Три идеи - красное зазеркалье
...Но триалектика требует третьего угла, и сама мировая ситуация, о которой 1940 году писали Карр и Мунк, включала в себя третий угол. Мунк, в целом, подразумевал и коммунистов, говоря, что: "их система осуждает представления о важности индивидуума. Для них отдельная личность - ничто, или, в лучшем случае, частица целого - расы, государства, класса. Наша цивилизация растёт и процветает за счёт индивидуализма. Их цивилизация означает абсолютный коллективизм всех людей и всех вещей". Тот же Мунк в предисловии к своей книге писал, что ему довелось жить в демократической стране (Чехословакии), которую со всех сторон захлёстывали волны красной, чёрной и коричневой революций. И всё-таки, очевидно, что демократии и фашисты-коммунисты 20 века - это, по ряду важных параметров, три феномена, а не два.
[Даже если идти от татиб - Цивилизация это синяя (с примесью чёрной, у которой будет особое мнение по всем трём пунктам, но она тоже не любит войну, etc.), нацистский Миф - жёлтая и белая. Карр справедливо пишет о том, что в основе там лежал этнический миф народов племенной стадии, очень примитивный, но всё равно узнаваемый, а этноконфессиональные мифы, это белая. Нужен ещё третий угол, который достанется красной, смешанной с той же жёлтой: к Мифу и к освобождению от Мифа добавляется новый, вывернутый наизнанку Миф.]
Структура несколько иная - аксиомы формулируются в виде проблематики, но сама эта проблематика, в связи со спецификой идеологии, должна быть закамуфлирована от взгляда профана. Потому что мы тут говорим о чём-то вроде инстинкта смерти Шафаревича и антисистем Гумилёва.
Есть такое ютубовское видео, Political Compass Rap, где в ходе перепалки между представителями разных идеологических платформ "правый авторитарист" (нацист) бросает следующее обвинение в лицо "левого авторитариста" (коммуниста): At least the people I kill are people I am trying to; the only people you kill... is you! ("Я-то, хотя бы, убиваю людей, которых хочу убить; те, кого убиваешь ты - это ты!"). Но, как бы, автор кое-что недопонимает. Потому что коммунисты, судя по всему, тоже убивали тех, кого хотели убить. "Убивать своих плохо" - это бессмысленная постановка вопроса. Во-первых, убивать хорошо, во-вторых, "плохо" - это буржуазно-моральная, то есть чуждая любому коммунисту категория, а в-третьих, это не "свои", "своих" не существует. Ленин был великороссом, дворянином, подданным Российской империи и православным - всё это он ненавидел и хотел уничтожить, вместе "с гуманистическими традициями русской интеллигенции" и "европейской цивилизацией". И когда коммунисты убивают рабочих, крестьян, других коммунистов и кого угодно, это никакая не ошибка. Это суть. "Волк убивает, когда голоден", и есть волки, которые сытыми не бывают. Это всё лирика, но я о том, что бытовые, естественные представления в анализе подобных явлений не работают. "Советское - значит отличное. От всего человеческого".
Краткие тезисы:
1. Все люди делятся на народы, классы и иные социальные группы, которые, в свою очередь, делятся на угнетённых и угнетателей, прогрессивных и реакционных. Это, в принципе, врождённый статус, который, тем не менее, каждый раз ситуативно вычисляется; иными словами, в зависимости от потребностей текущего момента.
2. Война-фигня, зато насильственная революция, как социальный переворот в буквальном смысле слова (низвержение верхов) - начало начал и основа всего.
3. Личность ничтожна, а следовательно, люди ничтожны; абсолютный коллективизм, коллектив находит воплощение в начальстве, начальство - в Вожде, в человекобоге. Герои существуют только как функция пропаганды.
1. Вопрос о народах. Выделяются группы людей, будь то классы или нации, которым, действительно, приписываются определённые свойства, с коллективной ответственностью носителей этих признаков ("расказачивание", "репрессированные народы"). Но свойства эти являются порождением конкретного исторического периода, а не неким вечным и трансцендентным признаком, как раса у нацистов. Система критериев сложная, народы, как и классы, бывают угнетателями и угнетёнными, реакционными-контрреволюционными и прогрессивными-революционными. Все любят эти цитаты из основоположников. Смысл в том, что какой-нибудь угнетённый народ может, при этом, быть реакционным народом, если он выступает против прогрессивных революционных наций. С другой стороны, по Ленину, угнетатели, типа японской буржуазии и японских империалистов, могут быть прогрессивными, если они воюют против реакционных сил, то есть против русских, которые, как великороссы, угнетают свиней, гусей и украинцев. Таким образом, как я уже сказал, это сложная схема, но её логика стоит за понятиями типа "ленинской национальной политики".
"Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетенной, национализм большой нации и национализм нации маленькой.
По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия, и даже больше того - незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений (...). Поэтому интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически. Кто не понял этого, тот не понял действительно пролетарского отношения к национальному вопросу, тот остался, в сущности, на точке зрения мелкобуржуазной и поэтому не может не скатываться ежеминутно к буржуазной точке зрения. (...) Вот почему в данном случае лучше пересолить в сторону уступчивости и мягкости к национальным меньшинствам, чем недосолить".
Если бы национальность не существовала, как феномен с заранее прописанными свойствами, в этой фразе вообще не было бы смысла. Отсюда можно вывести самые разные явления, от концепции "Слабая Сербия - сильная Югославия" (+ плюс пониженный статус РСФСР по сравнению с другими советскими республиками), до северокорейского сонбуна. Главное, что человек уже по факту своего рождения в определённой семье может попасть в число угнетателей или реакционных сил, независимо от своих действий и желаний, и что Истинное Начальство по своему усмотрению может поделить подвластную массу на любые категории по вышеупомянутым врождённым признакам (угнетение и прогрессивность), предписав, что кому из них положено, а что нет. За сравнительно короткий в масштабах человеческой истории период существования СССР те же евреи, например, успели побывать и хорошей, угнетённой, и плохой, контрреволюционной нацией с точки зрения квот при приёме в ВУЗы.
