Внештатный сотрудник
Ранее я писал о том, как армия, а вернее МВД (я служил во внутренних войсках), не отпускала меня в университет. Но если от армии мне в конце концов удалось отделаться, то МВД ещё раз попыталось разлучить меня с университетом.
История эта началась почти сразу же после зачисления меня на подготовительное отделение биофака. Нас подселили в общежитие к геологам в Петродворце. В начале 80-х это уже было вполне приличное место, но со следами «дедовщины». Она, правда, носила там специфический характер. Студенты-геологи, заваливающие сессию, могли в любой момент до официального отчисления из университета уйти в экспедицию на неопределённое время. Через год-два (обычно к зиме) они восстанавливались, но перед следующим отчислением опять уходили в экспедицию. Возраст некоторых таких студентов переваливал за 40. Общежитие было для них временным дешёвым пристанищем. Бородатые мужики пили, гуляли, гоняли молодёжь за водкой, и способствовали разделению студентов-геологов на «романтиков» и «практиков». Первые пели песни бардов и напоминали туристов перед дальним походом; вторые были похожи на зэков: пели блатные песни, матерились, пили и к учёбе относились прохладно. К моему приходу кафедра геологии навела порядок, исключив большинство особенно агрессивных «дедов» и «практиков», но я тогда ещё ничего об этом не знал.
В конце первой недели нашего пребывания в общежитии в нашу комнату зашёл командир студенческого оперотряда Лёха. Он объяснил, что в районе неспокойно, и предложил нам, служивым, вступить в отряд для защиты своего общежития от набегов местных хулиганов. Мы согласились, написали заявления. К нашему удивлению вместо каких-нибудь книжек дружинника нам выдали красные корочки с отметкой МВД СССР. Мы оказались не только членами оперотряда, а ещё и внештатными сотрудниками милиции.
Книжечка прекрасно действовала на проводников в электричке, когда мы забывали свои проездные дома. В университете нам ставили «Ленинские зачёты» без каких-либо вопросов, но в целом что-то было не так. В районе всё оказалось очень спокойно, а драки случались в основном внутри общежития - между «романтиками» и «практиками». Их-то и пришлось разнимать. Драки были очень жестокими - иногда в комнате не оставалось ничего неразбитого, а стены были буквально политы кровью. Летом с отъездом студентов жизнь несколько успокоилась, и в общежитии иногда бузили только пьяные абитуриенты, завалившие экзамены.
Как-то часов в 8 вечера нам пожаловались абитуриентки на распоясавшегося дембеля из соседней комнаты. Он завалил вступительные экзамены, выпил и начал приставать к абитуриенткам «с циничными предложениями». Всем, пытавшимся заступиться за девушек, он предлагал выйти и поговорить. Но детям 17-18 лет он был не по силам. Я предложил поговорить со мной. Мы вышли с ним в сопровождении 4-5 зевак через чёрный ход на площадку около леса. Там я быстро «уговорил» его попросить у девочек прощение. И тут начались «чудеса»: когда я шёл назад мимо вахты, вдруг зазвонил телефон. «Валера, тебя» - сказала мне вахтёрша, которую я никогда раньше не замечал. «На проводе» был начальник райотдела милиции, подполковник (фамилию не помню). Я не был с ним знаком, но он начал по-простому: «Как дела, Валера?... Всё ли в порядке? … Что там у вас происходит?» Я ответил, что никаких проблем у оперотряда нет, на что он предложил посадить абитуриента, с которым я только что «разговаривал». Я сказал, что в этом нет необходимости, и мы попрощались. Я был в шоке: похоже, старушка с вахты успела узнать, что происходит (хотя мимо вахты мы не проходили) и доложила не просто в милицию, а самому начальнику райотдела, а он, оказывается, может посадить любого моего неприятеля, поскольку я - представитель власти.
