрались и пошли дальше. Самое сильное, пожалуй, впечатление именно от будничности этого действия - собрались, вышли и пошли дальше. Вот так просто, ногами по дороге. Легко и в удовольствие. Вроде бы было осознание, что идем мы обратно, что это уже финал путешествия, но получалось-то что идем дальше и дальше. Если бы возвращались той же дорогой, было бы не так интересно.
Совсем уже привыкли к скорости, которая раньше воспринималась все-таки как немного тягомотная. Исчезло желание «наконец прийти». Сейчас она казалась уже правильной.
Появилось ощущение какой-то удивительной свободы. Тесно связанной со всем, что было до и будет после. Штука не в том, что «куда хочу, туда полечу», то, что обычно связывается с автомобильным путешествием. Это какая-то совсем другая свобода. Внутренняя, живущая в гармонии с тем, что скорость и возможности пешехода ограничены. Может быть, это связано с тем, что ты не просто понимаешь, а буквально ногами ощущаешь - тебе все по плечу. Причем именно тебе, а не механизмам, которым ты доверяешь перемещение своего немощного, в общем-то, тела. Все что угодно может быть трудно, но возможно.
Это ощущение наверняка не приходит ко всем легко, однако забыть его уже непросто.
[фото Наташи]
дальше тут:
http://obmorock.livejournal.com/16224.html
начало:
http://obmorock.livejournal.com/14927.html
[фото Наташи]
Заметили мы, что вновь изменилась природа. Трудноуловимо и неописуемо, но те же елки тут немного не так росли и не так выглядели. Штука в том, что смотришь и понимаешь - другие и все тут. Наверняка в этом нет ничего удивительного - каждая долина имеет свой микроклимат. Но для жителя равнины, такие резкие изменения были в новинку.
Это одна из тех самых полонин. Так выглядит сердце Гуцульщины
А потом уже мы заметили, что поменялись и сами дома. Практически обязательной стала мансарда с характерным оформлением окон. Исчезла отделка гонтом. В гуцульских долинах в чести была отделка фронтонов чеканкой по цинкованой жести. Причем отделывались так и жилые дома и деревянные церкви. На солнце блестящая жесть сверкает крайне сильно.
[фото Наташи]
Собачьих будок, построенных на манер человеческого жилья, мы больше не встречали. Зато во дворике почти каждого домика был шедевральный колодец. Его не просто отделывают жестью, как дом. Каждый хозяин сооружает что-то невероятное. Буквально жестяное кружево. Вроде бы и делают в одном стиле, но можно собрать огромную коллекцию уникальных колодцев.
[фото Наташи]
Движение на шоссе здесь стало еще реже. Коровы не стесняясь и безнаказанно могли выйти на середину и спокойно стоять. Местных на телегах почти не видели. Зато были верховые. Кстати, довольно часто проезжали автобусы.
тут вот еще дня два назад была свадьба. Отдельный навес для гостей, отдельный для близкой родни. Гуляние на весь поселок. Песни и танцы не под магнитофон, а под живую музыку, которую сами же играют. Попасть на свадьбу лучшее шоу в этих краях. Тут не забыли, как это можно сделать красиво и весело.
Порой накрапывал дождь, но так нерешительно, что это даже не стоило принимать во внимание. На дне долины не чувствовалось, а сверху видимо ветер мощными порывами прогонял над горами облака.
В этой спокойной дождящей хотьбе мы не заметили, как окончательно исчезло ощущение маршрута. Иди себе и иди. Знай, смотри по сторонам.
это сооружено, видимо, для погрузки ворованного леса
Плешь на горе слева видите? Это не просто так. Некогда сюда ударила блыскавка. Молния, по-украински.
К половине седьмого добравшись до остановки в Ильцах мы поняли, что оставшиеся пять километров до Вэрховыны отнимут не меньше часа, а в половину восьмого можем остаться без ночлега и ужина.
На лавочке у остановки сидел дедушка самого невинного вида. Намереваясь спросить у него как долго придется ждать автобуса, успел только поздороваться и попался. Дедушка встал, пожал мне руку и начал говорить. Он плохо слышал и слабо соображал и все говорил и говорил. Из ларька напротив вышли две тетки, увидели нас возле деда и рассмеялись - мол, повезло ему сегодня, поймал!
