Путевые заметки омского епархиального наблюдателя церковно-приходских школ (1/2)
Д. Садовский, священник. Путевые заметки омского епархиального наблюдателя церковно-приходских школ во время поездки по школам Омской епархии с 28-го сентября по 5-е ноября 1907 года // Омские епархиальные ведомости, 1908, № 1-3.
ОКОНЧАНИЕ
Целью моей поездки на этот раз было ознакомиться с состоянием церковно-приходских школ наиболее отдаленных, лежащих в селениях по ту сторону гор. Семипалатинска. Так как на всем огромном расстоянии от гор. Омска до г. Семипалатинска, на расстоянии приблизительно 300 верст, имеется только две школы, то я и решил проехать от Омска прямо в Семипалатинск, воспользовавшись для этого водным сообщением по р. Иртышу.
28-го сентября я отбыл из Омска на пароходе Плотникова «Ростислав».
Скажу несколько слов о своем путешествии на пароходе. Наперед замечу, что оно было не только не из приятных, а, напротив, довольно скучно и утомительно. Несмотря на часто слышанные мною раньше похвалы по адресу «Ростислава», он был далеко не на высоте своего назначения. Судно оказалось весьма утлым и довольно поношенным. Пароход постоянно ломался то в том, то в другом месте и по целым часам чинился, останавливаясь неожиданно среди ручного русла. Подобные неожиданности, постоянно преподносимые нам пароходом, значительно удлиняли наше плавание. К тому же пароход, сверх наших ожиданий, захватил из Омска еще баржу и двигался против течения прямо-таки черепашьим шагом.
Пассажиры, а их было много, каждый по своему старались убить время: ходили целыми часами по палубе, озираясь на все стороны и стараясь найти что-либо такое, на чем бы можно было остановить свой взор. Но пустынные берега реки не представляли ничего интересного для любопытных глаз путешественника. А осенний пронизывающий ветер заставлял ищущих интересных пейзажей проворно спускаться в каюту. Каютная жизнь текла обычным порядком: одни пили чай чуть не ежечасно, другие не менее часто ели, иные почти сплошь и день и ночь спали, пробуждаясь только затем, чтобы поесть или попить. Несколько человек коммерсантов при участи двух юрких евреев, ехавших с нами, убивали время за карточным столом, со стороны которого то и дело раздавались выкрики: «Восемь пик!», «Семь черв!», «Пас!», «Иду!» и т. п. В числе пассажиров с нами был еще один генерал, ехавший в сопровождении своего адъютанта-офицера на какую-то ревизию в Семипалатинск, и инженер путей сообщения, отправлявшийся на какие-то изыскания для проведения железной дороги где-то. Это были, так сказать, аристократы нашего общества, державшиеся особняком, не спускавшиеся до общения с пестрой толпой, состоявшей преимущественно из довольно сытых, но недостаточно иногда культурных представителей разных торговых фирм и компаний. Генерал, впрочем, на одно время забылся и увлекся до того, что стал рассказывать в кают-компании анекдоты, по слухам, до того уморительные, что все присутствовавшие, будто бы, животики свои надорвали от смеха. Иногда в зале, за чаем или за обедом, заводились общие разговоры на политические темы, но они как-то плохо вязались. Одни, движимые чувством ложного стыда, стеснялись открыто высказывать свои взгляды. Другие, уступая моде, хотели казаться либеральными и повторяли избитые фразы, бросая негодование по адресу какой-то воображаемой «черной сотни». Искренними либералами были два еврея, но и они соблюдали осторожность и, не встречая дружной и искренней поддержки своему либерализму, с первых же слов замолкали. Из помещения третьего класса, наполненного переселенцами и рабочим людом, раздавались звуки залихватских русских песен. Там люди, видимо, меньше скучали, нежели обитатели первого и второго классов. Один угол палубы занят был киргизами. В своеобразных, большею частью рваных бешметах, в лохматых малахаях на головах, они усаживались кругом по-азиатски, поджав под себя ноги, и оживленно о чем-то галдели между собою. Перед ними временами останавливались кучки крестьян-переселенцев, с любопытством осматривая своих будущих соседей, иногда вставляя с своей стороны по их адресу разные презрительные замечания, вроде того, что, мол, «Азия», «дикари», «орда некрещеная» и. т. п.
Редко мимо наших глаз мелькали села и деревни с их убогими, большею частью, деревянными потемневшими церквами, с вытянувшимися вдоль берега реки рядами деревянных крытых и некрытых, мазаных и не мазаных, покосившихся и перегнувшихся домов. На всей дороге встретился только один гор. Павлодар, да и тот можно назвать городом лишь от нужды.
Павлодар. Вид с каланчи
Когда мы подъезжали к Павлодару, на пароходе случилось событие, на некоторое время занявшее скучающую публику. В толпе переселенцев одна из женщин разрешилась от бремени. Явилась мысль тут же крестить младенца. Больше всего почему-то хлопотали об этом еврейчики. Видимо, хотелось устроить даровое зрелище. Генерала смутили принять на себя обязанности «кума». Стали просить меня, чтобы я совершил крещение. Но за недостатком необходимых принадлежностей я не мог удовлетворить просьбы. В сокращенном же крещении не было нужды, потому что ребенок был вполне здоров. Так зрелища, к огорчению евреев, и не состоялось. До Павлодара добрались мы только на пятые сутки. Здесь пароход покинул свою баржу и далее пошел более легким ходом. Все же в Семипалатинск прибыли мы лишь через семь суток по выходе из Омска.
