«Инстинкт продолжения рода», чайльдфри, и другие сюжеты
Друзья спросили меня про т.н. «инстинкт продолжения рода»:
«Вот объединили желание родить и нянчить ребёнка в один флакон и назвали это все инстинктом продолжения рода (далее ИПР). А сегодня в обществе все более встречаются те, у кого с "нянчить" как то не очень.
Может быть "нянчить" это все таки не элемент инстинкта??
Не становятся ли многие матерями только под давлением социума?? Так положено?? Как замуж выйти?? Т.е. "отчитаться" перед обществом, а в глубине души женщина эта чистой воды Чайлдфри??
Почему женщина с репродуктивными проблемами (бесплодие) испытывает душевные муки от невозможности реализовать свою функцию (родить)?? Инстинкты обостряются?? Или что??
Почему же женщины оставляют детей в детдомах? А как же материнский инстинкт, с точки зрения привязанности к ребенку (по Боулби или как?)?? Можно ли провести параллели с кукушками?? (я не сильна в поведении животных, но этот пример сам пришел на память)».
И разрешили вывесить ответ в ЖЖ, ввиду его общеинтересного характера
________________
Попробую начать более обще - ответить на вопрос, откуда в человеческом обществе берётся нужная привязанность к нужным объектам в нужной ситуации, и затем уже перейти к частностям про любовь к детям и/или супругам (то, что обозначено ИПР). Это же рассуждение подходит для объяснения, откуда берутся враждебность и отторжение к тем объектам которые классифицируются как "враги", и к ситуациям, определяемым как "плохие".
Я полагаю, что не из биологических влечений, поскольку у людей все они опосредованы знаками культуры. Мы не готовы утолять голод сырым мясом, а должны его сварить, а некоторые и съесть за столом с чистой скатертью с помощью вилки и ножа, то есть ритуал правильного приготовления и поедания нам важней утоления голода. В этом плане все мы "символические животные" (термин Эрнста Кассирера) - и не только мы, но и обезьяны, почти все млекопитающие и многие птицы.
И не из "инстинктов". Не только у людей, но даже у низших обезьян, инстинкты в том плане, в каком их понимают этологи у низших позвоночных, у рыб, рептилий и птиц, целиком и полностью разрушены. Ведь "инстинктивность" адекватной реакции на нужный объект (корм, партнёра, хищника и пр.) видна в первую очередь в том, что соответствующее поведение в полной мере развивается в опытах с полной изоляцией животных от всех мыслимых социальных влияний (Каспар-Хаузер эксперимент). Выращенная так цихлида или оса-аммофила в полной мере демонстрирует поведенческие стереотипы, необходимые для ухаживания, угрозы, бегства от хищника, а вот обезьяны (вообще млекопитающие, большая часть птиц) - нет.
Да, их стереотипы, используемые в реакциях ухаживания, угрозы, умиротворения, предупреждения об опасности, социальной поддержки других особей в группе внешне выглядят не менее «стереотипными», «шаблонно исполняемые» и «видоспецифическими», а также "автоматичными" и "точными". Но все они вне специфической социальной среды и без соответствующих взаимодействий с другими особями в некий чувствительный период не развиваются вообще или развиваются крайне неестественно и дефектно.
То есть, хотя агрессивное отношение к «врагу» и сексуальное привлечение к «самке» у обезьян присутствует в полной мере (оно врождённое также, как у других животных), какой именно объект является самкой или врагом, когда надо чувствовать именно это, определяется социальной средой. Среда же детерминирует, какие именно стереотипные действия следует произвести, чтобы взаимодействие с объектом было действенным, социально одобряемым и адекватным. Так что соответствующие человечьи или обезьяньи качества - способность доминировать, подчиняться, способность быть матерью или супругом вырабатываются только в процессе развития индивидуальности в адекватной социальной среде, также как чувства, соответствующие всем этим качествам.
