Время коллективизации
В Риме времени расцвета победоносный полководец-триумфатор въезжал на форум на священной колеснице в тоге Юпитера с лицом, выкрашенным красной краской, и символизировал собой бога (буквально его статую в капитолийском храме). Но за плечом у него при этом стоял специальный служитель, который упорно гундел ему в ухо: помни, что ты человек. Легионы же, идущие в триумфальном шествии, ведя пленных царей, распевали шуточные песни про своего главнокомандующего. Этот критический сервис чрезвычайно важен для римского державного сознания, он входит неотъемлемым компонентом в триумфальный ритуал, знаменующий собой абсолютную вершину карьеры, как её трактовал самый сильный народ на земле. Почему? Потому, что римляне слишком уважали себя. Потому что они умели делать это - уважать себя, были превосходными знатоками и профессионалами в этом искусстве. Русские же в нём пока неуклюжие новички с улицы.
То, о чём мы сейчас говорим, связано с начатой тут темой. На самом деле, речь здесь с разных сторон об одном и том же. Коллегиальность вместо персоналистского единовластия в своей глубине означает принципиальный акт различения власти и властвующего, идеи власти и её инкарнации/носителя. В России этот акт разделения, он же - см. далее - акт высшего уважения к самому себе пока не состоялся. В Риме он лежал в основе государства (то есть республики). Служитель на колеснице как раз и напоминал триумфатору: ты - носитель, а вот то главное, что в тебе, больше, чем ты, оно над тобой, никогда не сводится к твоему физическому телу, и даже не думай ронять его (своё) величие, пытаясь его присвоить, прикарманить, обналичить и заземлить. Это было бы словно муза на цепи, если прибегнуть к примеру из другой, хотя и очень близкой сферы. Чти себя: твоё величие всегда больше, чем ты - думали те люди. Сакральная сверхличная сверхчеловеческая духовная сущность, которая осеняет, даруя качества божественности - а организующая сила, власть, которая воздвигает(ся), демиургически создаёт, строит, представая правилом и порядком, а не разрушает(ся), именно «божественна» - приходит и уходит по собственной логике. Она сверхлична и потому публична. Она - бесконечный ресурс, к которому подключена и из которого черпает - по мере личной предрасположенности, личных способностей - вся «община верных», посвящённая в её истину. Она проявляется состоянием успеха, наделённости властью, государственными полномочиями - тем, что является целью стремлений римлянина верхних сословий. Культ персональных и родовых качеств, чрезвычайно развитый в Риме (см. сказанное здесь о virtus), предполагает её, ориентируется на неё, только в ней и осуществляется, поднимаясь на свой высший уровень: подобно тому, как в христианской концепции личное усилие без благодати - напрасная потеря сил, доблесть без Рима, без империи - в некотором смысле сорняк.
Греки и римляне придумали европейское государство, введя это разделение сущности и существования, учредив переходящую власть, сверхличную сущность как власть-полномочие. Государство - это state, состояние, уточнили на Западе античную мысль, усматривавшую в нём «публичное дело» (res publica). Это состояние должности: динамический, преходящий статус человека, сегодня получившего полномочия и осуществляющего власть в соответствии с ними, а завтра вернувшегося к положению частного лица или занявшего другое место в государственной иерархии. Для государства существенна способность приказывающего субъекта быть и подчиняющимся субъектом. Государство - это не столько власть, сколько идея власти: сверх-власть, способность властвующих, как и подчиняющихся, смотреть на себя сверху, «с государственной точки зрения», которая, однако, нематериализована, духовна, «воздушна», то есть является их состоянием, их внутренним высшим измерением. Последний подлинный римский государственный жест - отставка (а не отречение!) Диоклетиана в 305 году после истечения двадцатилетнего срока пребывания в ранге августа. Даже императорские полномочия «приходят и уходят», и именно верховная власть, приближающаяся к абсолютной, оказывается долгом, «должностью», служением, превосходящей метафизической сущностью, которая осеняет другого и других. В последующем, однако, власть всё больше отождествляется с телом императора_ здесь_и_сейчас, то есть становится такой же хрупкой, тленной и уязвимой.
