В Кашгарии. Китайский пикет
Н. Л. Зеланд. Кашгария и перевалы Тянь-Шаня. Путевые записки // Записки Западно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества. Книжка IX. 1888.
Другие отрывки:
• Нарынское укрепление;
• Таш-Рабат и дорога в Кашгарию;
• Кашгар и кашгарлыки.
Э. Чапман. Китайский пикет в Тянь-Шане, в 60 милях севернее Кашгара. 1873
Не доезжая до первого кашгарского селения, всего верст 35 от Кашгара, стоит первый китайский пикет, т. е. небольшое глинобитное укрепленьице, в котором живет несколько человек солдат. Оно, кажется, постоянно стоит настежь, а на дворе его разводится тополевая аллея. Здесь сделали мы привал, мне отвели «комнату» и объявили, что ко мне сейчас прибудет живущий в Артыше китайский офицер, которому кашгарский губернатор поручил приветствовать меня. Комната была подобием тех жалких сакель, которые в бесконечном разнообразии рассеяны здесь по деревням и городам, и потому я ее опишу подробнее. Полы и стены из серой, кое-как накиданной и притоптанной глины, половина покоя занята нарами, т. е. широким глиняным же возвышением, в одной стене грубейший глиняный камин; вместо окна дыра в потолке, около фута в квадрате. Самый потолок устроен из камыша или соломы, снаружи покрытый слоем опять-таки глины; основанием его служат несколько параллельных бревен, поперек которых накиданы жерди. Крыши особой не имеется, ее должность исправляет потолок. На конце грубо сколоченная деревянная дверь без замка и даже ручки. Когда я расположился чай пить, явился офицер в сопровождении шести солдат. Он мне протянул руку, что-то пробормотал по-китайски и указал на корзинку с персиками, дынями, которую один из солдат поставил на нары. Я пригласил офицера присесть подле меня на нары, угостил его чаем и вступил в разговор, при посредстве двух переводчиков. На тюркский [языки киргизов и сартов представляют разновидности его, так что те и другие понимают друг друга, хотя бывают недоразумения] язык переводил мои слова фельдшер Байгулов, а его слова переводил один из китайских солдат на китайский, и так обратно. Вообще, китайцы не дают себе ни малейшего труда познакомиться с языком своих подданных сартов, а офицеры и чиновники, кажется, принципиально считают такое знакомство унижением.
Во время нашего разговора в два ряда стояли китайские солдаты. Оружия при них не было, а по остальным атрибутам никак нельзя бы было угадать их профессию. На голове имелись синие платки, повязанные наподобие того, как это водится у наших женщин из простонародья. Сзади спускалась коса. Поверх длинного синего или черного халата или кафтана у некоторых напялен был официальный «военный» костюм, а именно: у одного была пунцовая кофта без рукавов, с белым кругом спереди и сзади, на котором какая-то надпись [надпись эта, как я узнал после, изображает имя и титул того начальника, который нанял данного солдата на службу], у другого черная кофта с расширяющимися книзу рукавами и широкими желтыми бортами и узорами, у третьего просто темная кофта, остальные оставались в кафтанах без кофт. На ногах у всех были чулки и классические китайские шерстяные башмаки, тупоносые с мягкой подошвой, которая толщиной без малого в вершок. Понадобилось мне первое предостережение самому себе, чтобы не улыбнуться при виде столь отборных военных туалетов. Вообще, в наружности китайцев мало мужского; платок на голове, коса, безбородость, камзол, похожий на женскую кофту, с болтающимися рукавами, длинный исподний кафтан, из-под которого часто не бывает видно штанов и который напоминает юбку, башмаки - все это дает им вид бабы; даже голос часто бывает крикливый. Впрочем, при рассматривании лиц этих солдат расположение к смеху у меня прошло, а напрашивалось нечто худшее. Монгольский тип в одной из наиболее грубых своих форм, толстые, как бы опухшие