Воспоминания Ергабая Далдыбаева
Ранее опубликованные воспоминания:
Леонский, Беловодское,
Азылов, Беловодское,
Бондырева, окрестности Кемина и Токмака,
Бондырев, окрестности Кемина и Токмака,
Скулимовский, русско-китайская граница,
Василий Колмыков, Каркара и Мещанское
А.Алексеенко и С.Савва, Мещанское
А.Ф.Пьянкова, Пржевальский тракт
И.С. Шемановский, Алексеевка и Полтавское
Эти воспоминания опубликованы в сборнике 1947 года «Восстание 1916 года в Казахстане» (документ 147). Дата их записи не известна, но могу предположить, что они были записаны в 20-й годовщине восстания. Место расположение указано как архив ИМЭЛ, папка с воспоминаниями. Полагаю, что автору явно кто-то помогал или уже потом редактировал оригинальные воспоминания, т.к. они имеют явную художественную и идеологическую окраску. Интересны они тем, что даже в таком виде показывают ситуацию со стороны восставших. Речь в них идет как раз о тех местах где были созданы и через несколько лет сожжены русские села типа Мещанского о уничтожении которого уже есть три воспоминания.
[Spoiler (click to open)]Богаты пастбищами и сенокосами долины рек Кегеня и Каркары, Текеса, уходящего нижним плесом в пределы Китая, и других рек и речек приграничной полосы. Многочисленные горные речки служат прекрасными водопоями для табунов и отар.
В 1910-1913 гг. на полях и пастбищах появилось много землемеров: царское правительство приступило к размежеванию земель. Земля делилась на отдельные переселенческие участки. Все лучшие земли, сенокосы и пастбища, даже летние стойбища казахов, дороги и прогоны вошли в зону размежевания.
В 1914- 1915 гг. оставались свободными для пастьбы казахского скота только горы. Стесненные со всех сторон казахские крестьяне платили большие штрафы за “потраву” никому ненужной травы в размежеванной зоне. За каждую голову скота полагался штраф от 1 до 3 рублей. А за пойманного на “потраве” табуна из каждых десяти голов отбиралась одна голова скота. Немало скота погибло это время от бескормицы и попало за бесценок в стада бая и в руки разных перекупщиков, наживавшихся за счет казахской бедноты.
Колонизаторская политика царского правительства, эксплуатация местных баев и ростовщиков вели казахское крестьянство к окончательному разорению. Сначала войны царское правительство ввело разные дополнительные налоги. При неуплате налогов у крестьян отбирали и продавали последний скот, последнее имущество.
Летом 1916 г. царское правительство объявило мобилизацию казахов. Поучив приказ о мобилизация, управители двух волостей (р-на Кегеня и Каркары) приступили к составлению списков призываемых. Весть об этом всколыхнула население. И уже на следующий день до 200 бедняков, возбужденных слухами о готовящейся мобилизации, собрались близ Каркаринской ярмарки и говорили о том, что скота у бедноты становится все меньше и меньше, что много бедняков, потеряв свой скот, работают батраками у баев и кулаков, что к этому привели казахов царское правительство и его чиновники...
Решили, во что бы то ни стало, помешать волостным управителям составить списки призывников.
Но пристав все настойчивее требовал списки и наконец, потребовал личной явки волостных управителей. Три дня казахская беднота удерживала управителей. Только на четвертый день управители пришли к дому пристава в окружении большой толпы казахов, насчитывавшей около 400 чел.
Пристав грозно встретил толпу и потребовал подчинения приказу и немедленной сдачи списков призывников.
Казахи заявили:
- На тыловые работы не пойдем. Ни один казах не пойдет!
Пристав рассвирепел и тут же арестовал несколько человек.
Арестованных повели. Вдруг один из них остановился и закричал казахам:
- Нас арестовали несправедливо. Мы не хотим сидеть под арестом. Чего смотрите?
И толпа бросилась на выручку.
- Освободите их! Они не виноваты!
Конвои направил на толпу винтовки. Толпа остановилась. Арестованных увели.
Весть об аресте быстро распространилась по аулам. Послышались призывы к вооруженной борьбе. Баи встревожились. Они уговорили пристава отпустить арестованных и использовать пока мирные средства.
Но пожар ненависти к царским чиновникам уже пылал. На следующий день на острове в устье речки Карасу собралось до 400 казахов. Выступавшие на собрании призывали к неповиновению царской власти и к вооруженной борьбе против нее.
- Наш враг тот, кто отобрал у нас наши земли, кто за проезд верхом по земле, у нас же отобранной, берет с пас штрафы. В каждом селении мы можем собрать по 40- 50 штук старого оружия. Надо собрать его и вооружиться против царских карателей. Пусть наши дети умрут с оружием в руках, а не под палками палачей.
Немедленно после собрания началась организация отрядов и их вооружение. Послали людей к киргизской бедноте узнать, что решили там.
