Винные мемуары-2, часть 25
Винные мемуары: Мои университеты" ч1-13
Винные мемуары. Начало
Винные мемуары. Часть 2
Винные мемуары. Часть 3.
Винные мемуары. Часть 4.
Винные мемуары. Часть 5
Винные мемуары. Часть 6
Винные мемуары. Часть 7
Винные мемуары. Часть 8
Винные мемуары. Часть 9
Винные мемуары. Часть 10
Винные мемуары. Часть 11
Винные мемуары. Часть 12
Винные мемуары. Часть 13.
Часть вторая: Проблемы пития в переходный период
Винные мемуары - 2. часть 1.
Винные мемуары - 2. часть 2
Винные мемуары-2. часть 3
Винные мемуары-2. часть 4
Винные мемуары-2. часть 5
Винные мемуары-2 часть 6
Винные мемуары-2. часть 7
Винные мемуары-2 часть.8 (Новогодняя)
Винные мемуары-2 часть 9
Винные мемуары-2 часть 10
Винные мемуары-2 часть 11
Винные мемуары-2 часть 12
Винные мемуары-2 часть 13
Винные мемуары-2 часть 14
Винные мемуары-2 часть 15
Винные мемуары-2 часть 16
Винные мемуары-2 часть 17
Винные мемуары-2 часть 18
Винные мемуары-2 часть 19 <
Винные мемуары-2, часть 20 (внеочередная)
Винные мемуары-2, часть 21
Винные мемуары-2 часть 22
Винные мемуары-2 часть 23
Винные мемуары-2. часть 24
Мысли прыгают и скачут, а я плохой возница для того чтобы удержать их в заданном направлении. Уже выпуска три хочу приступить к рассказам о Янке, чтобы наконец выехать на тему Омска и Новосибирска, но мысли не слушаются и выкидывают на поверхность новые имена или обломки старых тем. Вот мы в прошлый раз говорили о театре, об актерских судьбах и тому подобной ерунде. За неделю вспомнилась еще одна актерская история.
Все тот же театр имени Охлопкова. Тот же актер на третьих ролях, играющий пятого в шестом ряду колхозника или бессловесного стражника, кому поручено режиссером не только вяло нести свою алебарду, но и передвигать мебель на сцене в периоды затемнений. Разумеется в разговорах за столом, он цитирует Гамлета и Короля Лира, рассказывает о том, какие бездари ведущие актеры и как на театре зажимают молодые таланты. Нет, он не будет всю жизнь быть всего лишь молчаливой тенью на сцене, они вместе с молодежью репетируют втайне и наступит день, когда все увидят, где горит подлинное творчество, а где тлеют угли давно сдувшихся репутаций.
Однажды солнце актерской славы озарило и этот темный закуток. В театре режиссер решил обновить репертуар какой-нибудь яркой комедией и неизвестно из каких ветхих сундуков извлек на свет пьесу В.Кессельринга "Мышьяк и старые кружева". Вы уже улыбаетесь, а я тогда единственное, что знал о ней так это то, что в Голливуде выходил давным-давно такой фильм и главный тогдашний культуртрегер А.В. Кукаркин в одном из своих кирпичей выкладывал фотографию из фильма. Знакомец мне сообщил, что пьеса очень веселая и в ней полно «черного юмора», который тогда не приветствовался на сцене. Режиссер решил сломать традицию и выпустить этакий хулиганский спектакль. Что самое главное, моему знакомому в нем дают РОЛЬ. СО СЛОВАМИ. Это был прорыв. До этого со словами у него были роли в основном на детских утренниках во время новогоднего чеса.