Анкетные данные, в конечном счёте, значат больше, чем личные качества, как в советском анекдоте о том, что брат-полицай после войны оказался успешнее, чем брат-партизан: "Ты в анкете пишешь, что у тебя брат - полицай, а я - что мой брат был партизаном!"
Как следствие вышесказанного, человек может одновременно быть угнетённым по своему экономическому статусу и угнетателем - по национальности. Допустим, он малообеспеченный белый мужчина, тогда он угнетает не-белых и не-мужчин. Да, я о том, что прогрессивная часть Америки начинает скатываться в сторону "ленинской национальной политики". Это действительно может вызывать опасения, потому что в рамках текущей схемы, все такие представления связаны друг с другом. Как оно уже бывало в истории США: "Если мы верим в демократию, то мы рано или поздно должны признать и равенство рас и народов, несмотря на то, что значительная часть наших избирателей искренне поддерживает идеи расовой иерархии и сегрегации". А если начать делить людей на группы угнетённых и угнетателей, с подсчётом балансов и обязательств, то тогда придётся постепенно отказываться и от демократии, нельзя построить демократию с угнетёнными.
2. Вопрос о насилии. Коммунисты не боятся войны, но и не восхищаются ей. Пока существует неравенство и эксплуатация, войны неизбежны, это факт, который нужно просто принять. Коммунистам не нравится война, но нравится революция, как истребление населением собственной элиты - политической, экономической, интеллектуальной, культурной. (Превратим войну империалистическую в войну гражданскую!) Даже если приходится вести завоевательные войны, они должны быть оформлены в виде помощи местным кадрам в осуществлении революции. В конце концов, война так таковая, с равным противником, с тухлым героизмом и пр. - это неинтересно. Восстание против каких-нибудь оккупантов и народно-освободительная борьба? Это уже интереснее. Толпа рвёт на части всех, кто хорошо одет или умеет использовать "Ѣ"? В высшей степени интересно! Это и есть настоящее веселье, как у Стругацких: "Он еще оставался землянином, разведчиком, наследником людей огня и железа, не щадивших себя и не дававших пощады во имя великой цели... [Но] у него больше не было обязанностей перед Экспериментом. Его заботили только обязанности перед самим собой. У него больше не было сомнений. Ему было ясно все, абсолютно все. Он точно знал, кто во всем виноват, и он точно знал, чего хочет: рубить наотмашь, предавать огню, сбрасывать с дворцовых ступеней на копья и вилы ревущей толпы..."
Диапазон тут, конечно, будет от невероятной по советским меркам гуманности "философского парохода" (давайте вышлем всех людей с независимым мышлением, их всего-то наберётся несколько десятков человек) до социальной политики красных кхмеров (давайте уничтожим городскую культуру вместе с её носителями). Но без расправы над теми, кто выделяется, настоящей революции не бывает - характерно, что сторонники таких идей не понимают, почему Американскую революцию или Славную революцию в Англии принято называть "революциями": где же гильотина?
Как известно, криминальная революция пожирает своих детей, поэтому рано или поздно дело доходит до истребления самих коммунистов (коммунистами), но это не баг, это фича. Тут и концепция перманентной революции Троцкого, и маоистское понимание "двух линий" в партии (моей и неправильной), что делает неизбежным "огонь по штабам".
В этом пункте мы видим яркое отличие от нацистов, которые, безусловно, не боялись насилия во внутренней политике, поощряли и приветствовали его, всегда; но всё-таки исходили из других предпосылок. Во-первых, они считали, что элита во всех смыслах слова воплощает расовый характер нации, и это хорошо; а во-вторых, что насилие против своих можно минимизировать, так как здоровая в расовом отношении народная масса склонна добровольно принимать над собой власть высших. Национальная революция вполне может обойтись без массового террора и гражданской войны (нацисты тоже называли свою движуху "революцией").
3. Вопрос о статусе и власти. Конечно, первое, что приходит в голову, это совершенно упоротый культ личности.
Я думаю, никто не назовёт простым совпадением тот факт, что Азербайджаном сейчас правит сын главного коммуниста Азербайджанской ССР (классика: от Кима к Киму, от Кастро к Кастро), Казахстан переименовал свою столицу в честь главного коммуниста Казахской ССР (который ещё даже не умер!), а режим, который учредил главный коммунист Туркменской ССР, до сих пор остаётся самым безумным на постсоветском пространстве. Советская система была отличной школой тиранства.
Но тут есть нюанс, отличающий подобный культ личности от аналогичной нацистской модели. Немцы по мере сил насаждали Führerprinzip, идею, согласно которой власть верховного Лидера абсолютна, но в каждой группе, организации, отрасли должен быть свой безусловный лидер, отвечающий только перед вышестоящим руководством, как в армии. Таким образом, предполагалось, что выдающиеся личности смогут реализовать свою волю к власти, хотя бы в качестве лидера местной парторганизации. А оставшиеся без постов мужчины смогут хотя бы завести семью, чтобы тиранить жену и детей. Куча мелких вождей должна видеть в Верховном Вожде отражение своих лидерских качеств и расовых достоинств, но доведённых до предела, до сверхчеловеческого уровня.
Базовая коммунистическая модель власти исходит из того, что люди, вообще-то, дрянь, неспособная распоряжаться ничем. "Единица - вздор, единица - ноль", но вопреки рассуждениям математически невежественного Маяковского, сумма нулей остаётся нулём. Как писал Маркс о французском парцелльном крестьянстве ("18 брюмера Луи Бонапарта"):
"Таким образом, громадная масса французской нации образуется простым сложением одноименных величин, вроде того как мешок картофелин образует мешок с картофелем. Поскольку миллионы семей живут в экономических условиях, отличающих и враждебно противопоставляющих их образ жизни, интересы и образование образу жизни, интересам и образованию других классов, - они образуют класс. Поскольку между парцелльными крестьянами существует лишь местная связь, поскольку тождество их интересов не создает между ними никакой общности, никакой национальной связи, никакой политической организации, - они не образуют класса. Они поэтому неспособны защищать свои классовые интересы от своего собственного имени, будь то через посредство парламента или через посредство конвента. Они не могут представлять себя, их должны представлять другие. Их представитель должен вместе с тем являться их господином, авторитетом, стоящим над ними, неограниченной правительственной властью, защищающей их от других классов и ниспосылающей им свыше дождь и солнечный свет. Политическое влияние парцелльного крестьянства в конечном счете выражается, стало быть, в том, что исполнительная власть подчиняет себе общество."