Начиная с известных опытов Харлоу с проволочной и меховой "матерью", анализ сообществ приматов показывает, что именно социальная среда "оттискивает" в поведении особей свои правила и стереотипные формы действия в типических ситуациях и тем самым не только структурирует поведение взрослеющей особи, придаёт ему форму и направление, но и во многом детерминирует черты его личности, определяет будущее и социальный ранг. Вот тут я писал, как работает социальная наследственность, вырабатывающая в нас эти качества и эти чувства (или не вырабатывающая в случаях ошибок и сбоев, см. ниже про чайльдфри). Если всё вышесказанное про "распад инстинктов" и замену врождённых форм поведения, вырастающими в специфической социальной среде, как кристалл вырастает из пересыщенного раствора, верно для обезьян, то тем более оно верно для людей, у которых тенденция социальной обусловленности стереотипного поведения, замены социальной наследственностью генетической.
Собственно в филогенетическом ряду позвоночных мы видим постепенное ослабление роли генетической наследственности при неуклонном усилении роли наследственности сигнальной социальной детерминацией, в возникновении тех форм поведения, которые с точки зрения внешнего наблюдателя определяются как "инстинкты". Потому что видоспецифичны, шаблонны, сугубо стереотипны и в момент исполнения (но не в процессе созревания) не корректируются прошлым опытом и средой.
Вот хороший пример, что культурно обусловленные стереотипы поведения сильнее чисто биологических влечений, вроде чувства голода. Эрнесто Че Гевара вспоминал: в созданном обстоятельствами партизанском отряде горожане были готовы ради облегчения веса бросить продукты, но таскали с собой туалетные принадлежности, крестьяне так не поступали никогда (Лаврецкий, 1972). То есть бОльшая устойчивость «городской цивилизации» обеспечивает в сознании индивидов прочный приоритет вещей, необходимых для ролевых отношений и символической коммуникации (=полезными всему обществу), над витальными потребностями каждого отдельного индивида. Поэтому если мы говорим о природе индивидуальных качеств и индивидуальных желаний, главной и первой причиной, которую надо рассматривать, будет социальная роль особи и социальная регуляция, направленная на то, чтобы поведение всех индивидов данного класса максимально соответствовало роли, несмотря на все естественные различия между индивидами. В том числе и по исходному положению, возможностям и пр.
Теперь перейдём к ролям, которым должны соответствовать особи, и к социальным механизмам, обеспечивающим чтобы наше поведение и чувства точно соответствовали роли (вопросы про ИПР как раз об этом). В поведении человека и высших приматов первичны социальные отношения и социальные ситуации, в которые индивидов ставит система, и которые индивиды вынуждены разрешать запуская нужный поведенческий стереотип в нужной социальной ситуации. Собственно, общество не требует от человека ничего большего, как реализацию стереотипных программ поведения в стереотипных ситуациях социального взаимодействия, разнообразие которых может быть велико, но счётно и исчислимо (« социальная грамматика»). То же самое относится и к социальным взаимодействиям приматов, стереотипные формы поведения которых по способу образования и поддержания стереотипной формы вполне аналогичны нашим собственным.
Не большего и не меньшего: поскольку соответствующие ситуации надо точно распознавать, а соответствующие стереотипы исполнять быстро, шаблонно и точно, какие бы неудобства не доставляло тебе самому, а социальная жизнь текуча, континуальна, возможны разные интерпретации ситуаций, так что вероятность ошибки исходно достаточно высока. Естественный выход - оптимизировать систему взаимодействий, сделав все перечисленные процессы автоматическими, и те чувства, которые вкладываются внутрь нас, есть результат эффективной выработки этих «автоматизмов» работающей (жизнеспособной) социальной организацией. Если же они не работают, значит с социумом что-то не то - или он трансформируется во что-то новое, как хочется верить, происходит сейчас, или он просто разрушен и гибнет (как в Римской империи, где в обществе тоже доминировали отказ от деторождения, гомосексуализм и т.п. феномены).
То есть, конечно, поскольку люди да и высшие обезьяны - вполне разумные существа, у нас есть выбор - реагировать стереотипно и бездумно-автоматически, в режиме «социального бессознательного». Или «пропустить» проблемную ситуацию через себя, загрузить мышление, обдумать многоступенчатый план действий, то есть вести себя противоположно стереотипному реагированию. Это всё нужно и полезно для ситуаций необычных и новых; но на шаблонные, повторяющиеся ситуации, закономерно воспроизводимые снова и снова в (со)обществе с определённой организацией, лучше реагировать стереотипней - и меньшей затрат, и ниже стресс, и выше ожидаемый успех совершения действия.