Пьесу репетировали с подъемом, быстро и вскоре было объявлено о премьере. Мне дали два пригласительных и я решил пойти на премьеру с подругой. К сожалению в день премьеры, а это была зима, самое ее сердце, у меня заболел продавец. Я тогда держал две точки, одна из которых была уличная и находилась на центральном рынке. Я сейчас забегаю в будущее, поэтому буду краток. На подмену я не смог никого найти, поэтому пришлось стоять самому. Было страшно холодно, я был в какой-то дохе и огромных, очень теплых унтах. Помимо всего прочего добрые знакомые принесли мне фляжку из которой я черпал дополнительное тепло. К концу рабочего дня я был в полсвиста и с чистой совестью пошел на премьеру не сообразив зайти домой переодеться. В теплом помещении театрального буфета я принял на грудь еще 200 грамм коньяка и меня окончательно срубило. У меня был пригласительный в ложу, мы с подругой разместились в ней и я принялся внимать искусству. Кроме нас в ложе было еще двое гостей, судя по всему записные театралы и эстеты. Минут через пятнадцать я понял, что в унтах я до финала не доживу. Жара и алкоголь подступали уже к самому горлу. И я решился на крайние меры.
Я взял и снял унты, скромно постав их в уголок. Сразу вернулась ясность ума и я стал следить за сюжетом. Должен поделиться с вами нехитрым наблюдением - если пьеса хороша, ее очень трудно угробить даже самодеятельному театру совхоза «Верный путь смолы с лучины Октября». С фильмом конечно не стоит даже сравнивать, но для нашей клубной сцены получилось вполне прилично. Я все ожидал, когда появится на сцене мой приятель, чтобы наградить его шквалом бешеных аплодисментов. И вот, наконец, появился он, в роли старичка пришедшего в поисках свободной комнаты к тетушкам и вовремя спугнутый их племянником. Актер проявил творческую инициативу и добавил к образу окладистую бороду из пакли и тросточку. Пять минут славы пролетели как один миг и он ушел со сцены под мои громкие хлопки и неистовые крики «Охлопков!! Охлопков!! Ты вернулся».
В это время меня кто-то взял вежливо за плечо. «Прошу прощение, - сказал один из соседей-эстетов, - вы не могли бы куда-нибудь убрать вашу обувь, она как-то сильно пахнет».
Не скажу, чтобы они были совсем уж не правы. Унты разомлели в тепле и больше себя не контролировали. Я как человек увлеченный происходящим на сцене и защищенный действием алкоголя не чувствовал их пробуждения, а вот у соседей была явно пониженная сопротивляемость запахам. Надеть их посреди спектакля я их не мог, мое предложение соседям расставить унты по разным углам, чтобы пахло более равномерно тоже не вызвало понимания и пришлось отправить их под покровом тьмы в ссылку - за портьеру в соседнюю ложу. Так мы с ними и досмотрели спектакль порознь.
После состоялась праздничная театральная попойка. В принципе она отличается от обычной лишь специфическими разговорами на первой стадии празднества. Затем все приходит в норму и даже случившийся ближе к финалу мордобой вызвал бы к жизни у Станиславского лишь его известную фразу «Не верю».
Надо добавить, что мечту о молодежной постановке они осуществили. Экспериментальный спектакль оказался весьма навороченным и продвинутым. Все ходили в черном трико, а когда хотели что-нибудь продекламировать, то карабкались по веревкам на стены и уже оттуда вещали зрителям. Эстеты были в восторге, мне же для восторженных оваций пришлось в перерыве подняться в буфет.
Еще одно пересечение с театром у меня состоялось уже где-то в середине 90-х. Был у меня тогда один знакомец по имени Вадим. Он был художественным руководителем самодеятельного молодежного театра пантомимы. Милый такой, ненавязчивый. Хорошо умел поддерживать разговор, вовремя замолкал, словом лишней рюмки для него никогда не было жалко. И вот однажды его театр решил продемонстрировать зрителю свои творческие наработки. Был объявлен спектакль по рассказам Станислава Лема и назывался он «Сепульки». Я как и остальные мои знакомые получил приглашение на премьеру, которая должна была пройти в одном из ДК, по-моему в «Орбите».