Ужасно жалею, что я плоховато понимаю по-украински, и мало что разобрал из его речи. Потому что он успел рассказать почти всю свою жизнь, а некоторые места и по несколько раз. Мы же все равно ждали автобуса, время было.
Как и положено гуцулу он был невысок, остронос, носил шляпу, а глаза были со следами регулярного общения с вином. Во внутреннем кармане джинсовой куртки было прошито специальное отделение, в котором он держал пастушью дудочку, нехитро сделанную из дюралевой трубки. Периодически в своем рассказе он скатывался к тому, что ему приходится не очень-то сладко и слушать его некому. Заканчивал эти пассажи одинаково грустно: «А я шо? Я мовчу, мовчу...». На его глаза, сизые от регулярного употребления вина, наворачивались слезы. Только, добавлял он, вот играю и ладно. Тут он доставал дудочку и тихонько наигрывал. Недолго, потому что новые слова все рвались из него наружу.
Интересно, что он разделял русских, к которым у него претензий не было, и коммунистов. От них он хлебнул по полной - и при строительстве колхозов, и с партийно-административной системой контакта не получилось. Возможно, что надлом у него тогда и произошел. Не был он похож на человека с врожденной умственной отсталостью. Многое помнил, рассказывал, как бывал в России.
Говорят, очень многие гуцулы стали сильно пить при советской власти. Хотя раньше этого за ними не водилось. Опять-таки, в отличие от Подкарпатья, виноград тут не возделывают. Остается только самогон.
В Вэрховыне мы были что-то около половины восьмого. Времени оставалось не так много. Село это довольно большое, райцентр. Имеет собственную футбольную команду. Когда мы приехали, как раз закончился матч. Однако с гостиницами тут было уже не так славно как в краю горных лыж. Имелась одна небольшая частная гостиница, устроенная в подъезде жилого дома без следов вывески, занятая киевлянами, и турбаза, занятая футболистами.
Пора была попробовать способ поиска жилья, описанный в Интернете. Хитрость в том, что искать жилье надо через продуктовые магазины. Звучит странно, но действительно работает.
Зашел в первый же магазин, сказал, что ищу жилье. Вторая продавщица тут же села за отдельный столик с телефоном, словно из воздуха извлекла толстую тетрадь и принялась листать. Система, очевидно, была отлаженная. В частном секторе жилье оказалось найти проще и, что самое главное, гораздо экономичнее. Частенько с питанием и вообще все приятнее. Однако номеров с индивидуальными удобствами не было в принципе. В это время года был шанс снять комнату в отдельном коттедже, где никто не живет, но увы, именно сейчас они были заняты.
Так что, помыкавшись, мы решили проверить последний вариант: предположительную гостиницу у дороги. Там в итоге и остановились. Удобства были общие на четыре номера и хозяев, но две комнаты пустовали, да и других вариантов не было.
На улице снова шел дождь, идти никуда не хотелось. Поужинали тут же. Еда стоила почти как в кафешке, зато если в кафешке из-за стола встаешь за эти деньги чуток голодным, то тут устаешь от перемены блюд и их объема. Следующим днем, кстати, отважились позавтракать - та же история. Насилу справились с половиной порций. Старательно кормят в этих краях. И вкусно.
Утро выдалось солнечным и ослепительно летним. Большая часть пути уже оставалась за плечами. Идти осталось всего ничего. Так что мы решили до обеда отдохнуть здесь, в Вэрховыне, а потом, не торопясь, потопать дальше до первой гостиницы.
Вэрховына до 1962-го года называлась село Жабье - самая настоящая гуцульская столица. Есть, конечно - туристический Косив, где сувениры и антураж. Но здесь действительное сердце гуцульских земель. Гуцулы до сих пор считают, что более настоящими гуцулами являются именно те, кто живет в горах, а не в долинах. Вэрховына, к слову, расположена на высоте около 600 метров на уровне моря. Это, конечно, больше шутейная заявка, но все-таки.
Село это действительно старое, упоминается польскими документами аж в 1425-м году. Крупным именно гуцульским центром оставалось во все времена. В Великую Отечественную было одним из центров бендеровского движения.
