Моя философия. Трансцендентальный тринитарный реализм. - 26
Моя философия. Трансцендентальный тринитарный реализм: (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10), (11), (12), (13), (14), (15), (16), (17), (18), (19), (20), (21), (22), (23), (24), (25).
Таким образом, Галилей, эмпирическим путем открыв «закон свободного падения», впервые за многие столетия со времен Аристотеля сделал важный шаг к пониманию природы пространства-времени. А поскольку Галилей при этом выступил последовательным критиком некоторых положений физики Аристотеля (и не только в физике, но еще более в астрономии), он, - сам, конечно, еще будучи схоластом с головы до ног, воспитанным на философии Аристотеля (и это было не так плохо - ведь никакая зрелая интеллектуальная культура без Аристотеля невозможна), - создал предпосылки для формирования критического мышления, без которого дальнейшее развитие интеллектуальной культуры человечества, основанной Аристотелем, было бы невозможно.
Но Галилей сделал и еще один важный шаг для правильного понимания природы пространства-времени и появления современной физики - он ввел представление об инерциальных системах отсчета. И этот его шаг также лучше рассмотреть в двух отдельных аспектах: что есть система отсчета как физико-математическое представление, и что есть инерциальные системы отсчета.
«Система отсчета» - это важнейшее представление современной физики, и, на первый взгляд, здесь все просто: для описания поведения тел или каких-то физических систем в пространстве и времени мы вводим систему координат - трех пространственных и времени, привязывая точку отсчета этой системы отсчета к какому-либо телу или к какой-либо определенной точке в пространстве.
Но «система отсчета» - это чисто математическое представление, которое существует в нашем разуме. Понятно, что в самой природе - то есть в эмпирическом (действительном) мире - никаких «систем отсчета» не существует. В самом деле, мы можем нарисовать на плоскости доски или листка бумаги точку - в любом месте этой доски или листка бумаги, затем нарисовать две прямые, которые будут задавать две координаты, ввести масштаб измерения - то есть разбить эти линии на равные отрезки, и после этого любая точка на доске или листке бумаги получит две координаты. То есть мы таким образом просто переносим наши математические представления, которые существуют в нашем разуме - и больше нигде - на плоскость доски или листка бумаги.
Но что позволяет нам это делать? Почему мы с такой легкостью математические и геометрические представления нашего разума переносим в мир действительных вещей, придавая вещам математические и геометрические свойства нашего разума? Ведь понятно, что мы бы не смогли бы этого делать, если бы в самом мире действительных вещей не было бы для этого необходимых условий. Но что это за условия? Очевидно, главное условие заключается в том, что действительный мир вещей существует в пространстве, свойства которого мы можем прямо соотнести со свойствами геометрического пространства, существующего в нашем разуме.
В самом деле, ведь мы бы не смогли задать систему координат на доске или листке бумаги, если бы они не были бы плоскостями - почти такими же плоскостями, которые - как некие идеальные математические представления - существуют в нашем разуме совершенно отдельно и независимо от любых плоскостей, которые мы можем найти в действительном мире вещей. И мы бы не могли нарисовать на доске или листке бумаги «точку отсчета» - как некое абстрактное представление «начала системы отсчета» - если бы мы не могли в физическом пространстве и в мире вещей найти какие-нибудь «точки». И мы бы не смоли задать координаты для любой точки на плоскости доски или листка бумаги, если бы эти точки на плоскости доски или бумаги мы не могли рассматривать как геометрические, математические «точки», которые существуют как некие «математические объекты», как представление о «точке» в нашем разуме - совершенно независимо от любых «точек», которые мы можем найти в действительном мире вещей.
Иначе говоря, нарисовать «систему отсчета» на доске или листке бумаги мы можем только потому, что, помимо того физического пространства, которое мы находим в действительном мире вещей, в нашем разуме существует представление о геометрическом пространстве, как о некоем логико-математическом объекте, который обладает своими совершенно определенными логико-математическими свойствами (например, свойством, что каждая точка в системе координат обладает только однозначными координатами). И при этом, конечно, поскольку это геометрическое пространство существует уже в нашем разуме, оно имеет идеальную природу - и в том смысле, что мы эту реальность можем мыслить, и все наши математические и геометрические объекты, как мыслимые объекты, уже никак не связаны с материей, и в том смысле, что, например, геометрическая линия в нашем разуме является некоей «совершенной линией», а в действительном мире вещей все линии, которые мы можем считать «прямыми линиями», не являются идеально прямыми и далеки от совершенства мыслимой нами «идеальной прямой линии».
Отсюда возникает вполне закономерный вопрос: а как связаны между собой эти два пространства - физическое, которое мы находим в действительном мире и в котором существуют все вещи, и геометрическое, существующее как некий идеальный мыслимый объект в нашем разуме, как предмет изучения математики и геометрии. А то, что они связаны между собой - это несомненно, иначе мы не смогли бы применять математику и геометрию в мире вещей. Ведь «теорема Пифагора» верна не только для нашего разума, в рамках математики - она верна и в действительном мире вещей, и если мы измерим стороны любого прямоугольника в действительном мире - мы легко в этом убедимся.