Очень не люблю ходить на выставки, спектакли или презентации своих знакомых. Ведь вкус дело специфическое, всегда может не понравиться, а люди творческие всегда чувствуют фальшь в откликах. Вот и на спектакль я шел с весьма тревожным чувством. Все-таки пантомима и Станислав Лем как-то не очень сочетаются друг с другом. Мы пришли теплой компанией, все перед походом хорошо посидели-выпили, а я еще для храбрости выкурил косяк. В зале выключили свет, заиграла тревожная музыка и…
Скажите, как вы представляете себе мимов? Наверное вам они мнятся в образе Марселя Марсо или хотя бы Жана-Луи Барро. Мне вот тоже в воображении предстает нервная худенькая фигурка исполнителя. Поэтому вы поймете мою дальнейшую реакцию.
На сцену выскочила стайка девиц в облегающих трико. Каждая из них могла бы иллюстрировать различные степени ожирения. На сцене они совершали какие-то странные движения руками и ногами, заставляя трико опасно трещать прямо в зрительный зал, а сцену кряхтеть в отчаянных попытках не рассыпаться на мелкие дощечки. Я сидел в первом ряду убитый напрочь всем увиденным. Грохот ног проникал в мой отравленный мозг подобно кузнечному молоту. Я истошно заорал «Сепульки!», чем непроизвольно вызвал странную реакцию зала. Начались бешеные овации. Воодушевленные мимы стали выбивать пыль со сцены еще яростней, а на лице режиссера появилась счастливая улыбка.
После спектакля все подходили к Вадиму с поздравлениями, а я стоял в очереди и лихорадочно соображал, что бы такого сказать, чтобы не обидеть творческого человека. Наконец я вспомнил Голявкина и когда пришла моя очередь сказал: «Нигде, ни в одной стране мира я не видел ничего подобного. Правда в других странах я и не был». Режиссер купался в лучах славы и воспринял мои слова как комплимент.
Актеры - существа нежные и ранимые. Это правда. Художники - тоже творческие люди, но у них больший запас прочности. Знавал я когда-то местных художников, знакомых Валеры Рожкова. Они обитали в Усолье, где государство от щедрот преподнесло им огромную мастерскую в деревянном особняке. Все художники были творческими людьми и ваяли полотна для вечности, но на жизнь зарабатывали в основном оформлением кафе и детских садов. Это были неплохие по тем временам деньги, а художники любили выпить, причем выпить так, что чертям было страшно появляться в их алкогольных кошмарах. При этом они продолжали выполнять заказы и расписывать помещения, поэтому многие ангарские заведения славились своим неповторимым оформлением, заставлявшем посетителей судорожно заказывать одну порцию спиртного за другим, чтобы хоть немного соответствовать окружающей обстановке.
Среди всех этих творцов я особенно запомнил художника Анисимова, нескладного, крепко пьющего, добродушного, вечно попадающего в разные истории человека. За давностью лет большинство историй выветрилось у меня из головы, но что я помню очень отчетливо, так это его большого пушистого кота.
Я пару раз оставался у них в мастерской и видел всякое. Видел, как впавший в пьяное безумие художник Митькин с топором гнался за истерично визжащим Андреем Семеновым по всем комнатам и чудом его не убил. Когда смерть молодого дарования на глазах изумленных зрителей была уже неизбежна, взметнувшийся топор застрял в притолоке двери. Уставший Митькин не смог вытащить топор войны, заплакал и ушел спать. Спасшегося Семенова мы отпаивали гомырой.
Так вот, сибирский кот Анисимова запомнился мне даже на фоне всех этих пьяных забав. Точнее не сам он, а его способ отходить ко сну. Пьяный Анисимов обычно засыпал на спине, а кот дождавшись отключки хозяина, забирался ему на грудь и поудобнее устраивался на ней так, что кошачья жопа аккуратно размещалась в районе носа художника, после чего быстро засыпал. Спустя какое-то время Анисимов во сне начинал чихать и задыхаться и в финале скидывал кота на пол. Кот невозмутимо дожидался момента, когда Анисимов засыпал вновь и снова поерзав, устраивался на ночлег в той же позиции. Судя по всему, спать друг без друга они уже не могли.
Как то раз я привез к ним Манагера и их радушие так напугало последнего, что в итоге он сбежал от них через окно. Но об этом позже.
