Три Парки (20): Наше христианство в обоих мирах. Проблемы, виражи, свобода
Продолжение.
Предыдущая часть - вот здесь.
* * *
И вот тут настаёт пора поговорить о христианстве.
Сразу же подчеркну, что с христианскими воззрениями, да и вообще с живыми христианами, мы поначалу встретились дома, на ЗА, и только потом здесь на ЗЗ. До ЗА мы землездешних христиан не видели, да и не стремились: уж больно ярко и объёмно изобразили христиан классики здешней литературы, которых мы уже успели прочитать (позже, войдя в Церковь, мы решили было, что классики хватили лишку - однако ещё чуть позже с горечью убедились, что таки классики лишку отнюдь не хватили).
Христианство, с которым мы познакомились на просторах Арийского Запада, было исповеданием закона Атлантики (пришёл - живи, ты равен и любим), в полной мере соответствовало ключам, которые открыли нам с Татой путь домой - и посему до поры не вызывало у нас практического интереса, воспринималось как аксиома, но не как инструмент: безусловное приятие со стороны Мироздания лежало в базе, а наработанный до кризиса опыт свидетельствовал, что со всеми пертурбациями можно справиться без помощи религии, привычным путём. По конфликтам с Бабушкой и Папой Юрой я знал, что Родитель не разрушается от проявлений личности ребёнка даже в бушевании урагана страстей; в самые трудные дни, когда мы скитались, уйдя из обоих родительских домов, Папа Юра отлавливал нас с Татой на улице, чтобы передать еды и обнять, сострадая нам и не оказывая никакого морального давления - а противостояние с Бабушкой закончилось, как только она поверила, что мы с Татой не собираемся друг друга предать, притом даже пока Бабушка нам не верила - она сама от нашего вымышленного предательства не разрушалась, просто категорически отказывалась в этом обоюдо-подлом, как ей казалось, деле участвовать. Это было изнурительно, однако вполне подъёмно - взаимная свобода и честная битва, позволяющая видеть друг друга и давать друг другу жить.
А потом Мама Зоя взялась разрушаться от того, что я это я - и вот тут-то я чуть не умер, приняв на себя гнёт непосильной вины, который мама привычно на меня взвалила, а по-честному помогать тащить отказывалась. Одновременно с тем на меня рухнуло осознание, что я причиняю окружающим гораздо больше боли и проблем, чем видно с моего ракурса - притом это касалось и ЗА и ЗЗ, трудно даже оценить чего больше: ЗА-шный народ, конечно, куда крепче ЗЗ-шного, однако там схватки сопровождались реальной кровью, а здесь дело всё-таки ограничивалось слезами, корвалолом и депрой.
Непосильная ноша потянула меня ко дну, я почти впал в отчаяние, чуть не утонул - однако прошёл овердрайвом и выжил, точнее - воскрес. Тщетность затопила меня, и я принял её, и тогда из глубин естества воссиял свет прощения; я ощутил себя на ладонях Того, кому по силам понести - а стало быть, исцелить - и мамино горе, и моё, и других.
И тогда я понял, что христианство - это и про меня тоже.
Что Сошедший в недра отчаяния, чтобы спасти грешников и бездомных котят - поднимает из донных вод и меня, и меня! - хоть я и думал уже, что коли не могу поднять себя сам, то меня не в силах поднять никто.
О чём говорит мне христианство, если перевести на язык психологии? - про ответ Родителя, данный в Воскресении Христовом: "Я с тобой, Я Жив, и ты смело можешь быть вполне собой - не бойся, Меня не сокрушит ничто, а Я держу тебя и весь мир!" Это ответ подлинного Родителя, который не разрушается от ярости и боли ребёнка - который спускается с ним в глубину его ада и выводит наружу, позволяет ребёнку рыдать и драться, удерживая его в объятиях (как меня - Бабушка) - покуда буря не утихнет, исчерпав себя, и ребёнок не утешится на родительской груди.
Это всё про контейнирование, контейнирование самого себя и другого! Родитель нисходит в недра рождающегося от него, рождаясь в рождённом и живя им - таинство Богочеловечества, Рождества Христова - это про то как сперва Родитель делается частью мыслительного аппарата младенца, принимая и контейнируя его переживания и возвращая их ему в модусе победы жизни над смертью, а потом уже образ Родителя - эта сила, это спасение, этот свет! - неотъемлемо обитает в самом ребёнке, создавая базу развития его личности - порождая энергию дерзновения, азарт познания, мужество быть.
