[коллекция] про Якова Борисовича по совету Дмитрия Васильевича
Пленных больше не берем
***
Промучавшись всю ночь безнадёжною борьбой объективного приматолога внутри нас, пылавшего научной страстью попотрошить очередной "цикл работ", с обыкновенным приматом-дружбаном -- что само по себе есть важное, из-первых-рук-свидетельство чрезвычайной трудности науко-приматологических исследований, -- тем решительнее мы прямо с утречка -- чтоб уж не жалеть об этом весь день -- последуем вчерашним советам уже не раз профигурировавшего у нас, хотя и больше пока по касательной (в частности, как кооператор), академика Дмитрия Васильевича Ширкова -- советам записывать.
Тем более, что советы эти мощно срезонировали с нашей давешней записью про экспликацию очевидностей.
Можно даже сказать, что весь наш проект -- одно сплошное следование советам Дмитрия Васильевича. Что не может не радовать.
Совет же Дмитрия Васильевича последовал за анекдотом Пугалка про встречу в незапамятные времена в каком-то лифте с тремя трижды героями социалистического труда -- Зельдовичем, Сахаровым и Харитоном.
Приматологии Науки пищу даёт и трижды-геройство, причём сразу в двух направлениях, но мы их и так планируем затронуть, направления эти архиважные ( восторг в отношении доминантов и случайную компоненту в оценивании партиципантов науки), поэтому уклоняться не будем от нашего собственного воспоминания про Якова Борисовича Зельдовича.
***
Пара технических фиксаций.
Обмен между Дмитрием Васильевичем и Валерием Анатольевичем имел место вчера вечером в ресторане Кадриль с омаром на симпосии группы коллег в честь свеженаграждённого, получившего свою медаль вчера же, на Общем собрании РАН.
Мы, кстати, предлагали спонсировать ужином какого-нибудь голодного аспиранта -- в духе старинной традиции московских профессоров, -- чтобы он тоже что-нибудь поимел в своей памяти для записывания в прекрасном далёком. Но они все заробели -- в чём есть некая справедливость, ибо еда подавалась "дегустационными" порциями. Для матёрых приматологов, упорно следящих за весом, в самый раз, -- но для более молодых партисипантов науки закусь явно неадекватная.
Что вылилось на нас дважды -- сначала шампанским, потом водой -- из бокалов, опрокинутых соседом в цвете лет, прыгавшим на стуле от наступившей общенаучной горячности. Он сидел от нас слева и обладал особенным, по всей видимости, зашитым в генах жестом всплескивания рук при подпрыгивании на стуле (ср. о репертуаре действий в пункте 2 записи о ступенях эволюции приматической машинки интеллекта).
Тем временем сам Дмитрий Васильевич тихой сапой прошёл у нас за спиной к отдельному столику, где стояли напитки покрепче, чем те сухие вина, что непрерывно подливал симпосиастам во вполне нормальные, отнюдь не дегустационные бокалы официант, и обеспечился коньячком (судя по характерно-армянской плоско-круглой бутылке).
Для Приматологии это важно, так как Николай Николаевич, который НН, патрон и благодетель Дмитрия Васильевича, тоже как-то стойко ассоциируется по анекдотикам с коньячком.
Это к тому, что зеркальные нейроны не дремлют, особенно вблизи позиций большой силы (см. о зеркалении).
На всякий случай зафиксируем ещё, что походка "тихой сапой" Дмитрия Васильевича мало изменилась с тех пор, как он прохаживал между рядами столов при чтении спецкурса по квантовой теории поля, который мы отпосещали в том наивном возрасте, когда ещё невозможно поверить, что действительный член Академии Наук СССР может быть научным чмом. Тогда, впрочем, Дмитрий Васильевич был ещё, кажется, членкором.
***
Зафиксируем также и тост, предложеный нашим эластичным Витей в честь своего патрона -- Обезъянка (об их совместном историческом исследовании открытия цветных кварков мы рассказывали).
Что характерно, предложено было пить стоя -- этакая дрессировка масс -- но лично мы, разумеется, не встали -- а выпили чуть позже и отдельно, ни с кем не чокаясь, за осиновый кол.
***
Ну, и, наконец, обещанное воспоминание про Якова Борисовича. К декорированности которого надо относиться прежде всего, конечно, приматологически.
Кое-какие несомненные трофеи Науки за Яковом Борисовичем числятся, но в условиях действия неумолимого ВТОРОГО НАЧАЛА тут следует проявлять крайнюю осторожность, сопротивляясь заражению мозга восторгом толпы, имеющим природу приматического резонанса.
(Восторг толпы как приматический резонанс -- какая сконденсировалась хорошенькая темка для Высшей Приматологии.
Upd 2014-06-13: тыц)
***
Время -- 1980-е гг., когда Пугалко ещё не был академиком, но уже был (если не изменяет память) зам. директора этого института (он стал им в 32 года, то есть в 1987 г.). Был ли он уже членкором -- память не сохранила.
