Р.Паркер || «
Литература и искусство» №29, 18 июля 1942 года
СЕГОДНЯ В НОМЕРЕ: 1 стр. Передовая. Всеми средствами искусства - вдохновлять к победе. Ф.Никитин. Тысячный концерт. Н.Рыленков. Моим ровесникам (стихи). Информация. Литературные лекции на фронте. Охрана и восстановление памятников архитектуры. Эстонские художественные ансамбли. 2 стр. Ральф Паркер. В испытаниях войны. В.Сурин. Год работы фронтовых бригад. П.Соколов-Скаля. Заметки с выставки. В. Захарченко. Стихи. Информация. У писателей Башкирии. В Ростове-на-Дону. 3 стр. П.Марков. М.М.Климов. К.Борисов. Пьеса о советском народе «Русские люди» К.Симонова в театре Ленсовета. Е.Северин. Повторение пройденного. Вл.Николаев. Стихи первого полугодия. Информация. Новые книги. Памятник генералу Панфилову. 4. стр. Д.Рабинович. «Поговорим о песне». Б.Вальбе. Пьер-Жан Беранже. Информация. Совещание о прозе. По Советской стране. Московская хроника.
# Все статьи за
18 июля 1942 года.
Click to view
В московских кинотеатрах в последние недели демонстрировались два замечательных документальных фильма. Один - о Севастополе, другой - об осажденном Ленинграде. В июле этого года зрители выходят из театров на улицы, запруженные народом, и легкие женские платья кажутся яркими по сравнению со строгой военной формой. В саду «Эрмитажа» и в Центральном парке культуры и отдыха им. Горького оркестры играют на открытом воздухе, и из павильонов доносится веселая танцовальная музыка - исполняются произведения советских композиторов, исполняется даже «Типперери» с русским текстом, и взрывы смеха звучат в ответ на саркастические фразы о фрицах и макаронщиках.
Но эти маленькие радости жизни, так бросающиеся в глаза после тяжелых зимних дней, ни на минуту не позволяют москвичам забыть о войне. На лицах москвичей написана внутренняя сосредоточенность, героическая решимость. Они видят в двух фильмах, как жили люди зимой в Ленинграде, как самоотверженно умирали защитники Севастополя, до конца исполнив свой долг. И когда смотришь на девушек, выходящих из ворот фабрики после долгого рабочего дня, смотришь на юношей, проходящих военное обучение на площадях и в парках, чувствуешь, что все они готовы встретиться лицом к лицу с
любыми испытаниями, как бы суровы они ни были.
Они не отступят перед бомбежкой и обстрелом - даже такими, которые разрушили театры, госпитали и жилые дома в центре Ленинграда, даже такими, которые превратили новогреческую красоту Севастополя в руины, более страшные, чем остатки древнегреческих городов, расположенных по соседству. Если понадобится, они будут так же ожесточенно драться на баррикадах, будут, закутавшись, стоять у станков на сорокаградусном морозе, как рабочие Кировского завода, будут довольствоваться крошечной порцией хлеба, как жили ленинградцы, пока партизанские части, пробившиеся через линию фронта, эшелоны, прошедшие по льду Ладожского озера, и самолеты, промчавшиеся высоко в небе, доставляли продовольствие из Центральной России, из Сибири, из Америки.
Все видели в фильме о защите Ленинграда, как в дни, когда электричество, газ и водопровод прекратили работу, а толпы людей, бежавших от фашистского разбоя и насилия, значительно усложнили проблемы жилья и питания, - в городе появлялись молчаливые фигуры, которые тащили сани с мертвецами по улицам, усеянным разбитыми вагонами трамваев и оборванными телефонными проводами.
Все это видели, обо всем этом знают в советской стране, где каждый готов исполнить свой долг до конца с той же суровой решимостью, с тем же чувством гражданской гордости, которое воодушевляло ленинградцев в самые тяжелые дни.
Откуда же проистекает эта решимость? Откуда это
презрение к опасности? Что так закалило этих обыкновенных мужчин и женщин, которые полностью отдают себе отчет в тяжести происходящей борьбы? Почему советская мораль так великолепно вооружает людей для этой борьбы?
Современное советское искусство дает ответ на все эти вопросы. Обладая самым чутким восприятием чувств народа, его стремлений, которые воплощаются в деяниях, художник по своей природе
является их истолкователем.
Молодые писатели в военной форме имеют необходимую квалификацию и все возможности для раскрытия в художественных образах желаний, чувств и стремлений современной советской России. Они постоянно находятся на фронте - иногда даже в тылу у врага, что дало
Долматовскому редкую возможность услышать стихи, посвященные его памяти, так как он считался погибшим. Они постоянно находятся в общении с людьми всей страны, они видят все, связанное с жизнью их родины в дни войны.
