Встреча с самовольцем
А. Д. Соколов. Тогуз-Торау. (По новой дороге из Семиречья в Фергану.) - Верный, 1908.
Русское селение на берегу Талгара. Экспедиция Георга Алмаши, 1900
В истории заселения Семиречья русским элементом можно заметить два периода: первый период - это время действительно незабвенного устроителя края Г. А. Колпаковского, от завоевания края до восьмидесятых годов прошлого столетия. Этот период характеризуется наиболее энергичным заселением области русскими, когда получили начало все города области и большинство существующих селений и казачьих станиц, в которые переселившиеся крестьяне записывались казаками: такие станицы, как Талгар, Каскелен, Иссык и др. состоят наполовину из приписавшихся крестьян. Г. А. Колпаковский стремился заселить дорогой ему край трудолюбивым и знающим русским элементом, чтобы завоевать его мирным путем и сделать через это живою и неразрывною частицей великой России. При нем в каждом уезде велись списки удобных для заселения мест, вызывались из Полтавской, Харьковской и других южных губерний желающие переселиться, особенно садоводы. Приехавшим выдавались пособия на обзаведение, представлялись льготы и проч.
С отъездом Колпаковского наступает второй период со второй половины восьмидесятых годов XIX столетия. Семиречье закрывается для русских переселенцев и постепенно наполняется таранчами, дунганами, татарами и сартами из соседних областей. Весь Джаркентский и отчасти Верненский уезды населены были кульджинскими выходцами (45 тысяч человек, а ныне 64½ тысячи), а потом дунганами. Первым отведено было земли 127.352 десятины, а вторым 26.830, а всего 154.182 десятины. Ввиду жалоб киргиз и необходимости выяснить действительную наличность свободных земель, находящихся в пользовании киргиз, а также установить норму душевого надела для казаков, - переселение в Семиреченскую область из России было приостановлено, а в девятидесятых годах и совсем запрещено. Эти официальные запретительные меры, однако ж, не в состоянии были окончательно прекратить переселения, этого стихийного стремления русского хлебороба в привольные степи Семиречья.
Переселенцы, известные более под именем самовольцев, брали в аренду у киргиз землю и на ней селились, образовав во многих местах целые селения (Николаевское, Петровское, Самохваловка и др.), которые очень долгое время не были легализированы. Но после довольно продолжительной и упорной борьбы, наплыв переселенцев и забота правительства о их водворении заставили обратить внимание на рациональное устройство переселенческого дела в Семиреченской области; селения получили наделы и признаны законно существующими. Интересная история переселенческого движения в Семиречье за прошлую четверть века еще ждет своего правдивого исследователя, но в ней проглядывает одна изумительно яркая черта - это упорное и стихийное стремление русских в горы и долины Тянь-Шаня, преодолевающее одновременно и трудности чисто физические при переездах в далекую страну, известную им только по легендарным рассказам, и трудность устройства на местах при наличности официальных запрещений и отсутствии совершенно свободных и удобных земель.