Место -- старый маленький конференц-зал на московской территории этого института (куда мы ещё направлялись утречком, когда наблюдали собак).
Действие -- какая-то типа академическая "сессия", когда ритуально читаются какие-то доклады.
Присутствовали академические грибы, по крайней мере там был Яков Борисович.
Вход в зал с улицы -- в середине стены сбоку.
Как войдёшь, вперёд от входа тянутся ряды стульев, обращённые влево, к чёрной доске.
Любя кислород, Наблюдатель заранее выбрал место на втором или третьем стуле от двери.
Заседание было длинное, маленький зал полон, и в перерыве мы поспешили на улицу.
И вот, входя после перерыва обратно в зал, Наблюдатель обнаруживает перед собой такую мизансцену:
Прямо за нашим местом сидит Яков Борисович. Сидит, наклонившись вперёд и сложив ручки на спинке нашего стула и даже, помнится, приклонив на них голову.
Рядом с Яковом Борисовичем, отчасти загораживая его, развернувшись всем фрунтом к нему и, таким образом, спиною к нам, сидит Валерий Анатольевич.
Яков Борисович что-то говорит, а по спине Валерия Анатольевича видно, что он не просто слушает, а всеми фибрами внимает [Upd 2015-10-22: поза внимания (приматол.)].
Но Наблюдателю-то что делать? Зал полон, пересесть всё равно некуда, заседание возобновляется.
Идём на своё место и осторожно присаживаемся на край стула, слегка наклонившись вперёд, давая своим появлением деликатный намёк Якову Борисовичу.
Выждав подобающую, помнится, приличную паузу, медленно выпрямляемся, чтобы сесть нормально.
Вдруг!
В левый бок нам решительно втыкается что-то твёрдое, не давая выпрямить спину до конца.
От неожиданности оборачиваемся -- и видим, что Яков Борисович даже не пошевелился, его ручки по-прежнему на спинке нашего стула, и не заметно, чтобы он их собирался убирать. Оно и понятно -- альфе можно всё.
А в бок нам упёрся левый локоть гибкого Валерия Анатольевича, и взгляд у него строгий такой.
Много бы дала Приматология Науки за фото этой сцены со стороны двери, со спины Валерия Анатольевича.
***
Учись, молодёжь!
А в целом следует признать, что приматические иерархические структуры, паразитирующие на Науке, как внешние, так и внутренние, подлежат уничтожению.
***
Промучавшись всю ночь безнадёжною борьбой объективного приматолога внутри нас, пылавшего научной страстью попотрошить очередной "цикл работ", с обыкновенным приматом-дружбаном -- что само по себе есть важное, из-первых-рук-свидетельство чрезвычайной трудности науко-приматологических исследований, -- тем решительнее мы прямо с утречка -- чтоб уж не жалеть об этом весь день -- последуем вчерашним советам уже не раз профигурировавшего у нас, хотя и больше пока по касательной (в частности, как кооператор), академика Дмитрия Васильевича Ширкова -- советам записывать.
Тем более, что советы эти мощно срезонировали с нашей давешней записью про экспликацию очевидностей.
Можно даже сказать, что весь наш проект -- одно сплошное следование советам Дмитрия Васильевича. Что не может не радовать.
Совет же Дмитрия Васильевича последовал за анекдотом Пугалка про встречу в незапамятные времена в каком-то лифте с тремя трижды героями социалистического труда -- Зельдовичем, Сахаровым и Харитоном.
Приматологии Науки пищу даёт и трижды-геройство, причём сразу в двух направлениях, но мы их и так планируем затронуть, направления эти архиважные ( восторг в отношении доминантов и случайную компоненту в оценивании партиципантов науки), поэтому уклоняться не будем от нашего собственного воспоминания про Якова Борисовича Зельдовича.
***
Пара технических фиксаций.
Обмен между Дмитрием Васильевичем и Валерием Анатольевичем имел место вчера вечером в ресторане Кадриль с омаром на симпосии группы коллег в честь свеженаграждённого, получившего свою медаль вчера же, на Общем собрании РАН.
Мы, кстати, предлагали спонсировать ужином какого-нибудь голодного аспиранта -- в духе старинной традиции московских профессоров, -- чтобы он тоже что-нибудь поимел в своей памяти для записывания в прекрасном далёком. Но они все заробели -- в чём есть некая справедливость, ибо еда подавалась "дегустационными" порциями. Для матёрых приматологов, упорно следящих за весом, в самый раз, -- но для более молодых партисипантов науки закусь явно неадекватная.
Что вылилось на нас дважды -- сначала шампанским, потом водой -- из бокалов, опрокинутых соседом в цвете лет, прыгавшим на стуле от наступившей общенаучной горячности. Он сидел от нас слева и обладал особенным, по всей видимости, зашитым в генах жестом всплескивания рук при подпрыгивании на стуле (ср. о репертуаре действий в пункте 2 записи о ступенях эволюции приматической машинки интеллекта).