На всякого свежего человека Семипалатинск производит какое-то гнетущее впечатление. Видны вершины вздымающихся над домами татарских минаретов. Чувствуется, что как будто погружаешься в глубь азиатской восточной дикости и мглы, так, что жутко становится на сердце. Когда вы сойдете с парохода, вас обступает тотчас же азиатская публика - татары и киргизы, предлагая свои услуги. Они же почти исключительно являются и извозчиками. По улицам города тоже чаще встречаются татарские бешметы, киргизские малахаи и тибитейки. Среди этой толпы азиатов совершенно теряется и чиновничья кокарда, пользующаяся здесь, по-видимому, еще большим уважением, и модное пальто местного буржуя, и легкомысленная фуражка праздношатающихся доморощенных или пришлых всякого рода искателей приключений: авантюристов, социалистов и всяких расплодившихся ныне «истов».
В Семипалатинск приехал я 5-го октября. Так как впереди мне могла угрожать обычная пред наступлением зимы осенняя распутица, и так как в мою задачу входило посетить многие селения, лежащие далее Семипалатинска, я счел за лучшее не медлить и, пока было возможно, подобру-поздорову проехать хотя часть намеченного мною расстояния. Поэтому того же 5 октября я выехал по направлению к самому дальнему пункту, стоящему в моем маршруте, к Усть-Каменогорску.
Но будущее сулило мне много разочарований, и как раз обратное тому, чего ожидал я. Почти весь путь от Семипалатинска до Усть-Каменогорска, более 200 верст, мне пришлось ехать под сплошным дождем, сменяющимся сырым мокрым снегом. Кто знает, что такое осенний дождь и слякоть, тот может представить удовольствия и прелесть моего путешествия. Кое-как дотащился до села Красноярского и остановился тут на некоторое время для осмотра существующей там женской церковно-приходской школы.
Школа найдена в довольно удовлетворительном состоянии. Помещение хорошее, теплое и светлое. Содержится школа на средства местной приходской церкви. Законоучителем состоит священник Николай Марсов. Учительствует жена диакона Мария Боголюбова. Пению обучает диакон Марсов. Все учащие относятся к своему делу добросовестно. Учащихся налицо было 20 человек. Занятая начались с конца сентября и еще только организуются. По крайней мере, в школе не оказалось недельного расписания уроков. Не оказалось и классного журнала. Чувствовался также недостаток в тетрадях. Что касается постановки учебных предметов, то, насколько можно заметить по началу занятий, хуже поставлено обучение церковнославянской грамоте. Дети, уже учившиеся прежде, плохо разбирают славянскую грамоту, так что, при всем возможном ущербе для дела за продолжительное каникулярное время, все же заметен недостаточный технический навык в чтении. Малоудовлетворительные ответы давали дети и из Закона Божия, за исключением, впрочем, ученицы старшей группы, которая на предложенные вопросы отвечала правильно.
Из села Красноярского поехал я далее по направлению к Усть-Каменогорску. Пришлось положительно плыть по грязи. Кругом беспросветная осенняя мгла, усугубляемая мутной ночью. В ушах неприятно раздавалось хлюпанье грязи под колесами «коробка» и под ногами лошадей. В лицо и другие открытые части тела ожесточенно били капли упорного досадного дождя. От копыт лошадей в глаза, нос и рот летела жидкая грязь. Сидя в несчастном коробке, промокши до костей, я думал о том, за какие грехи мне и везшему меня ямщику, мальчишке лет пятнадцати, послал Бог столь тяжкие муки. Наконец доплыли мы до села Глубокого. Здесь пришлось ночевать для того, чтобы обсушиться и пообчиститься от грязи.
На другой день, 9-го октября, дождь продолжал лить не переставая. Приходилось или опять мокнуть под ним или пережидать, когда он прекратится. Однако же надежды на это не было никакой. Кругом висела густая серая мгла. Выжидать, когда дождь осенний перестанет лить, также было рискованно. Можно было просидеть день и другой и все-таки не дождаться желаемого. Поэтому я предпочел пуститься в путь, попросив ямщика, чтобы он подал крытый экипаж. Просьба моя была исполнена. Но защита от дождя в этом экипаже была плохая. Сверху и со всех боков в нем оказались дыры, и я прибыл в следующее селение, Уваровское, все же достаточно измочившись и загрязнившись. Пришлось и здесь сушиться и чиститься. От села Уваровского до г. Усть-Каменогорска оставалась одна станция, 26 верст, и мне хотелось добраться до этого последнего намеченного мною пункта. Экипаж на Уваровской станции дали более или менее крепкий, и дождь не так уж донимал меня. Но тут начались новые напасти. Не успели проехать мы трех-четырех верст, как у нас нежданно-негаданно спало переднее колесо вследствие того, что перетерлась задерживавшая его гайка. Пришлось под дождем среди грязи общими с ямщиком усилиями опять насаживать колесо и закреплять гайку. Но последняя оказывалась довольно непокорной и через каждые полверсты соскакивала снова, так что ямщик вынужден ехать шагом и все время наблюдать за ней.