Народ в целом трактуется именно таким образом. Население захваченной коммунистами страны не может выражать свои интересы и бороться за них посредством парламента, не говоря уже о возможности создания какой-либо политической организации, независимой от властей. Нет, интересы народа за него выражает Истинное Начальство, "неограниченная правительственная власть", воплощенная в образе вождя. Диктатура пролетариата, это диктатура партии, как авангарда пролетариата, а партия - это руководство партии. Руководство - это вождь. Но так как люди сами по себе - дрянь, то вождём может быть только человекобог, иными словами, нечеловек. Люди поклоняются ему не потому, что видят в нём себя, а потому что он не такой, как они сами. Привлекательность этой идеи в том, что самый могущественный из приближённых вождя такой же червь, как и последний босяк, и может быть в любой момент раздавлен и стёрт из реальности. Это и есть подлинный "демократизм", равенство в ничтожности.
Отсутствует идея харизмы, которой безусловно должен обладать фашистский вождь. Не выдающиеся качества делают человека прирождённым лидером, это удержавшийся на троне лидер обретает сверхъестественные таланты и знания в любой области, просто по факту того, что он - начальство. Ким Чен Ир написал оперу, Брежнев - трилогию романов, Горбачёв сформулировал "новое мЫшление": и то, и другое, и третье, по мнению подчинённых, вышло у них гениально. Самих коммунистических вождей совершенно спокойно делают, назначают - как назначали на эту роль капитана РККА Ирсена Кима. "Поэтому всего лишь через несколько дней после приезда в Корею именно Ким Ир Сену советскими военными властями было предложено (а, точнее сказать, приказано) появиться на торжественном митинге, который 14 октября проводился на пхеньянском стадионе в честь армии-освободительницы, и произнести там короткую приветственную речь". (Из того же текста Ланькова: "Как знать, повернись история чуть иначе, очень может быть, что где-нибудь в Москве жил бы сейчас пожилой отставной полковник или даже генерал-майор Советской Армии... а его сын Юрий [Ким] работал бы в каком-нибудь московском НИИ".) Но став вождём, Ким превратился в живого бога. Нынешний корейский Ким не был единственным сыном предыдущего Кима ("Юры"), не был даже старшим из них - он младший из трёх - но было принято решение назначить его тираном, и вот, теперь он тоже человекобог.
Знаете эту байку о том, как Сталин показал сыну Василию на портрет Сталина и сказал: "Не я Сталин, он Сталин"? Я глумился над тем, что Сталин поклялся выполнять приказы своих начальников. Невозможно представить, чтобы Гитлер клялся в верности Адольфу Гитлеру, потому что "не я Гитлер, он Гитлер". Потому что в одной системе лидер продаёт себя, в другой - сам факт наличия всемогущей верховной власти.
От этого можно прийти к концепции анонимного Начальства, как Неизвестные Отцы у Стругацких. Цензоры сразу почувствовали антисоветский дух подобной концепции! "Суть претензий цензуры сводилась к требованию убрать все намёки на реалии отечественной жизни... Неизвестные Отцы... были переименованы в Огненосных Творцов". В реальном мире ближе всего к этому, опять же, подошли красные кхмеры с их "Брат №1", "Брат №2" и т.д. "Имена и портреты руководителей страны держались в тайне от населения". Я как-то цитировал легендарного отечественного психа Купцова по поводу композитности образа Ленина:
"Двойник не должен быть копией, так как ЛИДЕРА НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ! По крайней мере, лидера вообще никто не должен знать в лицо, кроме узкого круга особо преданных...
Весь гнойник о Ленине, который обрушили правые на него - БЕЗПЛОДЕН! Именно потому, что скорее всего, это концентрированный образ партии. Не было персоны.
Это Гений Партии! Дух Партии! (...) Не было больного Ленина так как Дух не Болеет!"
К теме виртуального начальства стоит упомянуть неизбежного Оруэлла. "Старший Брат существует?" - "Конечно, существует. Партия существует. Старший Брат - олицетворение партии". (Что было потом процитировано в фильме "Эквилибриуме": "Настоящий Отец умер много лет назад". Есть человек, который говорит от имени Отца, но он не Отец.) Подобный социальный опыт обобщил и довёл до высокой сатиры советский фантаст Назаров в дорогой мне книге "Силайское яблоко". Сначала "несостоявшийся математик Оксиген Аш стал Кормчим случайно и совершенно неожиданно для себя". Потом, чтобы освободить себя от рутины, Оксиген Аш создаёт машинку, систему из трёх маятников, которая в случайном порядке ставит на всю поступающую документацию одну из трёх возможных резолюций: "да", "нет", "отложить". Кромчий умирает в результате несчастного случая, но решательная машина на протяжении десятков лет продолжает управлять жизнью планеты от его имени, обеспечивая более высокое качество управления, чем в среднем по диктатурам.
Подошью сюда и советскую манию насчёт " стратегического компьютера", кующего " 120-процентное золото стратегии". Тему товарища Скайнета легендарно раскрыл vasilisk_ в эпическом треде про ОГАС. И, конечно, "Легенда о несбывшемся грядущем", если бы я её забыл, мне бы напомнили.
По техническим причинам, в реальном мире роль Истинного Начальства приходилось исполнять всё-таки конкретному человеку, но это никогда не мешало коммунистам пресмыкаться перед смертной личностью, как перед бессмертным и вечным божеством. При этом, все понимали, что это неправда, но в этом и состояла вся суть. Как писал Роман Редлих в книге "Сталинщина как духовный феномен": "Иными словами, что все "бурные, переходящие в овацию" аплодисменты, все напыщенные эпитеты и сравнения, выражающие беспредельную благодарность и преданность - лишь условные выражения вовсе несуществующих (и всем прекрасно известно, что несуществующих) чувств". Фальшивые чувства должны выражаться совершенно искренне. А те, кто не будут рыдать от счастья, будут расстреляны.