Одного такого пионера-мужичка, с упорством и энергией разыскивающего «новые места», я встретил и на Тогуз-Торау. Переехав из долины Когарта в долину Атая, сплошь покрытую пашнями, на которых во многих местах была еще не убранная пшеница, я, близь дороги, на полосе увидел небольшого роста человека в русской свитке и шляпе. Это была такая редкость в этой трущобе, что я невольно остановил лошадей и окликнул. Ко мне подошел самого прозаического вида мужичек со всклокоченной темно-русой бородой и в войлочной шапке. Серые бойкие глаза его блестели, видимо, он обрадовался случаю поговорить на родном языке. На мой вопрос, что он тут делает и как сюда попал, мужик рассказал, что он новосел и приехал осмотреть пшеницу с перевала Когарта, где временно работал на дороге. Был уже сентябрь, а вокруг нас стояла еще не сжатая пшеница. Я обратил на это внимание, и мой собеседник объяснил, что пахал в конце мая, поэтому пшеница и не успела созреть, а если бы начать пахоту раньше, то, возможно, хлеб был бы убран. «Не прихватывают ли заморозки весной и осенью?» - спросил я, припомнив значительную высоту долины в этом месте. «Нет, места здесь - прямо благодать. Смотрите, какой хлеб», - сказал он, подавая несколько колосьев, бывших в его руках. Действительно, колос был с полным и крупным зерном. «Только вот селиться не дают, - продолжал мужичок, - прямо гонят, а кому я помешал?..» Далее он стал рассказывать длинную историю своих положений и борьбы. Несмотря на серую фигуру, его уверенный голос, жестикуляция и довольно плавная речь обличали в нем человека бывалого, смышленого, умеющего постоять за себя. Из его рассказов, отчасти, может быть, преувеличенных и изукрашенных, я узнал, что он на этой долине живет уже второй год, но на зиму переезжал через перевал Когарт к Андижану, навьючив телегу и пожитки на верблюдов, а весной возвращался и занимался посевами пшеницы, картофеля, овса и подсолнухов. Сначала он подавал прошение о разрешении поселиться на Тогуз-Торау, на снятых участках, но, вместо разрешения, приказано было его выдворить ввиду того, что земля предназначалась семиреченским казакам. Желая удержаться на месте, этот пионер просил перечислиться в казаки, но и в этом ему было отказано, так как проектировалось поселить на Тогуз-Торау старых казаков, которые составили бы военную силу и точку опоры около беспокойной и фанатичной Ферганы и среди диких киргиз Занарынского края. Между тем было приказано обязательно выселить бедного мужика и ему приходилось оставлять на произвол судьбы свою засеянную полосу. При таких чрезвычайных обстоятельствах, мой собеседник нашел выход, чтобы остаться на выбранном месте: для этого он вошел в соглашение с богатым киргизом, чтобы тот признал его своим работником перед лицом начальства. Через эту маленькую хитрость, пионеру удалось остаться до уборки хлеба на Тогуз-Торау. «Вот поработаю еще недельку на перевале (в это время разрабатывалась саперами вершина перевала), а потом и сниму хлеб, а там что Бог даст», - так закончил свой рассказ мой собеседник.
Глубокая уверенность в правоте своих домогательств звучала в его речи, и если мой собеседник и после продолжал настойчиво добиваться исполнения своего заветного желания, то, наверное, теперь он уже получил участок на Тогуз-Торау, так как с 1906 года весь участок на этом урочище перешел в распоряжение Переселенческого управления для заселения его крестьянами.
Кроме земледелия на Тогуз-Торау особенно благоприятные условия имеются для скотоводства и, вероятно, пчеловодства, так как северный склон гор Бос-яр по ущельям Майдамтала, Толды-булака и Сасык-булака покрыты были даже в сентябре роскошными травами; часто встречался дикий клевер, медунка, белая кашка и множество др. душистых трав. Для пастьбы скота все северные, западные и восточные склоны Ферганского хребта представляют роскошные места; недаром большинство гуртов скота, идущих по Нарыну в Андижан, направляются к перевалу Когарту или на броды р. Нарына на Тогуз-Торау: здесь они находят пастбища, на которых гурты в несколько тысяч голов отдыхают от трудного пути и отлично поправляются в ожидании хозяина, который этим временем подыскивает выгодного покупателя и потом уже подвигает гурты ближе к рынкам Ферганы. Если гуртопромышленники, закупив скот в Китае или Лепсинском уезде, находят выгодным гнать эти гурты 1½ тыс. верст, то тем более выгодно заниматься скотоводством на Тогуз-Торау, где и рынки близки, и пастбища роскошны. С проведением же более удобной дороги торговое движение, главным образом караванное, еще более усилится. Рассчитывать на колесный путь почти нельзя, так как поддерживать и поправлять весной дорогу на огромное расстояние, в 240 вер., особенно на перевалах, где постоянно оплывины и дожди смывают полотно, очень трудно, а для редкого и бедного киргизского населения это и совсем невозможно, особенно если принять во внимание, что, кроме чисто физического труда, необходимо некоторое искусство и деньги для устройства мостов и трудных участков в скалистых террасах.