Утверждается, что название Жабье образовалось от имени основателя - Жабка. Хотя есть и другая версия: дескать, в ту пору долина Черного Черемоша была подболоченной и здесь водилось много этих самых жаб.
Сейчас жаб тут не найдешь. В остальном же это довольно большое село - райцентр даже. Как уже говорил, даже футбольная команда своя есть. В отличие от остальных сел туризм здесь играет не первую скрипку. Есть несколько горнолыжных трасс и подъемников, но в той же Ворохте или Яблуныце, не говоря уже о Ярэмче и Буковеле все на более широкую ногу поставлено.
Тем село и интересно, что более настоящее. Гуцулы здесь живут не для туристов, а для себя. Культуру свою берегут именно для себя. Напоказ тут сложно что-то найти. Разве что в солнечный день очень уж ярко блестят отделанные чеканной жестью фасады домов.
Именно здесь есть музей гуцульской культуры, причем частный - музей Романа Кумлыка. Здесь есть и предметы быта, постолы (обувь) и даже подковы для них. Можно увидеть инструменты лесорубного промысла и пастушеского. Естественно, предметы национального костюма - шляпы, украшенные бисером, кожухи, рубахи. Рассказывают, что богатые горцы позволяли себе вышивку во всю грудь, в то время как бедные - только полоску по вороту. Но душой музея является коллекция музыкальных инструментов: скрипок, цымбал, гуслей, рогов и уникальных местных трембит и дрымб. Сам войт (староста) Роман водит экскурсии и играет на большинстве своих инструментов.
Музыка вообще для гуцулов крайне важна и неотделима от их культуры. Так же как язычество и демонизм не отделимы для них от христианства. Многие подозревают, что древний мужской союз «Аркан» до сих пор играет руководящую роль. Танец посвящения в легини (то есть воины, легионеры) - тот самый аркан, ритуальный древний танец, всегда безмолвный. Он в чем-то похож на кельтскую застольную песню Ev Sistr, только играется быстрее. Видимо, он и унаследован был от древних карпатских кельтов. После участия в этом танце мальчик получал право осуществлять другие танцы, носить знаменитую гуцульскую бартку (маленький топорик на длинной ручке) и надевать широкий пояс - черес.
Самый обычный дом. Сушатся вышиванки. Потому что их носят.
Некоторые исследователи, кстати, предполагают это все одним из признаков того, что гуцулы вовсе не славянский народ. Они не похожи на славян внешне. Впрочем, и черных кучерявых болгар и носатых брюнетов черногорцев сложно внешне признать за славян. Вроде как только гуцулы носят бартки и играют на трембитах. Остальные славянские народы не шибко радуются специфическому звуку этих огромных труб. Опять-таки считается традиционно гуцулы не очень-то расположены к русским. Точнее к представителям государства. Впрочем так же они не пылают любовью к полякам, венграм и немцам, то есть всем остальным чужакам.
Кстати, на своей шкуре я так и не испытал этой знаменитой нелюбви.
Интересен еще один момент: во многие времена граница между государствами проходила по гуцульским горам. В пограничье всегда строятся сильные крепости. Перевалы и выходы из долин запираются замками или городами. Тут же - нет. Как бы ни были удобны для этого перевалы и долины. Сколько бы тут ни было пригодного для строительства леса и камня, не строили тут крепостей.
То есть практически всегда гуцулы, хотя и числились за каким-то государством, но жили сами собой, обособленно. И строить тут чужие крепости не позволяли. Сами по себе были пограничной крепостью.
[фото Наташи]
Так же для себя, а не для туристов, гуцулы Вэрховыны сохранили и свои праздники. Каждый год широкое гулянье проводится на Гуцульскую коляду 9 января и остальные Рождественские праздники, на Пасху, Троицу и Первую Пречистую (28 августа).
Погуляв по поселку, мы решили забраться повыше, чтобы оглядеть долину Черемоша сверху и может взглянуть на соседние котловины. Однако каждый раз упирались жерди луговых оград. Коровы методично пасущиеся на крутых склонах по ту сторону оград хитро смотрели на нас и насмешливо мумукали.