Поэт Андрей Семенов не убоявшись топора, постепенно тоже занялся художеством и даже участвовал на моей памяти в выставке молодых талантов устроенной в помещении местного музея. Его работы отличались яркими красками и вызывали желание немедленно пожевать кактус, прочитать Кастанеду или хотя бы выкурить косяк. Сама выставка оставила в моей памяти следующее воспоминание.
Если кто не знает, то скажу - выставочный зал Иркутского музея расположен на центральной улице города. На дворе был год наверное 96 или 97, стояла зима и мы с Максом решили сходить на презентацию. Перед походом мы немного размялись водочкой, но без особого фанатизма. В дверях мы встретили самого Андрея. Он стоял перед входом в выставочный зал и каждому из посетителей вручал маленький пакетик с травой. Для лучшего и правильного восприятия работ. Денег у него как обычно не было, поэтому трава была не покупной, а собранной. Понимающие люди догадываются, какого качества трава растет в городской черте, а именно там вдоль железнодорожных путей и находил Андрей свое счастье. Чтобы хоть что-то почувствовать нужно было скурить ее килограмма два. Впрочем, гостям на выставке предлагались и обычные одурманивающие средства. Водка была плохой, но ее было много. Мы как люди близкие к организаторам оказались в центре раздачи, поэтому уже спустя полчаса все картины нам нравились и окружающие казались весьма симпатичными. Особенно девушки. Особенно та, что недвусмысленно вертелась возле меня, заставляя наливать ей все новые порции пойла. Она была по-моему из училища искусств, начинающая художница.
Спустя какое-то время возникло желание сменить окружающую обстановку и я предложил приклеившейся к нам девушке поехать с нами. Та была не против, поэтому мы отняли у Семенова его мешок с травой, купили по дороге две бутылки водки и поехали в общагу к Максу.
Макс тогда снимал комнату в малосемейке. Комната размером напоминала стакан. Рослый человек широко расставив руки мог спокойно потрогать обе стенки. В комнате с трудом помещались кровать, тумбочка, чайник и четыре стакана. Мы незамедлительно выпили, Макс нашел у себя в вещах трубку, и мы стали пытаться выдуть из травы хотя бы крупинки того кайфа, которого можно было ожидать при общении с данным предметом.
Пора было знакомиться с незнакомкой. На ней был готичный прикид, соответствующий макияж. Сама она была высокой, худой и с весьма невыразительным лицом, если смыть грим. На шее девушки болталась пентаграмма. Она умело опрокидывала стаканчик с водкой и лихо затягивалась трубкой.
- «Как тебя зовут, милая?» - наконец-то сообразил спросить я.
- «Зови меня Death» - ответила она.
Услышав это, Макс как-то нервно дернулся и быстро вытолкнул меня за дверь.
- «Надо от нее немедленно избавиться» - прошептал он.
- «Почему? Вроде бы забавная девица» - недоуменно спросил я.
- «Веселиться будешь, когда тебе бициллин колоть станут» - ответил Макс.
- «Да ладно тебе, причем здесь это, мы ведь просто развлекаемся».
- «Я предупредил. Я ее трахать не буду и даже спиной поворачиваться не стану».
Тут появилась Death.
- «Мы сегодня курим или что?»
- «Курим, курим, уже идем»
Спустя пару часов водка была допита, а трава из мешка вся выкурена. В максовом «стакане» дым висел такой стеной, что трудно было увидеть собутыльников. Впрочем, возможно уже сказывалось выпитое и выкуренное.
- «А не боитесь меня трахать?» - внезапно спросила Death.
- «А кто тут собрался тебя трахать?» - испуганно сказал Макс.
- «А куда вы денетесь? Но знайте, я невеста дьявола».
Тут уже и мне стало не по себе. Макс же просто быстро залез в кровать, накрылся одеялом и прекратил всякое с нами общение. Death повернулась ко мне.
- «Ну, что приступим?»
Наступила одна из самых страшных ночей в моей жизни. Опытный Макс оказался прав во всем и даже больше - царапины на спине заживали почти месяц, и мне приходилось конспиративно их смазывать у знакомых, чтобы не запалиться дома.