Предваряющее Воскресение сошествие во ад, изведение оттуда прародителей, вплоть до Адама с Евой: там, внутри, в адских безднах души - не найдётся ничего, что не должно быть любимо, не должно быть исцелено! - все переживания и мысли, аффекты и побуждения, все защитные проги, включая покалеченные, недоразвитые, безжалостные и лживые - всё приемлется, всё исцеляется посредством само-контейнирования и глубокой интеграции. Всё, что есть "наши предки внутри нас" - наша личная история, наше-прошлое, из чего растём - всё нуждается в увидении, поименовании, контейнировании и интеграции. Сошедший внутри нас во ад делает это: освещает-являет, именует, контейнирует, интегрирует - исцеляя Воскресением, выводит всю нашу личную вселенную в новую жизнь.
Родитель, на груди Которого можно не бояться быть собой, собой-любым -
можно проживать все свои чувства и думать все свои мысли,
можно совершать все свои поступки и нести всю свою ответственность,
можно принимать Бытие так же вольно и щедро, как Оно принимает тебя -
этот Родитель непрестанно живёт внутри тебя-взрослого, потому что непрестанно согревал твоё младенчество в ладонях.
Вырастающая на таком основании вселенная - это мир, места в котором хватит на всех, потому что она способна бесконечно расширяться, принимая новых любимых и их любимых, делая их своими любимыми и формируя бесконечное количество новых связей между ними - так, что каждый узел этих связей образует собою ещё один космос, ещё один уровень бытия. Это мир, в котором никто не может быть отвергнут, никто не может быть забыт - потому что все отражаются друг в друге, отразившись в любящем сердце вселенной: восприятие, осознание, контейнирование, интеграция.
Моё христианство, наше христианство, христианство ЗА.
И вместе с тем тут имеется ещё одна сторона.
В наших землездешних отношениях с Церковью тема внутренней интеграции через приятие, которое оказывает не-разрушающийся от страданий и бесчинств ребёнка Родитель, оказалась сплетена с темой интеграции в области межличностных отношений - с одной стороны, в ракурсе "закона, единого для всех", с другой - в ракурсе "всегда идти навстречу". Попробую расшифровать подробнее, это важно.
До кризиса 1981, приведшего в итоге к воцерковлению, я всегда ориентировался на себя - то есть жил по своим внутренним законам, исходя из того, что и все остальные пусть живут каждый по своим, а по ходу общения практически договоримся - именно таким образом живут свободные, непокалеченные чада ЗА, именно таким образом жили мои Три Парки, пока Дом стоял (напомню, сфера общего у нас отнюдь не доминировала над сферой личного: личное было суверенным, общее - договорным).
По ходу кризиса отношений в обоих мирах я осознал, что недооцениваю разницы, кто как устроен, что для кого что означает - и что наломал дров именно из-за недооценки, а стало быть должен разобраться в этой сложной механике - чтобы всегда понимать, какие последствия может вызвать моё поведение в любом из моих визави. Означенная потребность разобраться привела меня к мысли, что раз не все способны делать как я, то есть ориентироваться на свой внутренний закон и принимать последствия своих выборов, то для них и для меня должен существовать какой-то иной, единый закон - регулирующий отношения устроенных как я и устроенных как они.
С высоты нынешних лет скажу, что критичной для меня оказалась та же проблема границ, о которой я говорил выше, рассказывая об убивающей вине, которую возлагала на меня мама. Неразличение, смазанность личных границ: моя агрессия и моя самозащита смешались, слились! - тем более, я с детства знал, что если чувствую себя обиженным - значит, меня обидели, и даже когда я согласен считать, что невольно - всё равно это не отменяет выяснений, как в дальнейшем взаимодействовать, чтобы больше мне подобной обиды не причинялось. И то же самое - по отношению к себе самому: я желаю знать, что именно причиняю, и делать (либо не делать) это сознательно - а стало быть, если визави утверждает, что я его обидел, а я его обижать не хотел - то значит, я это сделал, хоть и невольно, и должен в дальнейшем внести в своё поведение коррекцию, чтобы такого больше не происходило. Внятного представления о манипуляциях, когда один человек обижает сам себя "об другого", у меня не было.
