Из глубины
Реальность многослойна. Самоидентификации, фиксирующие выбор между правым и левым ( 1, 2, 3, 4), относятся к глубинным слоям личности и преобладающей культурно-ценностной системы. Это значит, что они могут сочетаться с преходящими настроениями, идеологиями, формациями различного происхождения, на которые они, однако, оказывают сильнейшее влияние. В результате выясняется, что правый социализм правее левого капитализма, как демонстрирует нам сравнение Швеции и России.
В то же время можно наблюдать злейших идеологических противников, у которых причина для разногласий сводится к тому, что те и другие применяют отличающиеся способы политической кодировки на самом деле тождественного фундаментального метаполитического самоопределения. Совпадая в главном, в первоосновном, люди могут самозабвенно конфликтовать в частностях. Например, славянофилы и западники в России XIX века на разный лад формулировали одну и ту же позицию левого отчуждения от власти. Первые проникали глубже в своем самосознании и придавали сделанному там выбору вид историософской теории, которая настаивала на негосударственном характере русского народа. Вторые концентрировались на более поверхностном уровне негативных взаимоотношений с имевшимся в наличии русским государством. «Европейскость» являлась для них лишь рычагом для контригры вплоть до попыток переворота - интеллектуальным и рабочим плацдармом, откуда сподручнее было предаваться отрицанию империи. Но и те, и другие представляли единую сущность, в два голоса, хотя и наперебой, вынося приговор старому имперскому порядку. Если вспоминать аналогию с двумя сторонами медали, то это про них.
Как вот и здесь: «Стрелков ещё и усугубил это представление заявлением на пресс-конференции своего движения, что стратегия поддержки Новороссии, выбранная Путиным, правильная, да только исполнители на тактическом уровне подкачали. (Мы, со своей стороны, показывали, что дело обстоит иначе: именно выбранная высшим руководством стратегия ведёт к катастрофе, на оперативном уровне Сурков добросовестно реализует выбранную стратегию, и только на тактическом уровне что-то делалось во благо, вопреки проигрышной стратегии.)»
Автор, который пишет это, не замечает условности противопоставления двух традиционных описаний действительности. Умные стратеги, дурные исполнители, дурные стратеги, прекрасные исполнители, - два взаимно дополняющих компонента целостного российского взгляда на вещи. Акценты варьируются, но одно автоматически предполагает другое. Хороший начальник и подчиненные, которые вечно всё портят; тупой начальник и умные подчиненные, которые вынуждены подчиняться идиоту; отличный народ и плохая власть, правильная власть и бестолковый народ: эти формально противоположные суждения вынесены изнутри единой эпистемологической позиции, предопределённой и возобновляемой в левой глубине самосознания.
Говорю это в продолжение обмена репликами с revoltp. Не думаю, что бандитско-бюрократические признаки левого российского капитализма «разочаровывают»: они вполне соответствуют ожиданиям, которые напрашивались на той почве, где мы все уверенно стоим на ногах. Писал об этом, кстати, многократно.
В то же время можно наблюдать злейших идеологических противников, у которых причина для разногласий сводится к тому, что те и другие применяют отличающиеся способы политической кодировки на самом деле тождественного фундаментального метаполитического самоопределения. Совпадая в главном, в первоосновном, люди могут самозабвенно конфликтовать в частностях. Например, славянофилы и западники в России XIX века на разный лад формулировали одну и ту же позицию левого отчуждения от власти. Первые проникали глубже в своем самосознании и придавали сделанному там выбору вид историософской теории, которая настаивала на негосударственном характере русского народа. Вторые концентрировались на более поверхностном уровне негативных взаимоотношений с имевшимся в наличии русским государством. «Европейскость» являлась для них лишь рычагом для контригры вплоть до попыток переворота - интеллектуальным и рабочим плацдармом, откуда сподручнее было предаваться отрицанию империи. Но и те, и другие представляли единую сущность, в два голоса, хотя и наперебой, вынося приговор старому имперскому порядку. Если вспоминать аналогию с двумя сторонами медали, то это про них.
Как вот и здесь: «Стрелков ещё и усугубил это представление заявлением на пресс-конференции своего движения, что стратегия поддержки Новороссии, выбранная Путиным, правильная, да только исполнители на тактическом уровне подкачали. (Мы, со своей стороны, показывали, что дело обстоит иначе: именно выбранная высшим руководством стратегия ведёт к катастрофе, на оперативном уровне Сурков добросовестно реализует выбранную стратегию, и только на тактическом уровне что-то делалось во благо, вопреки проигрышной стратегии.)»
Автор, который пишет это, не замечает условности противопоставления двух традиционных описаний действительности. Умные стратеги, дурные исполнители, дурные стратеги, прекрасные исполнители, - два взаимно дополняющих компонента целостного российского взгляда на вещи. Акценты варьируются, но одно автоматически предполагает другое. Хороший начальник и подчиненные, которые вечно всё портят; тупой начальник и умные подчиненные, которые вынуждены подчиняться идиоту; отличный народ и плохая власть, правильная власть и бестолковый народ: эти формально противоположные суждения вынесены изнутри единой эпистемологической позиции, предопределённой и возобновляемой в левой глубине самосознания.
Говорю это в продолжение обмена репликами с revoltp. Не думаю, что бандитско-бюрократические признаки левого российского капитализма «разочаровывают»: они вполне соответствуют ожиданиям, которые напрашивались на той почве, где мы все уверенно стоим на ногах. Писал об этом, кстати, многократно.