Из среднеазиатской пограничной жизни. IV. На Каспийском море
Д. Н. Логофет. Очерки и рассказы из среднеазиатской пограничной жизни. (Посвящаются М. А. Фольбауму) // Д. Н. Логофет. Очерки и рассказы из пограничной жизни. Часть II. - Ташкент, 1903.
I. Ожидают. II. Прорвались. III. Задержали. IV. На Каспийском море. V. На верховьях Амударьи.
Каспийское море. Остров Огурчинский
IV. На Каспийском море
Освещенные яркими лучами южного солнца, вырисовываются горы Закаспийского побережья. Обнаженные, без признака какой либо растительности горные хребты чередуются с необъятными песчаными равнинами, начинающимися от самого берега и уходящими далеко вглубь материка. Общий желтоватый колорит всего побережья лишь с большею резкостью оттеняет воды моря, которое в тихую ясную погоду кажется громадным зеркалом, оправленным в темновато-желтую раму песков. Нестерпимым блеском искрятся и переливаются солнечные лучи на гладкой поверхности водяной равнины. Необозримое море кажется дремлющим, незаметно сливая на горизонте свою гладкую зеленовато-стекловидную поверхность с нежною бледною лазурью ясного неба. В некоторых местах море принимает цвет бирюзы. Чайки стаями кружатся в воздухе, порою быстро спускаясь к воде и, захватив неосторожно показавшуюся на поверхности ее рыбу, с резкими криком поднимаются снова над водою, направляясь к берегу, где на отмелях захваченная добыча делается предметом продолжительного боя.
Порою на горизонте появляется темный силуэт большого парохода, идущего на всех парах и оставляющего за собою темную полосу дыма. Тюлени, разбуженные шумом пароходного винта, из воды поднимаются на гладкую поверхность моря и, с любопытством посматривая на пароход, долго плывут с ним рядом, играя на волнах. На небе ни облачка. Огненными потоками льет свои лучи южное солнце, сжигая на побережье всякую растительность.
Местами на берегу виднеются туркменские аулы, состоящие из нескольких кибиток, одиноко стоящих на взморье. Весь берег дик и пустынен. Песчаные отмели далеко врезываются в море, придавая морской воде желтоватый оттенок. Порою над морем проносится ветер и, вспенив его гладкую поверхность, уносится в пустыню, поднимая там облака песку.
Волны с глухим плеском встают одна другой выше, направляясь к берегу. Стайки чаек, как будто обрадовавшись ветру, проносятся над водою, то поднимаясь и кружась в воздухе, то стремительно падая в воду. На отмелях мелкая зыбь, переливаясь серебром на солнце, рябит спокойную поверхность, но дальше зыбь делается все больше и больше. Белая пена прибоя как снеговой рамой покрывает берега. Ветер крепнет. Все выше и выше поднимаются волны, и беда тогда каждому судну, застигнутому непогодою. Беловатая пена собирается на гребнях волн, придавая особый оттенок цвету морской воды, которая кажется совершенно свинцово-серою. Темные тучи, подгоняемые порывами разбушевавшегося ветра, низко несутся над морем, и вся чудная картина, полная теплоты и света, превращается в картину страшного хаоса. Рев ветра делается все сильнее и сильнее. Громадные волны поднимаются с каким то глухим стоном и как будто с ожесточением бросаются на прибрежные скалы, разбиваясь о них и сейчас же отступая назад, где, встретившись с вновь набегающими волнами, образуют буруны… Грохот, шум волн и страшный стон бурунов слышится за несколько верст от берега.
Ныряя на волнах, несутся далеко на самом краю горизонта парусные шхуны, стремящиеся в такую погоду уйти как можно дальше в открытое море. Белые паруса придают им вид огромных птиц, плывущих по морским волнам. Суда, бывшие у берегов, пугливо жмутся в эту погоду около Чикишлярской пристани. Линия бурунов проходит в полуверсте от берега, и пройти через них в это время рискуют лишь в случаях особенной крайней необходимости. Деревянные помосты пристани далеко выдаются в море, но везде у берега глубина самая незначительная, и лишь мелкосидящие рыбачьи суда стоят у самого берега.
Разбросанные по песчаному берегу дома укрепления Чикишляр придают издали вид небольшого городка. У самого моря отдельно от других построек виднеется кордон - казарма пограничной стражи, а против него как поплавок, ныряя на набегающих волнах, стоит на якорях трехмачтовый тендер, принадлежащий этому кордону. Белый корпус тендера, с зеленою каймою по бортам и двухглавным орлом на корме, далеко виден, резко выделяясь среди других парусных судов. У казармы виднеется высокая сигнальная мачта, а ближе к зданию поставлен столб, окрашенный в государственные цвета, с вывескою, прибитою на нем, на которой обозначено название поста и отряда. Все окна казармы вследствие ветра заперты, но сквозь оконные стекла виднеется ряд кроватей, покрытых одноцветными одеялами, пирамида со стоящими в ней винтовками и ряд картин в рамах на стенах, повешенных вперемешку с различными таблицами и наставлениями. Из сеней через широко распахнувшуюся дверь видна внутренность кухни. За большим столом у самовара собрались все люди поста, занимаясь чаепитием.