[фото Наташи]
Как в прежние времена гуцулы жили пастушеским «валашским» правом, так и теперь земледелие не слишком жалуют. Практически все склоны окрестных гор разгорожены жердями на отдельные выпасы.
в руках у парней - характерные карпатские косы. Тут это не обычные для нас литовки с длинным черенком, а укороченные с двумя поперечными ручками. На ровном месте тут не косят, а на склонах явно такой косить удобнее.
Побродив еще, мы обнаружили, что часто не только тропинки, но и дороги перегораживаются жердями.
Тут-то и стало понятно, что эти ограды - от скотины, а не от людей. Никому не возбраняется идти, куда вздумается. Это ж не огород, где можно грядки потоптать, а всего лишь луг, огороженный чтобы «худоба» не разбрелась.
У ограды мы вновь предались любимому делу. Наташа фотографировала:
[фото Наташи]
[фото Наташи]
[фото Наташи]
Я же практиковался в спортивном лежании на диване:
А потом мы перебрались через ограду, и устроились отдохнуть прямо на склоне. Лежали в траве и смотрели, как облака все набегают из-за гор, со стороны Покутского хребта. Облака пересекали границу долины и начинали таять.
Это было крайне завораживающее занятие - следить, как тает облако, приближаясь к другому краю долины. Гадать, добежит ли какое-нибудь из них, и тонуть взглядом в пронзительно синем небе.
Можно было так лежать целый день. Однако пора была двигать дальше. На третий день хотьбы уже не было былой усталости. Даже груз казался легче. Выработался комфортный режим хотьбы, и главное - появилось странное ощущение.
Это ощущение крайне трудно описать. Оно никогда не появлялось при путешествии на поезде или машине. Никогда не появляется, если просто отправиться прогуляться в выходной. Тут важно утрата чувства времени. Словно мы шли уже пару недель или даже меньше. Терялось чувство расстояния - словно идем уже очень далеко и совершенно неважно, сколько еще предстоит пройти. Идешь себе и идешь. Долина то становится уже, сжимаемая утесами, то опять раздается в стороны от журчащего Черемоша. Склоны по сторонам то превращаются в дикую чащу и нигде не видно даже следа человеческого жилья, то оборачиваются обустроенным уголком, открывая магазинчик или часовенку за поворотом.
Наверное, крайне важно было то, что мы шли налегке. Вещи не давили на нас, не было нужды учитывать накладываемые багажом ограничения. Хотя, к середине дня Наташе немного не здоровилось и я взял ее рюкзачок себе. Опять-таки тело уже привыкло и я не очень почувствовал его тяжесть. В то же время теперь понятно, что можно было обойтись без половины вещей, которыми я набил свой рюкзак. Так что такое пешее путешествие могло быть еще комфортней.
Определенно, есть совершенно свое невыразимое удовольствие в таком вот путешествии налегке.
Много раз замечал, что в рассказе о каком-нибудь долгом походе сам по себе процесс путешествия занимает минимум времени. Больше рассказывают о событиях или встречах на пути. Хотя именно на перемещение приходится основное время. Именно оно и оставляет самые сильные ощущения.
Наверное, почти невозможно описать что чувствуешь, когда идешь вот так просто, ногами по дороге. Дальше и дальше. Достаточно медленно, чтобы увидеть все, что тебя окружает. Исчезает само понятие скуки или развлечения. Важно становится не впечатление как таковое, а ощущение дороги. Самое неподдельное и настоящее. В общем, описать это нельзя, можно только почувствовать.
[фото Наташи]
В Криворивню мы входили довольные и умиротворенные. Интересно, что кроме расстояния позади были и волнения на счет того, как и куда устроимся на ночь, хотя мы точно знали, что гостиниц в селе нет. Как-нибудь устроимся. Это состояние спокойствия тоже часть общего настроения дороги.
[фото Наташи]
Крыворивня тоже относится к числу старых гуцульских сел. Утверждается, что впервые она упомянута уже в 1654 году. Известно же это место своей атмосферой и видами. Практически вся украинская и даже русская интеллигенция бывала тут или даже здесь жила.