28 июля на Каркаринскую ярмарку прибыли 62 верховых и 90 пеших солдат. С помощью этого отряда пристав арестовал 12 человек - организаторов восстания: 3 казахов и 9 уйгур. Арестованные были отправлены под конвоем нескольких солдат в Джаркентскую тюрьму. По дороге до конвоя дошел слух о восстании в киргизских волостях. Перепугавшийся конвой расстрелял арестованных и поспешил уйти из опасных мест. Одни из подвергнувшихся расстрелу был только ранен. Некоторое время он лежал без сознания, а когда пришел в себя, конвоиров уже не было. Он и принес в восставшие аулы известие о судьбе арестованных.
Между тем па Каркаринской ярмарке каратели арестовали еще много казахов. Количество их значительно превышало численность карательного отряда. Благодаря этому 40 арестованным удалось бежать.
Восстание ширилось...
Повстанцы знали о положении царской армии на фронтах. Говорили, что на войне уничтожено много войск, поэтому других отрядов в помощь карателям царская власть выслать не сможет. Говорили, что и в тылу, внутри России, назревают крупные революционные события. В разгар подготовки к вооруженному восстанию стало известно о походе киргизских повстанцев из Каракола...
Повстанцы Кегеня и Каркары усиленно вооружались. Старые фитильные ружья, дробовики, всякое острое железо, железные куски и самодельные пики - все было использовано для вооружения.
Повстанцы выслали по аулам своих людей, через которых сообщили, что жигиты собираются напасть на карательный отряд, засевший на Каркарпнской ярмарке, и призывали присоединиться к повстанцам. Казахская беднота дружно откликнулась, на призыв и 10 августа, ночью, до 800 жигитов подъехали к Каркаре. Здесь к ним присоединилось еще до 300 повстанцев.
Перед рассветом повстанцы бросились в атаку. Каратели открыли огонь. Несколько человек пало замертво. Несмотря на потери, повстанцы приближались к карателям, передние части уже были в 100 метрах. Вдруг задние ряды заколебались, повернули назад и побежали.
- Оказалось, что часть карателей обошла наступавших и собиралась окружить повстанцев.
Каратели бросились за убегавшими казахами, убивая по пути повстанцев и мирных жителей. Ближайшие к Каркаринской ярмарке аулы были разгромлены.
Однако восстание продолжалось и движением охватывалось все большее и большее число аулов. Борьба с каждым днем принимала все более ожесточенный характер.
Кулачество и баи вооружались и жестоко расправлялись с повстанцами, убивая их и всячески издеваясь над трупами. Поддержанные кулачеством и байством карательные отряды, получившие большие подкрепления, вытеснили повстанцев из аулов и грозили им полным уничтожением.
И в сентябре, измученная неравной борьбой казахская беднота, навьючив свой скарб и забрав остатки скота, двинулась к китайской границе.
Но китайские чиновники потребовали от повстанцев большую плату за переход границы: девять черных иноходцев, девять аргамаков, 10.000 руб. деньгами и 12 джамбе (слитков серебра).
Следом за повстанцами уже двигался карательный отряд.
Сжатые с двух сторон повстанцы собрались на острове при впадении р. Баян-Кула и р. Текес и здесь после долгого обсуждения решили организовать отряд для защиты от нападения карателей. От каждой волости в отряд выделили по 100 жигитов. Собрали остатки оружия.
В это время отряд карателей под командованием Кравченко с одним орудием прибыл в Сарджас. Кравченко объявил, что повстанцы могут вернуться в свои аулы и, что наказаны будут только зачинщики восстания.
- Если же в течение двух дней повстанцы не разоружатся и не вернутся на свои места, они будут расстреливаться,- предупреждал Кравченко.
Наученные горьким опытом, повстанцы ничему не верили и оружия не сложили. Они заняли удобные позиции в горах, в местности Орта-Капка и оттуда обстреляли карателей. Каратели ответили стрельбой из, винтовок и орудия.
Не выдержав орудийного обстрела, повстанцы вернулись к своим становищам.
Ночью карательный отряд попытался окружить становище повстанцев. Узнав о намерении карателей, население, поспешно забрав скарб и скот, двинулось вдоль границы.
Каратели шли следом.
Иногда измученным людям удавалось устроиться на ночлег. Вдруг ночью начиналась пушечная стрельба. Становище просыпалось. Женщины, дети поднимали плач. Все, что могло двигаться, уходило, подгоняя скот и отставших.
Однажды, обстреливаемая, с одной стороны, карателями, а с другой- китайскими пограничниками, отчаявшаяся толпа под градом пуль перешла китайскую границу.
Беженцы двинулись в глубь китайской территории и в тот же день столкнулись с вооруженными бандами. Бандиты заняли берега р. Музарат и обстреляли беженцев. Несколько жигитов, женщин и детей было убито.
Преследования и нападения бандитов на становища повстанцев продолжались на всем пути от границы до Алманым-Сазы-Атыдын-Тюуе, где жили казахи, ранее сбежавшие в Китай. И скот, и всякого рода имущество было отобрано у казахов на пути от границы.
Беженцы-казахи нищенствовали. Побирались, доходили до Кульджи. Многие погибли на глухих дорогах Китая. Вскоре китайские чиновники собрали беженцен-казахов, голых и босых, истощенных и голодных. Всех погнали к границе. Многие не вынесли нового похода.
