«
Красная звезда», СССР.
«
Известия», СССР.
«
Правда», СССР.
«
Time», США.
«
The Times», Великобритания.
«
The New York Times», США.
ТРОЕ
Последний кончился огарок,
И по невидимой черте
Три красных точки трех цыгарок
Безмолвно бродят в темноте.
О чем наш разговор солдатский?
О том, что нынче Новый год,
А света нет, и холод адский,
И снег, как каторжный, метет.
Один сказал: - Моя сегодня
Полы помоет, как при мне.
Потом детей, чтоб быть свободней,
Уложит. Сядет в тишине;
Ей сорок лет, - мы с ней погодки.
Всплакнет ли, просто ли вздохнет,
Но уж наверно рюмкой водки
Меня по-русски помянет...
Второй сказал: - Уж год с лихвою
С моей война нас развела.
Я, с молодой простясь женою,
Взял клятву, чтоб верна была.
Я клятве верю. Коль не верить,
Как проживешь в таком аду?
Наверно, всё глядит на двери,
Все ждет сегодня - вдруг приду...
А третий лишь вздохнул устало:
Он думал о своей - о той,
Что с лета прошлого молчала
За черной фронтовой чертой...
И двое с ним заговорили,
Чтоб не грустил он, про войну,
Куда их жены отпустили,
Чтобы спасти его жену.
Константин Симонов.
«Красная звезда», 4 июля 1943 года.
* * *
Танк на выставке
Вот этот гусеничный зверь,
В заводских выкормленный безднах,
Безвредно замерший теперь
На позвонках своих железных.
Он, у кого в железном лбу,
На морде, шириною в сажень,
Есть след, куда в его судьбу,
Как волчья дробь, снаряд наш всажен.
Он волчьим чучелом стоит,
Наш беспощадный враг вчерашний,
И мальчик на него глядит
И трогает рукою башню.
Ему четыре или три,
Не знает он, к броне склоненный,
Того, что этот зверь, внутри
Тремя зверями населенный,
На перекрестке двух дорог
Его отца примял пятою,
Быть сиротой его обрек
И мать его назвал вдовою.
Не знает мальчик ничего;
Он перед танком, хмуря брови,
По-детски трогает его,
Не видя капель отчей крови.
Но мы давно не дети. Нам
Известна, истина простая:
Здесь чучело молчит, - но там
Еще завоет волчья стая.
И мы еще вперед пойдем
Их вою дальнему навстречу,
И волчий голос оборвем
Своих орудий русской речью.
Константин Симонов.
«Красная звезда», 24 июня 1943 года
* * *
ЛЕНИНГРАД
1.
Плывут над заливом балтийские тучи,
И плещутся волны в холодный гранит.
В морских непогодах, в метелях летучих
Он гордый покой свой в столетьях хранит.
Гордо воздвигнут рукой непреклонной,
Бессмертною храбростью русских солдат.
Пробитые пулями в битвах знамена
Нигде, никогда не склонял Ленинград.
2.
Крылами побед осеняла Полтава
Ряды поднимавшихся ввысь колоннад.
Здесь русская доблесть и русская слава
Над невским гранитом, обнявшись, стоят.
В грозном молчаньи стоят бастионы,
Багряные стяги победно горят.
Пробитые пулями в битвах знамена
Нигде, никогда не склонял Ленинград.
3.
В осенние бури и белые ночи
Стоишь ты, гордясь красотою своей.
Мы славим твоих моряков и рабочих,
Бессмертных и сильных твоих сыновей.
Слава тебе, Ленинград, закаленный
В пыланьи сражений, в огне баррикад.
Пробитые пулями в битвах знамена
Нигде, никогда не склонял Ленинград.
Константин Симонов.
«Красная звезда», 18 апреля 1943 года.
* * *
Убей его!
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты в люльке качаясь плыл,
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы,
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжанием пчел,
И под липой, сто лет назад,
В землю вкопанный дедом стол,
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме немец топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал...