То есть социальная жизнь требует от обезьян и людей во взаимодействиях других особей, непрерывно развёртывающихся перед ними как некое кино,
А) умения выделять типические ситуации - те, что поименованы в «социальной грамматике», Б) умения выделять те общезначимые стереотипы поведения, которые другие особи используют для разрешения соответствующей ситуации, и затем воспроизводить общезначимый стереотип по тому «идеальному образцу», который можно выделить путём наблюдения.
Для этого у всех приматов, начиная с макак и выше существуют специальные зеркальные системы в разных отделах мозга, которые активизируются при наблюдении за поведением других особей в проблемных ситуациях (у людей - гомологичные им зеркальные системы в зоне мозга человека, обозначаемой как поле 44 по Бродману, частично входящей в зону Брока, обеспечивающую речь).
Зеркальные нейроны обеспечивают фиксацию и имитацию действий другого, они картируют внешнюю информацию - типичные действия (а не просто движения) другого существа, не обязательно человека, но обязательно в типичной ситуации, то есть с относительно понятной системой координат, относительно интерпретируемым поведением, то есть с частично разделяемой обоими семиосферой ситуации.
Зеркальные нейроны активизируются в ответ на определённые "типичные действия" вне модальности стимула, независимо от того, видит субъект эти действия сам, сам их делает или только слышит о них. Очевидно, эти зеркальные нейроны имеют прямое отношение к возникновению языка, так как дают способ соединения когнитивной, семантической и фонологической форм, универсальный и для жестового, и для звукового языка.
Во-вторых, они позволяют связать в оперативной памяти субъекта коммуникации агенс (деятель), инструмент (воз)действия и патиенс (субъект) (воз)действия на уровне концепта, при этом дифференцировав их в плане выражения ("лингвистически").
Действительно, зеркальные системы даже у человека, а тем более у обезьян также отвечают как за сами хватательные движения, так и за наблюдения за ними. Благодаря таким специализированным нервным структурам уже на уровне обезьян существует и реализуется некий "словарь" типичных действий как таковых, независимо от совершения действия рукой, ногой, ртом и пр.
"Словарь" объектов, способных совершить эти действия, сопоставимые с концептами-примитивами (хватание, доставание, кусание и пр. ). Зеркальные системы реагируют именно на большую или меньшую устойчивость, регулярность и однозначность подобного соответствия в некотором сообществе с определённой структурой отношений и в эволюционном масштабе времени способны стать субстратом для преобразования действия в модель действия (или объекта внешнего мира, моделируемого через «уподобление»), а модель - в знак.
Активность зеркальных нейронов, составляющих эти системы, направлена на вычленение тех самых типичных действий в типичной ситуации, их стереотипизацию и шаблонизацию, с последующим воспроизведением слизанной программы поведения в нужной ситуации, когда в ней окажется само животное. Вычленение и воспроизведение «типа» осуществляется вне зависимости от того, чем именно обозначена ситуация - двигательной реакцией, ритуализированной демонстрацией, словом или экспрессивными восклицаниями.
Но воспроизведением не механическим, не точно так, как это делали животные-образцы подражания, а воспроизведением стереотипного действия по тому идеальному «образцу», который был усвоен в процессе подобного подражания. Отсюда слова о высокой способности обезьян (и детей) к «подражанию», которое в сфере поведение представляет собой выделение соответствующих идеальных образцов для последующих стереотипов, которые будут запущены при втором попадании в соответствующую ситуацию.
В сфере сознания, интеллекта это формирование концепта ситуации - определённой идеи, о том, как следует (не следует) действовать в определённой ситуации. В концепт входят и различительные признаки ситуации, позволяющие отделить её от близких ситуаций того же ряда, определить момент наступления и окончания ситуации, требующей решения и действия особи (например, в агрессивных столкновениях внутри группы или в поиске спрятанной пищи). Концепт основан на определённом знании - на информации о том, «что происходит и с кем» во «внешнем мире» субъекта. Он также включает «вывод» из этого знания в виде выбора специфической деятельности: какая из k возможных программ поведения должна быть запущена, чтобы изменить ситуацию в желаемую сторону.
Эта информация идеального характера с одной стороны обладает перемещаемостью, с другой - практической ценностью в соответствующей ситуации взаимодействия. Фактически концепт - это идея эффективного выбора поведения в проблемной ситуации, и плана деятельности, связанного с этой идеей, в силу этого неразрывно связанная с языком («язык интимно связан со способностью планировать», Миллер и др., 1965).
