Геральдика женского тела (роман). Часть 2.
Предыстория проекта. \ Выставка на заборе. \ Выставка в Галерее.
Геральдика женского тела (роман). Предыдущая часть:
ГЕРАЛЬДИКА ЖЕНСКОГО ТЕЛА
Её звали Евгения - старшая дочь герцога Нагорского. Нас разделяли непреодолимые стена и ров, заполненный пламенеющей жидкостью - титул, возраст и её помолвка с другим. По правде сказать, разница в возрасте была не столь великой - пять лет, но тогда казалось, что она уже цветущее дерево, а я лишь росток, пробивающийся к свету. Весь двор готовился к предстоящей свадьбе, в череде этих приготовлений нашлось дело герольду и его ученику. Это дело и послужило тому, чтобы мои глазапрозрели, и я увидел, сколь прекрасно может быть человеческое создание.
В тот день мне было поручено обсудить с госпожой Евгенией брачный герб для оформления парадного зала. Учитель, который уже во многом доверялся мне, велел явиться в библиотеку. На какие-то минуты Евгения осталась одна, и в это роковое мгновение я оказался рядом. Мне было позволено сесть за стол, расположить свои свитки и письменные принадлежности и начать допрос. Именно так она и сказала: допрос. Она совсем не смущалась моего присутствия - какой-то мальчик, ученик герольда, - возможно поэтому она позволила своим чувствам и мыслям отразиться на лице и в интонациях голоса. Величественной и печальной увидел я её.
До того момента я полагал, что человек может лгать, герб - никогда! Сказал «лгать» - и солгал, правильнее сказать - «не соответствовать». Эскиз брачного герба, эмблема предстоящего союза, абсолютно не соответствовал чувствам девушки, её лицу, фигуре, манере держаться… И чем больше я сравнивал их, тем сильнее было желание разорвать в клочья пергамент. Стараясь справиться со своим волнением, я сидел не шелохнувшись, без звука. Не замечая моего присутствия, девушка взмолилась: «Господи, избави меня. Неужели некому помочь мне, хоть бы какой знак о том, как я должна поступить». Сердце моё билось так сильно, что всем в замке впору было решить, что грянул набат по случаю осады или пожара. Но никто ничего не слышал.
Евгения стояла у окна со случайным томиком в руках, вся в белом, а на голове красивый убор, и ни одного волоска напоказ. «Какого цвета у неё волосы? - подумал я, - вот тайна, которую я мечтаю разгадать». И с этой мыслью к моему телу вернулась жизнь - я не то, наконец, вздохнул, не то проглотил комок, что застрял у меня в горле. Но в эту таинственную минуту, самое обычное действие было так не к месту, что произвело столько шума, что моя госпожа вздрогнула. И в промежутке, когда мысли о несбыточном таяли, а мысли о действительном проявлялись со всей своей жестокостью, она крикнула, обращаясь не то еще к Господу, не то уже ко мне: «Действуй же наконец, мой господин!» В тот же миг я порвал пергамент и бросился бежать. О возвращении к себе (в апартаменты герольда) не было и речи - я не выполнил задание, я позволил себе нечто лишнее и непонятное. У меня не было никакой возможности объясниться со своим учителем, и, в первую очередь, потому, что я ничего не мог объяснить себе самому. Я бежал, сам не зная куда. В конце концов, я оказался на конюшне, упал в сено и долго-долго ревел.
Я был раздираем множеством чувств, обрушившихся на меня. Тогда, рядом с серебряной кобылой на черном поле, рождалась моя душа. Тело не способно вместить столько чувств, хватает и тех основных, что составляют наше животное существование. Ум уже способен вместить, но не способен непротиворечиво их связать воедино. Чтобы преодолеть противоречия, ум выстраивает иерархию: начинается либо борьба с телом, либо потакание ему. И только душа оставляет нам наше животное, как средство выражения возвышенного.