Click to view
Если мать тебе дорога.
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уж нет молока.
Только можно щекой прильнуть,
Если вынести нету сил.
Чтобы немец, ее застав,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав,
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Немцу мыли его белье
И стелили ему постель...
Если ты отца не забыл.
Что качал тебя на руках.
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу,
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевертывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Немец взял и на пол сорвал,
И у матери на глазах
На лицо ему наступал...
Если жаль тебе, чтоб старик,
Старый школьный учитель твой,
Перед школой в петле поник
Гордой старческой головой,
Чтоб за все, что он воспитал
И в друзьях твоих и в тебе,
Немец руки ему сломал
И повесил бы на столбе...
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел, так ее любил.
Чтобы немцы ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем
Обнаженную на полу.
Чтоб досталось трем этим псам,
В стонах, в ненависти, в крови,
Все, что свято берег ты сам.
Всею силой мужской любви...
Если ты не хочешь отдать
Немцу, с черным его ружьем,
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что Родиной мы зовем,
Знай - никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь.
Знай - никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил.
То молчи о своей любви -
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей Родиной не зови.
Если немца убил твой брат,
Если немца убил сосед -
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят,
Если немца убил твой брат -
Это он, а не ты, солдат.
Так убей же немца, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон -
А в его - по мертвом стоял.
Так хотел он, его вина -
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его - пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать.
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
Константин Симонов.
«Красная звезда», 18 июля 1942 года.
* * *
РОДИНА
Касаясь трех великих океанов,
Она лежит, раскинув города,
Вся в черных обручах меридианов,
Непобедима, широка, горда.
Но в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке
И в краткий миг припомнить разом надо
Все, что у нас осталось вдалеке, -
Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты из’ездил и узнал,
Ты вспоминаешь родину такую,
Какой ее ты в детстве увидал.
Кусок земли, припавший к трем березам,
Далекую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом,
Песчаный берег с низким ивняком.
Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь, до смерти мы нашли
Ту горсть земли, которая годится,
Чтоб видеть в ней приметы всей земли.
Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Итти на смерть... Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.
Константин Симонов.
«Московский большевик», 4 июня 1942 года*
* * *
СМЕРТЬ ДРУГА
Памяти Евгения Петрова
Неправда, друг не умирает,
Лишь рядом быть перестает.
Он хлеб с тобой не разделяет,
Из фляги из твоей не пьет,
В землянке занесен метелью,
Застольной не поет с тобой,
И рядом под одной шинелью
Не спит у печки жестяной.
Но все, что между вами было,
Все, что за вами следом шло,
С его останками в могилу
Улечься рядом не смогло.
Наследник гнева и презренья
С тех пор, как друга потерял.
Двойного слуха ты и зренья
Пожизненным владельцем стал.
Любовь мы завещаем женам,
Воспоминанья - сыновьям.
Но по полям войны сожженным
Итти завещано друзьям.
Никто еще не знает средства
От неожиданных смертей,
Все тяжелее груз наследства,
Все уже круг твоих друзей.
Неси ж их груз, в боях кочуя,
Не оставляя ничего.
С ним вместе под огнем ночуя,
Неси его, неси его!
Когда же ты нести не сможешь,
То знай, что, голову сложив.
Его ты только переложишь
На плечи тех, кто будет жив.
И кто-то, кто тебя не видел,
Из третьих рук твой груз возьмет,
За мертвых мстя и ненавидя,
Его к победе донесет.
Константин Симонов.
«Красная звезда», 16 июля 1942 года.
* * *
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ
А Т А К А.
Когда ты по свистку, по знаку,
Встав на растоптанном снегу,
Был должен броситься в атаку,
Винтовку вскинув на бегу,
Какой уютной показалась
Тебе холодная земля.
Как все на ней запоминалось:
Промерзший стебель ковыля,
Едва заметные пригорки,
Разрывов дымные следы,
Щепоть рассыпанной махорки
И льдинки пролитой воды.