Когда вслед кризису выяснилось, что я причиняю окружающим намного больше проблем, чем рассчитываю, когда меня накрыло чужими жалобами и стонами, которых я совершенно не ожидал (повторю, сей инсайт настиг меня одновременно на ЗЗ и на ЗА) - я впал в отчаяние, я утонул в этой боли, я потерял возможность различать, страдают ли окружающие из-за того, что я каким-то образом нарушил их границы - или просто из-за того, что я таков какой есть, то есть являются нарушителями моих границ, обвиняя в своих страданиях меня. Мне было настолько непереносимо, что кто-то страдает из-за меня (или хотя бы думает, что страдает из-за меня), что какое-то время я готов был весьма далеко пойти навстречу, чтоб утешить чужую боль, сколь бы фантомной она ни была.
По сути дела, это было радикальным смещением границы действия законов: вследствие шока мне представилось, что единым для всех законом должен быть закон "всегда идти навстречу" - в том числе в сфере, которую я дефолтно считал не за общее, а за личное, и таким образом личное оказывалось крайне стеснено. Мне представилось, что если каждый будет идти навстречу каждому, ущемляя себя, чтобы поддержать другого, и притом все будут делать это честно, по справедливости - тут и будет достигнут желанный оптимум, нечто вроде тотального взаимного родительства: ведь именно так ведёт себя по отношению к ребёнку любящий родитель.
С высоты нынешних лет понимаю, что эта глубочайшая ошибка была следствием длительной парентификации в отношениях с мамой, прежде всего в сфере обеспечения эмоционального комфорта - и если до кризиса у меня хватало душевных сил осознавать, где проходит граница моих обязанностей, где наступает зона маминой ответственности за её самоощущение - то после кризиса всё рухнуло, и на время я фактически отказался от защиты своих границ, сделавшись, ткскть, маленьким божеством, растерянно приносящим себя в жертву всем подряд, за всё хорошее против всего плохого.
Чтобы убедиться в том, что - нет, нет, я не должен по дефолту становиться родителем для визави, я не должен закладываться на то, что визави захочет пригласить меня в родители, и более того! - я не должен вестись, если визави даёт понять, что желает от меня родительства, однако не проговаривает условий взаимного статуса словами через рот - чтобы осознать всё это, мне понадобилось как минимум несколько лет. Закономерно это были годы наиболее активных отношений с землездешними околоцерковными кругами, где подобного рода созависимости масштабно процветают.
Указанные несколько лет не были однородны. Первые года три прошли на грани депрессии, мгновения острого счастья сменялись полосами уныния, изнурения, потери смысла; помогало только припасть на грудь внутреннего Родителя - Он обнимал, утешал, поддерживал таинством литургии, на время возвращались силы жить. Потом поотпустило - может, вообще оттого, что поотпустило Маму Зою, и она перестала пить мою кровь "из-за-меня-умиранием", отвлеклась - тем более что учёбу на истфаке я закончил, а Ланка поступила, так что позорить маму стало некому, наоборот - стало кому прославлять. В 1985 у нас с Татой, благодаря её родителям, наконец образовалось своё жильё (очень своевременно: несколько лет бездомья уже одарили нас букетом хроней) - и Мама Зоя приняла этот факт на диво благосклонно. Начало легчать, радость накатывала волнами (как у Таты в стихе - "словно мышь, угнездилась в тепле я, и запасы наделала разные - будем жить, от работы шалея и великие праздники празднуя") - словом, через какое-то время стало ясно: то, что осталось позади - не было здоровым восприятием, было болезнью.
К этому времени мы уже многократно столкнулись с фактом, что визави, которые настоятельно требуют от нас "всегда идти навстречу" - сами навстречу отнюдь не идут, ни нам, ни другим, кому по-честному должны были бы идти - наоборот, проявляют себя как своекорыстные лицемеры, фарисеи-лжецы. Первое время мы считали таковых за исключение, за "волков в овечьей шкуре", вкравшихся в светлое церковное стадо; по мере выхода из депры у нас начали открываться глаза, тем временем количество неприглядных явлений лавинообразно росло - перестройка, зелёный свет парторгам в рясах! - короче, мы офигевали от несовпадения слов и дел, покуда гибель о.Александра Меня и злорадный вой ему вслед не расставили точки над "ё". Нет, хватит уже! - мы абсолютно не должны идти навстречу подлецам, да и вообще надо всякий раз крепко думать, идти навстречу или слать прочь, не вдаваясь, подлец визави или просто нам с ним не по пути.