Вот так был наказан порок, а я с тех пор почему-то невзлюбил художниц. Впрочем, не всех, но об этом как-нибудь в другой раз…
Винные мемуары. Начало
Винные мемуары. Часть 2
Винные мемуары. Часть 3.
Винные мемуары. Часть 4.
Винные мемуары. Часть 5
Винные мемуары. Часть 6
Винные мемуары. Часть 7
Винные мемуары. Часть 8
Винные мемуары. Часть 9
Винные мемуары. Часть 10
Винные мемуары. Часть 11
Винные мемуары. Часть 12
Винные мемуары. Часть 13.
Часть вторая: Проблемы пития в переходный период
Винные мемуары - 2. часть 1.
Винные мемуары - 2. часть 2
Винные мемуары-2. часть 3
Винные мемуары-2. часть 4
Винные мемуары-2. часть 5
Винные мемуары-2 часть 6
Винные мемуары-2. часть 7
Винные мемуары-2 часть.8 (Новогодняя)
Винные мемуары-2 часть 9
Винные мемуары-2 часть 10
Винные мемуары-2 часть 11
Винные мемуары-2 часть 12
Винные мемуары-2 часть 13
Винные мемуары-2 часть 14
Винные мемуары-2 часть 15
Винные мемуары-2 часть 16
Винные мемуары-2 часть 17
Винные мемуары-2 часть 18
Винные мемуары-2 часть 19 <
Винные мемуары-2, часть 20 (внеочередная)
Винные мемуары-2, часть 21
Винные мемуары-2 часть 22
Винные мемуары-2 часть 23
Винные мемуары-2. часть 24
Мысли прыгают и скачут, а я плохой возница для того чтобы удержать их в заданном направлении. Уже выпуска три хочу приступить к рассказам о Янке, чтобы наконец выехать на тему Омска и Новосибирска, но мысли не слушаются и выкидывают на поверхность новые имена или обломки старых тем. Вот мы в прошлый раз говорили о театре, об актерских судьбах и тому подобной ерунде. За неделю вспомнилась еще одна актерская история.
Все тот же театр имени Охлопкова. Тот же актер на третьих ролях, играющий пятого в шестом ряду колхозника или бессловесного стражника, кому поручено режиссером не только вяло нести свою алебарду, но и передвигать мебель на сцене в периоды затемнений. Разумеется в разговорах за столом, он цитирует Гамлета и Короля Лира, рассказывает о том, какие бездари ведущие актеры и как на театре зажимают молодые таланты. Нет, он не будет всю жизнь быть всего лишь молчаливой тенью на сцене, они вместе с молодежью репетируют втайне и наступит день, когда все увидят, где горит подлинное творчество, а где тлеют угли давно сдувшихся репутаций.
Однажды солнце актерской славы озарило и этот темный закуток. В театре режиссер решил обновить репертуар какой-нибудь яркой комедией и неизвестно из каких ветхих сундуков извлек на свет пьесу В.Кессельринга "Мышьяк и старые кружева". Вы уже улыбаетесь, а я тогда единственное, что знал о ней так это то, что в Голливуде выходил давным-давно такой фильм и главный тогдашний культуртрегер А.В. Кукаркин в одном из своих кирпичей выкладывал фотографию из фильма. Знакомец мне сообщил, что пьеса очень веселая и в ней полно «черного юмора», который тогда не приветствовался на сцене. Режиссер решил сломать традицию и выпустить этакий хулиганский спектакль. Что самое главное, моему знакомому в нем дают РОЛЬ. СО СЛОВАМИ. Это был прорыв. До этого со словами у него были роли в основном на детских утренниках во время новогоднего чеса.