Казалось, чтобы оторваться,
Рук мало - надо два крыла.
Казалось, если лечь, остаться -
Земля бы крепостью была.
Пусть снег метет, пусть ветер гонит,
Пускай, лежать здесь много дней!
Земля! - На ней никто не тронет!
Лишь крепче прижимайся к ней.
Да этим мыслям, ты им верил
Секунду с четвертью, пока
Ты сам длину им не отмерил
Длиною ротного свистка.
Когда осекся звук короткий,
Ты в тот неуловимый миг
Уже тяжелою походкой
Бежал по снегу напрямик.
Осталась только сила ветра
И грузный шаг по целине,
И те последних тридцать метров,
Где жизнь со смертью наравне.
Но до немецкого окопа
Тебя довел и в этот раз
Твой штык, которому Европа
Давно завидует у нас.
П Е Х О Т И Н Е Ц .
Уже темнеет. Наступленье,
Гремя, прошло свой путь дневной.
И в, нами занятом, селеньи
Снег смешан с кровью и золой.
У журавля, где, как гостинец,
Нам всем студеная вода,
Ты сел, усталый пехотинец,
И все глядишь назад, туда,
Где в полверсте от крайней хаты
Мы, оторвавшись от земли,
Под орудийные раскаты,
Уже не прячась, в рост пошли.
И ты уверен в эту пору,
Что раз такие полверсты
Ты смог пройти, то значит скоро
Пройти всю землею сможешь ты.
Константин Симонов. КРЫМ. Март.
«Красная звезда», 11 марта 1942 года.
* * *
Письмо другу
Ты помнишь,
Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав от дождя их к увядшей груди.
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: господь вас спаси!
И снова себя называли солдатками.
Как встарь повелось на Великой Руси.
Слезами измеренный больше чем верстами
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась.
Ты знаешь, наверное, все-таки родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовым,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть, одетый старик.
Ну, что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
- Мы вас подождем! - говорили нам пажити,
- Мы вас подождем! - говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
По русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют,
Но трижды считая, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За русскую землю, где я родился.
За то, что сражаться на ней мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
Константин Симонов. ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ
«Красная звезда», 3 февраля 1942 года.
* * *
Жди меня
Жди меня, и я вернусь,
Только очень жди.
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди, и с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям на зло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: повезло.
Не понять не ждавшим, им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, -
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Константин Симонов.
«Правда», 14 января 1942 года*
* * *
Мы возвращаемся!
1. ТОВАРИЩ.
Вслед за врагом пять дней за пядью пядь
Мы по пятам на Запад шли опять.
На пятый день под яростным огнем
Упал товарищ, к Западу лицом.
Как шел вперед, как умер на бегу,
Так и упал, и замер на снегу.
Так широко он руки разбросал.
Как будто разом всю страну обнял.
Казалось, он, отдавший жизнь в бою,
И мертвый землю не отдаст свою.
Мать будет плакать много горьких дней,
Победа сына не воротит ей.
Но сыну было, пусть узнает мать, -
Лицом на Запад легче умирать.
2. ДОРОГА.
Дорога стала не такой.
Какой видал ее в июле,
Как будто сильною рукой
Мы вспять ее перевернули.
Попрежнему багров закат
И черны уголья пожарищ,
Попрежнему пожары хат
Нам освещают путь, товарищ.
Еще все так же путь жесток.
Но беженцы уже не плачут,
На Запад, а не на Восток
Возы со скарбом их маячат.
Мы им в тылу, среди невзгод,
Уже пристанища не ищем,
Они идут вперед, вперед,
Вперед, к родимым пепелищам.
У них в ногах клубится прах
Испепеленного селенья,
Но вместо слез горит в глазах
Одна сухая горечь мщенья.
Крестьянами окружены,
Два немца пойманы у дома,
В дрожащих пальцах зажжены
Колючие пучки соломы.