На конце стола, держа двумя руками блюдце с чаем и потягивая горячий напиток с некоторою важностью во всех движениях, расположился начальник поста ефрейтор Гусев. Черноволосый, плечистый, с большими темными глазами и немного насмешливым выражением лица, он производил впечатление человека с твердым характером и большим запасом силы воли. Гусев был недавно переведен в Среднюю Азию с Черноморского побережья и поэтому относился ко всем порядкам новой части, в которую попал, с некоторою недоверчивостью, хотя в тоже время признавал, что здесь служба нешуточная, которая во многом была опаснее и тяжелее его прежней службы. Сидя за чаем, он внимательно прислушивался к разговору своих двух соседей.
- И вышли, братец ты мой, тогда мы на рейд, - продолжал свой рассказ ефрейтор Герасименко, - шлюпка обыкновенная, одномачтовая, - парусное учение у нас заведующие учебною командою каждую неделю производили. Только тогда вышли мы, надо полагать, в нехорошее время, хотя погода-то была самая парусная… Ветерок эдакий маленький, дует себе ровно… И все это у нас по-хорошему шло… Ходили мы на веслах, ну а потом взялись за паруса… Только не успели мы паруса поставить да раза два галс переменить, как откуда ни возьмись налетел на нас шквал, да такой, что страсть; как подхватит, то только мы порт и видели… Вытащило нас в открытое море, да уж так трепало, что мое почтение. Думали мы, что конец пришел, ан вышло на другое… Почитай, неделю таскало нас по морю, ну а потом - встречный пароход подобрал… Хорошо, что продукты были, а то бы Богу душу наверное бы отдали. Вот по этому самому и требует начальство, чтобы на нашем тендере всегда бы провиант и вода были, - закончил рассказчик и, отирая крупные капли пота, принялся усиленно дуть на блюдечко с чаем.
- И ни с кем ничего не приключилось? - переспросил Гусев.
- Ни с нем, так почернели да исхудали все, ну а в остальном благополучно…
- Эх, - вздохнул один из слушавших, - как ни говори, хорошо в хорошую погоду по морю плавать, ну а как дурная, так не приведи Бог… Что страху-то натерпишься…
- Ну и бабы же вы, как я посмотрю, - насмешливым тоном протянул Гусев. - Вам только бы ахать да на печи лежать… По мне, так скучно без этого… Теперь мы, кажись, уж давненько по морю не ходили… Ну, кто свободный - на тендер. Осмотреть его нужно хорошенько, - уже с ноткою строгости сказал он, поднимаясь и выходя из казармы…
Несколько человек один за другим вышли за ним следом.
II
Штабс-ротмистр Минский давно уже ходил из угла в угол по комнате в самом грустном настроении. Целый ворох казенных пакетов, приготовленных к отсылке по назначению, лежал на столе. Было у него еще кое-какое дело, но приниматься за него не хотелось - непогода навеяла много черных мыслей, которые угнетающим образом действовали на его душевное равновесие… Все напоминало как-то особенно резко темные стороны вседневного существования… Недостаток общества давал себя знать особенно сильно в такие минуты… Людей его круга на берегу было очень мало, - все население состояло из туркмен да десятков трех солдат. Один-два раза в месяц останавливался на взморье почтовый пароход, приносивший новости из мира, и затем снова долгая полоса скуки, которая лишь разнообразилась служебными занятиями. День шел за днем и своим томительным однообразием положительно приводил Минского в полное уныние. В таком настроении он, совершив объезд своих постов, расположенных по берегу, приказывал готовить тендер и, пользуясь попутным ветром, уходил далеко в открытое море. Иногда несколько дней лавировал тендер по морю, останавливая все идущие из Персии туркменские суда и подвергая их тщательному осмотру, во время которого и находился порою контрабандный товар. В остальное время день заполнялся то манежною ездою, то рубкою, то словесностью.
Разъезды по постам с занятиями по той же программе, сидение в секретах, да ведение огромной переписки наполняло жизнь штабс-ротмистра, оставляя много свободного времени, в которое он не знал, что с собою делать. Жизнь большого города вспоминалась лишь в минуту скверного настроения. Обыкновенно же все это отходило на задний план, когда он весь погружался в интересы пограничной службы, к которой привык и без которой сильно скучал.
Стук отворенной двери вывел его наконец из задумчивости и заставил оглянуться. Почтительно, боком в комнату взошел вестовой, татарин Ахмет.
- Вахмистр пришла, - доложил он останавливаясь у порога…
- Вахмистр! Отлично… Зови его.