Рассчитывать на постоянную поддержку и поправку дороги можно только в том случае, когда вся долина р. Нарына, а также Алабуги и Тогуз-Торау покроются рядом русских селений, которым будет уже нетрудно поддерживать между селениями экипажное сообщение. Но для того, чтобы поступательное движение русских крестьян вглубь Тянь-Шаня шло естественным путем, необходимо отменить старые стеснительные правила и законы, по которым запрещалось приобресть землю в собственность, а также и арендовать ее на долгие сроки без особых разрешений.
Добывать такие разрешения было очень трудно, а часто и совсем невозможно, так как администрация неохотно разрешала даже пасечные участки, не без основания предвидя в будущем образование около них самовольнических поселений. К этому нужно прибавить, что для получения права аренды хотя бы одной десятины на 30 лет необходимо было исхлопотать сначала приговор волостного схода, что добывалось через всесильных манапов и баев (киргизская знать), которые брали в свою пользу от 100 до 300 рублей единовременно, сверх назначаемого в приговоре вознаграждения в 3-5 руб. за десятину ежегодно в пользу общины (волости).
Истратившись на угощения и подарки манапам, крестьянин был часто совершенно не уверен, что приговор будет утвержден администрацией, ввиду того, что часто возникают жалобы от таких киргиз, которые почему-либо не получили доли общественного пирога. От жалоб дело затягивалось, а иногда совсем отменялся и самый приговор.
Это право распоряжения киргиз свободными участками должно быть отменено совсем как стеснительное и не достигающее цели, даже вредное, ибо им пользуются отдельные влиятельные лица для своего обогащения, собирая огромные суммы только за право аренды до 30 лет. С открытием деятельности переселенческой партии в Семиреченской области произошел резкий поворот в земельном вопросе: теперь все стремления направлены к тому, чтобы поселить возможно большое количество переселенцев из России и, сообразно этому, изъять у киргиз все, что возможно. Для осуществления этого предполагается снять на планы все киргизские волости и определить, таким образом, общее количество удобных и неудобных земель, находящихся в пользовании кочевников. Этот путь нужно признать наиболее целесообразным, но и наиболее трудным, ввиду огромной территории, занимаемой областью. Общая съемка даст возможность выяснить действительные, а не предполагаемые и гадательные излишки удобных земель, как было до сих пор, и выделить их крестьянам и казакам, где потребуется, вне всякой зависимости от киргизских манапов и баев; при этом должна быть определена ближе к действительности величина необходимого на каждую юрту участка земли, обеспечив киргиз достаточным выгоном и пашней. Последнее особенно важно, ввиду ясно обнаружившегося стремления киргизской массы к оседанию и занятию земледелием. Только подробной съемкой и учетом киргизского хозяйства возможно разрешить эти вопросы [Настоящая статья была написана в 1906 году, когда затронутые здесь земельные вопросы, ныне разрешаемые или уже разрешенные, только были возбуждены и служили предметом споров и обсуждений.]. Из всех намеченных участков для оседлых поселений едва ли не лучшим по природным богатствам и географическому положению по отношению к рынкам Ферганы является долина Тогуз-Торау, но разработка дороги на этот участок сопряжена с большими трудностями. Надо полагать, что долина эта ранее была густо населена и обработана, на что указывают разрушенные остатки кокандской крепости, находившейся близь впадения р. Когарта в р. Нарын, а также следы огромного арыка, который был выведен из Атая и переброшен через скалистый отрог, отделяющий долину р. Атая от р. Кок-Ирима, на ровное плоскогорье, вдающееся треугольником между Когартом и Кок-Иримом до устья последнего. Это плоскогорье киргизы называли Ак-тала, а следы арыка - Калмыцким арыком. Нам приходилось переезжать этот совершенно разрушенный арык в двух местах, и меня удивило, в каких, действительно, трудных местах его проводили среди извилистых и каменистых ущелий с очень крутыми склонами.
_______________________________________________
См. также:
• О. А. Шкапский. Переселенцы-самовольцы и аграрный вопрос в Семиреченской области.
