Продолжение. Начало здесь:
День первый День второйДень третий. Дом Довлатова и Святогорский монастырь.
Утром ходила к дому Довлатова в деревню Березино. Дорога упоительная: поле, небольшой лесок, опушка, маленькая деревенька. В лесочке - огромный замшелый валун. Устроился тут с комфортом с самого ледникового периода. Уж он-то точно видел и Пушкина, и Довлатова. Последний именно по этой тропиночке, мимо камня, как раз и ходил на турбазу и обратно памятным летом 1977-го, когда работал здесь экскурсоводом.
В деревне, естественно, никаких указателей на достопримечательное строение. В процессе поиска забрела в болото (кто бы сомневался), напугала пасущихся овечек и сильно рассердила местную тетеньку, мол, почему вторгаюсь в частные владения. Каким образом я должна была догадаться о принадлежности этого болота частному лицу, если никакого намека на ограждение не просматривается - не знаю. Может, они тут все телепаты? Впрочем, тетенька быстро сменила гнев на милость и указала дорогу к заветному месту. Чувствовалось, что досужие туристы, алчущие приобщиться, здорово допекли местных жителей. Странно, что люди, выкупившие дом и устроившие тут нечто вроде частного музея, не побеспокоились о навигации. Хорошо мне сердитая тетенька встретилась вовремя, а то ведь могла и утопнуть в болоте.
Сказать, что дом выглядит ужасающе - ничего не сказать. Его безобразие настолько совершенно, что даже становится привлекательным. Абсолютное жилище бабы-Яги. Вызывает восхищение своей безупречной стильностью.
Именно в таком состоянии и было это, с позволения сказать, жилище, когда там жил Довлатов. Страницы "Заповедника" волшебным образом ожили...
"Дом Михал Иваныча производил страшное впечатление. На фоне облаков чернела покосившаяся антенна. Крыша местами провалилась, оголив неровные темные балки. Стены были небрежно обиты фанерой. Треснувшие стекла - заклеены газетной бумагой. Из бесчисленных щелей торчала грязная пакля.
В комнате хозяина стоял запах прокисшей еды. Над столом я увидел цветной портрет Мао из «Огонька». Рядом широко улыбался Гагарин. В раковине с черными кругами отбитой эмали плавали макароны. Ходики стояли. Утюг, заменявший гирю, касался пола.
Две кошки геральдического вида - угольно-черная и розовато-белая - жеманно фланировали по столу, огибая тарелки. Хозяин шуганул их подвернувшимся валенком. Звякнули осколки. Кошки с безумным ревом перелетели в темный угол.
Соседняя комната выглядела еще безобразнее. Середина потолка угрожающе нависала. Две металлические кровати были завалены тряпьем и смердящими овчинами. Повсюду белели окурки и яичная скорлупа.
Откровенно говоря, я немного растерялся. Сказать бы честно: «Мне это не подходит…» Но, очевидно, я все-таки интеллигент. И я произнес нечто лирическое:
- Окна выходят на юг?
- На самый, самый юг, - поддакнул Толик. За окном я увидел полуразрушенную баню.
- Главное, - сказал я, - вход отдельный.
- Ход отдельный, - согласился Михал Иваныч, - только заколоченный.
- А, - говорю, - жаль.
- Эйн момент, - сказал хозяин, разбежался и вышиб дверь ногой."
Вот, по всей вероятности, тот самый "вход отдельный":
А здесь отлично видны щели под полом, через которые, по словам Довлатова, к нему в гости заходили бездомные собаки...
Помню, какое сильное впечатление произвел на меня спектакль театра Моссовета (малая сцена) по этой замечательно талантливой повести. Спектакль был просто шедевральный. Я тогда окончательно влюбилась в Довлатова. Саму повесть прочитала уже потом и в своей влюбленности еще больше утвердилась. Именно довлатовскому "Заповеднику" я обязана сильным желанием побывать здесь, желанием, переросшим в мечту. Спасибо Вам, дорогой Сергей Донатович. За простые и точные слова о Пушкине:
"Его готовность принять и выразить любую
точку зрения. Его неизменное стремление к последней высшей объективности.
Подобно луне, которая освещает дорогу и хищнику и жертве.
Не монархист, не заговорщик, не христианин - он был только поэтом,
гением и сочувствовал движению жизни в целом.
Его литература выше нравственности. Она побеждает нравственность и даже
заменяет ее. Его литература сродни молитве, природе... Впрочем, я не
литературовед..."
За талант, за горькую судьбу, за нежность и боль... За то, что так рвали душу, уезжая отсюда за своей семьей - тосковали, прощаясь вот с этой ободраной халупой, и не радовались сытому и налаженному быту - там. Низкий поклон...