Все вышеперечисленное свойственно уже обезьянам и тем более людям, поэтому понятие концепта ситуации вместе со способностью выделять и интерпретировать концепты важно для проблемы происхождения человеческого языка. У людей всякое организованное общество предлагает дифференцированные роли и структурированные отношения, а следовательно лояльность и конформность поведения, которая предполагает, что в соответствующей ситуации ты будешь чувствовать и действовать примерно также как и большинство (и главное - реализовывать собственные чувства в примерно сходных поведенческих стереотипах, ведь чувства агрессии дружбы, вражды, сексуальности, любви к детям/родителям у всех людей внутренне примерно одинаково, но вот их выражение в стереотипах поведения варьирует от общества к обществу).
То есть если мы зададимся вопросом о том, откуда чувство привязанности матери к ребёнку, откуда берётся чувство страха и тоски у обоих когда разрывается эта связь (например, ребёнка кладут в больницу), то ответ должен быть прямо противоположен кажущейся очевидности - мол детерминация идёт от «врождённых влечений» или инстинктов к действию матери, ребёнка всех других участников ситуации. Нет, система детерминации обратная. Сначала существует социальная среда с её структурой и дифференцированными ролями, она в процессе развития нашей личности «впечатывает» в нас и понимание ситуаций взаимодействия, в которых оказываешься ты или другие, умение выделять из внешних впечатлению идею - концепт ситуации (что происходит и как надо действовать?). Дальше возникает умение запускать для разрешение ситуации соответствующий ей поведенческий стереотип и только потом - соответствующее ему чувство, в данном случае ИПР, чтобы сделать реализацию общественно-ценных стереотипов независимых от действия внешних факторов, в том числе обусловивших их появление.
Красивым подтверждением этого является моторная теория эмоций (facial feedback theory), показывающая что определённое выражение лица (сердитое, гневное или смешливое) детерминирует соответствующие чувства внутри, а совсем не наоборот. То есть поведение предшествует состоянию даже в случае актов невербального поведения человека: определённая картина напряжения мимических мышц, даже вызванная искусственно, заставляет человека автоматически испытывать соответствующую эмоцию.
В экспериментах П.Экмана смоделировано появление внутреннего ощущения определённой эмоции как производных контролируемых мимических движений (совершенных испытуемыми по инструкции экспериментатора).
Испытуемых просили шаг за шагом воспроизводить конкретные мимические выражения - радость, скорбь или злость, последовательно объясняя, как и какую мышцу лица напрягать в данный момент. При появлении соответствующего выражения на лице испытуемого он вскоре сообщал экспериментатору, что его внутреннее состояние точно соответствует «заданной» мимике. При воспроизведении негативных эмоций у всех испытуемых спонтанно появлялись соответствующие вегетативные реакции - растут частота сердцебиения и кожная чувствительность, при гневе повышается температура пальцев и пр. Аналогичный результат получен и для представителей внеевропейских культур. Более того, сознательно смоделированные мимические демонстрации не только вызывают бессознательные изменения автономной нервной активности, но и происходит активация участков коры головного мозга, «соответствующих» данной эмоции (Ekman, Friesen, 1983; Ekman, Keltner, 1997).
Напротив, физическая невозможность совершить определённую демонстрацию исключает возникновение соответствующей эмоции. Если человека зарыть по горло в песок и затем рассказать очень смешную историю, ему не будет смешно из-за невозможности в стеснённом состоянии совершить соответствующие движения хохота. Это верно и для животных - мотивационное состояние индивида вторично по отношению к реализованному поведению, успеху/неуспеху этой реализации, а не наоборот.
В той мере в какой мы выбрали шаблонное стереотипное реагирование на ситуацию, а не самостоятельное суждение и действие, все эти последовательные этапы развёртывания поведения происходят помимо нашего сознания и контроля. Поэтому я их называю социальным бессознательным, в пару настоящему бессознательному Фрейда (вытесненные влечения индивида - к слову, вытесненные также под давлением общества, т.е. табуированные а не врождённые). И любовь и привязанность к детям безусловно относятся к чувствам, которые в нас «впечатывает» общество в процессе личностного развития - также как любовь к другу, подчинение командиру (чувство субординации), специфическую нежность к половому партнёру и ненависть ко врагу (кто все эти объекты и как с ними следует обращаться, конституирует общество - но мы это уже обсуждали выше).