Другие отрывки из книги А. Д. Соколова:
• Токмак;
• Укрепление Нарын.
Русское селение на берегу Талгара. Экспедиция Георга Алмаши, 1900
В истории заселения Семиречья русским элементом можно заметить два периода: первый период - это время действительно незабвенного устроителя края Г. А. Колпаковского, от завоевания края до восьмидесятых годов прошлого столетия. Этот период характеризуется наиболее энергичным заселением области русскими, когда получили начало все города области и большинство существующих селений и казачьих станиц, в которые переселившиеся крестьяне записывались казаками: такие станицы, как Талгар, Каскелен, Иссык и др. состоят наполовину из приписавшихся крестьян. Г. А. Колпаковский стремился заселить дорогой ему край трудолюбивым и знающим русским элементом, чтобы завоевать его мирным путем и сделать через это живою и неразрывною частицей великой России. При нем в каждом уезде велись списки удобных для заселения мест, вызывались из Полтавской, Харьковской и других южных губерний желающие переселиться, особенно садоводы. Приехавшим выдавались пособия на обзаведение, представлялись льготы и проч.
С отъездом Колпаковского наступает второй период со второй половины восьмидесятых годов XIX столетия. Семиречье закрывается для русских переселенцев и постепенно наполняется таранчами, дунганами, татарами и сартами из соседних областей. Весь Джаркентский и отчасти Верненский уезды населены были кульджинскими выходцами (45 тысяч человек, а ныне 64½ тысячи), а потом дунганами. Первым отведено было земли 127.352 десятины, а вторым 26.830, а всего 154.182 десятины. Ввиду жалоб киргиз и необходимости выяснить действительную наличность свободных земель, находящихся в пользовании киргиз, а также установить норму душевого надела для казаков, - переселение в Семиреченскую область из России было приостановлено, а в девятидесятых годах и совсем запрещено. Эти официальные запретительные меры, однако ж, не в состоянии были окончательно прекратить переселения, этого стихийного стремления русского хлебороба в привольные степи Семиречья.
Переселенцы, известные более под именем самовольцев, брали в аренду у киргиз землю и на ней селились, образовав во многих местах целые селения (Николаевское, Петровское, Самохваловка и др.), которые очень долгое время не были легализированы. Но после довольно продолжительной и упорной борьбы, наплыв переселенцев и забота правительства о их водворении заставили обратить внимание на рациональное устройство переселенческого дела в Семиреченской области; селения получили наделы и признаны законно существующими. Интересная история переселенческого движения в Семиречье за прошлую четверть века еще ждет своего правдивого исследователя, но в ней проглядывает одна изумительно яркая черта - это упорное и стихийное стремление русских в горы и долины Тянь-Шаня, преодолевающее одновременно и трудности чисто физические при переездах в далекую страну, известную им только по легендарным рассказам, и трудность устройства на местах при наличности официальных запрещений и отсутствии совершенно свободных и удобных земель.