Я бы ещё упомянул про безумную советскую веру в авторитет, как частный случай поклонению начальству. Мнение Маркса о "Слове о полку Игореве" или Ленина о военно-морском флоте было, безусловно, важнее суждений любых более актуальных специалистов по теме, потому что специалист не начальство. Специалист может всего-лишь изучать реальность, которая формируется мнением Истинного Начальства и назначенных начальством авторитетов. Слепая вера была одной из основ коммунистического воспитания по Макаренко:
"Нужно, чтобы иногда правота приходила без доказательств, потому что вы сказали. Тот ребенок, которому все доказывают, может вырасти циником. Во многих случаях ребенок должен принимать на веру ваше отцовское утверждение, здесь у него вырабатывается то качество, по которому мы верим нашим вождям. Не всегда мы проверяем все. Если нам говорят, что Донбасс перевыполнил программу, мы верим этому, потому что есть какой-то авторитет, которому мы безоговорочно верим, и это уважение к авторитету нужно у ребенка воспитывать с самых малых лет."
Умом Макаренко, наверное, понимал, что его вожди ему врут, и про Донбасс тоже. Но в эту ложь полагалось безусловно, по-детски верить, потому что она исходила от начальства ("двоемыслие").
Осталось только сказать про героев. Подлинный культ героев и романтическое восхищение сильными личностями такому типу мышления чужд. Если уж сам вождь в значительной степени является виртуальной фигурой, то что говорить о героях? Истинное Начальство их создаёт и стирает по собственному желанию. Как в анекдоте: "А если товарищ Крупская будет упрямиться, мы назначим Ленину другую вдову". Но в той степени, в какой герой утверждён вышестоящими инстанциями, пред ним полагается преклоняться; лживо, как в цитате Редлиха о выражении несуществующих чувств. При необходимости, герои лепятся на коленке, на скорую руку, как те же "28 панфиловцев".
Большая цитата из Оруэлла, когда по сюжету выясняется, что в одной из прошлых речей Старший Брат упомянул заслуги товарища, который больше не существует и никогда не существовал, и эту ошибку реальности подлежит срочно исправить:
"Уинстон мог превратить речь в типовое разоблачение предателей и мыслепреступников - но это слишком прозрачно, а если изобрести победу на фронте или триумфальное перевыполнение трехлетнего плана, то чересчур усложнится документация. Чистая фантазия - вот что подойдет лучше всего. И вдруг в голове у него возник - можно сказать, готовеньким - образ товарища Огилви, недавно павшего в бою смертью храбрых. Бывали случаи, когда Старший Брат посвящал «наказ» памяти какого-нибудь скромного рядового партийца, чью жизнь и смерть он приводил как пример для подражания. Сегодня он посвятит речь памяти товарища Огилви. Правда, такого товарища на свете не было, но несколько печатных строк и одна-две поддельные фотографии вызовут его к жизни. Уинстон на минуту задумался, потом подтянул к себе речепис и начал диктовать в привычном стиле Старшего Брата: стиль этот, военный и одновременно педантический, благодаря постоянному приему - задавать вопросы и тут же на них отвечать («Какие уроки мы извлекаем отсюда, товарищи? Уроки - а они являются также основополагающими принципами ангсоца - состоят в том…» и т. д. и т. п.) - легко поддавался имитации.
В трехлетием возрасте товарищ Огилви отказался от всех игрушек, кроме барабана, автомата и вертолета. Шести лет - в виде особого исключения - был принят в разведчики; в девять стал командиром отряда. Одиннадцати лет от роду, услышав дядин разговор, уловил в нем преступные идеи и сообщил об этом в полицию мыслей. В семнадцать стал районным руководителем Молодежного антиполового союза. В девятнадцать изобрел гранату, которая была принята на вооружение министерством мира и на первом испытании уничтожила взрывом тридцать одного евразийского военнопленного. Двадцатитрехлетним погиб на войне. Летя над Индийским океаном с важными донесениями, был атакован вражескими истребителями, привязал к телу пулемет, как грузило, выпрыгнул из вертолета и вместе с донесениями и прочим ушел на дно; такой кончине, сказал Старший Брат, можно только завидовать. Старший Брат подчеркнул, что вся жизнь товарища Огилви была отмечена чистотой и целеустремленностью. Товарищ Огилви не пил и не курил, не знал иных развлечений, кроме ежедневной часовой тренировки в гимнастическом зале; считая, что женитьба и семейные заботы несовместимы с круглосуточным служением долгу, он дал обет безбрачия. Он не знал иной темы для разговора, кроме принципов ангсоца, иной цели в жизни, кроме разгрома евразийских полчищ и выявления шпионов, вредителей, мыслепреступников и прочих изменников.
Уинстон подумал, не наградить ли товарища Огилви орденом «За выдающиеся заслуги»; решил все-таки не награждать - это потребовало бы лишних перекрестных ссылок.
Он еще раз взглянул на соперника напротив. Непонятно, почему он догадался, что Тиллотсон занят той же работой. Чью версию примут, узнать было невозможно, но он ощутил твердую уверенность, что версия будет его. Товарищ Огилви, которого и в помине не было час назад, обрел реальность. Уинстону показалось занятным, что создавать можно мертвых, но не живых. Товарищ Огилви никогда не существовал в настоящем, а теперь существует в прошлом - и, едва сотрутся следы подделки, будет существовать так же доподлинно и неопровержимо, как Карл Великий и Юлий Цезарь".
В реальной истории товарищ Огилви получил имя Лэй Фэн. Воистину, коммунисты не любили Оруэлла по тем же причинам, по которым фокусники не любят разоблачителей трюков.