Наконец часов через семь по выезде с Уваровской станции, показался Усть-Каменогорск, расположенный в преддверии каменных гор Алтайского хребта, отчего и самое название города - «Усть-Каменогорск». Вдали обрисовывались окутанные туманом снежные вершины гор. Своим диким неприветливым видом горные громады производили тяжелое грустное впечатление, унося воображение в дикую даль, в область чего-то жуткого, страшного. Под давлением тревожных фантазий пугливо настроенного воображения я подъехал к Усть-Каменогорску. Однако же, к великому моему огорчению, попасть в город оказалось невозможным. Впереди у нас, около самого города, протекала река Шульба. Река эта горного происхождения, и течение в ней очень быстрое. Через реку устроен плавучий мост на баркасах. По причине обильных дождей вода в Шульбе сильно поднялась, один из баркасов снесло, и переправа по мосту прекратилась. Оставалось ночевать хоть под открытым небом. Принуждены были вернуться назад и выпросились на ночлег у одного из обитателей лежащей недалеко от города заречной слободки. Помещение для ночлега оказалось неважное. Через крышу и потолок текла дождевая вода, и в комнате трудно было отыскать место для спанья, куда бы не попадали капли воды. Но все же чувствовалось лучше и спокойнее, нежели на улице, под дождем, среди луж воды и грязи, под жутким завываньем осеннего ветра. «Ну и осень, - говорил хозяин, впуская меня в свою хату. - Вот сколько лет живу, а такой осели не запомню: двадцать второй день идет дождь, почитай что без перерыва. Много хлеба не убрано еще в поле. Должно быть, весь так и погниет».
На другой день посетил Усть-Каменогорскую церковно-приходскую школу. Впечатление от школы не доставило мне того нравственного удовлетворения, которое бы могло вознаградить все мои труды и страдания в моем путешествии. Помещение школьное маленькое, и особенно убогим казалось оно в виду недалеко отстоящего от него внушительного каменного здания министерской школы. Заведующий школой протоиерей Дагаев, человек редкой энергии и воодушевления, сообщил между прочим, что сначала это здание, согласно его желаниям, предназначалось для церковно-приходской школы, но стоящие во главе городского управления интеллигенты, большею частью пришлые, некоторые даже из политических ссыльных, расстроили его планы. «Не думайте, - говорил о. Дагаев, - что если мы живем далеко, то у нас нет социалистов и всевозможных „истов“, этих „радетелей“ народа, как они именуют себя. Довольно этою добра и здесь. Мало того, отсюда именно, из Усть-Каменогорска, дается тон и семипалатинским „истам“. Здесь, в отдаленном глухом местечке, они прекрасно и свободно могут эксплоатпровать народ, в то же время замазывая ему глаза и выдавая себя за его благодетелей. В нашей городской думе раздаются речи даже о том, что не нужно в начальной школе учить детей Закону Божию. Все это не ново, конечно. Но надо полагать, что мы живем на 100 или, по крайней мере, на 50 лет позже других людей, и то, что у вас там, стоящих ближе к свету, давно уже перебродило и отжило свой век, здесь только еще вступает в обиход жизни и выдается за последнее откровение. Не будь этого, у нас давно было бы прекрасное школьное здание, а теперь, за недостатком помещения, приходится держать детей как сельдей в бочке, а отказывать в приеме - неудобно: обижаются». Классная комната, действительно, небольшая. Заметна большая теснота. Учащихся до 60 человек, мальчиков и девочек. За двухместными партами сидят по четыре и по пяти человек. Занятия в школе начались 22-го августа, но прерывались недели на две вследствие того, что учителю приходилось держать экзамен на получение учительского свидетельства. Законоучителем состоит священник Иоанн Колесников. О. Колесников заявил, что со времени открытия занятий, т. е. с 22-го августа, он был в школе не более 3-4 раз. Чаще быть ему препятствовали то служебные обстоятельства (требы), то семейные (болезнь и смерть дочери). Немудрено, что и познания детей из Закона Божия оказались нетвердыми, а младшие имели запас лишь тех немногих сведений, какие они принесли в школу из дому. По остальным предметам обучение ведет учитель Григорий Ческидов. Ческидов человек молодой и еще недостаточно сведущий и опытный. Плохо поставлено в школе обучение письму, но это зависит уже не столько от учителя, сколько от большой скученности детей. Классная комната обставлена бедно. Книги учебные хотя и есть, но много потрепанных и мало годных к употреблению. Недельное расписание уроков составлено не согласно с требованиями программы. Классная мебель (парты) удовлетворительна, но по числу учащихся - ее недостаточно. Пению обучает школьников учитель Ческидов, однако школьного хора не организовано.