Подолгу жил тут Иван Франко. Его дом находится почти у входа в село со стороны Вэрховыны. Дойдя до дома, Наташа повернулась спиной к дверям и, поглядев вокруг, заметила, что еще бы тут не жить. Вид из окон и с крылечка просто сказочный.
Долина довольно узкая и извилистая, сжата со всех сторон едва ли не отвесными склонами. Так что на каждом шагу можно встать и любоваться.
Гостить у Франко часто приезжали Леся Украинка, Михаил Коцюбинский, Ольга Кобылянская, Михаил Грушевский, Василь Стефанык и многие другие. А еще тут бывали Лесь Курбас, Константин Станиславский и Гнат Хоткевич, который в соседнем Красноилье создал «Гуцульский театр», где гуцулы играли пьесы о своей жизни.
Так что это село становилось настоящим центром культуры. Владимир Гнатюк даже называл село «украинскими Афинами». А Стефанык будто бы даже как-то пошутил: «Если бы сейчас в доме завалилась крыша, то погребла бы под собой всю украинскую интеллигенцию».
Интересно, кстати, что Коцюбинский тут написал повесть «Тени забытых предков», а Сергей Параджанов в последствии именно здесь снимал известный фильм с тем же названием. Здесь и в Вэрховыне. Многие жители до сих пор рассказывают, как принимали участие в съемках.
[фото Наташи]
Удивительно дело - село так и не превратилась в туристическую мекку. Благодаря этому сохранилось все то очарование, которое привлекало поэтов и писателей. Зато не появилось гостиниц. Так что мы завернули в первую же крамныцю и спросили о ночлеге. Тут продавщица была всего одна, а покупателей было много - вечер. Так что пришлось подождать, пока она созвониться с хозяйкой и договорится.
Кстати, кажется, эта продавщица все сделала вообще бесплатно - позвонила своей двоюродной сестре, мать которой сдает комнату. Газдыня (хозяйка по-местному) встретила нас у следующего «ларька», как они называют небольшие магазины-павильончики. Тоже ходила за продуктами. Это была пожилая, но очень деятельная бабушка. Даже не позволила помочь донести сумку с продуктами. Она была спокойна и нетороплива. Гости, значит, гости. Единственное, что ее несколько огорчило - что мы всего на день. Причем больше не из-за утраченных прибылей, а из-за того, что постель придется стирать ради всего одной ночи. А это не так просто в этих краях. Заплатили мы, кстати, всего 80 гривен за двоих с ужином и завтраком. И то, газдыня как-то очень нерешительно торговалась. В том смысле, что начала говорить вообще о 40-60 гривнах. Это я уже за еду 20 сверху добавил.
Жила она с взрослой дочерью и внучкой в традиционной большой хате. Так же обычно для Украины, готовили на летней кухне. Комнаты были обставлены бесхитростно и просто еще, наверное, в семидесятых. Зато в пристройке находилась такая роскошная ванная, которых я не встречал и в гостиницах - ванна с гидромассажем, биде и модная душевая кабина. А главное - могучий электронагреватель, мощности которого хватает на душ. И все отделано недешевым кафелем. Потрясающий контраст.
Хозяйка рассказывала, что не раз приходилось принимать иностранцев - тех же немцев, поляков. Для них и сооружался эта палата. Как две женщины и ребенок справляются с таким хозяйством - загадка. То ли муж вечно на заработках, то ли нет его вовсе, но никаких следов мужчины я не обнаружил.
Вторую комнату занимали две юные львовянки - Доминика и Ольга. Ольга сначала не очень ловко говорила по-русски, а потом ничего, разговорилась, а Доминика и вовсе несколько лет жила в Поволжье. В любом случае украинский Ольги отличался от местного - он был разборчив. Даже когда она сбивалась и сложные фразы произносила по-украински, все было понятно. В отличие от нас девушки ехали именно в Криворивню поглядеть на знаменитую церковь Рождества Пресвятой Богородицы. Ну и, конечно, отдохнуть. Именно от них мы узнали, что Криворивня славится как чудесное место для отдыха.
