Одного за книги сожгли
Е. С. Кайдалов. Караван-записки во время похода в Бухарию российского каравана под воинским прикрытием в 1824 и 1825 годах, веденные начальником оного каравана над купечеством Евграфом Кайдаловым. Часть III. 1825 год. - M., 1828.
«Ты пишешь - и тем наводишь вредные облака»
Февраля 26, 27 и по 14 марта включительно:
Вступление наше в Черные пески. - Печальная наша жизнь. - Мое размышление на горе. - Опасность здесь размышлять. - Одного за книги сожгли. - Глубокое невежество киргизцов. - Резкая черта в их характере. - Бедственная у азиятцов участь в неволе.
Мы вступили в Кара-Кум, или Черные пески. - И здесь, как прежде, вели кочевую, печальную жизнь. Наступающая весна оживляла природу, но не сердца наши, которые в отдалении от своего Отечества, от милой родины, были ко всему иному холодны, и потому не могли вкушать появляющихся с каждым днем радостей. Мы убивали скучное время, скитаясь по горам пустыни песчаной, и стреляли птиц, которые вместе с весною летели большими стадами в страны наши. Завидуя их участи и предавшись сладким размышлениям, сел я на горе и написал, как чувствовал, следующее:
«В пустыне дикой Черных песков, на крутой стремнине, тут, где лишь бесплодные кусты, в удалении от людей сидел один с своею грустию. Ничто не цветило воображения, унылой гул ветра меж холмами умножал только мрачность, и всё рисовалось черными красками. Я представлял себе, сколь неисповедимы пути жизни нашей: в юности; ах нет! несравненно после, даже за год до сего времени, думал ли я, что буду там, где, может быть, никто не бывал из моих соотечественников? За четыре пред сим месяца, обольщенные надеждою; обеспеченные несомненною безопасностию; горя желанием открыть Отечеству лестные выгоды; преоборая и нужду и труды; претерпевая голод, жажду, мы летели в чужие, дальние области; уже большую часть пути исполнили; уже приближались к цели своей: как вдруг надежда наша разрушилась с нападением многочисленного неприятеля. - Всем угрожала смерть неизбежная: когда один противу стоял двадцати, то мог ли кто-либо и мыслить иначе? Но Всемогущий своею десницею помог отразить силу и сквозь зияющих повсюду смертей пройти невредимо.
Теперь, на возвратном пути в милое Отечество, и уже насмотрясь дикого пространства печальных степей; насмотрясь различных произрастений, птиц, зверей, народов, мест, где прежде были реки - вода, а ныне сушь; где города, а теперь одни развалины: наглядевшись - говорю - того, чего никогда дотоле не видывали, обращаюсь к нашим желаниям, и жду от них ответа: исполнены ль они? Нет! Это пучина вовеки ненаполняемая! Родилось новое желание, а с ним вместе родится и новая надежда, которая влечет к новым предприятиям. Избегнув прежней беды, избежав смерти, мы решились подвергнуть себя видимой опасности; оставили своих храбрых защитников, верных сотоварищей; оставили и - в числе только четырех руских отважились пуститься в Ташкению! Мало ли что оживотворяло нас в сем подвиге; но Провидение располагало иначе: оно и здесь нас спасло от бедствий, вероломством и злобою приготовляемых и - нам смерть было предстояла.
Азия, доселе известная своими богатствами, не была известна своею ненавистью, какую питает вообще к християнам; хотя народы ее всегда ими были обласканы, всегда обогащаемы, и никогда не претерпевали обид по связям торговым. - За что же они ищут всевозможное нам сделать зло, как случившийся с нашим караваном опыт в особенности то доказал?
Итак, обратясь всем сердцем, всеми помышлениями к любезнейшему Отечеству, мы стремились к нему мысленно; но, вообразя пространство, нас разлучавшее, должны были остаться еще одни со своею тоскою по отчизне, и следовать среди диких народов, среди необозримых степей и безводных пустынь песчаных!
Здесь-то есть время подумать о суете наших желаний и по опыту сказать, сколь неосновательны, тщетны и превратны они!»
Кончивши сие, я встал и хотел сходить с горы, как вдруг увидел киргизца в недальнем от себя расстоянии.
Он замечал мое занятие, и тотчас спросил меня:
- Что делал?
- Писал, - отвечал я.
