Начало:
http://stellkind.livejournal.com/602175.html http://stellkind.livejournal.com/602445.html http://stellkind.livejournal.com/603967.html http://stellkind.livejournal.com/655134.html Часть вторая
Все эти месяцы оказались непростыми. Рахель задирала нос, Лея вздыхала, как корова в родах, Зилпа куксилась. Только Била осталась не задетой всей этой суматохой, она все пряла, ткала, полола на огороде сорняки и поддерживала у Ады огонь, который теперь все время горел, согревая ее стынущие кости.
Рахель проводила с Иаковом столько времени, сколько смела. Она сбегала из сада и огорода, чтобы в одиночку добраться до своего возлюбленного в горы. Ада была слишком больна, чтобы удержать Рахель от такого необузданного поведения, а Рахель отказывалась подчиняться Лее, чей статус частично пошатнулся, потому что ее младшей сестре предстояло первой стать невестой и матерью.
Дни, проведенные в полях с Иаковом, были для Рахели радостью.
- Он смотрел на меня с восхищением, - говорила моя красавица-тетка. - Он погружал пальцы в мои волосы и запутывался в них. Он заставлял меня стоять то в тени, то на солнце, чтобы увидеть, как играет свет на моих щеках. Он плакал от моей красоты. Он пел песни своей семьи и рассказывал о красоте его матери.
А еще, - рассказывала Рахель, - Иаков придумывал истории, какими красавцами будут наши сыновья. Он говорил, что они будут золотыми детьми, как я. Прекрасными сыновьями, которым предстоит стать князьями и царями. Я знаю, о чем все думали. И мои сестры, и пастухи. Но мы не приближались друг к другу. Разве что один раз. Он прижал меня к груди, но тут же задрожал и оттолкнул меня. После этого он всегда соблюдал расстояние.
Меня это устраивало. Понимаешь, у него был запах. Он был намного лучше, чем запах всех остальных мужчин. И все же запах отары и мужчины был слишком сильным. Я убегала домой и прятала свой нос в кориандр.
Рахель хвасталась, что она первой услышала историю семьи Иакова. Он был младшим из двух сыновей, поэтому стал у матери любимцем. Он был красивее, умнее. Ривка сказала своему мужу Исааку, что Иаков болезненный ребенок, и кормила его грудью целый год после того, как отняла от груди его брата.
Ривка чуть не умерла во время родов близнецов, она так истекла кровью, что жизнь в ней еле-еле теплилась. Когда Ривка поняла, что у нее уже не будет дочерей, она начала нашептывать свои истории Иакову.
Ривка сказала Иакову, что ему по праву принадлежит благословение его брата Эсава, ведь с чего бы Иннана сделала Иакова красивее из них двоих? К тому же в семье Ривки право решать, кто будет наследником, принадлежало матерям. Да и сам Исаак был вторым сыном у отца. Будь воля Аврама, патриархом стал бы Ишмаэль, но Сара потребовала то, что причитается ей по праву, и патриархом стал Исаак. Это Сара отправила Исаака искать невесту в свою семью, как было принято в старину.
И все равно Иаков любил Эсава и никак не желал причинить ему хоть какой-то вред.
Он боялся, что его накажет бог его отца Исаака и его деда Аврама за следование словам матери. Его преследовали сны, от которых он просыпался в ужасе, сны о его собственном полном уничтожении.
Рахель гладила его по щеке и говорила, что у его страхов нет никаких причин.
- Я говорила ему, что если бы он не послушался свою мать, то никогда бы не нашел меня, и совершенно точно бог Исаака, который любил Ривку, с благосклонностью отнесется к любви Иакова к Рахели.
Его это веселило, - рассказывала она. - Он сказал мне, что я радую ему душу, как рассвет. Он говорил мне такие приятные вещи.
В то время как Иаков нежно разговаривал с Рахелью, Лея страдала. Она худела, перестала ухаживать за волосами, но не забывала выполнять свои обязанности. Хозяйство было в порядке, в чистоте, в достатке, работа спорилась. Прялась пряжа, огород плодоносил, травы росли в изобилии, так что сено можно было обменять в деревне на новые лампы.
Иаков все это замечал. Он видел, как трудится Лея, и понял, что во все эти скудные годы, в то время как Лаван бездельничал, только благодаря ей поддерживался порядок. От старика не было никакого толку, когда Иаков спрашивал, можно ли доверять чернобородому купцу из Алеппо или кого из работников нужно нанимать во время стрижки овец. С любыми вопросами о стаде, о том, сколько ярок принесли овцы в прошлом году, где потомство черного самца, а где - пятнистого, нужно было идти к Лее. Рахель, которая ухаживала за животными, не могла отличить одну овцу от другой, зато Лея запоминала все, что видела, и все, что слышала от Билы.
Иаков обращался к Лее с тем же уважением, которое он проявлял к Аде. В конечном счете все они были родичами. Однако Иаков обращался к Лее намного чаще, чем нужно было, или это просто казалось Зилпе.