Тем более, речь не идёт о каких-то подлинных заслугах, потому что само это понятие бессмысленно: услуга, уже оказанная, ничего не стоит. Достаточно спросить, насколько советские люди были благодарны товарищу Троцкому за его безусловный вклад в создание РККА и победу большевиков в Гражданской войне. Да нисколько. А раз уж речь зашла о Троцком, можно вспомнить и о капитане Щастном, уничтоженном по приказу Троцкого. Сколько весила советская благодарность за всё то, что он сделал для Балтийского флота? Не существует понятия благодарности, не существует объективных заслуг, не существует подвига, значит, не существует и героев. Кроме назначенных и выдуманных, которые играют свою роль до тех пор, пока это нужно Начальству. Потому что люди дрянь!
[Даже если идти от татиб - Цивилизация это синяя (с примесью чёрной, у которой будет особое мнение по всем трём пунктам, но она тоже не любит войну, etc.), нацистский Миф - жёлтая и белая. Карр справедливо пишет о том, что в основе там лежал этнический миф народов племенной стадии, очень примитивный, но всё равно узнаваемый, а этноконфессиональные мифы, это белая. Нужен ещё третий угол, который достанется красной, смешанной с той же жёлтой: к Мифу и к освобождению от Мифа добавляется новый, вывернутый наизнанку Миф.]
Структура несколько иная - аксиомы формулируются в виде проблематики, но сама эта проблематика, в связи со спецификой идеологии, должна быть закамуфлирована от взгляда профана. Потому что мы тут говорим о чём-то вроде инстинкта смерти Шафаревича и антисистем Гумилёва.
Есть такое ютубовское видео, Political Compass Rap, где в ходе перепалки между представителями разных идеологических платформ "правый авторитарист" (нацист) бросает следующее обвинение в лицо "левого авторитариста" (коммуниста): At least the people I kill are people I am trying to; the only people you kill... is you! ("Я-то, хотя бы, убиваю людей, которых хочу убить; те, кого убиваешь ты - это ты!"). Но, как бы, автор кое-что недопонимает. Потому что коммунисты, судя по всему, тоже убивали тех, кого хотели убить. "Убивать своих плохо" - это бессмысленная постановка вопроса. Во-первых, убивать хорошо, во-вторых, "плохо" - это буржуазно-моральная, то есть чуждая любому коммунисту категория, а в-третьих, это не "свои", "своих" не существует. Ленин был великороссом, дворянином, подданным Российской империи и православным - всё это он ненавидел и хотел уничтожить, вместе "с гуманистическими традициями русской интеллигенции" и "европейской цивилизацией". И когда коммунисты убивают рабочих, крестьян, других коммунистов и кого угодно, это никакая не ошибка. Это суть. "Волк убивает, когда голоден", и есть волки, которые сытыми не бывают. Это всё лирика, но я о том, что бытовые, естественные представления в анализе подобных явлений не работают. "Советское - значит отличное. От всего человеческого".
Краткие тезисы:
1. Все люди делятся на народы, классы и иные социальные группы, которые, в свою очередь, делятся на угнетённых и угнетателей, прогрессивных и реакционных. Это, в принципе, врождённый статус, который, тем не менее, каждый раз ситуативно вычисляется; иными словами, в зависимости от потребностей текущего момента.
2. Война-фигня, зато насильственная революция, как социальный переворот в буквальном смысле слова (низвержение верхов) - начало начал и основа всего.
3. Личность ничтожна, а следовательно, люди ничтожны; абсолютный коллективизм, коллектив находит воплощение в начальстве, начальство - в Вожде, в человекобоге. Герои существуют только как функция пропаганды.
1. Вопрос о народах. Выделяются группы людей, будь то классы или нации, которым, действительно, приписываются определённые свойства, с коллективной ответственностью носителей этих признаков ("расказачивание", "репрессированные народы"). Но свойства эти являются порождением конкретного исторического периода, а не неким вечным и трансцендентным признаком, как раса у нацистов. Система критериев сложная, народы, как и классы, бывают угнетателями и угнетёнными, реакционными-контрреволюционными и прогрессивными-революционными. Все любят эти цитаты из основоположников. Смысл в том, что какой-нибудь угнетённый народ может, при этом, быть реакционным народом, если он выступает против прогрессивных революционных наций. С другой стороны, по Ленину, угнетатели, типа японской буржуазии и японских империалистов, могут быть прогрессивными, если они воюют против реакционных сил, то есть против русских, которые, как великороссы, угнетают свиней, гусей и украинцев. Таким образом, как я уже сказал, это сложная схема, но её логика стоит за понятиями типа "ленинской национальной политики".
"Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетенной, национализм большой нации и национализм нации маленькой.
По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия, и даже больше того - незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений (...). Поэтому интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически. Кто не понял этого, тот не понял действительно пролетарского отношения к национальному вопросу, тот остался, в сущности, на точке зрения мелкобуржуазной и поэтому не может не скатываться ежеминутно к буржуазной точке зрения. (...) Вот почему в данном случае лучше пересолить в сторону уступчивости и мягкости к национальным меньшинствам, чем недосолить".
Если бы национальность не существовала, как феномен с заранее прописанными свойствами, в этой фразе вообще не было бы смысла. Отсюда можно вывести самые разные явления, от концепции "Слабая Сербия - сильная Югославия" (+ плюс пониженный статус РСФСР по сравнению с другими советскими республиками), до северокорейского сонбуна. Главное, что человек уже по факту своего рождения в определённой семье может попасть в число угнетателей или реакционных сил, независимо от своих действий и желаний, и что Истинное Начальство по своему усмотрению может поделить подвластную массу на любые категории по вышеупомянутым врождённым признакам (угнетение и прогрессивность), предписав, что кому из них положено, а что нет. За сравнительно короткий в масштабах человеческой истории период существования СССР те же евреи, например, успели побывать и хорошей, угнетённой, и плохой, контрреволюционной нацией с точки зрения квот при приёме в ВУЗы.
Анкетные данные, в конечном счёте, значат больше, чем личные качества, как в советском анекдоте о том, что брат-полицай после войны оказался успешнее, чем брат-партизан: "Ты в анкете пишешь, что у тебя брат - полицай, а я - что мой брат был партизаном!"