Так совершилось возвращение к жизни по внутренним законам, восстановление порушенных личных границ. Ликование и ярость, освобождающая весёлая злость: хрен вам, душечки! - я так и не превратился в одного из предавших себя, из тех которые оценивают себя извне, чужими глазами, которые не могут ни искренне давать друг другу приятие, ни сражаться - и закономерно губят всё вокруг, не умея защитить ни своё достояние, ни друг друга. Я живу по законам Атлантики, где любовь и приятие безусловны, но формы их многоразличны - каждый волен играть-обниматься-сражаться как жаждет душа, каждый знает что "вместе" и "в схватке" неразрывны - или же никакого "вместе" не будет, будет липкая ложь. Каждый строит свой мир, свою правду сам - поддерживаемый Родителем не извне, а через глубины сердца.
Период нашего активного церковного общения на ЗЗ составил примерно десять лет, между 1982 и 1992; к 1993-му уже произошёл описанный перелом, далее отношения с соответствующими кругами становились всё прохладнее - и практически сошли на нет после Ланкиной смерти в 1999. Не то чтобы нас тогда кто-то обидел - наоборот, знакомые священники и миряне помогали и Ланке, и всем нам чем могли - просто ввиду трагедии цена формальностей и сути определилась окончательно. Живите как хотите, только без нас, а мы будем жить как мы хотим, всего вам доброго! - тем более что к этому времени мы уже обосновались у себя за городом, а мобильной связи, на наше счастье, ещё не было.
Разумеется, реальный расклад гораздо сложнее, чем можно представить, разбивая биографию на отрезки. В течение тех же 1982-92 произошло много важного, давшего почву дальнейшим изменениям: обретение нами собственного жилья в 1985, переезд моих на Конную-двадцать в 1986, смерть Бабушки в 1989... Я уже рассказывал про Конную-двадцать, про обновление очага, про то как мы вновь стали принимать друг друга в полноте, без боязни споров и несовпадений; уверен, что восстановление родительского Дома сильно поддержало нас в плане сепарации от церковников - подобно тому как ранее тотальное обвинение со стороны обеих мам в значительной мере нас в их объятия толкнуло. Смерть Бабушки соединила нас всех в катарсисе ("Круг света на столе, стол под клеёнкой пёстрой // И круг семьи за чаем у стола. // О, память этих дней, как донышко напёрстка, // Как маленькое зеркальце, светла...") - верное, необоримое свидетельство того, что Дом жив, Дом не умирает - даже когда умирает державший его изначально.
Следует отметить, что в рамках означенного периода мы успели поучаствовать в молодёжном движении религиозного просвещения; началось это ещё до перестройки, то есть было незаконным, грозило сроками, и народ там был не такой, какой прибыл потом - пожалуй, с теми, которые потом, мы с самого начала иметь дела не стали бы, а те первые были клёвые. Собирались на квартирах - общая молитва, лекции, диспуты о философии-религии-политике-нравственности - православные-католики-протестанты разных мастей, экуменическое общение без преград. Никаких заведомых "наше правильное, а ваше нет", хотя споры жаркие прямо ух! - расползались переваривать горы новой инфы, радуясь братству. Снова рукописный журнал, снова тепло встреч в компаниях и наедине, накоротко и надолго... - грело сходство с "вернисажем-на-облаках", который мы собирали когда-то. Движение схлынуло, позже пошла новая волна - уже легальная, в перестройку - одно время мы тоже активно участвовали, потом ощутили, что нам не в эту сторону, отошли; попытались возродить настрой, что был в ранних группах - не вышло. То, что было столь значимо для нас - освобождение от диктата обветшавшего закона, ориентация на личный-внутренний свет Царства - для новоприходящих роли не играло, и даже наоборот: утратив икону руководящей роли партии, они искали крепкой руки, надёжного каркаса законов и правил. Всего "неправославного" эти новые чурались как чёрт ладана, а ведь мы не просто предлагали "неправославное" - а довольно активно делились опытом, почерпнутым на ЗА. Разумеется, мы не говорили "знаете, дорогие, в другом мире, куда мы вхожи, про эти вещи думают так-то и так-то" - но постоянно занимались усвоением-сплавлением-интеграцией религиозно-философских сокровищ обоих миров и делились результатом со всеми, кто оказывался в нашей орбите.
Само по себе то, как происходили наши отношения с религиями на ЗА, составляет исключительно важную сторону процесса - и в смысле наших здешних церковных дел, и в смысле восприятия темы Дома.
Продолжение - в следующем посте.