Одного такого пионера-мужичка, с упорством и энергией разыскивающего «новые места», я встретил и на Тогуз-Торау. Переехав из долины Когарта в долину Атая, сплошь покрытую пашнями, на которых во многих местах была еще не убранная пшеница, я, близь дороги, на полосе увидел небольшого роста человека в русской свитке и шляпе. Это была такая редкость в этой трущобе, что я невольно остановил лошадей и окликнул. Ко мне подошел самого прозаического вида мужичек со всклокоченной темно-русой бородой и в войлочной шапке. Серые бойкие глаза его блестели, видимо, он обрадовался случаю поговорить на родном языке. На мой вопрос, что он тут делает и как сюда попал, мужик рассказал, что он новосел и приехал осмотреть пшеницу с перевала Когарта, где временно работал на дороге. Был уже сентябрь, а вокруг нас стояла еще не сжатая пшеница. Я обратил на это внимание, и мой собеседник объяснил, что пахал в конце мая, поэтому пшеница и не успела созреть, а если бы начать пахоту раньше, то, возможно, хлеб был бы убран. «Не прихватывают ли заморозки весной и осенью?» - спросил я, припомнив значительную высоту долины в этом месте. «Нет, места здесь - прямо благодать. Смотрите, какой хлеб», - сказал он, подавая несколько колосьев, бывших в его руках. Действительно, колос был с полным и крупным зерном. «Только вот селиться не дают, - продолжал мужичок, - прямо гонят, а кому я помешал?..» Далее он стал рассказывать длинную историю своих положений и борьбы. Несмотря на серую фигуру, его уверенный голос, жестикуляция и довольно плавная речь обличали в нем человека бывалого, смышленого, умеющего постоять за себя. Из его рассказов, отчасти, может быть, преувеличенных и изукрашенных, я узнал, что он на этой долине живет уже второй год, но на зиму переезжал через перевал Когарт к Андижану, навьючив телегу и пожитки на верблюдов, а весной возвращался и занимался посевами пшеницы, картофеля, овса и подсолнухов. Сначала он подавал прошение о разрешении поселиться на Тогуз-Торау, на снятых участках, но, вместо разрешения, приказано было его выдворить ввиду того, что земля предназначалась семиреченским казакам. Желая удержаться на месте, этот пионер просил перечислиться в казаки, но и в этом ему было отказано, так как проектировалось поселить на Тогуз-Торау старых казаков, которые составили бы военную силу и точку опоры около беспокойной и фанатичной Ферганы и среди диких киргиз Занарынского края. Между тем было приказано обязательно выселить бедного мужика и ему приходилось оставлять на произвол судьбы свою засеянную полосу. При таких чрезвычайных обстоятельствах, мой собеседник нашел выход, чтобы остаться на выбранном месте: для этого он вошел в соглашение с богатым киргизом, чтобы тот признал его своим работником перед лицом начальства. Через эту маленькую хитрость, пионеру удалось остаться до уборки хлеба на Тогуз-Торау. «Вот поработаю еще недельку на перевале (в это время разрабатывалась саперами вершина перевала), а потом и сниму хлеб, а там что Бог даст», - так закончил свой рассказ мой собеседник.
Глубокая уверенность в правоте своих домогательств звучала в его речи, и если мой собеседник и после продолжал настойчиво добиваться исполнения своего заветного желания, то, наверное, теперь он уже получил участок на Тогуз-Торау, так как с 1906 года весь участок на этом урочище перешел в распоряжение Переселенческого управления для заселения его крестьянами.
Кроме земледелия на Тогуз-Торау особенно благоприятные условия имеются для скотоводства и, вероятно, пчеловодства, так как северный склон гор Бос-яр по ущельям Майдамтала, Толды-булака и Сасык-булака покрыты были даже в сентябре роскошными травами; часто встречался дикий клевер, медунка, белая кашка и множество др. душистых трав. Для пастьбы скота все северные, западные и восточные склоны Ферганского хребта представляют роскошные места; недаром большинство гуртов скота, идущих по Нарыну в Андижан, направляются к перевалу Когарту или на броды р. Нарына на Тогуз-Торау: здесь они находят пастбища, на которых гурты в несколько тысяч голов отдыхают от трудного пути и отлично поправляются в ожидании хозяина, который этим временем подыскивает выгодного покупателя и потом уже подвигает гурты ближе к рынкам Ферганы. Если гуртопромышленники, закупив скот в Китае или Лепсинском уезде, находят выгодным гнать эти гурты 1½ тыс. верст, то тем более выгодно заниматься скотоводством на Тогуз-Торау, где и рынки близки, и пастбища роскошны. С проведением же более удобной дороги торговое движение, главным образом караванное, еще более усилится. Рассчитывать на колесный путь почти нельзя, так как поддерживать и поправлять весной дорогу на огромное расстояние, в 240 вер., особенно на перевалах, где постоянно оплывины и дожди смывают полотно, очень трудно, а для редкого и бедного киргизского населения это и совсем невозможно, особенно если принять во внимание, что, кроме чисто физического труда, необходимо некоторое искусство и деньги для устройства мостов и трудных участков в скалистых террасах.