Как следствие вышесказанного, человек может одновременно быть угнетённым по своему экономическому статусу и угнетателем - по национальности. Допустим, он малообеспеченный белый мужчина, тогда он угнетает не-белых и не-мужчин. Да, я о том, что прогрессивная часть Америки начинает скатываться в сторону "ленинской национальной политики". Это действительно может вызывать опасения, потому что в рамках текущей схемы, все такие представления связаны друг с другом. Как оно уже бывало в истории США: "Если мы верим в демократию, то мы рано или поздно должны признать и равенство рас и народов, несмотря на то, что значительная часть наших избирателей искренне поддерживает идеи расовой иерархии и сегрегации". А если начать делить людей на группы угнетённых и угнетателей, с подсчётом балансов и обязательств, то тогда придётся постепенно отказываться и от демократии, нельзя построить демократию с угнетёнными.
2. Вопрос о насилии. Коммунисты не боятся войны, но и не восхищаются ей. Пока существует неравенство и эксплуатация, войны неизбежны, это факт, который нужно просто принять. Коммунистам не нравится война, но нравится революция, как истребление населением собственной элиты - политической, экономической, интеллектуальной, культурной. (Превратим войну империалистическую в войну гражданскую!) Даже если приходится вести завоевательные войны, они должны быть оформлены в виде помощи местным кадрам в осуществлении революции. В конце концов, война так таковая, с равным противником, с тухлым героизмом и пр. - это неинтересно. Восстание против каких-нибудь оккупантов и народно-освободительная борьба? Это уже интереснее. Толпа рвёт на части всех, кто хорошо одет или умеет использовать "Ѣ"? В высшей степени интересно! Это и есть настоящее веселье, как у Стругацких: "Он еще оставался землянином, разведчиком, наследником людей огня и железа, не щадивших себя и не дававших пощады во имя великой цели... [Но] у него больше не было обязанностей перед Экспериментом. Его заботили только обязанности перед самим собой. У него больше не было сомнений. Ему было ясно все, абсолютно все. Он точно знал, кто во всем виноват, и он точно знал, чего хочет: рубить наотмашь, предавать огню, сбрасывать с дворцовых ступеней на копья и вилы ревущей толпы..."
Диапазон тут, конечно, будет от невероятной по советским меркам гуманности "философского парохода" (давайте вышлем всех людей с независимым мышлением, их всего-то наберётся несколько десятков человек) до социальной политики красных кхмеров (давайте уничтожим городскую культуру вместе с её носителями). Но без расправы над теми, кто выделяется, настоящей революции не бывает - характерно, что сторонники таких идей не понимают, почему Американскую революцию или Славную революцию в Англии принято называть "революциями": где же гильотина?
Как известно, криминальная революция пожирает своих детей, поэтому рано или поздно дело доходит до истребления самих коммунистов (коммунистами), но это не баг, это фича. Тут и концепция перманентной революции Троцкого, и маоистское понимание "двух линий" в партии (моей и неправильной), что делает неизбежным "огонь по штабам".
В этом пункте мы видим яркое отличие от нацистов, которые, безусловно, не боялись насилия во внутренней политике, поощряли и приветствовали его, всегда; но всё-таки исходили из других предпосылок. Во-первых, они считали, что элита во всех смыслах слова воплощает расовый характер нации, и это хорошо; а во-вторых, что насилие против своих можно минимизировать, так как здоровая в расовом отношении народная масса склонна добровольно принимать над собой власть высших. Национальная революция вполне может обойтись без массового террора и гражданской войны (нацисты тоже называли свою движуху "революцией").
3. Вопрос о статусе и власти. Конечно, первое, что приходит в голову, это совершенно упоротый культ личности.
Click to viewЯ думаю, никто не назовёт простым совпадением тот факт, что Азербайджаном сейчас правит сын главного коммуниста Азербайджанской ССР (классика: от Кима к Киму, от Кастро к Кастро), Казахстан переименовал свою столицу в честь главного коммуниста Казахской ССР (который ещё даже не умер!), а режим, который учредил главный коммунист Туркменской ССР, до сих пор остаётся самым безумным на постсоветском пространстве. Советская система была отличной школой тиранства.
Но тут есть нюанс, отличающий подобный культ личности от аналогичной нацистской модели. Немцы по мере сил насаждали Führerprinzip, идею, согласно которой власть верховного Лидера абсолютна, но в каждой группе, организации, отрасли должен быть свой безусловный лидер, отвечающий только перед вышестоящим руководством, как в армии. Таким образом, предполагалось, что выдающиеся личности смогут реализовать свою волю к власти, хотя бы в качестве лидера местной парторганизации. А оставшиеся без постов мужчины смогут хотя бы завести семью, чтобы тиранить жену и детей. Куча мелких вождей должна видеть в Верховном Вожде отражение своих лидерских качеств и расовых достоинств, но доведённых до предела, до сверхчеловеческого уровня.
Базовая коммунистическая модель власти исходит из того, что люди, вообще-то, дрянь, неспособная распоряжаться ничем. "Единица - вздор, единица - ноль", но вопреки рассуждениям математически невежественного Маяковского, сумма нулей остаётся нулём. Как писал Маркс о французском парцелльном крестьянстве ("18 брюмера Луи Бонапарта"):
"Таким образом, громадная масса французской нации образуется простым сложением одноименных величин, вроде того как мешок картофелин образует мешок с картофелем. Поскольку миллионы семей живут в экономических условиях, отличающих и враждебно противопоставляющих их образ жизни, интересы и образование образу жизни, интересам и образованию других классов, - они образуют класс. Поскольку между парцелльными крестьянами существует лишь местная связь, поскольку тождество их интересов не создает между ними никакой общности, никакой национальной связи, никакой политической организации, - они не образуют класса. Они поэтому неспособны защищать свои классовые интересы от своего собственного имени, будь то через посредство парламента или через посредство конвента. Они не могут представлять себя, их должны представлять другие. Их представитель должен вместе с тем являться их господином, авторитетом, стоящим над ними, неограниченной правительственной властью, защищающей их от других классов и ниспосылающей им свыше дождь и солнечный свет. Политическое влияние парцелльного крестьянства в конечном счете выражается, стало быть, в том, что исполнительная власть подчиняет себе общество."