Через несколько минут старший вахмистр Максим Бондаренко уже стоял перед своим командиром о с особою молодцеватостью рапортовал, что в отряде никаких происшествий не случилось. Минский сразу оживившись, закидал его целым рядом вопросов, глубоко интересуясь каждою мелочью повседневной жизни своего отряда. Подробно расспросив о каждом солдате и каждой лошади, он только что думал задать вопрос, касающийся охраны границы, как Бондаренко, переминаясь с ноги на ногу и немного понизив голос, доложил:
- Позвольте доложить вашему высо-родию, так что слух есть, что на Зеленом Бугре в ауле, текины верблюдов из гор пригнали: сказывают, караван собирают, на Хиву идти.
- Сам ты слышал? - переспросил штабс-ротмистр.
- Никак нет, ваше-скородие, а только видел я, как верблюдов ближе к аулу перегоняли. Артельщик тоже ходил в аул баранов покупать, так слышал, в одной кибитке бабы жалились, что чай весь выходит, а текин-хозяин сам им на это и говорит: «Ничего, скоро чай новый будет». Потом заприметили артельщика, так разговаривать перестали. А еще вчера в ночь близко Зеленого Бугра туркменская шлюпка все маячила, а пристать не пристала, потому буруны оченно большие были. Я так полагаю, что это контрабандисты самые и есть. Теперь коли б выйдти в море, так беспременно их где-нибудь за островом можно найти, потому они в такую свежую погоду все больше отстаиваться за прикрытием любят. Станут на якорь и ждут, когда море успокоится.
Минский задумался, что-то соображая… Весь доклад вахмистра как нельзя лучше совпадал с полученными им раньше сведениями о предполагаемом водворении контрабанды… «Значит, скуке конец, дело есть», - сказал он мысленно сам себе.
- Вот что, вахмистр, прикажи-ка, чтобы тендер готовили - команду наряди на него как всегда 10 человек, да еще на всякий случай возьмем человек пятнадцать… Лучше пусть больше людей будет…
Часа через два на палубе тендера заметно было движение. Несмотря на шум прибоя, слышались командные слова, люди быстро тащили и крепили якоря, а затем, дружно упираясь в дно громадными веслами, отводили тендер от берега. Погода немного утихла, но рев бурунов не уменьшался. Внимательно всматриваясь вперед, недалеко от рулевого стоял Минский, наблюдая за его действиями… Волны с глухим шумом разбивались о нос тендера и быстро неслись к берегу, откуда снова возвращались, сталкивались с встречными волнами, образуя в полуверсте от берега страшную толчею… С громадными усилиями тендер, рискуя ежеминутно разбиться, прошел через буруны и, выйдя в море, повернул по ветру… На минуту ветер заполоскал поднимаемыми парусами, а затем тендер, подгоняемый попутным ветром, быстро понесся по волнам, ежеминутно ныряя и снова взбираясь на их высокие гребни. В носовой каюте вповалку разместились люди прямо на полу, подостлав под себя шинели. Небольшая масляная лампочка скудно освещала стены каюты, бросая прихотливые тени. На палубе остались лишь рулевой и вахтенные, наблюдавшие за ходом судна и за горизонтом. Штабс-ротмистр ушел в свою каюту и, завернувшись в бурку, при свете фонаря принялся внимательно рассматривать карту моря… В солдатской каюте скоро начались разговоры… Несмотря на бедность впечатлений ежедневной жизни, люди постоянно находили темы для интересных и долгих бесед…
- Так сказываете, Максим Иванович, - обратился Гусев к вахмистру, - ближе Огурчинского острова мы их не найдем?.. Я тоже так смекаю, потому они такой погоды не любят, к берегу не подойдешь, а по морю болтаться опасно, да и наскочить на кого-нибудь можно. Значит, способнее всего им где-либо за островом или за косою отстояться… Ну а если их мы найдем, так они нам как куры в щи попадутся.
- Пожалуй, это погодите говорить, - задумчиво ответил Бондаренко. - Раз на раз не приходится. Иногда все благополучно, а когда и плохо все может выйдти… В прошлом году мы также вышли на шлюпке в море. Мотались тогда почти целую неделю. Чуть только увидишь шлюпку на горизонте, сейчас к ней. Стой и к досмотру… Больше сотни разных судов осмотрели благополучно и уж назад возвращались, только видим, идет шхуна трехмачтовая, и прямо на нас. Как подошли мы почти борт к борту, я и кричу: «Спускай паруса!» Смотрим, а на шхуне никого не видать… Наши-то и высыпали на палубу к самым бортам… Подошли мы еще ближе, прицепились баграми и только что хотели переходить на шхуну, как у них из-под борта выскочило с десяток туркмен с винтовками, да как ахнут по нас залп, так сразу шесть человек наших на тот свет отправили, да двух еще перекалечили. Я и Герасимов только из всех целы остались. Вся команда у нас была как всегда десять человек, ну а после этого случая командир приказал еще с собою столько же брать, коли по сведению идем…
- Вот и медали за храбрость никто не заслужил, - вставил один из служителей…
- Не заслужили… - передразнил его с сердцем вахмистр. - Думаешь, что легко ее так заслужить - коли перебьют много людей, так ее сейчас и дадут? Нет, брат, ты храбрость прояви, да при этом контрабанду поймай и судно ихнее приведи, вот и получишь тогда медаль-то…
На палубе пронзительно громко прозвучал свисток вахтенного, и все кинулись наверх… Перемена галса и перенос парусов отняли много времени. Ветер вырывал паруса из рук. Погода к ночи разыгралась не на шутку. Луна, появлявшаяся порою из-за туч, освещала море, принявшее свинцовато-серый цвет. Вода разбивалась о нос тендера, и брызги ее переливались при лунном свете тысячами искр. Громадные волны с шумом неслись одна за другою. Тендер, глухо скрипя снастями, то поднимался на волны, то быстро спускался с их гребня вниз. Борою набегавшие волны перекатывались через палубу. Вся команда давно уже была наготове… Через несколько минут пришлось убрать паруса… Ветер перешел в бурю. Небо все покрылось тучами… Дождь с градом и снегом забарабанил по палубе. Темнота вокруг судна казалась непроницаемой… Идти при таких условиях было положительно рискованно, и Минский после недолгого раздумья приказал бросить якоря. Места вокруг хотя и были хорошо известны рулевому, но точно определить свое положение при всей своей опытности не мог даже рулевой Соколов, плававший целый десяток лет по морю и все время внимательно всматривавшийся теперь в темноту. Выброшенные якоря крепко захватили за грунт, и тендер закачался на волнах как громадный поплавок, то поднимаясь, то опускаясь на набегающих волнах. Сигнальный фонарь, повешенный на мачте, тускло освещал палубу, придавая судну какие-то особенные очертания.