В период расцвета империи, носивший название «республики», власть была коллегиальной и переходящей - и именно потому непреходящей-миродержавной. Сегодня Марк, находясь в армии, исполняет приказы консула Гнея. А завтра Марк станет консулом, Гней - частным человеком, «простым квиритом», однако он пребывает в государстве, государство в нём, а государство - это самоуважение. Это бесконечная ценность власти, утверждаемая её конечными носителями (которые её осуществляют, отдавая и исполняя приказ). Когда эта сверхличная власть переходит от Гнея к Марку, то Гней будет подчиняться ей (то есть её временному носителю Марку в пределах компетенции консула) аналогично тому, как подчинялся ей Марк, когда Гней был на его месте. Выполнить приказ магистрата, отдать приказ, будучи магистратом - публичные деяния тождественного достоинства, выражающие причастность к государству, единство сверхличной сущности и дуализм состояний.
Государство - не просто высшее состояние, это рефлексия в него и из него. Это со-стояние приказывающих и исполняющих, и если не тождество, то взаимопереход между ними. Государство раскрывается в смене ролей, которая является сущностной. Люди приходят на должности и уходят в отставку, но нечто в них, называемое государством, остаётся. Государство меняет формы присутствия, но личность остаётся. Если государство - это со-стояния (во) власти, то его состоятельность обеспечивается принципиальной открытостью властных статусов, их доступностью для замещения. В средневековье Бог, республика в античности служили источниками состоятельности. В средние века, назначая короля, правил Бог, но мир считался заведомо неистинным, поэтому равенство возможностей достигалось в рамках церкви - посредством святости и благодати. Любой мог стать святым и снискать благодать, в этом решающем отношении максимально приближаясь к запредельному центру посюсторонней власти. Античный мир был истинен сам по себе, поэтому развитие государства в нём более очевидным образом увязывалось с тенденцией размыкания элиты, обновлением правящего слоя, поощрением честолюбия и кадровыми лестницами.
Сказанное необходимо, если мы хотим понять, из каких культурных и ценностных глубин поднимается западный феномен сменяемости власти, тупо воспринимаемый эпигонами Запада как нечто само собой разумеющееся, элементарное и очевидное: мол, надо лишь ножкой достаточно энергично топнуть, и будет она вам сменяться. Коллегиальность, делегируемость и институциализация - явления, применительно к власти, одного порядка. Понятно, что на российских землях всё это пока под большим вопросом. Однако в любом случае кому-то нелишним будет по римскому образцу дежурно повторять над ухом нашего триумфатора приблизительно то же самое, что твердил римским победоносным полководцам госраб, стоявший с ними на колеснице. Дуализм бога и человека в одном государственном лице, в единстве торжественного политического образа, поддерживался римлянами столь же неукоснительно, как и обычай любому магистрату назначать соправителя (несколько народных трибунов, преторов, два консула; даже императоров при Диоклетиане было официально четверо) и наделять полномочиями строго на определённый срок.
Сегодня римский опыт неожиданно востребован, хотя мало кто о том уже догадался. Соратники великого_гения_самодержца_и_спасителя_планеты, еще полчаса назад убеждённые, что им нужен тупой культ первого лица и сдуру преуспевшие в нём, сегодня начинают задумываться об альтернативах. Им этот культ уже ни к чему - он из меню столовки для персонала, а не из высокой кухни, откуда они сами вкушать изволят. Отныне ставка на «вождя» - фактор нестабильности и ненадежности. Старый вождь начинает тихонько хромать и его пора готовить к списанию в утиль. Новый, не дай Господь ему воли, чисто по-дружески выпустит кишки трем четвертям из тех, у кого сейчас есть право голоса в узком кругу - и куда им податься, если здесь не будет жизни? Путешествовать по заграницам как поступал Иван Шувалов, фаворит Елизаветы Петровны, когда власть перешла к Екатерине Алексевне? Почему-то кажется, что по состоянию на 2019 год подобные варианты ими рассматриваются без особого энтузиазма. Никто ни за границей, ни в России не защитит пожалования предыдущего царствования при новом, потому что на бумаге их и не было - они по сути неформальны, нелегальны, нелегитимны, подпольны, бери их голыми руками. Добро «добрых молодцев» - добыча новых страждущих. Поэтому садиться им, молодцам, надо, прямо сейчас, не ждать, когда посадят, и думу думать, мозговой штурм устраивать, как преодолеть цезаристские крайности и реорганизовать хозяйство успешнее, чем удалось это предшественникам из Верховного тайного совета в 1730 году или из Политбюро в 1957. На проект коллективизации власти есть у них ещё несколько лет в запасе.
Продолжение следует