Народ в целом трактуется именно таким образом. Население захваченной коммунистами страны не может выражать свои интересы и бороться за них посредством парламента, не говоря уже о возможности создания какой-либо политической организации, независимой от властей. Нет, интересы народа за него выражает Истинное Начальство, "неограниченная правительственная власть", воплощенная в образе вождя. Диктатура пролетариата, это диктатура партии, как авангарда пролетариата, а партия - это руководство партии. Руководство - это вождь. Но так как люди сами по себе - дрянь, то вождём может быть только человекобог, иными словами, нечеловек. Люди поклоняются ему не потому, что видят в нём себя, а потому что он не такой, как они сами. Привлекательность этой идеи в том, что самый могущественный из приближённых вождя такой же червь, как и последний босяк, и может быть в любой момент раздавлен и стёрт из реальности. Это и есть подлинный "демократизм", равенство в ничтожности.
Отсутствует идея харизмы, которой безусловно должен обладать фашистский вождь. Не выдающиеся качества делают человека прирождённым лидером, это удержавшийся на троне лидер обретает сверхъестественные таланты и знания в любой области, просто по факту того, что он - начальство. Ким Чен Ир написал оперу, Брежнев - трилогию романов, Горбачёв сформулировал "новое мЫшление": и то, и другое, и третье, по мнению подчинённых, вышло у них гениально. Самих коммунистических вождей совершенно спокойно делают, назначают - как назначали на эту роль капитана РККА Ирсена Кима. "Поэтому всего лишь через несколько дней после приезда в Корею именно Ким Ир Сену советскими военными властями было предложено (а, точнее сказать, приказано) появиться на торжественном митинге, который 14 октября проводился на пхеньянском стадионе в честь армии-освободительницы, и произнести там короткую приветственную речь". (Из того же текста Ланькова: "Как знать, повернись история чуть иначе, очень может быть, что где-нибудь в Москве жил бы сейчас пожилой отставной полковник или даже генерал-майор Советской Армии... а его сын Юрий [Ким] работал бы в каком-нибудь московском НИИ".) Но став вождём, Ким превратился в живого бога. Нынешний корейский Ким не был единственным сыном предыдущего Кима ("Юры"), не был даже старшим из них - он младший из трёх - но было принято решение назначить его тираном, и вот, теперь он тоже человекобог.
Знаете эту байку о том, как Сталин показал сыну Василию на портрет Сталина и сказал: "Не я Сталин, он Сталин"? Я глумился над тем, что Сталин поклялся выполнять приказы своих начальников. Невозможно представить, чтобы Гитлер клялся в верности Адольфу Гитлеру, потому что "не я Гитлер, он Гитлер". Потому что в одной системе лидер продаёт себя, в другой - сам факт наличия всемогущей верховной власти.
От этого можно прийти к концепции анонимного Начальства, как Неизвестные Отцы у Стругацких. Цензоры сразу почувствовали антисоветский дух подобной концепции! "Суть претензий цензуры сводилась к требованию убрать все намёки на реалии отечественной жизни... Неизвестные Отцы... были переименованы в Огненосных Творцов". В реальном мире ближе всего к этому, опять же, подошли красные кхмеры с их "Брат №1", "Брат №2" и т.д. "Имена и портреты руководителей страны держались в тайне от населения". Я как-то цитировал легендарного отечественного психа Купцова по поводу композитности образа Ленина:
"Двойник не должен быть копией, так как ЛИДЕРА НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ! По крайней мере, лидера вообще никто не должен знать в лицо, кроме узкого круга особо преданных...
Весь гнойник о Ленине, который обрушили правые на него - БЕЗПЛОДЕН! Именно потому, что скорее всего, это концентрированный образ партии. Не было персоны.
Это Гений Партии! Дух Партии! (...) Не было больного Ленина так как Дух не Болеет!"
К теме виртуального начальства стоит упомянуть неизбежного Оруэлла. "Старший Брат существует?" - "Конечно, существует. Партия существует. Старший Брат - олицетворение партии". (Что было потом процитировано в фильме "Эквилибриуме": "Настоящий Отец умер много лет назад". Есть человек, который говорит от имени Отца, но он не Отец.) Подобный социальный опыт обобщил и довёл до высокой сатиры советский фантаст Назаров в дорогой мне книге "Силайское яблоко". Сначала "несостоявшийся математик Оксиген Аш стал Кормчим случайно и совершенно неожиданно для себя". Потом, чтобы освободить себя от рутины, Оксиген Аш создаёт машинку, систему из трёх маятников, которая в случайном порядке ставит на всю поступающую документацию одну из трёх возможных резолюций: "да", "нет", "отложить". Кромчий умирает в результате несчастного случая, но решательная машина на протяжении десятков лет продолжает управлять жизнью планеты от его имени, обеспечивая более высокое качество управления, чем в среднем по диктатурам.
Подошью сюда и советскую манию насчёт " стратегического компьютера", кующего " 120-процентное золото стратегии". Тему товарища Скайнета легендарно раскрыл vasilisk_ в эпическом треде про ОГАС. И, конечно, "Легенда о несбывшемся грядущем", если бы я её забыл, мне бы напомнили.
По техническим причинам, в реальном мире роль Истинного Начальства приходилось исполнять всё-таки конкретному человеку, но это никогда не мешало коммунистам пресмыкаться перед смертной личностью, как перед бессмертным и вечным божеством. При этом, все понимали, что это неправда, но в этом и состояла вся суть. Как писал Роман Редлих в книге "Сталинщина как духовный феномен": "Иными словами, что все "бурные, переходящие в овацию" аплодисменты, все напыщенные эпитеты и сравнения, выражающие беспредельную благодарность и преданность - лишь условные выражения вовсе несуществующих (и всем прекрасно известно, что несуществующих) чувств". Фальшивые чувства должны выражаться совершенно искренне. А те, кто не будут рыдать от счастья, будут расстреляны.