К утру ветер немного стих, но волнение увеличилось. Расходившиеся волны неслись к берегу, как будто стремясь скорее до него добраться… Где-то далеко слышался рев бурунов… Чайки, бакланы и буревестники то стайками, то поодиночке проносились над тендером, издавая резкие пронзительные крики, наводившие тоску… Снявшись с якоря и доставив паруса, тендер снова понесся по волнам, держа курс на север, где из-за густой непроницаемой завесы тумана порою вырисовывался берег Огурчинского острова. Вооружившись большим морским биноклем, штабс-ротмистр внимательно всматривался в горизонт, но в течение дня и всей следующей ночи не было замечено ни одного судна… При входе в пролив между материком и островом волнение было особенно сильное. Сжатые между берегов морские волны достигали огромных размеров. Не найдя никого в проливе, Минский решил обойти вокруг острова, предполагая, что контрабандирское судно отстаивается где-либо за ветром, не имея возможности подойти к берегу. Темные снеговатые тучи низко нависли над морем. Туман, смешавшийся вдали с облаками, казалось, стоял стеною, придавая всему какой-то мрачный колорит. Порою где-то далеко темные тучи прорезывали яркие блестящие зигзаги молний. Штабс-ротмистр, несмотря на моросивший мелкий дождь, закутавшись в бурку, сидел около рубки, внимательно следя за компасом… Тендер шел быстро с попутным ветром.
- Кажись, видно судно, ваше-скородие, - тихо доложил рулевой, всматриваясь в горизонт.
Задумавшийся Минский моментально встрепенулся…
- Где, с какой стороны? -переспросил он, беря бинокль из рук рулевого…
Осмотрев горизонт, он верстах в десяти по ветру заметил лавировавшее парусное судно, державшее курс к материку.
- Правь на него, - тихо приказал Минский рулевому. - Вахтенные, разбудить команду…
Через несколько минут люди с винтовками в руках выстроились на палубе… Судно скоро было совсем близко… Полная тишина царствовала на нем. Даже рулевого не было видно у руля…
- Гей, на судне! Стой! - громко крикнул штабс-ротмистр…
Но судно, не обращая внимания на оклик, продолжало идти вперед… Тендер подошел почти вплотную, но с судна в это время раздалось несколько выстрелов, и пули, как будто горсть рассыпанных орехов, защелкали по палубе тендера.
- По судну залпами. Пальба взводом! - скомандовал штабс-ротмистр, заметив за бортами контрабандистского судна несколько человек, торопливо заряжавших ружья…
Быстро изготовились люди и по команде «пли» осыпали свинцовым дождем неприятеля… Один за другим прогремели еще два залпа, но наконец тендер подошел борт к борту к неприятельскому судну.
- Сцепись баграми! - приказал Минский, и минуту спустя он во главе половины людей уже перескакивал на палубу контрабандистского судна. Несколько выстрелов было сделано почти в упор атакующим, но борьба оказалась неравною, и скоро спущенный парус указал, что неприятельское судно сдается.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Обезоружив команду и подробно осмотрев все находившееся на судне, штабс-ротмистр пересадил на него часть своих людей, и спустя полчаса тендер уже шел на всех парусах, ведя контрабандистское судно на буксире и направляясь в Чикишляр.
Другие рассказы из сборника:
Очерки и рассказы из пограничной жизни
• Беглый
• По присяге
Очерки и рассказы из среднеазиатской пограничной жизни
• Ожидают. Прорвались. Задержали.