веки, нескладные, широкие носы, толстые губы, грязно-желтая кожа, отсутствие усов и бороды, - а поверх всего какое-то животно-грубое, плебейское (в худшем значении слова) выражение лица, которое при обращении к офицеру еще ухудшалось примесью подобострастия. Мои казаки перед ними казались красавцами, а уже во всяком случае джентельменами. Что касается офицера, то он и одет, и лицом скроен был много лучше. Это был еще довольно молодой человек, хотя в штаб-офицерском чине, на что указывал синий стеклянный шарик на шляпе. Шляпа офицеров и чиновников, хотя вообще представляет верх безвкусия, но довольно тонкой работы. Поля ее заворочены кверху до уровня дна, так что вся шляпа приблизительно похожа на усеченный конус, обращенный основанием кверху. На середине плоского дна колпака восседает шишка или шарик, к которому идут, как радиусы к центру, желтые шелковые шнурки, а от заднего края прямо кзади торчат два черных пера. Самое важное в шляпе шарик: у младших обер-офицеров он прозрачный, бесцветный, у старших молочный, у штаб-офицеров синий, у генералов красный. У унтер-офицеров простая медная шишка, но также два черных пера. На офицере было два кафтана, один покороче с широкими рукавами и отложным воротничком, другой длинный, вроде подрясника, тот и другой шелковые, темно-серые, на ногах сапоги, бесформенные, как какие-нибудь спальные ичиги, и с безобразно толстыми подошвами, но с претензиями на шик, ибо они были из черного атласа и с цветными узорами на носках. Лицо его было безусое, желтое, но черты тонкие и выражение довольно интеллигентное. Он, видимо, конфузился и старался это прикрывать частым потягиванием из кальяна [кальян этот весь медный, состоит из чубука и небольшого ящика, вмещающего все приспособления, т. е. трубку, резервуар для воды и ящичек для запасного табаку], который ему подавал и поправлял один из солдат. Я предложил ему несколько вопросов относительно его месторождения, места жительства его родителей и т. д. и поднес ему, в ответ на фрукты, баночку духов и несколько больших шоколадных конфект с картинками. Когда он понюхал первых и отведал вторых, на лице его изобразилось детски-наивное удовольствие. Видно было, что это ему впервые. Затем мы распростились.
Э. Чапман. Артыш. Гробница султана Сатук Богра-хана. 1873
Артыш появился как зеленый оазис в пустыне. И действительно, мы въезжали в страну, где все населенные места вкраплены, как точки, в обширную пустыню. Дно того высохшего моря, которое теперь изображает Кашгария, покрыто то лёссом (желтоземом), то летучим песком и солонцами. Где побольше лесса, там жизнь, но его сравнительно мало. Артыш представил нам образчик той культуры, до которой доросли деревни, а отчасти и города Кашгарии. При необыкновенной сухости климата, земледелие было бы немыслимо без искусственного орошения, которое, как в Туркестане, проводится каналами (арыками) на поля и сады. На полях преобладает кукуруза (кунак), джугара, т. е. сорго, хлопчатник, клевер, реже встречаются пшеница, просо и рис. Сорго в это время (половина сентября) уже поспевал, и его колосья, представляющие крупную яйцевидную шишку, уже принимали пепельно-серый оттенок. В аллеях встречаются всего чаще тополь и ива, затем джида [ягода ее съедобна] (Eleagnus argentea) и тут. В садах хорошо идут виноград, персики, гранат, айва и винная ягода; груши и яблоки разводят реже. Персики и виноград превосходны, последний в это время был уже убран. На огородах всего обыкновенное арбузы, дыни, морковь, лук, сеются также капуста, горох, сладкий картофель, но обыкновенный картофель добывается европейцами с большим трудом. Из домашних животных почти исключительно держат кур, ослов, лошадей и баранов, рогатый скот лишь кое-где, да и то главным образом для работы, мясо же его и молочные продукты почти не употребляются.