У Иакова каждый день находились новые вопросы к старшей дочери Лавана. Где ему пасти козлят весной? Нет ли у нее меда для обмена на подходящую ярку? Готова ли Лея к жертвоприношениям после жатвы ячменя? Он всегда был не против выпить пива, которое Лея готовила по удивительным рецептам, выведанным ее матерью у египетского купца.
Лея отвечала на вопросы Иакова и наливала ему пиво, отводя глаза, опуская взгляд вниз, голова Леи чуть ли не упиралась в грудь, как у вьющей гнездо птицы. Каждый взгляд на Иакова причинял ей боль. И тем не менее каждое утро, открывая глаза, она в первую очередь думала о нем. Придет ли он сегодня к ней поговорить снова? Заметил ли он, как дрожала ее рука, когда она наполняла его чашу?
Зилпа терпеть не могла, когда оказывалась рядом с этой парочкой.
- Все равно что в стаде козлов во время гона, - говорила она. - Они все такие деликатные. Долго отворачиваются, пока вдруг не набрасываются друг на друга, как собаки в течку.
Лея пыталась не замечать зов ее собственного тела, Рахель вообще ничего не интересовало, кроме приготовлений к ее свадьбы, но Зилпа-то видела похоть везде, куда бы ни глянула. По ней, весь мир вдруг стал сочиться влагой от желания.
Лея вертелась и переворачивалась в постели по ночам, а Зилпа видела Иакова на пастбищах, как он прислонялся к дереву и трудился над своим членом до тех пор, пока с облегчением не падал мешком на землю. За месяц до свадьбы Иаков перестал видеть сны о сражениях, о своих родителях и брате. Вместо этого ночи напролет в своих снах он проводил с каждой из четырех сестер. Он пил воду из ручья и обнаруживал свою голову на коленях у Рахели. Он поднимал огромный валун, и находил под ним обнаженную Лею. Он пытался убежать от этого преследующего его кошмара и обессиленный падал в объятья Билы, которая постепенно тоже становилась похожей на женщину. Он вызволял Зилпу, застрявшую в кусте акации, освобождая ее запутавшиеся в ветвях волосы. Он вставал каждое утро в поту, с возбужденным членом. Он разворачивал одеяло и метался на нем ничком до тех пор, пока наконец-то не мог встать с него без смущения.
Зилпа наблюдала, как треугольник, состоящий из Иакова, Рахели и Леи, превращался в клин, который она могла бы использовать. Потому что насколько Зилпа любила Лею, настолько же ей была безразлична «милая Рахель» (именно так Зилпа все время называла ее, говоря «а вот и милая Рахель», и голос Зилпы был полон едкого уксуса). Она знала, что вряд ли сможет как-то помешать Иакову стать отцом семейства, и она действительно с нетерпением мечтала о детях, как и все остальные. Тем не менее она хотела, чтобы река событий текла в выбранном ею направлении. А еще Зилпа хотела заставить «милую Рахель» немного помучиться.
Зилпа подозревала, что Рахель боится своей брачной ночи, и всячески поощряла ее признаваться во всех беспокойствах и страхах. Будучи старше, Зилпа сочувственно вздыхала и качала головой каждый раз, когда Рахель показывала, как мало она разбирается в механике секса. Рахель не ожидала от него удовольствия, она думала только о боли. Потому-то Зилпа и рассказала своей нервной сестрице, что слышала, как пастухи говорили, что у Иакова член неестественных размеров.
- В два раза больше, чем у обычного мужчины, - прошептала Зилпа и показала руками, какая это невероятная длина. Зилпа отвела Рахель на самое дальнее пастбище в горы и показала ей, как пастухи делали свое дело с ярками, которые жалобно блеяли и кровоточили. Старшая сестрица сочувственно утешала дрожащую младшую и шептала «бедняжка», а потом гладила Рахелины волосы и повторяла «бедная самочка».
Именно ,поэтому в день свадьбы на Рахель напал жуткий страх. Невинная влюбленность Иакова ей, конечно же, была очень приятна, но теперь-то он сможет потребовать от нее абсолютно все, и она уже не сможет ему отказать. У нее заболел живот, ее тошнило. Она пучками выдирала волосы. Она до крови расцарапала щеки ногтями. Она умоляла сестер спасти ее.
- Рахель рыдала, пока мы пытались нарядить ее к свадебному пиру, - рассказывала Лея. - Она рыдала, утверждала, что она не готова, что она плохо себя чувствует, что она слишком мала для своего мужа. Рахель даже снова попыталась воспользоваться уловкой с раздавленными ягодами, она поднимала юбку и вопила, что Иаков убъет ее, если обнаружит кровь от месячных на брачном ложе. Я сказала ей, чтобы она прекратила вести себя, как дитя, потому что она теперь носит пояс взрослой женщины.
Но Рахель продолжала вопить, падать на колени и умолять сестер заменить ее под покрывалом невесты.
- Зилпа сказала, что вместо меня это сделаешь ты! - рыдала она.