Пьесу репетировали с подъемом, быстро и вскоре было объявлено о премьере. Мне дали два пригласительных и я решил пойти на премьеру с подругой. К сожалению в день премьеры, а это была зима, самое ее сердце, у меня заболел продавец. Я тогда держал две точки, одна из которых была уличная и находилась на центральном рынке. Я сейчас забегаю в будущее, поэтому буду краток. На подмену я не смог никого найти, поэтому пришлось стоять самому. Было страшно холодно, я был в какой-то дохе и огромных, очень теплых унтах. Помимо всего прочего добрые знакомые принесли мне фляжку из которой я черпал дополнительное тепло. К концу рабочего дня я был в полсвиста и с чистой совестью пошел на премьеру не сообразив зайти домой переодеться. В теплом помещении театрального буфета я принял на грудь еще 200 грамм коньяка и меня окончательно срубило. У меня был пригласительный в ложу, мы с подругой разместились в ней и я принялся внимать искусству. Кроме нас в ложе было еще двое гостей, судя по всему записные театралы и эстеты. Минут через пятнадцать я понял, что в унтах я до финала не доживу. Жара и алкоголь подступали уже к самому горлу. И я решился на крайние меры.
Я взял и снял унты, скромно постав их в уголок. Сразу вернулась ясность ума и я стал следить за сюжетом. Должен поделиться с вами нехитрым наблюдением - если пьеса хороша, ее очень трудно угробить даже самодеятельному театру совхоза «Верный путь смолы с лучины Октября». С фильмом конечно не стоит даже сравнивать, но для нашей клубной сцены получилось вполне прилично. Я все ожидал, когда появится на сцене мой приятель, чтобы наградить его шквалом бешеных аплодисментов. И вот, наконец, появился он, в роли старичка пришедшего в поисках свободной комнаты к тетушкам и вовремя спугнутый их племянником. Актер проявил творческую инициативу и добавил к образу окладистую бороду из пакли и тросточку. Пять минут славы пролетели как один миг и он ушел со сцены под мои громкие хлопки и неистовые крики «Охлопков!! Охлопков!! Ты вернулся».
В это время меня кто-то взял вежливо за плечо. «Прошу прощение, - сказал один из соседей-эстетов, - вы не могли бы куда-нибудь убрать вашу обувь, она как-то сильно пахнет».
Не скажу, чтобы они были совсем уж не правы. Унты разомлели в тепле и больше себя не контролировали. Я как человек увлеченный происходящим на сцене и защищенный действием алкоголя не чувствовал их пробуждения, а вот у соседей была явно пониженная сопротивляемость запахам. Надеть их посреди спектакля я их не мог, мое предложение соседям расставить унты по разным углам, чтобы пахло более равномерно тоже не вызвало понимания и пришлось отправить их под покровом тьмы в ссылку - за портьеру в соседнюю ложу. Так мы с ними и досмотрели спектакль порознь.
После состоялась праздничная театральная попойка. В принципе она отличается от обычной лишь специфическими разговорами на первой стадии празднества. Затем все приходит в норму и даже случившийся ближе к финалу мордобой вызвал бы к жизни у Станиславского лишь его известную фразу «Не верю».
Надо добавить, что мечту о молодежной постановке они осуществили. Экспериментальный спектакль оказался весьма навороченным и продвинутым. Все ходили в черном трико, а когда хотели что-нибудь продекламировать, то карабкались по веревкам на стены и уже оттуда вещали зрителям. Эстеты были в восторге, мне же для восторженных оваций пришлось в перерыве подняться в буфет.
Еще одно пересечение с театром у меня состоялось уже где-то в середине 90-х. Был у меня тогда один знакомец по имени Вадим. Он был художественным руководителем самодеятельного молодежного театра пантомимы. Милый такой, ненавязчивый. Хорошо умел поддерживать разговор, вовремя замолкал, словом лишней рюмки для него никогда не было жалко. И вот однажды его театр решил продемонстрировать зрителю свои творческие наработки. Был объявлен спектакль по рассказам Станислава Лема и назывался он «Сепульки». Я как и остальные мои знакомые получил приглашение на премьеру, которая должна была пройти в одном из ДК, по-моему в «Орбите».
Очень не люблю ходить на выставки, спектакли или презентации своих знакомых. Ведь вкус дело специфическое, всегда может не понравиться, а люди творческие всегда чувствуют фальшь в откликах. Вот и на спектакль я шел с весьма тревожным чувством. Все-таки пантомима и Станислав Лем как-то не очень сочетаются друг с другом. Мы пришли теплой компанией, все перед походом хорошо посидели-выпили, а я еще для храбрости выкурил косяк. В зале выключили свет, заиграла тревожная музыка и…
Скажите, как вы представляете себе мимов? Наверное вам они мнятся в образе Марселя Марсо или хотя бы Жана-Луи Барро. Мне вот тоже в воображении предстает нервная худенькая фигурка исполнителя. Поэтому вы поймете мою дальнейшую реакцию.