Оглавление проекта "Три Парки" - вот здесь.
Предыдущая часть - вот здесь.
* * *
И вот тут настаёт пора поговорить о христианстве.
Сразу же подчеркну, что с христианскими воззрениями, да и вообще с живыми христианами, мы поначалу встретились дома, на ЗА, и только потом здесь на ЗЗ. До ЗА мы землездешних христиан не видели, да и не стремились: уж больно ярко и объёмно изобразили христиан классики здешней литературы, которых мы уже успели прочитать (позже, войдя в Церковь, мы решили было, что классики хватили лишку - однако ещё чуть позже с горечью убедились, что таки классики лишку отнюдь не хватили).
Христианство, с которым мы познакомились на просторах Арийского Запада, было исповеданием закона Атлантики (пришёл - живи, ты равен и любим), в полной мере соответствовало ключам, которые открыли нам с Татой путь домой - и посему до поры не вызывало у нас практического интереса, воспринималось как аксиома, но не как инструмент: безусловное приятие со стороны Мироздания лежало в базе, а наработанный до кризиса опыт свидетельствовал, что со всеми пертурбациями можно справиться без помощи религии, привычным путём. По конфликтам с Бабушкой и Папой Юрой я знал, что Родитель не разрушается от проявлений личности ребёнка даже в бушевании урагана страстей; в самые трудные дни, когда мы скитались, уйдя из обоих родительских домов, Папа Юра отлавливал нас с Татой на улице, чтобы передать еды и обнять, сострадая нам и не оказывая никакого морального давления - а противостояние с Бабушкой закончилось, как только она поверила, что мы с Татой не собираемся друг друга предать, притом даже пока Бабушка нам не верила - она сама от нашего вымышленного предательства не разрушалась, просто категорически отказывалась в этом обоюдо-подлом, как ей казалось, деле участвовать. Это было изнурительно, однако вполне подъёмно - взаимная свобода и честная битва, позволяющая видеть друг друга и давать друг другу жить.
А потом Мама Зоя взялась разрушаться от того, что я это я - и вот тут-то я чуть не умер, приняв на себя гнёт непосильной вины, который мама привычно на меня взвалила, а по-честному помогать тащить отказывалась. Одновременно с тем на меня рухнуло осознание, что я причиняю окружающим гораздо больше боли и проблем, чем видно с моего ракурса - притом это касалось и ЗА и ЗЗ, трудно даже оценить чего больше: ЗА-шный народ, конечно, куда крепче ЗЗ-шного, однако там схватки сопровождались реальной кровью, а здесь дело всё-таки ограничивалось слезами, корвалолом и депрой.
Непосильная ноша потянула меня ко дну, я почти впал в отчаяние, чуть не утонул - однако прошёл овердрайвом и выжил, точнее - воскрес. Тщетность затопила меня, и я принял её, и тогда из глубин естества воссиял свет прощения; я ощутил себя на ладонях Того, кому по силам понести - а стало быть, исцелить - и мамино горе, и моё, и других.
И тогда я понял, что христианство - это и про меня тоже.
Что Сошедший в недра отчаяния, чтобы спасти грешников и бездомных котят - поднимает из донных вод и меня, и меня! - хоть я и думал уже, что коли не могу поднять себя сам, то меня не в силах поднять никто.
О чём говорит мне христианство, если перевести на язык психологии? - про ответ Родителя, данный в Воскресении Христовом: "Я с тобой, Я Жив, и ты смело можешь быть вполне собой - не бойся, Меня не сокрушит ничто, а Я держу тебя и весь мир!" Это ответ подлинного Родителя, который не разрушается от ярости и боли ребёнка - который спускается с ним в глубину его ада и выводит наружу, позволяет ребёнку рыдать и драться, удерживая его в объятиях (как меня - Бабушка) - покуда буря не утихнет, исчерпав себя, и ребёнок не утешится на родительской груди.
Это всё про контейнирование, контейнирование самого себя и другого! Родитель нисходит в недра рождающегося от него, рождаясь в рождённом и живя им - таинство Богочеловечества, Рождества Христова - это про то как сперва Родитель делается частью мыслительного аппарата младенца, принимая и контейнируя его переживания и возвращая их ему в модусе победы жизни над смертью, а потом уже образ Родителя - эта сила, это спасение, этот свет! - неотъемлемо обитает в самом ребёнке, создавая базу развития его личности - порождая энергию дерзновения, азарт познания, мужество быть.