Кроме церкви тут можно посетить два музея. Один из них - дом семьи Харукив та самая гражда - усадьба-крепость, мало где сохранившаяся. А второй еще более необычный - это дом-музей Параски Плытки-Горыцвит, открытый усилиями местной громады. Здесь жила странная женщина, писатель, художник, философ. Она сидела в сталинских лагерях, ее можно назвать местной юродивой. Она писала и сама сшивала свои книги, выписывая каждую страницу, оформляя рисунками, делала обложки. Это местные сказки, песенники, дневники и стихи. Книги, сделанные с истинным, наверное, гуцульским упрямством, в соответствии с традицией окружать себя рукотворными вещами.
Все это такое же странное, как и местные легенды о мольфарах - колдунах и магах гуцульских Карпат, то есть странно то, как вплетена вера в мольфаров в глубокую христианскую религиозность. Кстати, именно здесь нас приветствовали не обычным «Добрый день». Именно тут я, наконец, услышал традиционное гуцульское приветствие «Слава Иисусу» и ответ - «Навики слава!». Дети не разбирают, кто турист, а кто местный, от них эти слова и были услышаны. Удивительно дело - такие традиции. Пожалуй, именно они показывают всю глубину и отличие этих мест от всех остальных.
Так вот мольфары. Рассказывают о них много всего, гораздо больше, чем знают. Больше их сравнивают с шаманами американскими или сибирскими. Много общего и с колдунами центральной Америки. Ага, теми самыми, на традицию которых опирается Кастанеда. Название «мольфар» иногда выводят от слов молить, просить - мольвар, человек, который просит или молвит, замовляет. Собственно, в их практике многое опирается именно на заговоры наговоры. Сделает мольфу из громовицы - дерева в которое ударила молния, произнесет над ним «прымивку» и вот могучий оберег, помогающий в различных ситуациях. Есть особые мольфары - громовники, имеющие власть над погодой. Заговорами, травами собранными определенным порядком в определенное время и музыкой исцеляют самые сложные болезни. Интересно, что среди магических средств мольфаров не только громовые камни - осколки метеоритов или камни, находимые в местах ударов молний (опять-таки громовиц это вообще универсальное слово). Важное место занимает и музыка дрымбы, очень похожей на варган сибирских шаманов. Так же они погружаются через транс в мир духов. А еще рассказывают, что каждую весну мольфары уходят далеко в горы и замуровывают себя в пещере, хоронят себя, чтобы ожить с новой силой.
Что из этого правда, не разобрать, даже если сам там побываешь. Важно, что оно есть.
На этот раз погуляли мы совсем немного. Сходили к церкви, съели килограмм персиков на камнях Черемоша с Ольгой и Доминикой. Так же, как и нам девушкам завтра предстояло уезжать. Только они двигались в противоположном направлении - на Верховину, а оттуда завтра же обратно, во Львов. Дольше и дальше ехать не могли. «Грошей нэма». Кстати, об этой газдыне они слышали еще во Львове, от знакомых. Ехали именно сюда, заранее договорившись. Доминика рассказывала, что сами горы, может быть, гораздо интереснее не тут, а к северо-западу - в Горганах, на Свидовецком хребте. Может быть, когда-нибудь. В свою очередь и мы рассказывали о том, что видели и где ездили.
За время поездок по Украине я, кстати, заметил, что украинцы ездят по своей стране, пожалуй, больше чем мы по России. И знают ее гораздо лучше. Не берусь утверждать наверняка, но, кажется, и любят ее крепче.
За ужином нас кормили вновь на убой. С несколькими переменами блюд. Был пост, который семья газдыни обязательно соблюдала. Так что стол был постный - грибы, которые утром собирали Ольга, Доминика и хозяйкина внучка Вика, водившая их в горы. Были местные голубцы с рубленым яйцом. Интересно, что здесь в чести голубцы мелкие. На весилье (свадьбу), например, с особым тщанием и гордостью готовятся совсем крохотные голубцы с пол-мизинца размером.