Сам Пифагор, а также Платон и неоплатоники объясняли возможность применения нами математики и геометрии в действительном мире тем, что числа и фигуры существуют в каком-то отдельном объективном идеальном мире, как некие идеи или эйдосы, а этот мир эйдосов существуют независимо как от мира вещей, так и от нашего разума. А вещи и наш разум каким-то образом причастны этим эйдосам, и поэтому, изучая математику или геометрию, мы постигаем эти эйдосы, а через них - геометрические и математические свойства вещей эмпирического мира. Но этот взгляд приводил ко множеству таких ужасных противоречий, что уже Аристотель ясно понял, что все это полный бред.
Поэтому для объяснения всего этого у нас есть два варианта. Первый: объяснить существование математики и геометрии в нашем разуме тем, что они возникают в нашем разуме как некие обобщенные и абстрактные представления, полученные нами из опыта. Ну, то есть мы, например, находим в действительном мире некие подобия прямых линий или точек или окружностей, а затем в нашем разуме возникает представление об идеальной прямой линии, идеальной точке или идеальной окружности. Этот взгляд имеет свои плюсы и, как кажется, кое-что объясняет - ведь и понятие «лошадь», как представление о некоей абстрактной и идеальной лошади, возникает в нашем разуме, когда мы встречаем в нашем опыте множество похожих друг на друга лошадей.
Однако проблема здесь в том, что понятие «лошади» не дает нам никакого знания о том, что такое есть лошади - помимо знания о том, что лошади существуют как вид животных, то есть что среди животных есть существа, обладающие одной видовой природой. А математика и геометрия - это не просто понятия, через которые мы даем название физическому пространству. Это особые научные дисциплины, которые мы изучаем совершенно независимо от какого-либо опыта. И все математические и геометрические представления, высказывания и теоремы есть продукт нашего разума, который изучает свойства математических и геометрических объектов, исходя исключительно из своей собственной природы. И, тем не менее, затем оказывается, что все эти построения нашего разума являются правильными, когда мы их применяем к опыту и миру действительных вещей.
Поэтому для объяснения существования математики и геометрии и их применимости к нашему опыту остается только второй вариант: что это сам действительный мир, мир вещей, уже отчасти конструируется нашим разумом и сознанием. И тогда выглядит вполне естественно, что физическое пространство обладает теми же геометрическими и математическими свойствами, что и геометрическое пространство в нашем разуме. И именно такое объяснение всему этому и дал Кант: мы воспринимаем мир в пространстве, потому что в нашем сознании и разуме уже существует пространство как форма восприятия любого опыта. И изучая свойства пространства в математике и геометрии, мы тем самым изучаем ту форму, в которой нам может быть дан любой опыт.
Однако, как я уже указывал ниже, и этот взгляд Канта является не совсем верным. Ведь свойства эмпирического (физического) пространства уже не задаются целиком нашим разумом - как свойства того геометрического пространства, что существует в нашем разуме. Очевидно, эмпирическое пространство есть более сложная реальность, в которой геометрические и математические формы нашего разума как-то «слиты» воедино с объективными свойствами вещей и мира в целом. И эти объективные свойства вещей и мира в целом задаются уже какой-то объективной материальной реальностью. Но в чем состояла ошибка Канта - этот вопрос я более подробно рассматриваю далее.
Пока же, возвращаясь к вопросу о системе отсчета, мы должны признать, что когда мы рисуем систему отсчета на доске или листке бумаги - мы тем самым «актуализируем» формы нашего разума в мире действительных вещей, которые уже и до этого присутствовали в эмпирическом мире и в нашем опыте. Примерно так же, как когда мы рисуем на поверхности земли круг или линию - мы актуализируем геометрические формы, существующие в нашем разуме, формы, в которых нам дан мир и до этого. Или примерно так же, как когда мы раскрашиваем различные вещи в различные цвета - мы актуализируем цветовые формы нашего восприятия мира, в которых - в этих цветовых формах - нам был дан мир и до этого.
И введение системы отсчета отличается только тем, что здесь мы актуализируем не просто какие-то линии или геометрические фигуры, а актуализируем в действительном мире особый метод измерения и описания поведения вещей в пространстве и времени. То есть вносим в мир вещей не только наши геометрические представления о пространстве, но вносим и числовые ряды, которые призваны дать нам возможность «измерять вещи» - то есть превращать их объективные свойства в математические свойства, которые мы описываем с помощью чисел и нашего мыслимого мира математики. Поэтому систему отсчета следует рассматривать как особый физико-математический метод познания нами эмпирического опыта, а через него - объективного мира. И этот метод призван связать и соединить наши геометрические и математические представления, существующие в нашем разуме, с миром действительных вещей. После чего мы получаем возможность «превратить» объективные свойства вещей и действительного мира в числа, величины и геометрические представления, а потом уже изучать эти свойства в рамках математики и геометрии.