Следующее событие было ещё более шокирующим. Месяца через два меня вызвал тот самый начальник райотдела и предложил помочь в одном щепетильном деле: у гастронома была будка цыгана-сапожника. По словам подполковника, сапожник систематически избивал своих клиентов «за закрытыми дверями» так, что поймать его с поличным не удавалось. Задача ставилась простая - зайти к цыгану якобы с ремонтом, завязать драку и выступить свидетелем на суде против цыгана. Ему грозило лет 5-7. Я сказал, что должен подумать и вышел из отделения с туманом в голове: я не поверил полковнику, более того, понял, что меня втягивают в какое-то грязное дело. Проходя мимо ближайшего мусорника, я выбросил в него удостоверение сотрудника МВД. Через пару дней меня опять вызвали в милицию. Подполковник начал с вопроса о моём согласии на участие в «операции». Мой отказ его привёл в негодование, и тут он выложил козырь: передо мной легло моё выброшенное удостоверение. Подполковник попросил меня письменно объяснить, как оно оказалось в мусорнике. «Запахло жареным», мой мозг заработал в бешеном темпе и скоро выдал спасительную мысль - срок годности удостоверения был исчерпан. Начальник схватил удостоверение, проверил. Начал бурчать, что его можно продлить, что он сейчас поставит подпись, но я сказал, что продлевать не надо и поспешил уйти.
Зря я думал, что вопрос на этом был закрыт. Через неделю или две на вахте та самая старушка устроила мне скандал, не пропуская ко мне нашу однокурсницу. В конце скандала в присутствии свидетелей я извинился перед однокурсницей и косвенно назвал бабку сволочью, за что мне до сих пор стыдно. Похоже, этот мой срыв и был именно тем, чего добивалась вахтёрша: на следующий день меня вызвали в деканат геофака. Декан сказал, что из Петергофского райотдела пришло требование на основании устроенного мною скандала исключить меня из университета. Декан сказал, что, слава Богу, в милиции не знают, что я студент не геофака, а биофака. Он предложил мне срочно выехать из общежития, а в милицию пообещал отправить бумагу о том, что меня выгнали из общежития, и что я больше не являюсь студентом геофака.
На этом почти всё закончилось. На очередном Ленинском зачёте мой друг заставил отвечать меня на вопросы о Ленине и поставил мне двойку, что было чревато даже в начале перестройки. Я говорил ему: «Толик, ты что делаешь? Это же я - твой друг Валера!» Но он только бубнил, что я совсем не подготовился к «Ленинскому зачёту». Я потерял друга. Вышел расстроенный в коридор, где меня ждала моя любимая девушка, которая сказала: «Ерунда, пошли в ЗАГС подавать заявление». И мы ушли в новую жизнь - я даже не помню, что сталось с тем самым Ленинским зачётом.
(Следующий), (Продолжение), (Дефрагментация памяти), (Содержание)
История эта началась почти сразу же после зачисления меня на подготовительное отделение биофака. Нас подселили в общежитие к геологам в Петродворце. В начале 80-х это уже было вполне приличное место, но со следами «дедовщины». Она, правда, носила там специфический характер. Студенты-геологи, заваливающие сессию, могли в любой момент до официального отчисления из университета уйти в экспедицию на неопределённое время. Через год-два (обычно к зиме) они восстанавливались, но перед следующим отчислением опять уходили в экспедицию. Возраст некоторых таких студентов переваливал за 40. Общежитие было для них временным дешёвым пристанищем. Бородатые мужики пили, гуляли, гоняли молодёжь за водкой, и способствовали разделению студентов-геологов на «романтиков» и «практиков». Первые пели песни бардов и напоминали туристов перед дальним походом; вторые были похожи на зэков: пели блатные песни, матерились, пили и к учёбе относились прохладно. К моему приходу кафедра геологии навела порядок, исключив большинство особенно агрессивных «дедов» и «практиков», но я тогда ещё ничего об этом не знал.
В конце первой недели нашего пребывания в общежитии в нашу комнату зашёл командир студенческого оперотряда Лёха. Он объяснил, что в районе неспокойно, и предложил нам, служивым, вступить в отряд для защиты своего общежития от набегов местных хулиганов. Мы согласились, написали заявления. К нашему удивлению вместо каких-нибудь книжек дружинника нам выдали красные корочки с отметкой МВД СССР. Мы оказались не только членами оперотряда, а ещё и внештатными сотрудниками милиции.
Книжечка прекрасно действовала на проводников в электричке, когда мы забывали свои проездные дома. В университете нам ставили «Ленинские зачёты» без каких-либо вопросов, но в целом что-то было не так. В районе всё оказалось очень спокойно, а драки случались в основном внутри общежития - между «романтиками» и «практиками». Их-то и пришлось разнимать. Драки были очень жестокими - иногда в комнате не оставалось ничего неразбитого, а стены были буквально политы кровью. Летом с отъездом студентов жизнь несколько успокоилась, и в общежитии иногда бузили только пьяные абитуриенты, завалившие экзамены.