- Как! - возразил он мне и продолжал с укоризною: - Если б ты знал Бога, то сказал бы я, что не боишься его, делая зло людям, которые тебе, кроме добра, ничего не сделали.
По таким словам хотя почел я его за сумасшедшего, однако спросил:
- Что же сделал я для них вредного?
- Как же ты пишешь и чрез то наводишь вредные облака, причиняющие смерть скоту нашему! Разве ты не знаешь, сколько в бытность вашу у нас его перемерло? Давно бы вас сжечь следовало!
Тщетно было бы доказывать ему противное, ибо он почитал меня колдуном. - Итак, не входя с ним в дальнейшие объяснения, я велел ему прочь итти, что он и сделал, вероятно, опасаясь оружия, которое у меня при себе было на всякой случай. - Вот степень просвещения сего народа!
Киргизцы сказывали сами про себя, что сожгли они одного татарина при подобном случае только за то, что нашли у него книги, не смотря, что он был их единоверец, и что книги те, быть может, священные были по их закону.
Впрочем, редкие из них знают свою веру, а тем менее исполняют ее правила. - Я видал примеры, как они в случае какой-нибудь неудачи или несчастия проклинали и веру и пророка, простирая свое неистовство даже на небо. Но к странникам они весьма гостеприимны: это черта самая резкая в их характере; черта, кажется, общая всем кочующим племенам; наконец, черта, наводимая силою нужд, каковые нередко испытывают они сами в своих странствованиях. - Даже те из них роды, которые очернили себя грабежами и разбоями, гостеприимство почитают самым священным делом и соблюдают его строго. Таким образом, безопасны у них всегда путешественники, кроме некоторых случаев объясненного суеверия. - Купцы также без опасения переезжают из рода в род и живут, занимаясь торговлею, разумея, однако, более татар, бухарцов и ташкенцов; руские же сносятся с ними не далее как в виду границ своих, по той причине, что их они увозят и продают в неволю или в Хиву, или в Бухарию, что весьма нередко случалось даже на линии. - Там подвергаются они жизни бедственной: их употребляют в тяжкие работы, худо кормят, бьют и мучат; а за побег подрезывают им пяты, насыпая рубленного конского волоса, дабы нельзя было уйти от чрезмерной боли.
_________________________________________________________
Другой отрывок: Вместо мнимых разбойников встретили приятелей.
«Ты пишешь - и тем наводишь вредные облака»
Февраля 26, 27 и по 14 марта включительно:
Вступление наше в Черные пески. - Печальная наша жизнь. - Мое размышление на горе. - Опасность здесь размышлять. - Одного за книги сожгли. - Глубокое невежество киргизцов. - Резкая черта в их характере. - Бедственная у азиятцов участь в неволе.
Мы вступили в Кара-Кум, или Черные пески. - И здесь, как прежде, вели кочевую, печальную жизнь. Наступающая весна оживляла природу, но не сердца наши, которые в отдалении от своего Отечества, от милой родины, были ко всему иному холодны, и потому не могли вкушать появляющихся с каждым днем радостей. Мы убивали скучное время, скитаясь по горам пустыни песчаной, и стреляли птиц, которые вместе с весною летели большими стадами в страны наши. Завидуя их участи и предавшись сладким размышлениям, сел я на горе и написал, как чувствовал, следующее:
«В пустыне дикой Черных песков, на крутой стремнине, тут, где лишь бесплодные кусты, в удалении от людей сидел один с своею грустию. Ничто не цветило воображения, унылой гул ветра меж холмами умножал только мрачность, и всё рисовалось черными красками. Я представлял себе, сколь неисповедимы пути жизни нашей: в юности; ах нет! несравненно после, даже за год до сего времени, думал ли я, что буду там, где, может быть, никто не бывал из моих соотечественников? За четыре пред сим месяца, обольщенные надеждою; обеспеченные несомненною безопасностию; горя желанием открыть Отечеству лестные выгоды; преоборая и нужду и труды; претерпевая голод, жажду, мы летели в чужие, дальние области; уже большую часть пути исполнили; уже приближались к цели своей: как вдруг надежда наша разрушилась с нападением многочисленного неприятеля. - Всем угрожала смерть неизбежная: когда один противу стоял двадцати, то мог ли кто-либо и мыслить иначе? Но Всемогущий своею десницею помог отразить силу и сквозь зияющих повсюду смертей пройти невредимо.