Предваряющее Воскресение сошествие во ад, изведение оттуда прародителей, вплоть до Адама с Евой: там, внутри, в адских безднах души - не найдётся ничего, что не должно быть любимо, не должно быть исцелено! - все переживания и мысли, аффекты и побуждения, все защитные проги, включая покалеченные, недоразвитые, безжалостные и лживые - всё приемлется, всё исцеляется посредством само-контейнирования и глубокой интеграции. Всё, что есть "наши предки внутри нас" - наша личная история, наше-прошлое, из чего растём - всё нуждается в увидении, поименовании, контейнировании и интеграции. Сошедший внутри нас во ад делает это: освещает-являет, именует, контейнирует, интегрирует - исцеляя Воскресением, выводит всю нашу личную вселенную в новую жизнь.
Родитель, на груди Которого можно не бояться быть собой, собой-любым -
можно проживать все свои чувства и думать все свои мысли,
можно совершать все свои поступки и нести всю свою ответственность,
можно принимать Бытие так же вольно и щедро, как Оно принимает тебя -
этот Родитель непрестанно живёт внутри тебя-взрослого, потому что непрестанно согревал твоё младенчество в ладонях.
Вырастающая на таком основании вселенная - это мир, места в котором хватит на всех, потому что она способна бесконечно расширяться, принимая новых любимых и их любимых, делая их своими любимыми и формируя бесконечное количество новых связей между ними - так, что каждый узел этих связей образует собою ещё один космос, ещё один уровень бытия. Это мир, в котором никто не может быть отвергнут, никто не может быть забыт - потому что все отражаются друг в друге, отразившись в любящем сердце вселенной: восприятие, осознание, контейнирование, интеграция.
Моё христианство, наше христианство, христианство ЗА.
И вместе с тем тут имеется ещё одна сторона.
В наших землездешних отношениях с Церковью тема внутренней интеграции через приятие, которое оказывает не-разрушающийся от страданий и бесчинств ребёнка Родитель, оказалась сплетена с темой интеграции в области межличностных отношений - с одной стороны, в ракурсе "закона, единого для всех", с другой - в ракурсе "всегда идти навстречу". Попробую расшифровать подробнее, это важно.
До кризиса 1981, приведшего в итоге к воцерковлению, я всегда ориентировался на себя - то есть жил по своим внутренним законам, исходя из того, что и все остальные пусть живут каждый по своим, а по ходу общения практически договоримся - именно таким образом живут свободные, непокалеченные чада ЗА, именно таким образом жили мои Три Парки, пока Дом стоял (напомню, сфера общего у нас отнюдь не доминировала над сферой личного: личное было суверенным, общее - договорным).
По ходу кризиса отношений в обоих мирах я осознал, что недооцениваю разницы, кто как устроен, что для кого что означает - и что наломал дров именно из-за недооценки, а стало быть должен разобраться в этой сложной механике - чтобы всегда понимать, какие последствия может вызвать моё поведение в любом из моих визави. Означенная потребность разобраться привела меня к мысли, что раз не все способны делать как я, то есть ориентироваться на свой внутренний закон и принимать последствия своих выборов, то для них и для меня должен существовать какой-то иной, единый закон - регулирующий отношения устроенных как я и устроенных как они.
С высоты нынешних лет скажу, что критичной для меня оказалась та же проблема границ, о которой я говорил выше, рассказывая об убивающей вине, которую возлагала на меня мама. Неразличение, смазанность личных границ: моя агрессия и моя самозащита смешались, слились! - тем более, я с детства знал, что если чувствую себя обиженным - значит, меня обидели, и даже когда я согласен считать, что невольно - всё равно это не отменяет выяснений, как в дальнейшем взаимодействовать, чтобы больше мне подобной обиды не причинялось. И то же самое - по отношению к себе самому: я желаю знать, что именно причиняю, и делать (либо не делать) это сознательно - а стало быть, если визави утверждает, что я его обидел, а я его обижать не хотел - то значит, я это сделал, хоть и невольно, и должен в дальнейшем внести в своё поведение коррекцию, чтобы такого больше не происходило. Внятного представления о манипуляциях, когда один человек обижает сам себя "об другого", у меня не было.