То есть, как возникает шаблонное поведение, мы обсудили. Но поведение всегда сопровождается чувствами, выбор рождение детей предполагает чувство желанности ребёнка, поведение ухода за ним формирует чувство привязанности (для этого его надо дать матери как можно раньше, а маленькие девочки должны наиграться как следует в дочки-матери). Если мы рассматриваем поведенческий акт изолированное, то чувства, эмоции кажутся первичными относительно поведения: захотел и сделал, возненавидел - ударил. Но если рассмотреть сопряжённое возникновение стереотипных форм поведения и соответствующих им чувств (эмоций) в процессе развития, мы увидим первичность поведения и вторичность чувства, эмоции.
То есть если общество побуждает нас долгое время воспроизводить специфические стереотипы поведения в специфической ситуации взаимодействия, то обязательно возникает чувство, которое должно этот запуск закрепить, сделать максимально устойчивым и автоматическим, зависящим уже от внутренних, а не внешних причин. Сие - частный случай той автономизации от среды, о которой много писал И.И.Шмальгаузен. Для этого у детей служит игра: создавая в игре ложные точки идентификации, человек с одной стороны культивирует собственное «я», понимает кто он есть в ворохе разных социальных ситуаций, через которые по жизни ему приходится проходить, с другой - он культивирует в себе чувства, соответствующие специфическим ситуациям, учится не терять себя несмотря на противоположность эмоций, соответствующих, скажем, ситуациям вражды, дружбы, любви, примирения и пр.
То есть, условно говоря, приходит понимание «естественности» иметь семью и детей, затем проигрывание связанных с этим стереотипов и только затем - любовь к детям, желание заботится о них и т.п. хорошие чувства. От общего к частному, от социального к психическому, а совсем не наоборот.
А чтобы нужные чувства легче возникали в нужных ситуациях, в нас "встроены" врождённые реакции на некие стимулы, позволяющие легче выработать социально необходимые стереотипны, создающие привязанность к ребёнку, супругу, или наоборот, отторжение и ненависть к тому что классифицируется как "враг, плохой". Например, на человека действует т.н. baby schеmа, когда именно те специфические пропорции, которыми человеческие дети отличаются от взрослых, вызывают умиление, желание защитить и приласкать.
"Бэби схема" настолько действенна, что активно используется в рекламе. Кстати, вместе с другой "схемой" - схемой привлекательной женщины (полудевочки с детским лицом, но вполне развитыми и даже подчёркнутыми "женскими формами"). Она лучше всего создаёт привязанность у мужчины, поскольку имплицитно сочетает в себе оба качества, необходимые для появления устойчивой привязанности к женщине как к спутнице жизни - сексуальная привлекательность в сочетании с необходимостью заботиться и защищать. Подсознательно мужчины тянутся именно к таким, и лишь недавно культивирование секса как формы потребительского отношения партнёров друг к другу стала пересиливать - или у некоторых лиц заменять эти естественные привязанности.
Со словом "врождённый", "естественный" следует быть осторожнее (см. начало). Это следствие не биологии или генетики человека как зоологического вида, а его специфической социальной организации, предполагающей совершение типичных действий в типичных обстоятельствах взаимодействия особей друг с другом (а их немного). Соответственно, женщина с репродуктивными проблемами хочет иметь ребёнка и мучается от невозможности его иметь именно потому, что общество ставит её в ситуацию, а она ей не соответствует, не может выполнить того, необходимость чего чувствует сама (поскольку соответствующее чувство было «вложено» ещё в процессе личностного развития).
Но то, что «вложено», может быть и подавлено. Так как страх быть убитым на войне подавляется спокойной сообразительностью («Глаза боятся а руки делают») в сочетании с чувством патриотизма, ненависти к врагу, заставляющей «делать» именно это. Соответственно, желание иметь детей эффективно подавляется страхом перед обществом, возлагающим на женщину ответственность за изнасилование или нежелательную беременность, за рождение вне брака. Это одна из главных причин абортов и оставления детей в детдоме (то и другое, как правило, делается с мукой, а эмоциональная отупелось, безразличие возникает там и тогда, где соответствующий страх - и желание «соответствовать» вдолблен настолько прочно, что вошёл в привычку и стал первой натурой, оттеснив материнство на задний план). Отсюда необходимость освобождения женщины и борьбы с патриархальной культурой сексуальных, брачно-семейных отношений, которая для мужчины токсична не менее, чем для женщины. Вот это интересно обсуждается здесь.