Теперь, на возвратном пути в милое Отечество, и уже насмотрясь дикого пространства печальных степей; насмотрясь различных произрастений, птиц, зверей, народов, мест, где прежде были реки - вода, а ныне сушь; где города, а теперь одни развалины: наглядевшись - говорю - того, чего никогда дотоле не видывали, обращаюсь к нашим желаниям, и жду от них ответа: исполнены ль они? Нет! Это пучина вовеки ненаполняемая! Родилось новое желание, а с ним вместе родится и новая надежда, которая влечет к новым предприятиям. Избегнув прежней беды, избежав смерти, мы решились подвергнуть себя видимой опасности; оставили своих храбрых защитников, верных сотоварищей; оставили и - в числе только четырех руских отважились пуститься в Ташкению! Мало ли что оживотворяло нас в сем подвиге; но Провидение располагало иначе: оно и здесь нас спасло от бедствий, вероломством и злобою приготовляемых и - нам смерть было предстояла.
Азия, доселе известная своими богатствами, не была известна своею ненавистью, какую питает вообще к християнам; хотя народы ее всегда ими были обласканы, всегда обогащаемы, и никогда не претерпевали обид по связям торговым. - За что же они ищут всевозможное нам сделать зло, как случившийся с нашим караваном опыт в особенности то доказал?
Итак, обратясь всем сердцем, всеми помышлениями к любезнейшему Отечеству, мы стремились к нему мысленно; но, вообразя пространство, нас разлучавшее, должны были остаться еще одни со своею тоскою по отчизне, и следовать среди диких народов, среди необозримых степей и безводных пустынь песчаных!
Здесь-то есть время подумать о суете наших желаний и по опыту сказать, сколь неосновательны, тщетны и превратны они!»
Кончивши сие, я встал и хотел сходить с горы, как вдруг увидел киргизца в недальнем от себя расстоянии.
Он замечал мое занятие, и тотчас спросил меня:
- Что делал?
- Писал, - отвечал я.
- Как! - возразил он мне и продолжал с укоризною: - Если б ты знал Бога, то сказал бы я, что не боишься его, делая зло людям, которые тебе, кроме добра, ничего не сделали.
По таким словам хотя почел я его за сумасшедшего, однако спросил:
- Что же сделал я для них вредного?
- Как же ты пишешь и чрез то наводишь вредные облака, причиняющие смерть скоту нашему! Разве ты не знаешь, сколько в бытность вашу у нас его перемерло? Давно бы вас сжечь следовало!
Тщетно было бы доказывать ему противное, ибо он почитал меня колдуном. - Итак, не входя с ним в дальнейшие объяснения, я велел ему прочь итти, что он и сделал, вероятно, опасаясь оружия, которое у меня при себе было на всякой случай. - Вот степень просвещения сего народа!
Киргизцы сказывали сами про себя, что сожгли они одного татарина при подобном случае только за то, что нашли у него книги, не смотря, что он был их единоверец, и что книги те, быть может, священные были по их закону.
Впрочем, редкие из них знают свою веру, а тем менее исполняют ее правила. - Я видал примеры, как они в случае какой-нибудь неудачи или несчастия проклинали и веру и пророка, простирая свое неистовство даже на небо. Но к странникам они весьма гостеприимны: это черта самая резкая в их характере; черта, кажется, общая всем кочующим племенам; наконец, черта, наводимая силою нужд, каковые нередко испытывают они сами в своих странствованиях. - Даже те из них роды, которые очернили себя грабежами и разбоями, гостеприимство почитают самым священным делом и соблюдают его строго. Таким образом, безопасны у них всегда путешественники, кроме некоторых случаев объясненного суеверия. - Купцы также без опасения переезжают из рода в род и живут, занимаясь торговлею, разумея, однако, более татар, бухарцов и ташкенцов; руские же сносятся с ними не далее как в виду границ своих, по той причине, что их они увозят и продают в неволю или в Хиву, или в Бухарию, что весьма нередко случалось даже на линии. - Там подвергаются они жизни бедственной: их употребляют в тяжкие работы, худо кормят, бьют и мучат; а за побег подрезывают им пяты, насыпая рубленного конского волоса, дабы нельзя было уйти от чрезмерной боли.
_________________________________________________________
Другой отрывок: Вместо мнимых разбойников встретили приятелей.