Как-то часов в 8 вечера нам пожаловались абитуриентки на распоясавшегося дембеля из соседней комнаты. Он завалил вступительные экзамены, выпил и начал приставать к абитуриенткам «с циничными предложениями». Всем, пытавшимся заступиться за девушек, он предлагал выйти и поговорить. Но детям 17-18 лет он был не по силам. Я предложил поговорить со мной. Мы вышли с ним в сопровождении 4-5 зевак через чёрный ход на площадку около леса. Там я быстро «уговорил» его попросить у девочек прощение. И тут начались «чудеса»: когда я шёл назад мимо вахты, вдруг зазвонил телефон. «Валера, тебя» - сказала мне вахтёрша, которую я никогда раньше не замечал. «На проводе» был начальник райотдела милиции, подполковник (фамилию не помню). Я не был с ним знаком, но он начал по-простому: «Как дела, Валера?... Всё ли в порядке? … Что там у вас происходит?» Я ответил, что никаких проблем у оперотряда нет, на что он предложил посадить абитуриента, с которым я только что «разговаривал». Я сказал, что в этом нет необходимости, и мы попрощались. Я был в шоке: похоже, старушка с вахты успела узнать, что происходит (хотя мимо вахты мы не проходили) и доложила не просто в милицию, а самому начальнику райотдела, а он, оказывается, может посадить любого моего неприятеля, поскольку я - представитель власти.
Следующее событие было ещё более шокирующим. Месяца через два меня вызвал тот самый начальник райотдела и предложил помочь в одном щепетильном деле: у гастронома была будка цыгана-сапожника. По словам подполковника, сапожник систематически избивал своих клиентов «за закрытыми дверями» так, что поймать его с поличным не удавалось. Задача ставилась простая - зайти к цыгану якобы с ремонтом, завязать драку и выступить свидетелем на суде против цыгана. Ему грозило лет 5-7. Я сказал, что должен подумать и вышел из отделения с туманом в голове: я не поверил полковнику, более того, понял, что меня втягивают в какое-то грязное дело. Проходя мимо ближайшего мусорника, я выбросил в него удостоверение сотрудника МВД. Через пару дней меня опять вызвали в милицию. Подполковник начал с вопроса о моём согласии на участие в «операции». Мой отказ его привёл в негодование, и тут он выложил козырь: передо мной легло моё выброшенное удостоверение. Подполковник попросил меня письменно объяснить, как оно оказалось в мусорнике. «Запахло жареным», мой мозг заработал в бешеном темпе и скоро выдал спасительную мысль - срок годности удостоверения был исчерпан. Начальник схватил удостоверение, проверил. Начал бурчать, что его можно продлить, что он сейчас поставит подпись, но я сказал, что продлевать не надо и поспешил уйти.
Зря я думал, что вопрос на этом был закрыт. Через неделю или две на вахте та самая старушка устроила мне скандал, не пропуская ко мне нашу однокурсницу. В конце скандала в присутствии свидетелей я извинился перед однокурсницей и косвенно назвал бабку сволочью, за что мне до сих пор стыдно. Похоже, этот мой срыв и был именно тем, чего добивалась вахтёрша: на следующий день меня вызвали в деканат геофака. Декан сказал, что из Петергофского райотдела пришло требование на основании устроенного мною скандала исключить меня из университета. Декан сказал, что, слава Богу, в милиции не знают, что я студент не геофака, а биофака. Он предложил мне срочно выехать из общежития, а в милицию пообещал отправить бумагу о том, что меня выгнали из общежития, и что я больше не являюсь студентом геофака.
На этом почти всё закончилось. На очередном Ленинском зачёте мой друг заставил отвечать меня на вопросы о Ленине и поставил мне двойку, что было чревато даже в начале перестройки. Я говорил ему: «Толик, ты что делаешь? Это же я - твой друг Валера!» Но он только бубнил, что я совсем не подготовился к «Ленинскому зачёту». Я потерял друга. Вышел расстроенный в коридор, где меня ждала моя любимая девушка, которая сказала: «Ерунда, пошли в ЗАГС подавать заявление». И мы ушли в новую жизнь - я даже не помню, что сталось с тем самым Ленинским зачётом.
(Следующий), (Продолжение), (Дефрагментация памяти), (Содержание)