Рассчитывать на постоянную поддержку и поправку дороги можно только в том случае, когда вся долина р. Нарына, а также Алабуги и Тогуз-Торау покроются рядом русских селений, которым будет уже нетрудно поддерживать между селениями экипажное сообщение. Но для того, чтобы поступательное движение русских крестьян вглубь Тянь-Шаня шло естественным путем, необходимо отменить старые стеснительные правила и законы, по которым запрещалось приобресть землю в собственность, а также и арендовать ее на долгие сроки без особых разрешений.
Добывать такие разрешения было очень трудно, а часто и совсем невозможно, так как администрация неохотно разрешала даже пасечные участки, не без основания предвидя в будущем образование около них самовольнических поселений. К этому нужно прибавить, что для получения права аренды хотя бы одной десятины на 30 лет необходимо было исхлопотать сначала приговор волостного схода, что добывалось через всесильных манапов и баев (киргизская знать), которые брали в свою пользу от 100 до 300 рублей единовременно, сверх назначаемого в приговоре вознаграждения в 3-5 руб. за десятину ежегодно в пользу общины (волости).
Истратившись на угощения и подарки манапам, крестьянин был часто совершенно не уверен, что приговор будет утвержден администрацией, ввиду того, что часто возникают жалобы от таких киргиз, которые почему-либо не получили доли общественного пирога. От жалоб дело затягивалось, а иногда совсем отменялся и самый приговор.
Это право распоряжения киргиз свободными участками должно быть отменено совсем как стеснительное и не достигающее цели, даже вредное, ибо им пользуются отдельные влиятельные лица для своего обогащения, собирая огромные суммы только за право аренды до 30 лет. С открытием деятельности переселенческой партии в Семиреченской области произошел резкий поворот в земельном вопросе: теперь все стремления направлены к тому, чтобы поселить возможно большое количество переселенцев из России и, сообразно этому, изъять у киргиз все, что возможно. Для осуществления этого предполагается снять на планы все киргизские волости и определить, таким образом, общее количество удобных и неудобных земель, находящихся в пользовании кочевников. Этот путь нужно признать наиболее целесообразным, но и наиболее трудным, ввиду огромной территории, занимаемой областью. Общая съемка даст возможность выяснить действительные, а не предполагаемые и гадательные излишки удобных земель, как было до сих пор, и выделить их крестьянам и казакам, где потребуется, вне всякой зависимости от киргизских манапов и баев; при этом должна быть определена ближе к действительности величина необходимого на каждую юрту участка земли, обеспечив киргиз достаточным выгоном и пашней. Последнее особенно важно, ввиду ясно обнаружившегося стремления киргизской массы к оседанию и занятию земледелием. Только подробной съемкой и учетом киргизского хозяйства возможно разрешить эти вопросы [Настоящая статья была написана в 1906 году, когда затронутые здесь земельные вопросы, ныне разрешаемые или уже разрешенные, только были возбуждены и служили предметом споров и обсуждений.]. Из всех намеченных участков для оседлых поселений едва ли не лучшим по природным богатствам и географическому положению по отношению к рынкам Ферганы является долина Тогуз-Торау, но разработка дороги на этот участок сопряжена с большими трудностями. Надо полагать, что долина эта ранее была густо населена и обработана, на что указывают разрушенные остатки кокандской крепости, находившейся близь впадения р. Когарта в р. Нарын, а также следы огромного арыка, который был выведен из Атая и переброшен через скалистый отрог, отделяющий долину р. Атая от р. Кок-Ирима, на ровное плоскогорье, вдающееся треугольником между Когартом и Кок-Иримом до устья последнего. Это плоскогорье киргизы называли Ак-тала, а следы арыка - Калмыцким арыком. Нам приходилось переезжать этот совершенно разрушенный арык в двух местах, и меня удивило, в каких, действительно, трудных местах его проводили среди извилистых и каменистых ущелий с очень крутыми склонами.
_______________________________________________
См. также:
• О. А. Шкапский. Переселенцы-самовольцы и аграрный вопрос в Семиреченской области.
Другие отрывки из книги А. Д. Соколова:
• Токмак;
• Укрепление Нарын.