Гл. 1. Высказывание
PREV | NEXT
содержание
1.5. Этнография
Теория этнографии (дыхание)
Этнография человека
Картина этнографии человека дана нам в языке как вполне оформленное, материализованное образование. Перечислим некоторые аспекты. Мы знаем, что освоению подверглись прежде всего всякого рода движения существа, включающие в себя как передвижения, так и характéрные движения отдельных членов и смены позы. Такие практики, как остановиться, обернуться, наклониться, взмахнуть рукой, присесть и тысячи им подобных, ждут еще своей словарной статьи в этнографическом толковом словаре. К этим движениям примыкают действия манипулирования предметами - такие как ударить, бросить или рассыпать. Сами предметы мы можем также считать объектами, подвергающимися освоению. Так же, как и члены физического тела существа, элементы его «внешнего тела» (вещного мира) попадают в ареал культурных практик. Всякого рода процессы, происходящие с вещами, также подвергаются освоению. Далее упоминания заслуживают различные практики (целые культуры) из области повседневной жизни, обладающие тем или иным экологическим значением. Отнесем к ним практики кушать, спать, одеваться, болеть, охотиться, строить.
Здесь мы перечислили некий элементарный набор практик, с которого следовало бы начать исследование этнографии человека. Разумеется, этим набором дело не ограничивается. Отдельные главы этой книги мы намерены посвятить проблемам освоения сенсорной системы и памяти. Специального разговора заслуживают практики говорить и думать. Каждый из перечисленных здесь аспектов обладает своей спецификой и требует отдельного рассмотрения. Общая картина поступи освоения складывается из отдельных элементов, примыкающих друг к другу и выстраивающихся в своеобразную иерархию.
Каковы основные принципы этнографии? Что мы имеем в виду, когда говорим, допустим, об освоении действий? Некоторые непосредственные действия имеют отчетливый профиль движений. Это действие легко узнать или отличить от смежного - так же как волка легко отличить от лисицы. Всякое такое непосредственное действие - например, обернуться, бросить взгляд или вздохнуть - сформировалось (выделилось) в рамках эволюции поведения и несет определенное экологическое значение.
В параграфе о протоколе «я» мы приводили примеры высказываний с распределенными ролями. Эти высказывания реализовались посредством особой структуры, построенной на использовании знака «я». Такая структура оформляет, однако, некоторую предметную область. В примере с распределением инвентаря речь шла о действии «взять топор» или «взять котелок». Именно в соединении протокола «я» с некоторой предметной областью мы видим ключ к проблеме освоения.
Мы можем допустить, что действие «взять топор» в какой-то момент в результате прилаживания стало предметом совместной деятельности. Позднее над этой деятельностью был надстроен этаж высказывания. Взятие топора стало предметом ответственности и основанием. Наконец, еще один поворот в истории событий - установление протокола «я». «Взятие топора» передавалось по наследству из одной структуры в другую, занимая в каждой из них свою роль.
Первое восхождение к культуре протокола «я» и к культуре личной истории реально происходило на материале узкой предметной области. Сейчас уже тяжело реконструировать эту предметную историю. Позднейшая же история освоения могла складываться по-иному. В условиях функционирующего протокола «я» могло происходить расширение или смещение предметной области. Теперь уже не требовалось проходить стадию прилаженности. Эту тему мы затронем в главе, посвященной языку.
Каковы же общие контуры сложившейся к настоящему моменту этнографии человека? Можно ли несколькими росчерками пера дать репрезентативную картину? Можно ли уяснить для себя тот ракурс, под которым мы должны посмотреть на привычные для нас сюжеты обыденной жизни? Не имея возможности охватить картину в целом, мы выберем два примера, чтобы проиллюстрировать стиль нашего исследования. Речь пойдет о культуре болеть и культуре кушать.
Всякий зверь находит себе пропитание. Возможно, что это действие так и осталось бы непосредственным, если бы не сложилась специальная культура кушанья. История эта покрыта мраком.
Представим доброго путника, забредшего в ваш дом. Мы должны накормить его прежде всего. Мы скажем ему: «Откушайте угощения». Это основание задает ход дальнейших событий. Наши слова станут основанием хотя бы для того, чтобы расспросить, куда путник держит путь.
Существование болезней есть некий объективный факт, который не мог бы быть проигнорирован культурой. Однако совершенно неясно, в какой форме культура впервые могла столкнуться с фактом существования болезней. Болезнь является препятствием для разного рода совместных предприятий. Больной человек не способен выполнить свое задание на охоте и др. Было бы опрометчиво брать его в длительный поход. Сообществу было бы выгодно стать восприимчивым к определенным симптомам болезни. Практика специфического отношения к больному человеку имела бы все шансы на успех. Вместе с появлением такой практики, вместе с ее усложнением и дифференциацией появляется новая культурная сфера - мир здоровья. Личная история существа обогащается. Факт болезни вписывается в эту историю, становится основанием. Вместе с этим ранее непосредственные аспекты - такие как жар, боль, кашель - подвергаются освоению, извлекаются из небытия. Эти аспекты находят свое естественное приложение в культуре болезни и боли.
Следует ли лечить болезнь? Ответ на подобный вопрос зависит от того культурного ландшафта, который окружает саму культуру болезни. Культуре болезни так или иначе приходится вписываться в другие культуры. Обусловлена ли болезнь вселением злого духа, которого следует изгонять, или является следствием поломки организма, определяется общим составом категориального аппарата, которым пользуется племя.