Вы найдете советских писателей не в «башнях из слоновой кости», а в танковых башнях. И чувствуется, что сердце и разум этих писателей - на войне. Более того, многим из них война дала обостренное ощущение поступи жизни. «Разумеется, я не хотел бы, чтобы война продолжалась хоть на один день больше, необходимого, но я не могу себе представить свою жизнь после нее, - настолько я вошел в нее», - говорил мне
Константин Симонов. И я вспоминаю, с каким под’емом рассказывал мне
Евгений Петров о том, что он видел и слышал во время своих частых поездок на фронт, - восхищенный, растроганный, полный впечатлений от многочисленных встреч с бойцами. Какие чудесные произведения, рождавшиеся в его светлом уме, остались ненаписанными из-за
преждевременной смерти этого подлинного гуманиста!
Если сердца поэтов обращены к войне, это значит, что к войне
обращены сердца всего народа, и если писатели чувствуют, что борьба за правое дело заставляет их лучше работать, - значит весь народ чувствует это.
В течение первого периода войны во Франции, в Англии, в США у иных молодых «интеллигентов» чувствовалось стремление обособиться от народа, от участия в войне. Такие молодые писатели смотрели на войну с Германией, как на бедствие, как на большую глупость, как на нечто неизбежное и бесцельное, подобное вспышке молнии, как на что угодно, но только не как на битву. В битве сражаются за что-то и против чего-то, а многие из интеллигентов Запада, по их собственному признанию, не знают, за что и против чего они борются. И это незнание они сами считают результатом неспособности слиться с народом. Они говорят, что нация для них это - «они», а не «мы».
Я считаю себя вправе сказать, что тенденции некоторых кругов западной интеллигенции обособиться от борьбы, исход которой - знают они это или не знают - решит судьбу и этих людей, еще не изжиты, в то время как Советский Союз показал всему миру пример полного единения с народом всех отдельных индивидуальностей, в том числе и творческих. И самым замечательным является то, что это единение в дни войны привело к расцвету творчества, к обогащению искусства всех советских народов.
Советские писатели, так же как и весь советский народ, чувства которого они наблюдают и раскрывают, остались смелыми, бодрыми, способными к созданию своих лучших произведений именно потому, что они смотрят на эту войну, как на битву, потому что они соединяют свои усилия с общими усилиями. Они знают, во имя чего происходит эта битва, - во имя жизни, которую они построили с такой самоотверженностью, с таким трудом, - битва с черной, обнаженной, террористической реакцией. Они борются, как гуманисты,
защищающие человека от бездушной машины.
И эта способность видеть и понять войну, эта готовность защищать священное дело всей страны сделали советского художника современности самым честным воплотителем, истолкователем мыслей, чувств и желаний людей всего мира, борющихся с Гитлером и его вассалами.
В труде всего советского народа есть то великое начало, которое после победы приведет к эпохе художественного расцвета, к эпохе нового Возрождения. И уже сейчас мы наблюдаем первые признаки этого расцвета. Я упомяну только о двух крупнейших художественных явлениях - о
7-й симфонии Шостаковича и о последней пьесе Константина Симонова «Русские люди», хотя я нахожу эти признаки во многом из того, что написано Эренбургом, в великолепной повести «
Наука ненависти» Шолохова, в работах некоторых военных кинооператоров и фотографов.
7-я симфония принадлежит к числу тех очень немногочисленных музыкальных произведений, которые, оставаясь «трудными», местами малопонятными, находят немедленный отклик у всех, даже наименее музыкальных людей. Это именно то, что должно быть в искусстве. Слушая однажды утром в Куйбышеве радиопередачу 7-й симфонии, я видел, как застывали на месте, остановленные темой войны рабочие, сметавшие снег с тротуаров, как дети прекращали свои игры. Проблема общения с народом является основной для художника. Ни одно произведение искусства не будет действенным, если оно не может быть воспринято широкими массами. А для того чтобы достичь этого, у писателя и читателя, у композитора и слушателя должны быть общие переживания. Я считаю, что первая часть 7-й симфонии доступна всем (может быть, каждому по-разному) в соответствии с его переживаниями, потому, что каждый понимает, что означает постепенное нарастание в симфонии машинной поступи разрушения. Коротко и очень обобщенно говоря, 7-я симфония - первоклассное произведение потому, что композитор носил каску пожарника в Ленинграде. Не менее очевидна пламенная любовь композитора к тем сокровищам, которые враг решился разрушить. В лирических эпизодах симфонии Шостакович говорит о том, что близко и понятно всем его соотечественникам.
«Русские люди» - пьеса о жизни русского народа, о величайшем напряжении его сил в борьбе с врагом и о столкновении чувства гражданского долга с родственными и дружескими отношениями. На премьере было много молодежи, и я никогда не видел, чтобы зрители были так увлечены пьесой. Они радовались, когда трусливый шпион был пойман, они затаили дыхание, когда героиня оказалась в опасности. В какие-то моменты я ожидал, что один из моих соседей выкрикнет предостережение персонажу на сцене, который, не зная о грозящей ему опасности, шел ей навстречу. Так однажды в английском театре во время представления «Отелло» из последних рядов партера раздался голос: «Не доверяйте ему, это - злодей».