Та же почва, которая кормит кашгарца, дает ему и кров. Куда ни взглянешь - глина. Изгородь из безобразных комков глины, не заслуживающих название кирпичей. Из таких же комков, смешанных с соломою, накиданы стены сакель; полы, нары и поверхность двора - тоже глина. Внутренность убогих домов здешних сартов того же типа, как комната пикета, которую я описал выше, о небольших разновидностях упоминать не стоит. Темнота и пыль, поднимающаяся с полов и сыплющаяся с потолков, конечно, не служат к украшению здешних жилищ. Впрочем, в них есть одна благоприятная черта в санитарном отношении, о которой я упомяну ниже. О самих жителях речь тоже впереди. Ночуя в этой деревне, мы опять побаловались теплом, вечером было 14° R в сакле.
Вид на Кашгар и горы, отделяющие его от русских владений. 1868
Путь от Артыша до Кашгара до такой степени безжизненный, что я его могу сравнить разве с берегами Аравии, какими они мне представились около Адена и пролива Бабельмандеб. Дорога пролегает все по дну той же ложбины, которая, по-видимому, изображает русло исполинской дилювиальной реки, изливавшейся в нынешнюю Кашгарию. Она густо усыпана камнями, а отдаленные берега ее такого же вида, как выше было описано. Дно ложбины местами всхолмлено, вследствие чего приходилось несколько раз подниматься и опускаться. Кроме одного зеленеющего вдали пятна, все серо, пусто, неподвижно и безмолвно. Даже приближение к порядочной деревне обыкновенно обозначается большими признаками жизни, чем приближение к этому двадцатитысячному городу.
Когда, наконец, он сам стал ясно обозначаться, в виде дымящихся точек, окруженных зеленой каймой, несколько погонщиков ослов по крайней мере оживили дорогу.
Верстах в 4-х от города нам сделали дружескую встречу. Сначала нас приветствовало несколько мусульман в парадных халатах и чалмах; это были русские подданные, состоящие здесь торговыми аксакалами (старостами). Потом обрисовался развевающийся по утреннему ветру значок 2-го Конно-сибирского полка, и взвод казаков и консульского конвоя прокричал на мое приветствие молодецкое «здравие желаем» и проч. Помощник консула приехал в коляске, в которую я пересел, и мы отправились в город в помещение консульства.
Другие отрывки:
• Нарынское укрепление;
• Таш-Рабат и дорога в Кашгарию;
• Кашгар и кашгарлыки.
Э. Чапман. Китайский пикет в Тянь-Шане, в 60 милях севернее Кашгара. 1873
Не доезжая до первого кашгарского селения, всего верст 35 от Кашгара, стоит первый китайский пикет, т. е. небольшое глинобитное укрепленьице, в котором живет несколько человек солдат. Оно, кажется, постоянно стоит настежь, а на дворе его разводится тополевая аллея. Здесь сделали мы привал, мне отвели «комнату» и объявили, что ко мне сейчас прибудет живущий в Артыше китайский офицер, которому кашгарский губернатор поручил приветствовать меня. Комната была подобием тех жалких сакель, которые в бесконечном разнообразии рассеяны здесь по деревням и городам, и потому я ее опишу подробнее. Полы и стены из серой, кое-как накиданной и притоптанной глины, половина покоя занята нарами, т. е. широким глиняным же возвышением, в одной стене грубейший глиняный камин; вместо окна дыра в потолке, около фута в квадрате. Самый потолок устроен из камыша или соломы, снаружи покрытый слоем опять-таки глины; основанием его служат несколько параллельных бревен, поперек которых накиданы жерди. Крыши особой не имеется, ее должность исправляет потолок. На конце грубо сколоченная деревянная дверь без замка и даже ручки. Когда я расположился чай пить, явился офицер в сопровождении шести солдат. Он мне протянул руку, что-то пробормотал по-китайски и указал на корзинку с персиками, дынями, которую один из солдат поставил на нары. Я пригласил офицера присесть подле меня на нары, угостил его чаем и вступил в разговор, при посредстве двух переводчиков. На тюркский [языки киргизов и сартов представляют разновидности его, так что те и другие понимают друг друга, хотя бывают недоразумения] язык переводил мои слова фельдшер Байгулов, а его слова переводил один из китайских солдат на китайский, и так обратно. Вообще, китайцы не дают себе ни малейшего труда познакомиться с языком своих подданных сартов, а офицеры и чиновники, кажется, принципиально считают такое знакомство унижением.