Чуть живого меня привели к учителю, я боялся взглянуть ему в глаза. Однако выяснилось, что я ни в чем не виноват. Моя госпожа взяла всю вину на себя, еще и сообщила о том, что своей выходкой перепугала прекрасного юношу. Я ликовал - юношу! То, что прекрасный - это была фигура речи, штамп, я это понимал. Но ведь не мальчика, а юношу. С этого момента я не просто заразился, я серьезно заболел.
Я не мог думать ни о чем, кроме как о моей госпоже, о прекрасной Евгении. Тем более что при дворе разразился страшный скандал, Евгения разорвала помолвку, и герцог - её отец - пообещал заточить непокорную дочь в монастырь. На какое-то время она стала свободной. Чем больше я думал о ней, тем более мне казалось, что все препятствия исчезли: возраст - она сама назвала меня юношей, помолвка - расторгнута, титул - теперь её титул: уже не герцогиня ещё не монахиня. Непреодолимые стена и ров, заполненный пламенеющей жидкостью, меня уже не пугали, но позволяли мечтать о победе. Осталось только взять эту крепость.
Но чем больше я думал о себе и мечтал о ней, тем больше понимал, что не достоин её. Я не мог похвастаться доблестью и смелостью, я не совершил ни одного путешествия и не выиграл ни одного поединка. Эйфория сменилась печалью, печаль - тоской и унынием. Я перестал работать, потерял сон, аппетит. Евгения, Евгения, Евгения - её решительность, голос, фигура, взгляд, печальная улыбка, походка, одежда и волосы, которые я так и не увидел, и, конечно же, герб: серебряные гора и крест в красном ромбе - всё это не давало мне покоя. В конце концов я слег. Уже придворные доктора отказались помочь мне. В один из дней, пребывая в лихорадке, я окончательно потерял сознание и погрузился в удивительный мир. Собственно свидетельство моего пребывания в том удивительном мире и вернулось ко мне после стольких лет. Это своеобразные записки геральдиста-путешественника о тех местах, которые ему удалось посетить. Записки в большей степени представленные как гербовник. Я привожуих в том виде, как записал, очнувшись после трехдневного беспамятства. Я и сейчас не сомневаюсь в том, что приключение, которое мне довелось пережить по ту сторону реальности, вернуло меня к жизни. Или это был уже не я
Следующие части:
Геральдика женского тела (роман). Предыдущая часть:
ГЕРАЛЬДИКА ЖЕНСКОГО ТЕЛА
Её звали Евгения - старшая дочь герцога Нагорского. Нас разделяли непреодолимые стена и ров, заполненный пламенеющей жидкостью - титул, возраст и её помолвка с другим. По правде сказать, разница в возрасте была не столь великой - пять лет, но тогда казалось, что она уже цветущее дерево, а я лишь росток, пробивающийся к свету. Весь двор готовился к предстоящей свадьбе, в череде этих приготовлений нашлось дело герольду и его ученику. Это дело и послужило тому, чтобы мои глазапрозрели, и я увидел, сколь прекрасно может быть человеческое создание.
В тот день мне было поручено обсудить с госпожой Евгенией брачный герб для оформления парадного зала. Учитель, который уже во многом доверялся мне, велел явиться в библиотеку. На какие-то минуты Евгения осталась одна, и в это роковое мгновение я оказался рядом. Мне было позволено сесть за стол, расположить свои свитки и письменные принадлежности и начать допрос. Именно так она и сказала: допрос. Она совсем не смущалась моего присутствия - какой-то мальчик, ученик герольда, - возможно поэтому она позволила своим чувствам и мыслям отразиться на лице и в интонациях голоса. Величественной и печальной увидел я её.
До того момента я полагал, что человек может лгать, герб - никогда! Сказал «лгать» - и солгал, правильнее сказать - «не соответствовать». Эскиз брачного герба, эмблема предстоящего союза, абсолютно не соответствовал чувствам девушки, её лицу, фигуре, манере держаться… И чем больше я сравнивал их, тем сильнее было желание разорвать в клочья пергамент. Стараясь справиться со своим волнением, я сидел не шелохнувшись, без звука. Не замечая моего присутствия, девушка взмолилась: «Господи, избави меня. Неужели некому помочь мне, хоть бы какой знак о том, как я должна поступить». Сердце моё билось так сильно, что всем в замке впору было решить, что грянул набат по случаю осады или пожара. Но никто ничего не слышал.