Усть-Каменогорск. Мариинское женское училище (1902)
Побыв в школе и посетив заведующего ею, протоиерея Дагаева, я в тот же день хотел было выехать из Усть-Каменогорска обратно по направлению к Семипалатинску, намереваясь захватить школы, лежащие в стороне от почтового тракта, в пределах Змеиногорского уезда Томской губернии. Однако же выехать из этого городка было не так-то легко, несмотря на целую кипу имеющихся у меня открытых листов. Ямщики: почтовый, земский уездный и земский казачий, ввиду бездорожья, упорно под разными, конечно, измышленными предлогами отказывались дать лошадей, и протоиерею Дагаеву пришлось употребить все свое влияние, чтобы заставить почтового ямщика подать лошадей только утром следующего дня. По необходимости, таким образом, остался в Усть-Каменогорске еще на ночь. Следующий день, 11 октября, с утра выдался получше предыдущих. С утра было ведро и светило солнышко. Однако же осеннее солнце сияло недолго. Вскоре опять небосклон покрылся серыми свинцовыми тучами, и дождь снова зачастил, как бы сквозь сито. К вечеру дождь сменился мокрым снегом. Так по снегу и под снегом доехал я до поселка Барашевского, где остановился ночевать. На другой день подул холодный северный ветер. Лужи воды подмерзли, жидкая земля по дороге обратилась в комья, и прежнее хлюпанье грязи под колесами сменилось их стуком, громыханьем всего экипажа и прыганьем его, от чего в свою очередь вынужден был испытать неприятные, подчас мучительные толчки и сидевший в нем.
Добравшись до с. Убинского, расположенного на берегу реки Убы, недалеко от впадения ее в Иртыш, я остановился тут для осмотра существующей там церковно-приходской школы. Занятий в школе, однако же, не оказалось. Они и не начались еще в этом году. Видимо, вдали люди не торопятся жить. Заведующий школой, священник Спасский, заявил, что занятия начнутся 15-го октября, в понедельник. Раньше же открыть ученье, по его словам, не было смысла, так как-де никто из ребят не пришел бы. То же подтвердил и учитель Фальков. Позволительно, однако же, усумниться в основательности этой ссылки, так как кругом по другим селам занятия начались гораздо раньше, и всюду дети собирались в достаточном количестве. Следует признать поэтому, что причина столь позднего начала учения кроется в чем-то другом. Помещение школьное в селе Убинском очень небольшое и довольно убогое. Для того количества детей, какое собирается тут (до 100 человек), очень тесное. Учитель Фальков заявил, что ему заниматься очень трудно, так как вследствие большого количества учащихся и тесноты школьного помещения приходится заниматься на две смены. В целях облегчения его я просил о. заведующего допустить временно до занятий, впредь до утверждения, изъявившего готовность помогать учителю, в качестве его помощника, окончившего курс духовного училища священнического сына Николая Спасского.
Осмотрев Убинскую школу, я выехал затем в село Красноярское, расположенное на той же реке Убе, только на другом берегу ее. Но на пути ожидали меня непредвиденные мытарства. Предстояло переправиться через Убу. Переправа совершается здесь на пароме. Подъехал к парому. Паром стоял у берега, а перевозчиков не было. Они пили чай в землянке, находящейся в некотором отдалении от места переправы, и много приходилось кричать, чтобы вызвать их. Наконец они вышли, лениво подошли к экипажу и приветствовали меня обычным «здравствуйте», еле дотронувшись до своих шапок. Это одно уже служило недобрым признаком, так как значило, что они имели намерение вступить в некоторый серьезный разговор с проезжающим. Как и следовало ожидать, разговор их сводился к тому, что переправляться в данную минуту трудно и даже совсем невозможно. Вода в реке поднялась, говорили они, подпоромок (мостки, к коим пристает паром) снесло, никак невозможно подплыть к берегу. Лучше переждать до завтра, когда вода скатится. На вопрос, почему же они не позаботятся устроить подпоромок, и на заявление, что ведь вода может не скатиться целую неделю, паромщики отвечали, что это дело Божье, а что они тут не причинны. Может, и неделю целую простоит вода, чего поделаешь. Постоянно же устраивать и перестраивать подмостки они не рядились. Апеллировать было не к кому, и после продолжительного бесполезного препирательства оставалось вернуться назад в село Убинское и дожидаться завтрашнего дня, когда вода сбудет. На другой день встаю с тревожным вопросом о том, спала ли вода. Ответы получаются неопределенные: кто скажет «спадает», кто - «прибывает», а иные отвечают незнанием. Все-таки собрался и поехал. С волнением приближаюсь к реке и к ужасу своему вижу, что вода на том же уровне, на каком была и прежде. Но в этот раз волнения мои были преждевременны. Спорить с перевозчиками не пришлось, так как, на мое счастье, вслед за мною, почти одновременно, подъехала почта, и мы благополучно переправились на другой берег реки.