• На Каспийском море
• На верховьях Амударьи
Другие произведения Д. Н. Логофета:
https://rus-turk.livejournal.com/621640.html
Материалы о Чикишляре и других населенных пунктах Закаспийской области:
https://rus-turk.livejournal.com/544343.html
I. Ожидают. II. Прорвались. III. Задержали. IV. На Каспийском море. V. На верховьях Амударьи.
Каспийское море. Остров Огурчинский
IV. На Каспийском море
Освещенные яркими лучами южного солнца, вырисовываются горы Закаспийского побережья. Обнаженные, без признака какой либо растительности горные хребты чередуются с необъятными песчаными равнинами, начинающимися от самого берега и уходящими далеко вглубь материка. Общий желтоватый колорит всего побережья лишь с большею резкостью оттеняет воды моря, которое в тихую ясную погоду кажется громадным зеркалом, оправленным в темновато-желтую раму песков. Нестерпимым блеском искрятся и переливаются солнечные лучи на гладкой поверхности водяной равнины. Необозримое море кажется дремлющим, незаметно сливая на горизонте свою гладкую зеленовато-стекловидную поверхность с нежною бледною лазурью ясного неба. В некоторых местах море принимает цвет бирюзы. Чайки стаями кружатся в воздухе, порою быстро спускаясь к воде и, захватив неосторожно показавшуюся на поверхности ее рыбу, с резкими криком поднимаются снова над водою, направляясь к берегу, где на отмелях захваченная добыча делается предметом продолжительного боя.
Порою на горизонте появляется темный силуэт большого парохода, идущего на всех парах и оставляющего за собою темную полосу дыма. Тюлени, разбуженные шумом пароходного винта, из воды поднимаются на гладкую поверхность моря и, с любопытством посматривая на пароход, долго плывут с ним рядом, играя на волнах. На небе ни облачка. Огненными потоками льет свои лучи южное солнце, сжигая на побережье всякую растительность.
Местами на берегу виднеются туркменские аулы, состоящие из нескольких кибиток, одиноко стоящих на взморье. Весь берег дик и пустынен. Песчаные отмели далеко врезываются в море, придавая морской воде желтоватый оттенок. Порою над морем проносится ветер и, вспенив его гладкую поверхность, уносится в пустыню, поднимая там облака песку.
Волны с глухим плеском встают одна другой выше, направляясь к берегу. Стайки чаек, как будто обрадовавшись ветру, проносятся над водою, то поднимаясь и кружась в воздухе, то стремительно падая в воду. На отмелях мелкая зыбь, переливаясь серебром на солнце, рябит спокойную поверхность, но дальше зыбь делается все больше и больше. Белая пена прибоя как снеговой рамой покрывает берега. Ветер крепнет. Все выше и выше поднимаются волны, и беда тогда каждому судну, застигнутому непогодою. Беловатая пена собирается на гребнях волн, придавая особый оттенок цвету морской воды, которая кажется совершенно свинцово-серою. Темные тучи, подгоняемые порывами разбушевавшегося ветра, низко несутся над морем, и вся чудная картина, полная теплоты и света, превращается в картину страшного хаоса. Рев ветра делается все сильнее и сильнее. Громадные волны поднимаются с каким то глухим стоном и как будто с ожесточением бросаются на прибрежные скалы, разбиваясь о них и сейчас же отступая назад, где, встретившись с вновь набегающими волнами, образуют буруны… Грохот, шум волн и страшный стон бурунов слышится за несколько верст от берега.
Ныряя на волнах, несутся далеко на самом краю горизонта парусные шхуны, стремящиеся в такую погоду уйти как можно дальше в открытое море. Белые паруса придают им вид огромных птиц, плывущих по морским волнам. Суда, бывшие у берегов, пугливо жмутся в эту погоду около Чикишлярской пристани. Линия бурунов проходит в полуверсте от берега, и пройти через них в это время рискуют лишь в случаях особенной крайней необходимости. Деревянные помосты пристани далеко выдаются в море, но везде у берега глубина самая незначительная, и лишь мелкосидящие рыбачьи суда стоят у самого берега.
Разбросанные по песчаному берегу дома укрепления Чикишляр придают издали вид небольшого городка. У самого моря отдельно от других построек виднеется кордон - казарма пограничной стражи, а против него как поплавок, ныряя на набегающих волнах, стоит на якорях трехмачтовый тендер, принадлежащий этому кордону. Белый корпус тендера, с зеленою каймою по бортам и двухглавным орлом на корме, далеко виден, резко выделяясь среди других парусных судов. У казармы виднеется высокая сигнальная мачта, а ближе к зданию поставлен столб, окрашенный в государственные цвета, с вывескою, прибитою на нем, на которой обозначено название поста и отряда. Все окна казармы вследствие ветра заперты, но сквозь оконные стекла виднеется ряд кроватей, покрытых одноцветными одеялами, пирамида со стоящими в ней винтовками и ряд картин в рамах на стенах, повешенных вперемешку с различными таблицами и наставлениями. Из сеней через широко распахнувшуюся дверь видна внутренность кухни. За большим столом у самовара собрались все люди поста, занимаясь чаепитием.