Их молча ставят у плетня.
За кровь, пожарища и раны
Им платят вспышками огня
Из партизанского нагана.
Они лежат в чужом снегу
С машиной, брошенною рядом.
И женщины в лицо врагу
Плюют, окинув гневным взглядом.
Но бой еще зовет, зовет.
Еще пройти осталось много.
И армия идет вперед
По пламенеющим дорогам.
Идет по скользким глыбам льда,
Сквозь снег, сквозь гари черный запах.
Но не устанет никогда
Тот, кто вперед пошел на Запад!
3. ВОСПОМИНАНИЕ.
Сейчас, когда по выжженным селеньям
Опять на Запад армия пошла,
Я вижу вновь июньские сраженья,
Еще не отомщенные дела:
Майор привез мальчишку на лафете,
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете,
Ему зачтутся эти десять дней.
Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.
Майор был ранен и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку
Седой мальчишка на лафете спал.
Мы шли ему навстречу из России,
Проснувшись, он махал войскам рукой...
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был, и мне пора домой...
Ты это горе знаешь понаслышке!
А нам оно оборвало сердца -
Кто раз увидел этого мальчишку
Домой притти не сможет до конца.
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
За все, чем мы с тобою дорожили.
Призвал нас к бою воинский закон.
Мой дом теперь не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
За тридевять земель, в горах Урала,
Твой мальчик спит. Испытанный судьбой,
Я верил - мы во что бы то ни стало
В конце концов увидимся с тобой.
Но если нет - когда придется свято
Ему, как мне, итти в такие дни,
Вслед за отцом, по праву, как солдату,
Прощаясь с ним, меня ты помяни.
Константин Симонов. ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.
«Красная звезда», 20 декабря 1941 года.
* * *
Суровая годовщина
Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?
Ты должен слышать нас, - мы это знаем.
Не мать, не сына в этот грозный час
Тебя мы самым первым вспоминаем.
Еще такой суровой годовщины
Никто из нас не знал за жизнь свою,
Но сердце настоящего мужчины
Лишь крепче закаляется в бою.
В дни празднеств проходя перед тобою,
Не думая о горестях войны,
Все те, кто праздник свой привык с тобою
В былые дни встречать у стен Кремля,
Встречают этот день на поле боя.
И кровью их обагрена земля.
Они везде - от пламенного юга,
От укреплений под родной Москвой
До наших мест, где северная вьюга
В окопе заметает с головой.
Одетые по-праздничному люди,
Мы под оркестры шли за рядом ряд,
Над головой гремел салют орудий,
Теперь орудья, смерть неся, гремят.
И мы, сменив пальто свои, надели.
Когда суровый час нам приказал.
Такие же солдатские шинели,
В которой на трибуне ты стоял.
Ты помнишь, как высокие знамена,
Как море, шли, катя за валом вал.
Московские заводы поименно
По стягам ты с трибуны узнавал.
Теперь они обветрены от стужи,
Пробиты пулями, обожжены.
От этого они не стали хуже,
Они огнем войны освящены.
Есть те, кто в этот день в сраженья
Во славу милой родины падет,
В их взоре, как последнее виденье.
Сегодня площадь Красная пройдет.
Товарищ Сталин, сердцем и душою
С тобою до конца твои сыны,
Мы твердо верим, что придем с тобою
К победному решению войны.
И жертвы, и потери, и страданья.
И битвы верность русскую крепят.
Мы знаем, что еще на площадь выйдем,
Добыв победу собственной рукой,
Мы знаем, что тебя еще увидим
Над праздничной народною рекой,
Как наше счастье, мы увидим снова
Твою шинель солдатской простоты,
Твои родные, после битв суровых
Немного постаревшие черты.
Константин Симонов. КАРЕЛЬСКИЙ ФРОНТ. (По телеграфу).
«Красная звезда», 7 ноября 1941 года.