ОКОНЧАНИЕСм. также:
Материалы о населенных пунктах Семипалатинской области
https://rus-turk.livejournal.com/548880.html
Омские епархиальные ведомости
• Д. А. Несмеянов. Первые впечатления и шаги миссионера;
• Д. А. Несмеянов. Сектантство Атбасарского уезда.
ОКОНЧАНИЕ
Целью моей поездки на этот раз было ознакомиться с состоянием церковно-приходских школ наиболее отдаленных, лежащих в селениях по ту сторону гор. Семипалатинска. Так как на всем огромном расстоянии от гор. Омска до г. Семипалатинска, на расстоянии приблизительно 300 верст, имеется только две школы, то я и решил проехать от Омска прямо в Семипалатинск, воспользовавшись для этого водным сообщением по р. Иртышу.
28-го сентября я отбыл из Омска на пароходе Плотникова «Ростислав».
Скажу несколько слов о своем путешествии на пароходе. Наперед замечу, что оно было не только не из приятных, а, напротив, довольно скучно и утомительно. Несмотря на часто слышанные мною раньше похвалы по адресу «Ростислава», он был далеко не на высоте своего назначения. Судно оказалось весьма утлым и довольно поношенным. Пароход постоянно ломался то в том, то в другом месте и по целым часам чинился, останавливаясь неожиданно среди ручного русла. Подобные неожиданности, постоянно преподносимые нам пароходом, значительно удлиняли наше плавание. К тому же пароход, сверх наших ожиданий, захватил из Омска еще баржу и двигался против течения прямо-таки черепашьим шагом.
Пассажиры, а их было много, каждый по своему старались убить время: ходили целыми часами по палубе, озираясь на все стороны и стараясь найти что-либо такое, на чем бы можно было остановить свой взор. Но пустынные берега реки не представляли ничего интересного для любопытных глаз путешественника. А осенний пронизывающий ветер заставлял ищущих интересных пейзажей проворно спускаться в каюту. Каютная жизнь текла обычным порядком: одни пили чай чуть не ежечасно, другие не менее часто ели, иные почти сплошь и день и ночь спали, пробуждаясь только затем, чтобы поесть или попить. Несколько человек коммерсантов при участи двух юрких евреев, ехавших с нами, убивали время за карточным столом, со стороны которого то и дело раздавались выкрики: «Восемь пик!», «Семь черв!», «Пас!», «Иду!» и т. п. В числе пассажиров с нами был еще один генерал, ехавший в сопровождении своего адъютанта-офицера на какую-то ревизию в Семипалатинск, и инженер путей сообщения, отправлявшийся на какие-то изыскания для проведения железной дороги где-то. Это были, так сказать, аристократы нашего общества, державшиеся особняком, не спускавшиеся до общения с пестрой толпой, состоявшей преимущественно из довольно сытых, но недостаточно иногда культурных представителей разных торговых фирм и компаний. Генерал, впрочем, на одно время забылся и увлекся до того, что стал рассказывать в кают-компании анекдоты, по слухам, до того уморительные, что все присутствовавшие, будто бы, животики свои надорвали от смеха. Иногда в зале, за чаем или за обедом, заводились общие разговоры на политические темы, но они как-то плохо вязались. Одни, движимые чувством ложного стыда, стеснялись открыто высказывать свои взгляды. Другие, уступая моде, хотели казаться либеральными и повторяли избитые фразы, бросая негодование по адресу какой-то воображаемой «черной сотни». Искренними либералами были два еврея, но и они соблюдали осторожность и, не встречая дружной и искренней поддержки своему либерализму, с первых же слов замолкали. Из помещения третьего класса, наполненного переселенцами и рабочим людом, раздавались звуки залихватских русских песен. Там люди, видимо, меньше скучали, нежели обитатели первого и второго классов. Один угол палубы занят был киргизами. В своеобразных, большею частью рваных бешметах, в лохматых малахаях на головах, они усаживались кругом по-азиатски, поджав под себя ноги, и оживленно о чем-то галдели между собою. Перед ними временами останавливались кучки крестьян-переселенцев, с любопытством осматривая своих будущих соседей, иногда вставляя с своей стороны по их адресу разные презрительные замечания, вроде того, что, мол, «Азия», «дикари», «орда некрещеная» и. т. п.
Редко мимо наших глаз мелькали села и деревни с их убогими, большею частью, деревянными потемневшими церквами, с вытянувшимися вдоль берега реки рядами деревянных крытых и некрытых, мазаных и не мазаных, покосившихся и перегнувшихся домов. На всей дороге встретился только один гор. Павлодар, да и тот можно назвать городом лишь от нужды.
Павлодар. Вид с каланчи
Когда мы подъезжали к Павлодару, на пароходе случилось событие, на некоторое время занявшее скучающую публику. В толпе переселенцев одна из женщин разрешилась от бремени. Явилась мысль тут же крестить младенца. Больше всего почему-то хлопотали об этом еврейчики. Видимо, хотелось устроить даровое зрелище. Генерала смутили принять на себя обязанности «кума». Стали просить меня, чтобы я совершил крещение. Но за недостатком необходимых принадлежностей я не мог удовлетворить просьбы. В сокращенном же крещении не было нужды, потому что ребенок был вполне здоров. Так зрелища, к огорчению евреев, и не состоялось. До Павлодара добрались мы только на пятые сутки. Здесь пароход покинул свою баржу и далее пошел более легким ходом. Все же в Семипалатинск прибыли мы лишь через семь суток по выходе из Омска.