Во время нашего разговора в два ряда стояли китайские солдаты. Оружия при них не было, а по остальным атрибутам никак нельзя бы было угадать их профессию. На голове имелись синие платки, повязанные наподобие того, как это водится у наших женщин из простонародья. Сзади спускалась коса. Поверх длинного синего или черного халата или кафтана у некоторых напялен был официальный «военный» костюм, а именно: у одного была пунцовая кофта без рукавов, с белым кругом спереди и сзади, на котором какая-то надпись [надпись эта, как я узнал после, изображает имя и титул того начальника, который нанял данного солдата на службу], у другого черная кофта с расширяющимися книзу рукавами и широкими желтыми бортами и узорами, у третьего просто темная кофта, остальные оставались в кафтанах без кофт. На ногах у всех были чулки и классические китайские шерстяные башмаки, тупоносые с мягкой подошвой, которая толщиной без малого в вершок. Понадобилось мне первое предостережение самому себе, чтобы не улыбнуться при виде столь отборных военных туалетов. Вообще, в наружности китайцев мало мужского; платок на голове, коса, безбородость, камзол, похожий на женскую кофту, с болтающимися рукавами, длинный исподний кафтан, из-под которого часто не бывает видно штанов и который напоминает юбку, башмаки - все это дает им вид бабы; даже голос часто бывает крикливый. Впрочем, при рассматривании лиц этих солдат расположение к смеху у меня прошло, а напрашивалось нечто худшее. Монгольский тип в одной из наиболее грубых своих форм, толстые, как бы опухшие веки, нескладные, широкие носы, толстые губы, грязно-желтая кожа, отсутствие усов и бороды, - а поверх всего какое-то животно-грубое, плебейское (в худшем значении слова) выражение лица, которое при обращении к офицеру еще ухудшалось примесью подобострастия. Мои казаки перед ними казались красавцами, а уже во всяком случае джентельменами. Что касается офицера, то он и одет, и лицом скроен был много лучше. Это был еще довольно молодой человек, хотя в штаб-офицерском чине, на что указывал синий стеклянный шарик на шляпе. Шляпа офицеров и чиновников, хотя вообще представляет верх безвкусия, но довольно тонкой работы. Поля ее заворочены кверху до уровня дна, так что вся шляпа приблизительно похожа на усеченный конус, обращенный основанием кверху. На середине плоского дна колпака восседает шишка или шарик, к которому идут, как радиусы к центру, желтые шелковые шнурки, а от заднего края прямо кзади торчат два черных пера. Самое важное в шляпе шарик: у младших обер-офицеров он прозрачный, бесцветный, у старших молочный, у штаб-офицеров синий, у генералов красный. У унтер-офицеров простая медная шишка, но также два черных пера. На офицере было два кафтана, один покороче с широкими рукавами и отложным воротничком, другой длинный, вроде подрясника, тот и другой шелковые, темно-серые, на ногах сапоги, бесформенные, как какие-нибудь спальные ичиги, и с безобразно толстыми подошвами, но с претензиями на шик, ибо они были из черного атласа и с цветными узорами на носках. Лицо его было безусое, желтое, но черты тонкие и выражение довольно интеллигентное. Он, видимо, конфузился и старался это прикрывать частым потягиванием из кальяна [кальян этот весь медный, состоит из чубука и небольшого ящика, вмещающего все приспособления, т. е. трубку, резервуар для воды и ящичек для запасного табаку], который ему подавал и поправлял один из солдат. Я предложил ему несколько вопросов относительно его месторождения, места жительства его родителей и т. д. и поднес ему, в ответ на фрукты, баночку духов и несколько больших шоколадных конфект с картинками. Когда он понюхал первых и отведал вторых, на лице его изобразилось детски-наивное удовольствие. Видно было, что это ему впервые. Затем мы распростились.