* * *
Защитники Одессы
Посвящается морякам Черноморского флота
Я пять лет служил во флоте,
Суши не видал.
Редко по своей охоте
О земле скучал.
Но сейчас такое дело
Под Одессой враг.
И идет на битву смело
Молодой моряк.
Если уж сойдет на сушу
Паренек такой,
Из румын он вынет душу,
Чорт их упокой.
Так сказали, провожая,
Мне мои друзья.
И махнул им, уезжая,
Бескозыркой я.
Мы в бушлатах с Черноморья
Шли, как черный вал.
«Черной хмарой» после боя
Нас румын прозвал.
Но велят для маскировки
Нам бушлаты снять,
К новой форме без сноровки
Трудно привыкать.
Гимнастерки, скатки, фляжки,
Но, суля грозу,
Черноморские тельняшки
Подо всем внизу.
Как рванешь в атаке ворот,
Тельник бьет в глаза,
Словно защищает город
Моря полоса.
Мы идем на бой кровавый,
Подставляем грудь,
Черноморской нашей славой
Озаряя путь.
Восемь раз я всем отрядом
В бой водил ребят,
На девятый - где-то рядом
Угодил снаряд.
Я вперед рванулся телом,
Но в глазах темно,
На тельняшке синей с белым
Красное пятно.
Пусть пройдет в последнем взоре
Все, что знал моряк.
Белый свет, да сине-море,
Да багровый стяг.
Я лежу в бинтах, у хаты.
Рана жжет меня,
Но вперед идут ребята,
Не боясь огня.
И врагам моим на горе
Белый свет стоит,
И вверху над синим морем
Красный флаг шумит.
Константин Симонов. ОДЕССА. (По телеграфу от наш. спец. корр.).
«Красная звезда», 16 сентября 1941 года
* * *
Песня о комиссарах
Когда гремел огонь войны гражданской,
Когда пылал над селами пожар,
Тогда с железной ротою курсантской
Нас в бой водил товарищ комиссар.
Шли москвичи, уральцы и балтийцы,
От их шагов гудела вся земля,
Их в бой вели бесстрашные партийцы,
Стальною волей красного Кремля.
Комиссар, нас с тобой
Побратал первый бой.
Нам повсюду победа близка,
Где нас в битву повел
Боевой наш орел,
Беззаветное сердце полка.
Когда нам враг неволей угрожая,
Грозит разрушить наши города,
Сынов на битву партия сзывает,
Чтоб дать отпор фашистам навсегда.
Тройным огнем ответив на удары,
Громя повсюду яростных врагов,
Опять ведут нас в битву комиссары,
Душа железных сталинских полков.
Комиссар, нас с тобой
Побратал первый бой.
Нам повсюду победа близка,
Где нас в битву повел
Боевой наш орел,
Беззаветное сердце полка.
Нам доверяет партия недаром,
Мы в бой недаром посланы вождем.
За командиром и за комиссаром
Сквозь все преграды с боем мы пройдем
Мы тучи все развеем с горизонта,
Победой славной кончим все бои.
Сойдутся вновь товарищи по фронту,
Чтоб вместе вспомнить подвиги свои.
Комиссар, нас с тобой
Побратал первый бой.
Нам повсюду победа близка,
Где нас в битву повел
Боевой наш орел,
Беззаветное сердце полка.
Константин Симонов.
«Красная звезда», 16 августа 1941 года.
* * *
Презрение к смерти
Памяти наводчика Сергея Полякова
Кругом гремел горячий бой,
Шли танки с трех сторон.
Но все атаки отражал
Наш первый батальон.
Ребята все как на подбор,
Настойчивый народ.
Такой в бою скорей умрет,
А с места не сойдет.
Пускай весь день жесток огонь
Двух танковых полков,
Но не к лицу в бою бойцу
Считать своих врагов.
Сначала нужно их убить -
Вот наши долг и честь!
А после боя время есть
И мертвыми их счесть.