На всякого свежего человека Семипалатинск производит какое-то гнетущее впечатление. Видны вершины вздымающихся над домами татарских минаретов. Чувствуется, что как будто погружаешься в глубь азиатской восточной дикости и мглы, так, что жутко становится на сердце. Когда вы сойдете с парохода, вас обступает тотчас же азиатская публика - татары и киргизы, предлагая свои услуги. Они же почти исключительно являются и извозчиками. По улицам города тоже чаще встречаются татарские бешметы, киргизские малахаи и тибитейки. Среди этой толпы азиатов совершенно теряется и чиновничья кокарда, пользующаяся здесь, по-видимому, еще большим уважением, и модное пальто местного буржуя, и легкомысленная фуражка праздношатающихся доморощенных или пришлых всякого рода искателей приключений: авантюристов, социалистов и всяких расплодившихся ныне «истов».
В Семипалатинск приехал я 5-го октября. Так как впереди мне могла угрожать обычная пред наступлением зимы осенняя распутица, и так как в мою задачу входило посетить многие селения, лежащие далее Семипалатинска, я счел за лучшее не медлить и, пока было возможно, подобру-поздорову проехать хотя часть намеченного мною расстояния. Поэтому того же 5 октября я выехал по направлению к самому дальнему пункту, стоящему в моем маршруте, к Усть-Каменогорску.
Но будущее сулило мне много разочарований, и как раз обратное тому, чего ожидал я. Почти весь путь от Семипалатинска до Усть-Каменогорска, более 200 верст, мне пришлось ехать под сплошным дождем, сменяющимся сырым мокрым снегом. Кто знает, что такое осенний дождь и слякоть, тот может представить удовольствия и прелесть моего путешествия. Кое-как дотащился до села Красноярского и остановился тут на некоторое время для осмотра существующей там женской церковно-приходской школы.
Школа найдена в довольно удовлетворительном состоянии. Помещение хорошее, теплое и светлое. Содержится школа на средства местной приходской церкви. Законоучителем состоит священник Николай Марсов. Учительствует жена диакона Мария Боголюбова. Пению обучает диакон Марсов. Все учащие относятся к своему делу добросовестно. Учащихся налицо было 20 человек. Занятая начались с конца сентября и еще только организуются. По крайней мере, в школе не оказалось недельного расписания уроков. Не оказалось и классного журнала. Чувствовался также недостаток в тетрадях. Что касается постановки учебных предметов, то, насколько можно заметить по началу занятий, хуже поставлено обучение церковнославянской грамоте. Дети, уже учившиеся прежде, плохо разбирают славянскую грамоту, так что, при всем возможном ущербе для дела за продолжительное каникулярное время, все же заметен недостаточный технический навык в чтении. Малоудовлетворительные ответы давали дети и из Закона Божия, за исключением, впрочем, ученицы старшей группы, которая на предложенные вопросы отвечала правильно.
Из села Красноярского поехал я далее по направлению к Усть-Каменогорску. Пришлось положительно плыть по грязи. Кругом беспросветная осенняя мгла, усугубляемая мутной ночью. В ушах неприятно раздавалось хлюпанье грязи под колесами «коробка» и под ногами лошадей. В лицо и другие открытые части тела ожесточенно били капли упорного досадного дождя. От копыт лошадей в глаза, нос и рот летела жидкая грязь. Сидя в несчастном коробке, промокши до костей, я думал о том, за какие грехи мне и везшему меня ямщику, мальчишке лет пятнадцати, послал Бог столь тяжкие муки. Наконец доплыли мы до села Глубокого. Здесь пришлось ночевать для того, чтобы обсушиться и пообчиститься от грязи.
На другой день, 9-го октября, дождь продолжал лить не переставая. Приходилось или опять мокнуть под ним или пережидать, когда он прекратится. Однако же надежды на это не было никакой. Кругом висела густая серая мгла. Выжидать, когда дождь осенний перестанет лить, также было рискованно. Можно было просидеть день и другой и все-таки не дождаться желаемого. Поэтому я предпочел пуститься в путь, попросив ямщика, чтобы он подал крытый экипаж. Просьба моя была исполнена. Но защита от дождя в этом экипаже была плохая. Сверху и со всех боков в нем оказались дыры, и я прибыл в следующее селение, Уваровское, все же достаточно измочившись и загрязнившись. Пришлось и здесь сушиться и чиститься. От села Уваровского до г. Усть-Каменогорска оставалась одна станция, 26 верст, и мне хотелось добраться до этого последнего намеченного мною пункта. Экипаж на Уваровской станции дали более или менее крепкий, и дождь не так уж донимал меня. Но тут начались новые напасти. Не успели проехать мы трех-четырех верст, как у нас нежданно-негаданно спало переднее колесо вследствие того, что перетерлась задерживавшая его гайка. Пришлось под дождем среди грязи общими с ямщиком усилиями опять насаживать колесо и закреплять гайку. Но последняя оказывалась довольно непокорной и через каждые полверсты соскакивала снова, так что ямщик вынужден ехать шагом и все время наблюдать за ней.