Когда вслед кризису выяснилось, что я причиняю окружающим намного больше проблем, чем рассчитываю, когда меня накрыло чужими жалобами и стонами, которых я совершенно не ожидал (повторю, сей инсайт настиг меня одновременно на ЗЗ и на ЗА) - я впал в отчаяние, я утонул в этой боли, я потерял возможность различать, страдают ли окружающие из-за того, что я каким-то образом нарушил их границы - или просто из-за того, что я таков какой есть, то есть являются нарушителями моих границ, обвиняя в своих страданиях меня. Мне было настолько непереносимо, что кто-то страдает из-за меня (или хотя бы думает, что страдает из-за меня), что какое-то время я готов был весьма далеко пойти навстречу, чтоб утешить чужую боль, сколь бы фантомной она ни была.
По сути дела, это было радикальным смещением границы действия законов: вследствие шока мне представилось, что единым для всех законом должен быть закон "всегда идти навстречу" - в том числе в сфере, которую я дефолтно считал не за общее, а за личное, и таким образом личное оказывалось крайне стеснено. Мне представилось, что если каждый будет идти навстречу каждому, ущемляя себя, чтобы поддержать другого, и притом все будут делать это честно, по справедливости - тут и будет достигнут желанный оптимум, нечто вроде тотального взаимного родительства: ведь именно так ведёт себя по отношению к ребёнку любящий родитель.
С высоты нынешних лет понимаю, что эта глубочайшая ошибка была следствием длительной парентификации в отношениях с мамой, прежде всего в сфере обеспечения эмоционального комфорта - и если до кризиса у меня хватало душевных сил осознавать, где проходит граница моих обязанностей, где наступает зона маминой ответственности за её самоощущение - то после кризиса всё рухнуло, и на время я фактически отказался от защиты своих границ, сделавшись, ткскть, маленьким божеством, растерянно приносящим себя в жертву всем подряд, за всё хорошее против всего плохого.
Чтобы убедиться в том, что - нет, нет, я не должен по дефолту становиться родителем для визави, я не должен закладываться на то, что визави захочет пригласить меня в родители, и более того! - я не должен вестись, если визави даёт понять, что желает от меня родительства, однако не проговаривает условий взаимного статуса словами через рот - чтобы осознать всё это, мне понадобилось как минимум несколько лет. Закономерно это были годы наиболее активных отношений с землездешними околоцерковными кругами, где подобного рода созависимости масштабно процветают.
Указанные несколько лет не были однородны. Первые года три прошли на грани депрессии, мгновения острого счастья сменялись полосами уныния, изнурения, потери смысла; помогало только припасть на грудь внутреннего Родителя - Он обнимал, утешал, поддерживал таинством литургии, на время возвращались силы жить. Потом поотпустило - может, вообще оттого, что поотпустило Маму Зою, и она перестала пить мою кровь "из-за-меня-умиранием", отвлеклась - тем более что учёбу на истфаке я закончил, а Ланка поступила, так что позорить маму стало некому, наоборот - стало кому прославлять. В 1985 у нас с Татой, благодаря её родителям, наконец образовалось своё жильё (очень своевременно: несколько лет бездомья уже одарили нас букетом хроней) - и Мама Зоя приняла этот факт на диво благосклонно. Начало легчать, радость накатывала волнами (как у Таты в стихе - "словно мышь, угнездилась в тепле я, и запасы наделала разные - будем жить, от работы шалея и великие праздники празднуя") - словом, через какое-то время стало ясно: то, что осталось позади - не было здоровым восприятием, было болезнью.
К этому времени мы уже многократно столкнулись с фактом, что визави, которые настоятельно требуют от нас "всегда идти навстречу" - сами навстречу отнюдь не идут, ни нам, ни другим, кому по-честному должны были бы идти - наоборот, проявляют себя как своекорыстные лицемеры, фарисеи-лжецы. Первое время мы считали таковых за исключение, за "волков в овечьей шкуре", вкравшихся в светлое церковное стадо; по мере выхода из депры у нас начали открываться глаза, тем временем количество неприглядных явлений лавинообразно росло - перестройка, зелёный свет парторгам в рясах! - короче, мы офигевали от несовпадения слов и дел, покуда гибель о.Александра Меня и злорадный вой ему вслед не расставили точки над "ё". Нет, хватит уже! - мы абсолютно не должны идти навстречу подлецам, да и вообще надо всякий раз крепко думать, идти навстречу или слать прочь, не вдаваясь, подлец визави или просто нам с ним не по пути.