Для весилья в каждом доме до сих пор хранится и национальный костюм. Когда мы заинтересовались, Вика тут же вскочила и убежала спрашивать разрешения показать его нам, а потом извлекла с антресолей свертки с одеждой. Причем настаивала, чтобы девушки все это на себя примерили. Все было как положено - расшитая рубаха до колен, сверху - овчинная безрукавка-кептар, а поверх нее - пиджак - сердак. Все расшитое, украшенное бисером, помпонами. И при этом жесткое, как броня. Диву даешься, как они во всем этом ходят. Но ведь ходят же. Вместо юбки - два несшитых полотнища - запаска, укрепленных на талии завязками и поясом - подпружкой. Причем, как и везде, в каждом селе свои особенности, свои отличия в орнаменте. Особая роль - у головного убора, тоже крайне сложного. Традиционное приложение к костюму те самые бартки - топорики. Причем, подозреваю, длинная ручка призвана играть роль трости, на самом то деле. Неспроста ее конец часто оковывают железом. Трость предполагается и в женском варианте - кэлэф или палиця. То же самое, только без топорика. А еще гуцулы во время танцев лихо прыгают через ручки барток, держа руками ее концы.
По словам Вики, то, что нижние края запаски заворачиваются - особый шик. Специально так все сворачивается при хранении.
С наступлением сумерек мы смотрели на семейство йижаков (ежиков) приходящих к дому каждый вечер за молоком. Потом сидели на кухне, пили знатный мятный чай и беседовали с дочкой газдыни и внучкой Викой. Они расспрашивали про жизнь в России, рассказывали как тут у них. К удивлению жаловались, что отменили преподавание русского в школе. Громада даже пытается отстоять его. Как объяснила мать Вики - это же один из международных языков. Не только в России пригодится, но и в Словакию поехать, в Чехии объясниться. Русских в Крыворивне не бывает. Так что заставляет дочку глядеть кино на русском, слушать песни. Такие дела.
Глядя на то, как нас принимали, как разговаривали, легко верилось, что в этих краях действительно не обижают путников. Пришлось бы забраться дальше в горы и стучаться в дома, впустили бы и ночлег дали.
Мы ждали, когда стемнеет - очень хотелось поглядеть на южные звезды. Так что сидели долго. Выбрав время, спросил про мольфаров. «А! Люди которые знают?» - переспросила Вика, - «Конечно есть!». Оказывается, в самой Криворивне раньше жили трое. Теперь, правда, двое умерли, а последняя - такая старая, что неизвестно - жива ли еще. Зато в окрестных горах есть еще несколько человек. Хочешь - найдешь. Было бы время, проводили бы.
Когда окончательно стемнело, вышли под звезды. Горы надежно скрывали далекий свет, в самом поселке было темно, как в печке, зато небо было усыпано звездами по черному бархату. Целый год не видел Млечного пути. Здесь его называют Чумацький шлях - чумаки ехали, соль просыпали.
В настоящем путешествии каждый вечер не похож на другой. Этот же воспринимался как совершенно особенный. Как будто шли именно сюда.
А утром мы собрались и пошли дальше. Самое сильное, пожалуй, впечатление именно от будничности этого действия - собрались, вышли и пошли дальше. Вот так просто, ногами по дороге. Легко и в удовольствие. Вроде бы было осознание, что идем мы обратно, что это уже финал путешествия, но получалось-то что идем дальше и дальше. Если бы возвращались той же дорогой, было бы не так интересно.
Совсем уже привыкли к скорости, которая раньше воспринималась все-таки как немного тягомотная. Исчезло желание «наконец прийти». Сейчас она казалась уже правильной.
Появилось ощущение какой-то удивительной свободы. Тесно связанной со всем, что было до и будет после. Штука не в том, что «куда хочу, туда полечу», то, что обычно связывается с автомобильным путешествием. Это какая-то совсем другая свобода. Внутренняя, живущая в гармонии с тем, что скорость и возможности пешехода ограничены. Может быть, это связано с тем, что ты не просто понимаешь, а буквально ногами ощущаешь - тебе все по плечу. Причем именно тебе, а не механизмам, которым ты доверяешь перемещение своего немощного, в общем-то, тела. Все что угодно может быть трудно, но возможно.
Это ощущение наверняка не приходит ко всем легко, однако забыть его уже непросто.
[фото Наташи]
дальше тут:
http://obmorock.livejournal.com/16224.html
начало:
http://obmorock.livejournal.com/14927.html