Наконец часов через семь по выезде с Уваровской станции, показался Усть-Каменогорск, расположенный в преддверии каменных гор Алтайского хребта, отчего и самое название города - «Усть-Каменогорск». Вдали обрисовывались окутанные туманом снежные вершины гор. Своим диким неприветливым видом горные громады производили тяжелое грустное впечатление, унося воображение в дикую даль, в область чего-то жуткого, страшного. Под давлением тревожных фантазий пугливо настроенного воображения я подъехал к Усть-Каменогорску. Однако же, к великому моему огорчению, попасть в город оказалось невозможным. Впереди у нас, около самого города, протекала река Шульба. Река эта горного происхождения, и течение в ней очень быстрое. Через реку устроен плавучий мост на баркасах. По причине обильных дождей вода в Шульбе сильно поднялась, один из баркасов снесло, и переправа по мосту прекратилась. Оставалось ночевать хоть под открытым небом. Принуждены были вернуться назад и выпросились на ночлег у одного из обитателей лежащей недалеко от города заречной слободки. Помещение для ночлега оказалось неважное. Через крышу и потолок текла дождевая вода, и в комнате трудно было отыскать место для спанья, куда бы не попадали капли воды. Но все же чувствовалось лучше и спокойнее, нежели на улице, под дождем, среди луж воды и грязи, под жутким завываньем осеннего ветра. «Ну и осень, - говорил хозяин, впуская меня в свою хату. - Вот сколько лет живу, а такой осели не запомню: двадцать второй день идет дождь, почитай что без перерыва. Много хлеба не убрано еще в поле. Должно быть, весь так и погниет».
На другой день посетил Усть-Каменогорскую церковно-приходскую школу. Впечатление от школы не доставило мне того нравственного удовлетворения, которое бы могло вознаградить все мои труды и страдания в моем путешествии. Помещение школьное маленькое, и особенно убогим казалось оно в виду недалеко отстоящего от него внушительного каменного здания министерской школы. Заведующий школой протоиерей Дагаев, человек редкой энергии и воодушевления, сообщил между прочим, что сначала это здание, согласно его желаниям, предназначалось для церковно-приходской школы, но стоящие во главе городского управления интеллигенты, большею частью пришлые, некоторые даже из политических ссыльных, расстроили его планы. «Не думайте, - говорил о. Дагаев, - что если мы живем далеко, то у нас нет социалистов и всевозможных „истов“, этих „радетелей“ народа, как они именуют себя. Довольно этою добра и здесь. Мало того, отсюда именно, из Усть-Каменогорска, дается тон и семипалатинским „истам“. Здесь, в отдаленном глухом местечке, они прекрасно и свободно могут эксплоатпровать народ, в то же время замазывая ему глаза и выдавая себя за его благодетелей. В нашей городской думе раздаются речи даже о том, что не нужно в начальной школе учить детей Закону Божию. Все это не ново, конечно. Но надо полагать, что мы живем на 100 или, по крайней мере, на 50 лет позже других людей, и то, что у вас там, стоящих ближе к свету, давно уже перебродило и отжило свой век, здесь только еще вступает в обиход жизни и выдается за последнее откровение. Не будь этого, у нас давно было бы прекрасное школьное здание, а теперь, за недостатком помещения, приходится держать детей как сельдей в бочке, а отказывать в приеме - неудобно: обижаются». Классная комната, действительно, небольшая. Заметна большая теснота. Учащихся до 60 человек, мальчиков и девочек. За двухместными партами сидят по четыре и по пяти человек. Занятия в школе начались 22-го августа, но прерывались недели на две вследствие того, что учителю приходилось держать экзамен на получение учительского свидетельства. Законоучителем состоит священник Иоанн Колесников. О. Колесников заявил, что со времени открытия занятий, т. е. с 22-го августа, он был в школе не более 3-4 раз. Чаще быть ему препятствовали то служебные обстоятельства (требы), то семейные (болезнь и смерть дочери). Немудрено, что и познания детей из Закона Божия оказались нетвердыми, а младшие имели запас лишь тех немногих сведений, какие они принесли в школу из дому. По остальным предметам обучение ведет учитель Григорий Ческидов. Ческидов человек молодой и еще недостаточно сведущий и опытный. Плохо поставлено в школе обучение письму, но это зависит уже не столько от учителя, сколько от большой скученности детей. Классная комната обставлена бедно. Книги учебные хотя и есть, но много потрепанных и мало годных к употреблению. Недельное расписание уроков составлено не согласно с требованиями программы. Классная мебель (парты) удовлетворительна, но по числу учащихся - ее недостаточно. Пению обучает школьников учитель Ческидов, однако школьного хора не организовано.