На сцену выскочила стайка девиц в облегающих трико. Каждая из них могла бы иллюстрировать различные степени ожирения. На сцене они совершали какие-то странные движения руками и ногами, заставляя трико опасно трещать прямо в зрительный зал, а сцену кряхтеть в отчаянных попытках не рассыпаться на мелкие дощечки. Я сидел в первом ряду убитый напрочь всем увиденным. Грохот ног проникал в мой отравленный мозг подобно кузнечному молоту. Я истошно заорал «Сепульки!», чем непроизвольно вызвал странную реакцию зала. Начались бешеные овации. Воодушевленные мимы стали выбивать пыль со сцены еще яростней, а на лице режиссера появилась счастливая улыбка.
После спектакля все подходили к Вадиму с поздравлениями, а я стоял в очереди и лихорадочно соображал, что бы такого сказать, чтобы не обидеть творческого человека. Наконец я вспомнил Голявкина и когда пришла моя очередь сказал: «Нигде, ни в одной стране мира я не видел ничего подобного. Правда в других странах я и не был». Режиссер купался в лучах славы и воспринял мои слова как комплимент.
Актеры - существа нежные и ранимые. Это правда. Художники - тоже творческие люди, но у них больший запас прочности. Знавал я когда-то местных художников, знакомых Валеры Рожкова. Они обитали в Усолье, где государство от щедрот преподнесло им огромную мастерскую в деревянном особняке. Все художники были творческими людьми и ваяли полотна для вечности, но на жизнь зарабатывали в основном оформлением кафе и детских садов. Это были неплохие по тем временам деньги, а художники любили выпить, причем выпить так, что чертям было страшно появляться в их алкогольных кошмарах. При этом они продолжали выполнять заказы и расписывать помещения, поэтому многие ангарские заведения славились своим неповторимым оформлением, заставлявшем посетителей судорожно заказывать одну порцию спиртного за другим, чтобы хоть немного соответствовать окружающей обстановке.
Среди всех этих творцов я особенно запомнил художника Анисимова, нескладного, крепко пьющего, добродушного, вечно попадающего в разные истории человека. За давностью лет большинство историй выветрилось у меня из головы, но что я помню очень отчетливо, так это его большого пушистого кота.
Я пару раз оставался у них в мастерской и видел всякое. Видел, как впавший в пьяное безумие художник Митькин с топором гнался за истерично визжащим Андреем Семеновым по всем комнатам и чудом его не убил. Когда смерть молодого дарования на глазах изумленных зрителей была уже неизбежна, взметнувшийся топор застрял в притолоке двери. Уставший Митькин не смог вытащить топор войны, заплакал и ушел спать. Спасшегося Семенова мы отпаивали гомырой.
Так вот, сибирский кот Анисимова запомнился мне даже на фоне всех этих пьяных забав. Точнее не сам он, а его способ отходить ко сну. Пьяный Анисимов обычно засыпал на спине, а кот дождавшись отключки хозяина, забирался ему на грудь и поудобнее устраивался на ней так, что кошачья жопа аккуратно размещалась в районе носа художника, после чего быстро засыпал. Спустя какое-то время Анисимов во сне начинал чихать и задыхаться и в финале скидывал кота на пол. Кот невозмутимо дожидался момента, когда Анисимов засыпал вновь и снова поерзав, устраивался на ночлег в той же позиции. Судя по всему, спать друг без друга они уже не могли.
Как то раз я привез к ним Манагера и их радушие так напугало последнего, что в итоге он сбежал от них через окно. Но об этом позже.
Поэт Андрей Семенов не убоявшись топора, постепенно тоже занялся художеством и даже участвовал на моей памяти в выставке молодых талантов устроенной в помещении местного музея. Его работы отличались яркими красками и вызывали желание немедленно пожевать кактус, прочитать Кастанеду или хотя бы выкурить косяк. Сама выставка оставила в моей памяти следующее воспоминание.