Я бы ещё упомянул про безумную советскую веру в авторитет, как частный случай поклонению начальству. Мнение Маркса о "Слове о полку Игореве" или Ленина о военно-морском флоте было, безусловно, важнее суждений любых более актуальных специалистов по теме, потому что специалист не начальство. Специалист может всего-лишь изучать реальность, которая формируется мнением Истинного Начальства и назначенных начальством авторитетов. Слепая вера была одной из основ коммунистического воспитания по Макаренко:
"Нужно, чтобы иногда правота приходила без доказательств, потому что вы сказали. Тот ребенок, которому все доказывают, может вырасти циником. Во многих случаях ребенок должен принимать на веру ваше отцовское утверждение, здесь у него вырабатывается то качество, по которому мы верим нашим вождям. Не всегда мы проверяем все. Если нам говорят, что Донбасс перевыполнил программу, мы верим этому, потому что есть какой-то авторитет, которому мы безоговорочно верим, и это уважение к авторитету нужно у ребенка воспитывать с самых малых лет."
Умом Макаренко, наверное, понимал, что его вожди ему врут, и про Донбасс тоже. Но в эту ложь полагалось безусловно, по-детски верить, потому что она исходила от начальства ("двоемыслие").
Осталось только сказать про героев. Подлинный культ героев и романтическое восхищение сильными личностями такому типу мышления чужд. Если уж сам вождь в значительной степени является виртуальной фигурой, то что говорить о героях? Истинное Начальство их создаёт и стирает по собственному желанию. Как в анекдоте: "А если товарищ Крупская будет упрямиться, мы назначим Ленину другую вдову". Но в той степени, в какой герой утверждён вышестоящими инстанциями, пред ним полагается преклоняться; лживо, как в цитате Редлиха о выражении несуществующих чувств. При необходимости, герои лепятся на коленке, на скорую руку, как те же "28 панфиловцев".
Большая цитата из Оруэлла, когда по сюжету выясняется, что в одной из прошлых речей Старший Брат упомянул заслуги товарища, который больше не существует и никогда не существовал, и эту ошибку реальности подлежит срочно исправить:
"Уинстон мог превратить речь в типовое разоблачение предателей и мыслепреступников - но это слишком прозрачно, а если изобрести победу на фронте или триумфальное перевыполнение трехлетнего плана, то чересчур усложнится документация. Чистая фантазия - вот что подойдет лучше всего. И вдруг в голове у него возник - можно сказать, готовеньким - образ товарища Огилви, недавно павшего в бою смертью храбрых. Бывали случаи, когда Старший Брат посвящал «наказ» памяти какого-нибудь скромного рядового партийца, чью жизнь и смерть он приводил как пример для подражания. Сегодня он посвятит речь памяти товарища Огилви. Правда, такого товарища на свете не было, но несколько печатных строк и одна-две поддельные фотографии вызовут его к жизни. Уинстон на минуту задумался, потом подтянул к себе речепис и начал диктовать в привычном стиле Старшего Брата: стиль этот, военный и одновременно педантический, благодаря постоянному приему - задавать вопросы и тут же на них отвечать («Какие уроки мы извлекаем отсюда, товарищи? Уроки - а они являются также основополагающими принципами ангсоца - состоят в том…» и т. д. и т. п.) - легко поддавался имитации.
В трехлетием возрасте товарищ Огилви отказался от всех игрушек, кроме барабана, автомата и вертолета. Шести лет - в виде особого исключения - был принят в разведчики; в девять стал командиром отряда. Одиннадцати лет от роду, услышав дядин разговор, уловил в нем преступные идеи и сообщил об этом в полицию мыслей. В семнадцать стал районным руководителем Молодежного антиполового союза. В девятнадцать изобрел гранату, которая была принята на вооружение министерством мира и на первом испытании уничтожила взрывом тридцать одного евразийского военнопленного. Двадцатитрехлетним погиб на войне. Летя над Индийским океаном с важными донесениями, был атакован вражескими истребителями, привязал к телу пулемет, как грузило, выпрыгнул из вертолета и вместе с донесениями и прочим ушел на дно; такой кончине, сказал Старший Брат, можно только завидовать. Старший Брат подчеркнул, что вся жизнь товарища Огилви была отмечена чистотой и целеустремленностью. Товарищ Огилви не пил и не курил, не знал иных развлечений, кроме ежедневной часовой тренировки в гимнастическом зале; считая, что женитьба и семейные заботы несовместимы с круглосуточным служением долгу, он дал обет безбрачия. Он не знал иной темы для разговора, кроме принципов ангсоца, иной цели в жизни, кроме разгрома евразийских полчищ и выявления шпионов, вредителей, мыслепреступников и прочих изменников.
Уинстон подумал, не наградить ли товарища Огилви орденом «За выдающиеся заслуги»; решил все-таки не награждать - это потребовало бы лишних перекрестных ссылок.
Он еще раз взглянул на соперника напротив. Непонятно, почему он догадался, что Тиллотсон занят той же работой. Чью версию примут, узнать было невозможно, но он ощутил твердую уверенность, что версия будет его. Товарищ Огилви, которого и в помине не было час назад, обрел реальность. Уинстону показалось занятным, что создавать можно мертвых, но не живых. Товарищ Огилви никогда не существовал в настоящем, а теперь существует в прошлом - и, едва сотрутся следы подделки, будет существовать так же доподлинно и неопровержимо, как Карл Великий и Юлий Цезарь".
В реальной истории товарищ Огилви получил имя Лэй Фэн. Воистину, коммунисты не любили Оруэлла по тем же причинам, по которым фокусники не любят разоблачителей трюков.
Тем более, речь не идёт о каких-то подлинных заслугах, потому что само это понятие бессмысленно: услуга, уже оказанная, ничего не стоит. Достаточно спросить, насколько советские люди были благодарны товарищу Троцкому за его безусловный вклад в создание РККА и победу большевиков в Гражданской войне. Да нисколько. А раз уж речь зашла о Троцком, можно вспомнить и о капитане Щастном, уничтоженном по приказу Троцкого. Сколько весила советская благодарность за всё то, что он сделал для Балтийского флота? Не существует понятия благодарности, не существует объективных заслуг, не существует подвига, значит, не существует и героев. Кроме назначенных и выдуманных, которые играют свою роль до тех пор, пока это нужно Начальству. Потому что люди дрянь!