На конце стола, держа двумя руками блюдце с чаем и потягивая горячий напиток с некоторою важностью во всех движениях, расположился начальник поста ефрейтор Гусев. Черноволосый, плечистый, с большими темными глазами и немного насмешливым выражением лица, он производил впечатление человека с твердым характером и большим запасом силы воли. Гусев был недавно переведен в Среднюю Азию с Черноморского побережья и поэтому относился ко всем порядкам новой части, в которую попал, с некоторою недоверчивостью, хотя в тоже время признавал, что здесь служба нешуточная, которая во многом была опаснее и тяжелее его прежней службы. Сидя за чаем, он внимательно прислушивался к разговору своих двух соседей.
- И вышли, братец ты мой, тогда мы на рейд, - продолжал свой рассказ ефрейтор Герасименко, - шлюпка обыкновенная, одномачтовая, - парусное учение у нас заведующие учебною командою каждую неделю производили. Только тогда вышли мы, надо полагать, в нехорошее время, хотя погода-то была самая парусная… Ветерок эдакий маленький, дует себе ровно… И все это у нас по-хорошему шло… Ходили мы на веслах, ну а потом взялись за паруса… Только не успели мы паруса поставить да раза два галс переменить, как откуда ни возьмись налетел на нас шквал, да такой, что страсть; как подхватит, то только мы порт и видели… Вытащило нас в открытое море, да уж так трепало, что мое почтение. Думали мы, что конец пришел, ан вышло на другое… Почитай, неделю таскало нас по морю, ну а потом - встречный пароход подобрал… Хорошо, что продукты были, а то бы Богу душу наверное бы отдали. Вот по этому самому и требует начальство, чтобы на нашем тендере всегда бы провиант и вода были, - закончил рассказчик и, отирая крупные капли пота, принялся усиленно дуть на блюдечко с чаем.
- И ни с кем ничего не приключилось? - переспросил Гусев.
- Ни с нем, так почернели да исхудали все, ну а в остальном благополучно…
- Эх, - вздохнул один из слушавших, - как ни говори, хорошо в хорошую погоду по морю плавать, ну а как дурная, так не приведи Бог… Что страху-то натерпишься…
- Ну и бабы же вы, как я посмотрю, - насмешливым тоном протянул Гусев. - Вам только бы ахать да на печи лежать… По мне, так скучно без этого… Теперь мы, кажись, уж давненько по морю не ходили… Ну, кто свободный - на тендер. Осмотреть его нужно хорошенько, - уже с ноткою строгости сказал он, поднимаясь и выходя из казармы…
Несколько человек один за другим вышли за ним следом.
II
Штабс-ротмистр Минский давно уже ходил из угла в угол по комнате в самом грустном настроении. Целый ворох казенных пакетов, приготовленных к отсылке по назначению, лежал на столе. Было у него еще кое-какое дело, но приниматься за него не хотелось - непогода навеяла много черных мыслей, которые угнетающим образом действовали на его душевное равновесие… Все напоминало как-то особенно резко темные стороны вседневного существования… Недостаток общества давал себя знать особенно сильно в такие минуты… Людей его круга на берегу было очень мало, - все население состояло из туркмен да десятков трех солдат. Один-два раза в месяц останавливался на взморье почтовый пароход, приносивший новости из мира, и затем снова долгая полоса скуки, которая лишь разнообразилась служебными занятиями. День шел за днем и своим томительным однообразием положительно приводил Минского в полное уныние. В таком настроении он, совершив объезд своих постов, расположенных по берегу, приказывал готовить тендер и, пользуясь попутным ветром, уходил далеко в открытое море. Иногда несколько дней лавировал тендер по морю, останавливая все идущие из Персии туркменские суда и подвергая их тщательному осмотру, во время которого и находился порою контрабандный товар. В остальное время день заполнялся то манежною ездою, то рубкою, то словесностью.
Разъезды по постам с занятиями по той же программе, сидение в секретах, да ведение огромной переписки наполняло жизнь штабс-ротмистра, оставляя много свободного времени, в которое он не знал, что с собою делать. Жизнь большого города вспоминалась лишь в минуту скверного настроения. Обыкновенно же все это отходило на задний план, когда он весь погружался в интересы пограничной службы, к которой привык и без которой сильно скучал.
Стук отворенной двери вывел его наконец из задумчивости и заставил оглянуться. Почтительно, боком в комнату взошел вестовой, татарин Ахмет.
- Вахмистр пришла, - доложил он останавливаясь у порога…
- Вахмистр! Отлично… Зови его.
Через несколько минут старший вахмистр Максим Бондаренко уже стоял перед своим командиром о с особою молодцеватостью рапортовал, что в отряде никаких происшествий не случилось. Минский сразу оживившись, закидал его целым рядом вопросов, глубоко интересуясь каждою мелочью повседневной жизни своего отряда. Подробно расспросив о каждом солдате и каждой лошади, он только что думал задать вопрос, касающийся охраны границы, как Бондаренко, переминаясь с ноги на ногу и немного понизив голос, доложил:
- Позвольте доложить вашему высо-родию, так что слух есть, что на Зеленом Бугре в ауле, текины верблюдов из гор пригнали: сказывают, караван собирают, на Хиву идти.