Дело в том, что заметь, всё сказанное мной про социальные корни привязанности к детям в равной мере относится и к женщинам, и к мужчинам, хотя «биологическая» связь женщины с ребёнком несопоставимо теснее. Действительно, встречаются такие же заботливые отцы, также желающие детей / радующиеся им / смертельно тоскующие в разлуке с ребёнком. К сожалению, их редко бывает много, они редко делают погоду в обществе, поскольку по другому стереотипу ребёнок до определённого возраста воспринимается как некий придаток к женщине, женщины в большинстве обществ дискриминируются, а человеческие чувства к угнетённым и дискриминируемым везде наказываются. К слову у обезьян не так: самцы стремятся играть с чужими детёнышами, крутость самца определяется в первую очередь количеством самок, позволяющих ему играть с собственными детьми, и только потом - доступностью разных самок как таковой.
И лишь недавно самым замечательным следствием революции в отношении полов, начавшейся в 60-е годы (у нас в СССР - в 20-е годы, но задавленной сталинизмом), стало появление отцов, заботящихся о детях наравне с матерью, восприятие отцовской заботы как нормы. Но это отдельная тема.
Теперь про чайльдфри. Последние не просто не хотят иметь детей (мало кто не хочет / не может, но делает это тихо, или собственная бездетность сопровождается няньченьем детей родственников или соседей). Чайльдфри же пропагандируют своё поведение в качестве образца, связанного с преуспеянием, богатой жизнью высоким рангом и пр. Поэтому они являются зеркальным отражением другой асоциальной тенденции в сексуально-репродуктивной сфере - пикаперства, «снимания» женщин с принципиальным отказом от постоянных связей и долговременных отношений.
Мне кажется, это связано с подавлением ИПР не страхом, а противоположным чувством господства. Человек чувствует себя выше и лучше окружающих, и когда культивирование своего эго возводится в принцип, труд, связанный с заботой о ком-то начинает восприниматься «уделом быдла», «плодящего нищету». Поэтому многие успешные женщины или делаются полными чайльдфри, или сами не хотят няньчить своих детей, хотя рационализируют это по-разному. Для женщин, «сделавших себя сами», выбившейся из низов, соответствующие убеждения подпитываются мужской схемой восприятия жены как собственности, культивируемой традиционным обществом. Соответственно, непроизвольно от этого хочется уйти, и когда уходишь вместе с ростом доходов и статуса, то у тех, у кого хватательные и пихательные рефлексы доминируют над способностью суждения (именно такие преобладают среди чайльдфри) то дети воспринимаются как естественный компонент «бедности и нищеты», угнетающей женщину.
Современное капиталистическое общество же не зря сохраняет внизу социальной пирамиды ценности традиционного брака и традиционной семьи - из полицейских соображений, как царский режим некогда сохранял общину из соображений круговой поруки, хот я экономическое развитие страны требовало её разрушение. Наличие жены и детей, которых надо кормить и о которых заботиться, превращает трудящегося в заложника капиталиста, а чувства к ним - а амбивалентную смесь любви-ненависти. Поэтому, чуть разботатев, хочется от этого уйти, а если разбогатение отняло все силы ума и души, это хотение возводится в принцип. Отсюда чайльдфри и их мягкая форма - бизнес-леди, предпочитающие чтобы домашняя прислуга их детей сперва нянчила, а потом воспитывала.
И как для любви/привязанности к детям есть свой безусловный рефлекс, на основе которого развивается бэби-схема, в случае чайльдфри тоже есть специфическая биологическая основа, из которой развивается соответствующее поведение. Но именно в силу того, что нынешнее потребительское обществе культивирует преимущество заботы о себе по сравнению с заботой о другом (в биологии этому соответствует примат соматического роста и откладывание размножения на потом, вплоть до полной утраты). Проекция этого в социальную сферу естественным образом порождает чайльдфри с их специфическим утверждением своего образа жизни как «лучшего» (но это пока гипотеза).