В подобном же напряжения держал Симонов зрителей своей пьесой «Парень из нашего города», но тогда это напряжение не было непрерывным. На спектакле в Куйбышеве зрители устроили овацию в тот момент, когда молодой командир танкист Луконин, которого считали погибшим, появился на сцене. Когда я смотрел новую пьесу Симонова и видел, как московские зрители принимают ее, мне невольно вспоминались драматурги ранней елизаветинской эпохи. Многие из них были поэтами, и все без исключения знали яркую и красочную жизнь Англии XVI столетия. Характерными для этих пьес являются крепкие сюжеты, полные быстрых и захватывающих происшествий, стремительное раскрытие сильных переживаний, смешение трагедии с комедией, часто в смелом противопоставлении, применение поэзии и песни в сценах, исполненных глубокой нежности. И мы знаем, какое признание эти пьесы получали в Лондоне, Честере, Кентербери, Йорке и других центрах елизаветинской эпохи, люди которой восторженно приветствовали героя, освистывали злодея, с бьющимся сердцем следили за эпизодами битв и сражений или надрывались со смеху, когда на сцене дурачились шуты.
Не углубляя сравнения, я хочу сказать, что, смотря пьесу Симонова, я чувствовал - в ней есть много общего с этими пьесами. Симонов видел и чувствовал то, о чем он пишет, так же, как Шостакович видел и чувствовал то, что он описывал в 7-й симфонии. Советские художники блестяще доказали неосновательность страха западной интеллигенции перед тем, что, включаясь в общие усилия, человек может утратить свою творческую индивидуальность или что подчинение творчества единой цели - разгрому врага - приведет к сужению круга эмоций. Советские художники видят перед собой героев этой войны, видят миллионы советских людей, защищающих родину, - и это расширяет и обогащает мир творческих образов.
Поэты в военной форме, студенты в цехах заводов, композиторы в пожарных командах или продолжающие работу, подобно Асафьеву, во время жестоких морозов ленинградской зимы, танцовщики и танцовщицы, строящие укрепления, артисты на фронте под огнем, писатели с партизанами… эти люди никогда не вздыхают о прошлом.
Никогда еще молодые поэты не писали таких прекрасных стихов, никогда еще молодые писатели не создавали пьес на темы, которым посвящены «Русские люди» или «Во имя жизни» Александрова, никогда еще в советской музыке не появлялись произведения, подобные 7-й симфонии Шостаковича. Художники раскрывают сердца народа. То необычайное напряжение войны, которое читается на лицах прохожих, ощущается в новых произведениях искусства, близких и понятных всему народу.
Отсутствие страха перед ужасами войны, величайшее самообладание, самоотверженное служение делу спасения человечества, беспримерный героизм советского народа вдохновляют его художников.
Торжественные обязательства, взятые на себя союзниками Советского Союза, помогут разгрому Гитлера и его «союзников» в этом году, помогут делу освобождения человечества и воцарения радостного мира после победы. //
Ральф Паркер.
***********************************************************************************************
Моим ровесникам
Мы в дни войны подумали о многом
И вспомнили о многом заодно.
Нам от рожденья было все дано,
И мир, открытый настежь за порогом,
Ждал появленья нашего: иди,
Не меря расстояний впереди,
Куда тебя влечет - по всем дорогам
В чередованьи лета и зимы...
И этому не удивлялись мы.
Мы в дни войны подумали о многом.
Теперь, привыкнув к воинским тревогам
И к беспокойству путевых квартир,
Мы заново увидели тот мир,
Где было все для нас любви залогом,
Куда не раз любой из нас глядел
Сквозь замыслы незавершенных дел
И говорил себе в раздумьи строгом:
Мы не ценили времени, пока
Была от нас тревога далека.
Мы в дни войны подумали о многом.
Не как старик бухгалтер над итогом
Конторских цифр - склонились мы теперь.
Когда грядущее стучится в дверь.
По вражьим бронированным берлогам
Ведя огонь, - мы помним об одном,
Как много дела нам в краю родном.
За каждым буераком, каждым логом
Мечта - увидеть близких поскорей -
Усиливает ярость батарей.
Мы в дни войны подумали о многом.
Ник. Рыленков.
______________________________________________
И.Эренбург:
Сила слова ("Правда", СССР)
Б.Горбатов:
Фронтовому журналисту* ("Литература и искусство", СССР)
А.Ромм:
Писатель-воин || «Литература и искусство» №27, 4 июля 1942 года
К.Симонов:
Военный корреспондент || «Литература и искусство» №28, 11 июля 1942 года
«Литература и искусство» №29, 18 июля 1942 года