Если кто не знает, то скажу - выставочный зал Иркутского музея расположен на центральной улице города. На дворе был год наверное 96 или 97, стояла зима и мы с Максом решили сходить на презентацию. Перед походом мы немного размялись водочкой, но без особого фанатизма. В дверях мы встретили самого Андрея. Он стоял перед входом в выставочный зал и каждому из посетителей вручал маленький пакетик с травой. Для лучшего и правильного восприятия работ. Денег у него как обычно не было, поэтому трава была не покупной, а собранной. Понимающие люди догадываются, какого качества трава растет в городской черте, а именно там вдоль железнодорожных путей и находил Андрей свое счастье. Чтобы хоть что-то почувствовать нужно было скурить ее килограмма два. Впрочем, гостям на выставке предлагались и обычные одурманивающие средства. Водка была плохой, но ее было много. Мы как люди близкие к организаторам оказались в центре раздачи, поэтому уже спустя полчаса все картины нам нравились и окружающие казались весьма симпатичными. Особенно девушки. Особенно та, что недвусмысленно вертелась возле меня, заставляя наливать ей все новые порции пойла. Она была по-моему из училища искусств, начинающая художница.
Спустя какое-то время возникло желание сменить окружающую обстановку и я предложил приклеившейся к нам девушке поехать с нами. Та была не против, поэтому мы отняли у Семенова его мешок с травой, купили по дороге две бутылки водки и поехали в общагу к Максу.
Макс тогда снимал комнату в малосемейке. Комната размером напоминала стакан. Рослый человек широко расставив руки мог спокойно потрогать обе стенки. В комнате с трудом помещались кровать, тумбочка, чайник и четыре стакана. Мы незамедлительно выпили, Макс нашел у себя в вещах трубку, и мы стали пытаться выдуть из травы хотя бы крупинки того кайфа, которого можно было ожидать при общении с данным предметом.
Пора было знакомиться с незнакомкой. На ней был готичный прикид, соответствующий макияж. Сама она была высокой, худой и с весьма невыразительным лицом, если смыть грим. На шее девушки болталась пентаграмма. Она умело опрокидывала стаканчик с водкой и лихо затягивалась трубкой.
- «Как тебя зовут, милая?» - наконец-то сообразил спросить я.
- «Зови меня Death» - ответила она.
Услышав это, Макс как-то нервно дернулся и быстро вытолкнул меня за дверь.
- «Надо от нее немедленно избавиться» - прошептал он.
- «Почему? Вроде бы забавная девица» - недоуменно спросил я.
- «Веселиться будешь, когда тебе бициллин колоть станут» - ответил Макс.
- «Да ладно тебе, причем здесь это, мы ведь просто развлекаемся».
- «Я предупредил. Я ее трахать не буду и даже спиной поворачиваться не стану».
Тут появилась Death.
- «Мы сегодня курим или что?»
- «Курим, курим, уже идем»
Спустя пару часов водка была допита, а трава из мешка вся выкурена. В максовом «стакане» дым висел такой стеной, что трудно было увидеть собутыльников. Впрочем, возможно уже сказывалось выпитое и выкуренное.
- «А не боитесь меня трахать?» - внезапно спросила Death.
- «А кто тут собрался тебя трахать?» - испуганно сказал Макс.
- «А куда вы денетесь? Но знайте, я невеста дьявола».
Тут уже и мне стало не по себе. Макс же просто быстро залез в кровать, накрылся одеялом и прекратил всякое с нами общение. Death повернулась ко мне.
- «Ну, что приступим?»
Наступила одна из самых страшных ночей в моей жизни. Опытный Макс оказался прав во всем и даже больше - царапины на спине заживали почти месяц, и мне приходилось конспиративно их смазывать у знакомых, чтобы не запалиться дома.
Вот так был наказан порок, а я с тех пор почему-то невзлюбил художниц. Впрочем, не всех, но об этом как-нибудь в другой раз…