Э. Чапман. Артыш. Гробница султана Сатук Богра-хана. 1873
Артыш появился как зеленый оазис в пустыне. И действительно, мы въезжали в страну, где все населенные места вкраплены, как точки, в обширную пустыню. Дно того высохшего моря, которое теперь изображает Кашгария, покрыто то лёссом (желтоземом), то летучим песком и солонцами. Где побольше лесса, там жизнь, но его сравнительно мало. Артыш представил нам образчик той культуры, до которой доросли деревни, а отчасти и города Кашгарии. При необыкновенной сухости климата, земледелие было бы немыслимо без искусственного орошения, которое, как в Туркестане, проводится каналами (арыками) на поля и сады. На полях преобладает кукуруза (кунак), джугара, т. е. сорго, хлопчатник, клевер, реже встречаются пшеница, просо и рис. Сорго в это время (половина сентября) уже поспевал, и его колосья, представляющие крупную яйцевидную шишку, уже принимали пепельно-серый оттенок. В аллеях встречаются всего чаще тополь и ива, затем джида [ягода ее съедобна] (Eleagnus argentea) и тут. В садах хорошо идут виноград, персики, гранат, айва и винная ягода; груши и яблоки разводят реже. Персики и виноград превосходны, последний в это время был уже убран. На огородах всего обыкновенное арбузы, дыни, морковь, лук, сеются также капуста, горох, сладкий картофель, но обыкновенный картофель добывается европейцами с большим трудом. Из домашних животных почти исключительно держат кур, ослов, лошадей и баранов, рогатый скот лишь кое-где, да и то главным образом для работы, мясо же его и молочные продукты почти не употребляются.
Та же почва, которая кормит кашгарца, дает ему и кров. Куда ни взглянешь - глина. Изгородь из безобразных комков глины, не заслуживающих название кирпичей. Из таких же комков, смешанных с соломою, накиданы стены сакель; полы, нары и поверхность двора - тоже глина. Внутренность убогих домов здешних сартов того же типа, как комната пикета, которую я описал выше, о небольших разновидностях упоминать не стоит. Темнота и пыль, поднимающаяся с полов и сыплющаяся с потолков, конечно, не служат к украшению здешних жилищ. Впрочем, в них есть одна благоприятная черта в санитарном отношении, о которой я упомяну ниже. О самих жителях речь тоже впереди. Ночуя в этой деревне, мы опять побаловались теплом, вечером было 14° R в сакле.
Вид на Кашгар и горы, отделяющие его от русских владений. 1868
Путь от Артыша до Кашгара до такой степени безжизненный, что я его могу сравнить разве с берегами Аравии, какими они мне представились около Адена и пролива Бабельмандеб. Дорога пролегает все по дну той же ложбины, которая, по-видимому, изображает русло исполинской дилювиальной реки, изливавшейся в нынешнюю Кашгарию. Она густо усыпана камнями, а отдаленные берега ее такого же вида, как выше было описано. Дно ложбины местами всхолмлено, вследствие чего приходилось несколько раз подниматься и опускаться. Кроме одного зеленеющего вдали пятна, все серо, пусто, неподвижно и безмолвно. Даже приближение к порядочной деревне обыкновенно обозначается большими признаками жизни, чем приближение к этому двадцатитысячному городу.
Когда, наконец, он сам стал ясно обозначаться, в виде дымящихся точек, окруженных зеленой каймой, несколько погонщиков ослов по крайней мере оживили дорогу.
Верстах в 4-х от города нам сделали дружескую встречу. Сначала нас приветствовало несколько мусульман в парадных халатах и чалмах; это были русские подданные, состоящие здесь торговыми аксакалами (старостами). Потом обрисовался развевающийся по утреннему ветру значок 2-го Конно-сибирского полка, и взвод казаков и консульского конвоя прокричал на мое приветствие молодецкое «здравие желаем» и проч. Помощник консула приехал в коляске, в которую я пересел, и мы отправились в город в помещение консульства.