- Сам ты слышал? - переспросил штабс-ротмистр.
- Никак нет, ваше-скородие, а только видел я, как верблюдов ближе к аулу перегоняли. Артельщик тоже ходил в аул баранов покупать, так слышал, в одной кибитке бабы жалились, что чай весь выходит, а текин-хозяин сам им на это и говорит: «Ничего, скоро чай новый будет». Потом заприметили артельщика, так разговаривать перестали. А еще вчера в ночь близко Зеленого Бугра туркменская шлюпка все маячила, а пристать не пристала, потому буруны оченно большие были. Я так полагаю, что это контрабандисты самые и есть. Теперь коли б выйдти в море, так беспременно их где-нибудь за островом можно найти, потому они в такую свежую погоду все больше отстаиваться за прикрытием любят. Станут на якорь и ждут, когда море успокоится.
Минский задумался, что-то соображая… Весь доклад вахмистра как нельзя лучше совпадал с полученными им раньше сведениями о предполагаемом водворении контрабанды… «Значит, скуке конец, дело есть», - сказал он мысленно сам себе.
- Вот что, вахмистр, прикажи-ка, чтобы тендер готовили - команду наряди на него как всегда 10 человек, да еще на всякий случай возьмем человек пятнадцать… Лучше пусть больше людей будет…
Часа через два на палубе тендера заметно было движение. Несмотря на шум прибоя, слышались командные слова, люди быстро тащили и крепили якоря, а затем, дружно упираясь в дно громадными веслами, отводили тендер от берега. Погода немного утихла, но рев бурунов не уменьшался. Внимательно всматриваясь вперед, недалеко от рулевого стоял Минский, наблюдая за его действиями… Волны с глухим шумом разбивались о нос тендера и быстро неслись к берегу, откуда снова возвращались, сталкивались с встречными волнами, образуя в полуверсте от берега страшную толчею… С громадными усилиями тендер, рискуя ежеминутно разбиться, прошел через буруны и, выйдя в море, повернул по ветру… На минуту ветер заполоскал поднимаемыми парусами, а затем тендер, подгоняемый попутным ветром, быстро понесся по волнам, ежеминутно ныряя и снова взбираясь на их высокие гребни. В носовой каюте вповалку разместились люди прямо на полу, подостлав под себя шинели. Небольшая масляная лампочка скудно освещала стены каюты, бросая прихотливые тени. На палубе остались лишь рулевой и вахтенные, наблюдавшие за ходом судна и за горизонтом. Штабс-ротмистр ушел в свою каюту и, завернувшись в бурку, при свете фонаря принялся внимательно рассматривать карту моря… В солдатской каюте скоро начались разговоры… Несмотря на бедность впечатлений ежедневной жизни, люди постоянно находили темы для интересных и долгих бесед…
- Так сказываете, Максим Иванович, - обратился Гусев к вахмистру, - ближе Огурчинского острова мы их не найдем?.. Я тоже так смекаю, потому они такой погоды не любят, к берегу не подойдешь, а по морю болтаться опасно, да и наскочить на кого-нибудь можно. Значит, способнее всего им где-либо за островом или за косою отстояться… Ну а если их мы найдем, так они нам как куры в щи попадутся.
- Пожалуй, это погодите говорить, - задумчиво ответил Бондаренко. - Раз на раз не приходится. Иногда все благополучно, а когда и плохо все может выйдти… В прошлом году мы также вышли на шлюпке в море. Мотались тогда почти целую неделю. Чуть только увидишь шлюпку на горизонте, сейчас к ней. Стой и к досмотру… Больше сотни разных судов осмотрели благополучно и уж назад возвращались, только видим, идет шхуна трехмачтовая, и прямо на нас. Как подошли мы почти борт к борту, я и кричу: «Спускай паруса!» Смотрим, а на шхуне никого не видать… Наши-то и высыпали на палубу к самым бортам… Подошли мы еще ближе, прицепились баграми и только что хотели переходить на шхуну, как у них из-под борта выскочило с десяток туркмен с винтовками, да как ахнут по нас залп, так сразу шесть человек наших на тот свет отправили, да двух еще перекалечили. Я и Герасимов только из всех целы остались. Вся команда у нас была как всегда десять человек, ну а после этого случая командир приказал еще с собою столько же брать, коли по сведению идем…
- Вот и медали за храбрость никто не заслужил, - вставил один из служителей…
- Не заслужили… - передразнил его с сердцем вахмистр. - Думаешь, что легко ее так заслужить - коли перебьют много людей, так ее сейчас и дадут? Нет, брат, ты храбрость прояви, да при этом контрабанду поймай и судно ихнее приведи, вот и получишь тогда медаль-то…
На палубе пронзительно громко прозвучал свисток вахтенного, и все кинулись наверх… Перемена галса и перенос парусов отняли много времени. Ветер вырывал паруса из рук. Погода к ночи разыгралась не на шутку. Луна, появлявшаяся порою из-за туч, освещала море, принявшее свинцовато-серый цвет. Вода разбивалась о нос тендера, и брызги ее переливались при лунном свете тысячами искр. Громадные волны с шумом неслись одна за другою. Тендер, глухо скрипя снастями, то поднимался на волны, то быстро спускался с их гребня вниз. Борою набегавшие волны перекатывались через палубу. Вся команда давно уже была наготове… Через несколько минут пришлось убрать паруса… Ветер перешел в бурю. Небо все покрылось тучами… Дождь с градом и снегом забарабанил по палубе. Темнота вокруг судна казалась непроницаемой… Идти при таких условиях было положительно рискованно, и Минский после недолгого раздумья приказал бросить якоря. Места вокруг хотя и были хорошо известны рулевому, но точно определить свое положение при всей своей опытности не мог даже рулевой Соколов, плававший целый десяток лет по морю и все время внимательно всматривавшийся теперь в темноту. Выброшенные якоря крепко захватили за грунт, и тендер закачался на волнах как громадный поплавок, то поднимаясь, то опускаясь на набегающих волнах. Сигнальный фонарь, повешенный на мачте, тускло освещал палубу, придавая судну какие-то особенные очертания.