Тем временем сам Дмитрий Васильевич тихой сапой прошёл у нас за спиной к отдельному столику, где стояли напитки покрепче, чем те сухие вина, что непрерывно подливал симпосиастам во вполне нормальные, отнюдь не дегустационные бокалы официант, и обеспечился коньячком (судя по характерно-армянской плоско-круглой бутылке).
Для Приматологии это важно, так как Николай Николаевич, который НН, патрон и благодетель Дмитрия Васильевича, тоже как-то стойко ассоциируется по анекдотикам с коньячком.
Это к тому, что зеркальные нейроны не дремлют, особенно вблизи позиций большой силы (см. о зеркалении).
На всякий случай зафиксируем ещё, что походка "тихой сапой" Дмитрия Васильевича мало изменилась с тех пор, как он прохаживал между рядами столов при чтении спецкурса по квантовой теории поля, который мы отпосещали в том наивном возрасте, когда ещё невозможно поверить, что действительный член Академии Наук СССР может быть научным чмом. Тогда, впрочем, Дмитрий Васильевич был ещё, кажется, членкором.
***
Зафиксируем также и тост, предложеный нашим эластичным Витей в честь своего патрона -- Обезъянка (об их совместном историческом исследовании открытия цветных кварков мы рассказывали).
Что характерно, предложено было пить стоя -- этакая дрессировка масс -- но лично мы, разумеется, не встали -- а выпили чуть позже и отдельно, ни с кем не чокаясь, за осиновый кол.
***
Ну, и, наконец, обещанное воспоминание про Якова Борисовича. К декорированности которого надо относиться прежде всего, конечно, приматологически.
Кое-какие несомненные трофеи Науки за Яковом Борисовичем числятся, но в условиях действия неумолимого ВТОРОГО НАЧАЛА тут следует проявлять крайнюю осторожность, сопротивляясь заражению мозга восторгом толпы, имеющим природу приматического резонанса.
(Восторг толпы как приматический резонанс -- какая сконденсировалась хорошенькая темка для Высшей Приматологии.
Upd 2014-06-13: тыц)
***
Время -- 1980-е гг., когда Пугалко ещё не был академиком, но уже был (если не изменяет память) зам. директора этого института (он стал им в 32 года, то есть в 1987 г.). Был ли он уже членкором -- память не сохранила.
Место -- старый маленький конференц-зал на московской территории этого института (куда мы ещё направлялись утречком, когда наблюдали собак).
Действие -- какая-то типа академическая "сессия", когда ритуально читаются какие-то доклады.
Присутствовали академические грибы, по крайней мере там был Яков Борисович.
Вход в зал с улицы -- в середине стены сбоку.
Как войдёшь, вперёд от входа тянутся ряды стульев, обращённые влево, к чёрной доске.
Любя кислород, Наблюдатель заранее выбрал место на втором или третьем стуле от двери.
Заседание было длинное, маленький зал полон, и в перерыве мы поспешили на улицу.
И вот, входя после перерыва обратно в зал, Наблюдатель обнаруживает перед собой такую мизансцену:
Прямо за нашим местом сидит Яков Борисович. Сидит, наклонившись вперёд и сложив ручки на спинке нашего стула и даже, помнится, приклонив на них голову.
Рядом с Яковом Борисовичем, отчасти загораживая его, развернувшись всем фрунтом к нему и, таким образом, спиною к нам, сидит Валерий Анатольевич.
Яков Борисович что-то говорит, а по спине Валерия Анатольевича видно, что он не просто слушает, а всеми фибрами внимает [Upd 2015-10-22: поза внимания (приматол.)].
Но Наблюдателю-то что делать? Зал полон, пересесть всё равно некуда, заседание возобновляется.
Идём на своё место и осторожно присаживаемся на край стула, слегка наклонившись вперёд, давая своим появлением деликатный намёк Якову Борисовичу.
Выждав подобающую, помнится, приличную паузу, медленно выпрямляемся, чтобы сесть нормально.
Вдруг!
В левый бок нам решительно втыкается что-то твёрдое, не давая выпрямить спину до конца.
От неожиданности оборачиваемся -- и видим, что Яков Борисович даже не пошевелился, его ручки по-прежнему на спинке нашего стула, и не заметно, чтобы он их собирался убирать. Оно и понятно -- альфе можно всё.
А в бок нам упёрся левый локоть гибкого Валерия Анатольевича, и взгляд у него строгий такой.
Много бы дала Приматология Науки за фото этой сцены со стороны двери, со спины Валерия Анатольевича.
***
Учись, молодёжь!
А в целом следует признать, что приматические иерархические структуры, паразитирующие на Науке, как внешние, так и внутренние, подлежат уничтожению.