содержание
1.5. Этнография
Теория этнографии (дыхание)
Этнография человека
Картина этнографии человека дана нам в языке как вполне оформленное, материализованное образование. Перечислим некоторые аспекты. Мы знаем, что освоению подверглись прежде всего всякого рода движения существа, включающие в себя как передвижения, так и характéрные движения отдельных членов и смены позы. Такие практики, как остановиться, обернуться, наклониться, взмахнуть рукой, присесть и тысячи им подобных, ждут еще своей словарной статьи в этнографическом толковом словаре. К этим движениям примыкают действия манипулирования предметами - такие как ударить, бросить или рассыпать. Сами предметы мы можем также считать объектами, подвергающимися освоению. Так же, как и члены физического тела существа, элементы его «внешнего тела» (вещного мира) попадают в ареал культурных практик. Всякого рода процессы, происходящие с вещами, также подвергаются освоению. Далее упоминания заслуживают различные практики (целые культуры) из области повседневной жизни, обладающие тем или иным экологическим значением. Отнесем к ним практики кушать, спать, одеваться, болеть, охотиться, строить.
Здесь мы перечислили некий элементарный набор практик, с которого следовало бы начать исследование этнографии человека. Разумеется, этим набором дело не ограничивается. Отдельные главы этой книги мы намерены посвятить проблемам освоения сенсорной системы и памяти. Специального разговора заслуживают практики говорить и думать. Каждый из перечисленных здесь аспектов обладает своей спецификой и требует отдельного рассмотрения. Общая картина поступи освоения складывается из отдельных элементов, примыкающих друг к другу и выстраивающихся в своеобразную иерархию.
Каковы основные принципы этнографии? Что мы имеем в виду, когда говорим, допустим, об освоении действий? Некоторые непосредственные действия имеют отчетливый профиль движений. Это действие легко узнать или отличить от смежного - так же как волка легко отличить от лисицы. Всякое такое непосредственное действие - например, обернуться, бросить взгляд или вздохнуть - сформировалось (выделилось) в рамках эволюции поведения и несет определенное экологическое значение.
В параграфе о протоколе «я» мы приводили примеры высказываний с распределенными ролями. Эти высказывания реализовались посредством особой структуры, построенной на использовании знака «я». Такая структура оформляет, однако, некоторую предметную область. В примере с распределением инвентаря речь шла о действии «взять топор» или «взять котелок». Именно в соединении протокола «я» с некоторой предметной областью мы видим ключ к проблеме освоения.
Мы можем допустить, что действие «взять топор» в какой-то момент в результате прилаживания стало предметом совместной деятельности. Позднее над этой деятельностью был надстроен этаж высказывания. Взятие топора стало предметом ответственности и основанием. Наконец, еще один поворот в истории событий - установление протокола «я». «Взятие топора» передавалось по наследству из одной структуры в другую, занимая в каждой из них свою роль.
Первое восхождение к культуре протокола «я» и к культуре личной истории реально происходило на материале узкой предметной области. Сейчас уже тяжело реконструировать эту предметную историю. Позднейшая же история освоения могла складываться по-иному. В условиях функционирующего протокола «я» могло происходить расширение или смещение предметной области. Теперь уже не требовалось проходить стадию прилаженности. Эту тему мы затронем в главе, посвященной языку.
Каковы же общие контуры сложившейся к настоящему моменту этнографии человека? Можно ли несколькими росчерками пера дать репрезентативную картину? Можно ли уяснить для себя тот ракурс, под которым мы должны посмотреть на привычные для нас сюжеты обыденной жизни? Не имея возможности охватить картину в целом, мы выберем два примера, чтобы проиллюстрировать стиль нашего исследования. Речь пойдет о культуре болеть и культуре кушать.
Всякий зверь находит себе пропитание. Возможно, что это действие так и осталось бы непосредственным, если бы не сложилась специальная культура кушанья. История эта покрыта мраком.
Представим доброго путника, забредшего в ваш дом. Мы должны накормить его прежде всего. Мы скажем ему: «Откушайте угощения». Это основание задает ход дальнейших событий. Наши слова станут основанием хотя бы для того, чтобы расспросить, куда путник держит путь.
Существование болезней есть некий объективный факт, который не мог бы быть проигнорирован культурой. Однако совершенно неясно, в какой форме культура впервые могла столкнуться с фактом существования болезней. Болезнь является препятствием для разного рода совместных предприятий. Больной человек не способен выполнить свое задание на охоте и др. Было бы опрометчиво брать его в длительный поход. Сообществу было бы выгодно стать восприимчивым к определенным симптомам болезни. Практика специфического отношения к больному человеку имела бы все шансы на успех. Вместе с появлением такой практики, вместе с ее усложнением и дифференциацией появляется новая культурная сфера - мир здоровья. Личная история существа обогащается. Факт болезни вписывается в эту историю, становится основанием. Вместе с этим ранее непосредственные аспекты - такие как жар, боль, кашель - подвергаются освоению, извлекаются из небытия. Эти аспекты находят свое естественное приложение в культуре болезни и боли.
Следует ли лечить болезнь? Ответ на подобный вопрос зависит от того культурного ландшафта, который окружает саму культуру болезни. Культуре болезни так или иначе приходится вписываться в другие культуры. Обусловлена ли болезнь вселением злого духа, которого следует изгонять, или является следствием поломки организма, определяется общим составом категориального аппарата, которым пользуется племя.