К этому времени в Семиречье уже действовали комиссары Временного правительства - Шкапский и Тынышпаев. По их приказанию на границе, в местности Ногай-Толгай, на берегу р. Нарынкул, беженцев встретил вооруженный отряд. Нас обыскали, забрав при этом все более или менее ценные вещи.
Мы вернулись в аулы. Но наши страдания не кончились: через несколько дней появились кулацкие банды и, действуя от имени Временного правительства, производили обыски, отбирали последний скот. При малейшем сопротивлении расстреливали.
Жить стало невозможно. И беднота снова поднялась со своих мест и откочевала в горы Шалькуда, в местность Кара-Каин.
Спустя некоторое время стало известно о приезде в Токал какого-то большого начальника. Отправились к нему. Но вместо помощи казахской бедноте, начальник предложил собрать с каждой кибитки по две лошади, по два быка и по десять баранов для передачи кулакам в возмещение “убытков”, причиненных восстанием 1916 г.
Так “помогло” Временное правительство казахской бедноте.
Только весной 1918 г, когда в Семиречье установилась советская власть, пришедшие в аулы красногвардейцы очистили район от бандитов и насильников. Советские органы открыли для нас питательные пункты и помогли наладить хозяйство. Для нас началась новая, свободная жизнь.
Небольшие пояснения.
1. Даже через пару десятилетий автор говорит о мобилизации, не упоминания, что речь идет о мобилизации на тыловые работы, а не на фронт. Подавляющее число казахов и киргиз в 1916-м так и считало, что их отправляют на фронт, а на счет тыловых работ обманывают.
2. Первое выступление на Каркаре было 11 июля и казахов было не 400, а около 1000. В тот день, насколько я знаю, никого не арестовывали, потому, что после пристава толпа отправилась по своим волостям забирать и уничтожать списки. Аресты были позже.
3. Собрание на Карасу было не на следующий день, а за день до выступления, т.е. 10 июля. И на этом собрании уже присутствовали киргизы, уйгуры, китайско подданные.
4. О том сколько прибыло войск на Каркару, вряд ли он мог знать, так же как и дату прибытия отряда Кравченко вряд ли бы помнил через 20 лет. Скорее всего, эти данные были кем-то добавлены в рассказ.
5. Про тех арестованных которых перебил конвой по дороге в джаркентскую тюрьму, скорее может писать человек знакомый с рапортом Константина Эрескина, начальника того самого конвоя, чем тот кто эту историю слышал от знакомых-знакомых, а потом вспомнил о ней через 20 лет. Описываемый случай имел место быть 14 августа, а не в июле и при уходе отряда Кравченко, а не при его появлении на Каркаре. 9 уйгур были доставлены тем же конвоем за несколько дней до этого из джаркентской тюрьмы к судье Смирнову, который проводил на Каркаре дознания по поводу выступлений в начале июля. При начале восстания русский отряд уходил в Пржевальск и конвою было приказано доставить арестованных в Кольжат, присоединив к ним трех казахов Чиликской волости. За Кегенью, по словам, Эрескина, на них напали казахи и арестованные попытались бежать, но были за исключением одного уйгура казаками перебиты. Уйгур был ранен и оставлен на месте, т.к. не мог идти, а казаки как и было приказано ушли к Кольжату. Это были участники июльского выступления, но не его главари. Главари сидели в Пржевальске, где были почти полностью перебиты тюремной охраной, русскими арестантами и простыми горожанами за два для до описываемых событий.
6. Далдыбаев говорит об уничтожении казахских аулов возле Каракары, но не упоминает, что это было лишь после уничтожения русских сел и разграбления казахами ярмарки. Если с русскими селами переселенцами еще понятно, но то, как с помощью разграбления имущества уйгур и узбеков можно бороться с русским царизмом понять сложно, если не брать в расчет, что часть казахов, как и русских, во время восстания просто занималась отрытым грабежом и убийствами в надежде избежать наказания за свои поступки.
7. Стоит отметить, что под словами кулаки и баи имеются ввиду русские крестьяне и казаки, а под словами китайские чиновники и пограничники надо понимать калмыков. Акцентирование внимание на том, что именно с русскими боролись казахи, пожалуй, было характерно для 20-х годов, а здесь даже слова русский нигде не упомянуто. Думаю сделано это сознательно.
Калмыки, кажется, тоже не упомянуты не случайно. Дело в том, что до прихода русских в этом месте жили именно они, а вовсе не казахи с киргизами. Калмыков - как сторонников китайской власти из этих мест выбили как раз предки Далдыбаева во время мусульманского мятежа в Китае 1864-го года, при этом учинив им очень большие жестокости и продавая калмычек в окрестностях Верного еще дешевле лошали. Беженцы калмыки тогда оказались в Семиречье если не в худшем положении чем казахи с киргизами в Китае, то как минимум в таком же, и казахи, разыскивая их по горным ущельям, нещадно убивали и грабили точно так же, как в 1916-м поступали русские по отношению уже к ним. Автору проще было все списать на бандитов и китайских чиновников, чем признаться в том, что нелюбовь к ним в китайской части долины Текеса была не на пустом месте.