Усть-Каменогорск. Мариинское женское училище (1902)
Побыв в школе и посетив заведующего ею, протоиерея Дагаева, я в тот же день хотел было выехать из Усть-Каменогорска обратно по направлению к Семипалатинску, намереваясь захватить школы, лежащие в стороне от почтового тракта, в пределах Змеиногорского уезда Томской губернии. Однако же выехать из этого городка было не так-то легко, несмотря на целую кипу имеющихся у меня открытых листов. Ямщики: почтовый, земский уездный и земский казачий, ввиду бездорожья, упорно под разными, конечно, измышленными предлогами отказывались дать лошадей, и протоиерею Дагаеву пришлось употребить все свое влияние, чтобы заставить почтового ямщика подать лошадей только утром следующего дня. По необходимости, таким образом, остался в Усть-Каменогорске еще на ночь. Следующий день, 11 октября, с утра выдался получше предыдущих. С утра было ведро и светило солнышко. Однако же осеннее солнце сияло недолго. Вскоре опять небосклон покрылся серыми свинцовыми тучами, и дождь снова зачастил, как бы сквозь сито. К вечеру дождь сменился мокрым снегом. Так по снегу и под снегом доехал я до поселка Барашевского, где остановился ночевать. На другой день подул холодный северный ветер. Лужи воды подмерзли, жидкая земля по дороге обратилась в комья, и прежнее хлюпанье грязи под колесами сменилось их стуком, громыханьем всего экипажа и прыганьем его, от чего в свою очередь вынужден был испытать неприятные, подчас мучительные толчки и сидевший в нем.
Добравшись до с. Убинского, расположенного на берегу реки Убы, недалеко от впадения ее в Иртыш, я остановился тут для осмотра существующей там церковно-приходской школы. Занятий в школе, однако же, не оказалось. Они и не начались еще в этом году. Видимо, вдали люди не торопятся жить. Заведующий школой, священник Спасский, заявил, что занятия начнутся 15-го октября, в понедельник. Раньше же открыть ученье, по его словам, не было смысла, так как-де никто из ребят не пришел бы. То же подтвердил и учитель Фальков. Позволительно, однако же, усумниться в основательности этой ссылки, так как кругом по другим селам занятия начались гораздо раньше, и всюду дети собирались в достаточном количестве. Следует признать поэтому, что причина столь позднего начала учения кроется в чем-то другом. Помещение школьное в селе Убинском очень небольшое и довольно убогое. Для того количества детей, какое собирается тут (до 100 человек), очень тесное. Учитель Фальков заявил, что ему заниматься очень трудно, так как вследствие большого количества учащихся и тесноты школьного помещения приходится заниматься на две смены. В целях облегчения его я просил о. заведующего допустить временно до занятий, впредь до утверждения, изъявившего готовность помогать учителю, в качестве его помощника, окончившего курс духовного училища священнического сына Николая Спасского.
Осмотрев Убинскую школу, я выехал затем в село Красноярское, расположенное на той же реке Убе, только на другом берегу ее. Но на пути ожидали меня непредвиденные мытарства. Предстояло переправиться через Убу. Переправа совершается здесь на пароме. Подъехал к парому. Паром стоял у берега, а перевозчиков не было. Они пили чай в землянке, находящейся в некотором отдалении от места переправы, и много приходилось кричать, чтобы вызвать их. Наконец они вышли, лениво подошли к экипажу и приветствовали меня обычным «здравствуйте», еле дотронувшись до своих шапок. Это одно уже служило недобрым признаком, так как значило, что они имели намерение вступить в некоторый серьезный разговор с проезжающим. Как и следовало ожидать, разговор их сводился к тому, что переправляться в данную минуту трудно и даже совсем невозможно. Вода в реке поднялась, говорили они, подпоромок (мостки, к коим пристает паром) снесло, никак невозможно подплыть к берегу. Лучше переждать до завтра, когда вода скатится. На вопрос, почему же они не позаботятся устроить подпоромок, и на заявление, что ведь вода может не скатиться целую неделю, паромщики отвечали, что это дело Божье, а что они тут не причинны. Может, и неделю целую простоит вода, чего поделаешь. Постоянно же устраивать и перестраивать подмостки они не рядились. Апеллировать было не к кому, и после продолжительного бесполезного препирательства оставалось вернуться назад в село Убинское и дожидаться завтрашнего дня, когда вода сбудет. На другой день встаю с тревожным вопросом о том, спала ли вода. Ответы получаются неопределенные: кто скажет «спадает», кто - «прибывает», а иные отвечают незнанием. Все-таки собрался и поехал. С волнением приближаюсь к реке и к ужасу своему вижу, что вода на том же уровне, на каком была и прежде. Но в этот раз волнения мои были преждевременны. Спорить с перевозчиками не пришлось, так как, на мое счастье, вслед за мною, почти одновременно, подъехала почта, и мы благополучно переправились на другой берег реки.
ОКОНЧАНИЕСм. также:
Материалы о населенных пунктах Семипалатинской области
https://rus-turk.livejournal.com/548880.html
Омские епархиальные ведомости
• Д. А. Несмеянов. Первые впечатления и шаги миссионера;
• Д. А. Несмеянов. Сектантство Атбасарского уезда.