К утру ветер немного стих, но волнение увеличилось. Расходившиеся волны неслись к берегу, как будто стремясь скорее до него добраться… Где-то далеко слышался рев бурунов… Чайки, бакланы и буревестники то стайками, то поодиночке проносились над тендером, издавая резкие пронзительные крики, наводившие тоску… Снявшись с якоря и доставив паруса, тендер снова понесся по волнам, держа курс на север, где из-за густой непроницаемой завесы тумана порою вырисовывался берег Огурчинского острова. Вооружившись большим морским биноклем, штабс-ротмистр внимательно всматривался в горизонт, но в течение дня и всей следующей ночи не было замечено ни одного судна… При входе в пролив между материком и островом волнение было особенно сильное. Сжатые между берегов морские волны достигали огромных размеров. Не найдя никого в проливе, Минский решил обойти вокруг острова, предполагая, что контрабандирское судно отстаивается где-либо за ветром, не имея возможности подойти к берегу. Темные снеговатые тучи низко нависли над морем. Туман, смешавшийся вдали с облаками, казалось, стоял стеною, придавая всему какой-то мрачный колорит. Порою где-то далеко темные тучи прорезывали яркие блестящие зигзаги молний. Штабс-ротмистр, несмотря на моросивший мелкий дождь, закутавшись в бурку, сидел около рубки, внимательно следя за компасом… Тендер шел быстро с попутным ветром.
- Кажись, видно судно, ваше-скородие, - тихо доложил рулевой, всматриваясь в горизонт.
Задумавшийся Минский моментально встрепенулся…
- Где, с какой стороны? -переспросил он, беря бинокль из рук рулевого…
Осмотрев горизонт, он верстах в десяти по ветру заметил лавировавшее парусное судно, державшее курс к материку.
- Правь на него, - тихо приказал Минский рулевому. - Вахтенные, разбудить команду…
Через несколько минут люди с винтовками в руках выстроились на палубе… Судно скоро было совсем близко… Полная тишина царствовала на нем. Даже рулевого не было видно у руля…
- Гей, на судне! Стой! - громко крикнул штабс-ротмистр…
Но судно, не обращая внимания на оклик, продолжало идти вперед… Тендер подошел почти вплотную, но с судна в это время раздалось несколько выстрелов, и пули, как будто горсть рассыпанных орехов, защелкали по палубе тендера.
- По судну залпами. Пальба взводом! - скомандовал штабс-ротмистр, заметив за бортами контрабандистского судна несколько человек, торопливо заряжавших ружья…
Быстро изготовились люди и по команде «пли» осыпали свинцовым дождем неприятеля… Один за другим прогремели еще два залпа, но наконец тендер подошел борт к борту к неприятельскому судну.
- Сцепись баграми! - приказал Минский, и минуту спустя он во главе половины людей уже перескакивал на палубу контрабандистского судна. Несколько выстрелов было сделано почти в упор атакующим, но борьба оказалась неравною, и скоро спущенный парус указал, что неприятельское судно сдается.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Обезоружив команду и подробно осмотрев все находившееся на судне, штабс-ротмистр пересадил на него часть своих людей, и спустя полчаса тендер уже шел на всех парусах, ведя контрабандистское судно на буксире и направляясь в Чикишляр.
Другие рассказы из сборника:
Очерки и рассказы из пограничной жизни
• Беглый
• По присяге
Очерки и рассказы из среднеазиатской пограничной жизни
• Ожидают. Прорвались. Задержали.
• На Каспийском море
• На верховьях Амударьи
Другие произведения Д. Н. Логофета:
https://rus-turk.livejournal.com/621640.html
Материалы о Чикишляре и других населенных пунктах Закаспийской области:
https://rus-turk.livejournal.com/544343.html