- Сперва убьем, потом сочтем,
Закон у нас таков, -
Так говорил своим друзьям
Наводчик Поляков.
Сережа Поляков хитрец.
Из тульских кузнецов.
Веселый парень и храбрец,
Храбрец из храбрецов.
Он и в походе, и в бою,
И, ставши на привал,
Сноровку тульскую свою
Нигде не забывал.
Уж если пушку от врага
Замаскирует он,
Не увидать за два шага
Ее со всех сторон.
Стрельнет и перейдет, стрельнет
И перейдет опять.
Как будто пушка не одна -
По крайней мере пять.
А враг все ближе подходил...
Всего пятьсот шагов...
Но не привык считать врагов
Наводчик Поляков.
- Пускай крепка у них броня,
Пускай идут они.
В груди есть сердце у меня
Покрепче их брони.
Из стали скованы сердца
У нас, большевиков, -
Так говорил своим друзьям
Наводчик Поляков.
А враг все ближе подходил,
Но, позабыв о нем,
Сережа Поляков шутил
Под вражеским огнем.
- Смотри, бандит один горит,
Кричит ему боец.
- Еще собьем, потом сочтем
Все вместе под конец.
- Смотри, бандит еще горит, -
Кричит боец опять.
- Давай снаряд, раз два горят,
Светлее третий брать.
- Еще, смотри, подходят три!
- Ну что же, ничего.
Чем ближе он со всех сторон,
Тем легче бить его.
Четыре раза танков ждал наводчик Поляков,
Четыре раза подпускал он их на сто шагов.
Четыре раза посылал им прямо в лоб снаряд,
Четыре танка в темноте вокруг него горят.
Он все снаряды расстрелял.
Всего один в стволе,
Но ведь не даром мы стоим
На собственной земле!
И если есть один снаряд,
Чтоб бить наверняка,
Поближе надо подпустить
Последнего врага.
А тот уж в сорока шагах.
- Стреляй! - кричит боец.
- Постой, пусть ближе подойдет,
Тогда ему конец.
И ровно с двадцати шагов,
Гранатою в упор,
Закончил с танком Поляков
Последний разговор.
Разбил он пушку у врага,
Заклинил пулемет.
Но был еще механик жив,
И танк прошел вперед.
С размаху на орудье он
Наехал с трех шагов.
Так на посту своем погиб
Наводчик Поляков.
Над ним пылал разбитый танк,
Кругом другие жгли.
И немцам заходя во фланг,
На помощь наши шли.
Надолго был задержан враг,
Пять танков - пять костров.
Учись, товарищ, делать так,
Как сделал Поляков!
Учись, как нужно презирать
Опасности в бою,
И если надо - умирать
За Родину свою.
Константин Симонов. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. (По телефону).
«Красная звезда», 24 июля 1941 года.
* * *
Библиография:
Стихи 1941 года / Константин Симонов. - Москва : Правда, 1942. - 46, [2] с. - Тираж 150.000 экз.
Сын артиллериста / К. Симонов. - [Москва] : Воен. изд-во НКО СССР, 1942. - 14 с. - (Б-ка красноармейца) (Из фронтовой жизни).
Фронтовые стихи / К. Симонов. - [Москва] : Правда, 1944. - 22, [2] с. - (Из фронтовой жизни). - Тираж 150.000 экз.
______________________________________________
Василий Лебедев-Кумач.
Стихи о войне (Спецархив)
Алексей Сурков.
Стихи о войне (Спецархив)
Илья Эренбург.
Стихи о войне (Спецархив)
Семен Кирсанов.
Стихи о войне (Спецархив)
Демьян Бедный.
Стихи о войне (Спецархив)
Самуил Маршак.
Стихи о войне (Спецархив)
Николай Тихонов.
Стихи о войне (Спецархив)
Михаил Исаковский.
Стихи о войне (Спецархив)
Александр Прокофьев.
Стихи о войне (Спецархив)
Александр Твардовский.
Стихи о войне (Спецархив)