После небольшого тайм-аута - погреться, выпить чайку, поразмыслить у камина об увиденном - продолжила свои паломничества. У входа в Святогорский монастырь - непременная сувенирная торговля. Магнитики, ручки, кружки, тарелочки, всевозможные брелочки и прочая и прочая - дребедень, но обязательно с портретами Пушкина, стихами и росчерками. Выделяются изделия местных умельцев, выполненные с душой и мастерством - яркие теплые шали, вязанные крючком, и берестяные поделки с искусными тонкими узорами. Покупаю без счета магнитных закладок, ручек и берестяных заколок - дома разберемся, кому, чего и сколько.
В монастырском дворе чисто, тихо, благостно. Посетителей пускают только на гору, к Успенскому собору и могиле Пушкина. Карабкаюсь вверх, пыхтя, по крутой и страшно неудобной лестнице: старинные высоченные ступени сложены из грубых камней разного размера, поэтому поверхность неровная. Однако и здоровье же было у наших предков - ведь они туда-сюда целыми днями мотались без никаких лифтов и эскалаторов. А как нынешние монахи - в основном люди пожилые - справляются, я уж и не знаю...
Под толстыми стенами старинного храма - простая и изысканная стела. Много цветов, они загораживают табличку с надписью "Александр Сергеевич Пушкин. Родился... скончался..." Рядом - две могильные плиты с почти полностью стершимися надписями. Современная музейная табличка поясняет, что здесь, в монастыре, захоронены родные Пушкина - дед Осип Абрамович Ганнибал, бабушка, мать и умерший в младенчестве младший брат Платон. Родовая усыпальница Ганнибалов-Пушкиных.
Начинает накрапывать дождик. У могилы - простая белая скамейка. Посидеть в тишине и проникнуться не удается: одна за одной появляются запыхавшиеся от крутого подъема экскурсионные группы. С одной стороны, досадно, раздражают. Но с другой - а ведь прав был, когда написал "не зарастет народная тропа"! Ну откуда он знал?!..
Пытаясь сглотнуть комок в горле, иду в храм. Тугая дверь подается с трудом, мне кто-то помогает открыть ее изнутри. Вхожу и вижу пожилого служителя, однорукого, с обильной седой бородой. Говорит "Добро пожаловать", лицо при этом суровое.
Отчетливо ощущается несусветная старина этого места. Стены толстые, своды приделов низкие. Очень мрачно. Иконы темные, свет не горит; все освещение - только свечи да крохотные окошки. И не понять, то ли храм, то ли крепость. Спрашиваю давешнего служителя, где купить свечи. Молча показывает на небольшой столик. В ящичках свечи разной величины, написаны цены (самые дорогие свечи по 10 рублей). Рядом стоит урна для пожертвований. Продавца нет. Бери свечи, опускай деньги - сколько хочешь и можешь. Никто не смотрит и не проверяет. Тишина глубокая и вязкая. Тихонько выхожу на улицу, огибаю собор, делаю несколько снимков. В лавочке при храме такой же суровый инок продает мне две иконки и образок. Цены совершенно микроскопические... Здесь - все настоящее, никакой театральности и показушности. Ухожу, просветленная.
Напротив монастыря - обворожительный памятник Пушкину. Работа скульптора Е.Ф.Белашовой. Пушкин тут - красавец, поза его динамична и полна своеобразной грации. Женский взгляд, ничего не поделаешь!
Кстати, букетик последних осенних хризантемок справа - это мой. Купила у симпатичной старушки возле ворот монастыря. Памятник мне так понравился, что я не удержалась и приобрела в одной из сувенирных лавочек статуэтку - его крошечную копию. Честно говоря, не знаю, как доволоку до дома всю эту кучу сувениров, но магия Пушкиногорья настойчиво требует увезти с собой хотя бы частичку этих мест...
Возвращалась домой пешком. В лесу сегодня шумно и людно - с утра заехало сразу несколько групп, в основном молодежь, и все дружно двинули в поселок за продуктами. Ельник звенит голосами и смехом. Упавшее дерево оперативно распилили и убрали, только припорошенная опилками земля напоминает о вчерашнем буреломе.
После ужина (вкусного и уютного, в местном кафе) растопила камин. Дрова долго капризничали и не хотели разгораться, но потом схватились и до сих пор горят, споро и жарко. Телевизор включать совершенно не хочется, хочется перечитывать Пушкина и Довлатова. Что я и делаю весь вечер.
P.S. Одно особенно зловредное полено все-таки не прогорело - обуглилось и погасло. Лежит себе нахально в камине и воняет копотью на весь дом.
Продолжение здесь:
День четвертый