Так совершилось возвращение к жизни по внутренним законам, восстановление порушенных личных границ. Ликование и ярость, освобождающая весёлая злость: хрен вам, душечки! - я так и не превратился в одного из предавших себя, из тех которые оценивают себя извне, чужими глазами, которые не могут ни искренне давать друг другу приятие, ни сражаться - и закономерно губят всё вокруг, не умея защитить ни своё достояние, ни друг друга. Я живу по законам Атлантики, где любовь и приятие безусловны, но формы их многоразличны - каждый волен играть-обниматься-сражаться как жаждет душа, каждый знает что "вместе" и "в схватке" неразрывны - или же никакого "вместе" не будет, будет липкая ложь. Каждый строит свой мир, свою правду сам - поддерживаемый Родителем не извне, а через глубины сердца.
Период нашего активного церковного общения на ЗЗ составил примерно десять лет, между 1982 и 1992; к 1993-му уже произошёл описанный перелом, далее отношения с соответствующими кругами становились всё прохладнее - и практически сошли на нет после Ланкиной смерти в 1999. Не то чтобы нас тогда кто-то обидел - наоборот, знакомые священники и миряне помогали и Ланке, и всем нам чем могли - просто ввиду трагедии цена формальностей и сути определилась окончательно. Живите как хотите, только без нас, а мы будем жить как мы хотим, всего вам доброго! - тем более что к этому времени мы уже обосновались у себя за городом, а мобильной связи, на наше счастье, ещё не было.
Разумеется, реальный расклад гораздо сложнее, чем можно представить, разбивая биографию на отрезки. В течение тех же 1982-92 произошло много важного, давшего почву дальнейшим изменениям: обретение нами собственного жилья в 1985, переезд моих на Конную-двадцать в 1986, смерть Бабушки в 1989... Я уже рассказывал про Конную-двадцать, про обновление очага, про то как мы вновь стали принимать друг друга в полноте, без боязни споров и несовпадений; уверен, что восстановление родительского Дома сильно поддержало нас в плане сепарации от церковников - подобно тому как ранее тотальное обвинение со стороны обеих мам в значительной мере нас в их объятия толкнуло. Смерть Бабушки соединила нас всех в катарсисе ("Круг света на столе, стол под клеёнкой пёстрой // И круг семьи за чаем у стола. // О, память этих дней, как донышко напёрстка, // Как маленькое зеркальце, светла...") - верное, необоримое свидетельство того, что Дом жив, Дом не умирает - даже когда умирает державший его изначально.
Следует отметить, что в рамках означенного периода мы успели поучаствовать в молодёжном движении религиозного просвещения; началось это ещё до перестройки, то есть было незаконным, грозило сроками, и народ там был не такой, какой прибыл потом - пожалуй, с теми, которые потом, мы с самого начала иметь дела не стали бы, а те первые были клёвые. Собирались на квартирах - общая молитва, лекции, диспуты о философии-религии-политике-нравственности - православные-католики-протестанты разных мастей, экуменическое общение без преград. Никаких заведомых "наше правильное, а ваше нет", хотя споры жаркие прямо ух! - расползались переваривать горы новой инфы, радуясь братству. Снова рукописный журнал, снова тепло встреч в компаниях и наедине, накоротко и надолго... - грело сходство с "вернисажем-на-облаках", который мы собирали когда-то. Движение схлынуло, позже пошла новая волна - уже легальная, в перестройку - одно время мы тоже активно участвовали, потом ощутили, что нам не в эту сторону, отошли; попытались возродить настрой, что был в ранних группах - не вышло. То, что было столь значимо для нас - освобождение от диктата обветшавшего закона, ориентация на личный-внутренний свет Царства - для новоприходящих роли не играло, и даже наоборот: утратив икону руководящей роли партии, они искали крепкой руки, надёжного каркаса законов и правил. Всего "неправославного" эти новые чурались как чёрт ладана, а ведь мы не просто предлагали "неправославное" - а довольно активно делились опытом, почерпнутым на ЗА. Разумеется, мы не говорили "знаете, дорогие, в другом мире, куда мы вхожи, про эти вещи думают так-то и так-то" - но постоянно занимались усвоением-сплавлением-интеграцией религиозно-философских сокровищ обоих миров и делились результатом со всеми, кто оказывался в нашей орбите.
Само по себе то, как происходили наши отношения с религиями на ЗА, составляет исключительно важную сторону процесса - и в смысле наших здешних церковных дел, и в смысле восприятия темы Дома.
Продолжение - в следующем посте.
Оглавление проекта "Три Парки" - вот здесь.