Евгения стояла у окна со случайным томиком в руках, вся в белом, а на голове красивый убор, и ни одного волоска напоказ. «Какого цвета у неё волосы? - подумал я, - вот тайна, которую я мечтаю разгадать». И с этой мыслью к моему телу вернулась жизнь - я не то, наконец, вздохнул, не то проглотил комок, что застрял у меня в горле. Но в эту таинственную минуту, самое обычное действие было так не к месту, что произвело столько шума, что моя госпожа вздрогнула. И в промежутке, когда мысли о несбыточном таяли, а мысли о действительном проявлялись со всей своей жестокостью, она крикнула, обращаясь не то еще к Господу, не то уже ко мне: «Действуй же наконец, мой господин!» В тот же миг я порвал пергамент и бросился бежать. О возвращении к себе (в апартаменты герольда) не было и речи - я не выполнил задание, я позволил себе нечто лишнее и непонятное. У меня не было никакой возможности объясниться со своим учителем, и, в первую очередь, потому, что я ничего не мог объяснить себе самому. Я бежал, сам не зная куда. В конце концов, я оказался на конюшне, упал в сено и долго-долго ревел.
Я был раздираем множеством чувств, обрушившихся на меня. Тогда, рядом с серебряной кобылой на черном поле, рождалась моя душа. Тело не способно вместить столько чувств, хватает и тех основных, что составляют наше животное существование. Ум уже способен вместить, но не способен непротиворечиво их связать воедино. Чтобы преодолеть противоречия, ум выстраивает иерархию: начинается либо борьба с телом, либо потакание ему. И только душа оставляет нам наше животное, как средство выражения возвышенного.
Чуть живого меня привели к учителю, я боялся взглянуть ему в глаза. Однако выяснилось, что я ни в чем не виноват. Моя госпожа взяла всю вину на себя, еще и сообщила о том, что своей выходкой перепугала прекрасного юношу. Я ликовал - юношу! То, что прекрасный - это была фигура речи, штамп, я это понимал. Но ведь не мальчика, а юношу. С этого момента я не просто заразился, я серьезно заболел.
Я не мог думать ни о чем, кроме как о моей госпоже, о прекрасной Евгении. Тем более что при дворе разразился страшный скандал, Евгения разорвала помолвку, и герцог - её отец - пообещал заточить непокорную дочь в монастырь. На какое-то время она стала свободной. Чем больше я думал о ней, тем более мне казалось, что все препятствия исчезли: возраст - она сама назвала меня юношей, помолвка - расторгнута, титул - теперь её титул: уже не герцогиня ещё не монахиня. Непреодолимые стена и ров, заполненный пламенеющей жидкостью, меня уже не пугали, но позволяли мечтать о победе. Осталось только взять эту крепость.
Но чем больше я думал о себе и мечтал о ней, тем больше понимал, что не достоин её. Я не мог похвастаться доблестью и смелостью, я не совершил ни одного путешествия и не выиграл ни одного поединка. Эйфория сменилась печалью, печаль - тоской и унынием. Я перестал работать, потерял сон, аппетит. Евгения, Евгения, Евгения - её решительность, голос, фигура, взгляд, печальная улыбка, походка, одежда и волосы, которые я так и не увидел, и, конечно же, герб: серебряные гора и крест в красном ромбе - всё это не давало мне покоя. В конце концов я слег. Уже придворные доктора отказались помочь мне. В один из дней, пребывая в лихорадке, я окончательно потерял сознание и погрузился в удивительный мир. Собственно свидетельство моего пребывания в том удивительном мире и вернулось ко мне после стольких лет. Это своеобразные записки геральдиста-путешественника о тех местах, которые ему удалось посетить. Записки в большей степени представленные как гербовник. Я привожуих в том виде, как записал, очнувшись после трехдневного беспамятства. Я и сейчас не сомневаюсь в том, что приключение, которое мне довелось пережить по ту сторону реальности, вернуло меня к жизни. Или это был уже не я
Следующие части: