Люди, судьбы, документы: история архива филоматов...
... Онуфрий (Онуфры) Петрашкевич - один из самых старших среди филоматов. Из небогатой семьи, он был гувернёром Игнация Домейко и его брата Адама Домейко, когда те учились в Щучине в пиарской школе. Затем учился в Виленском университете на физико-математическом отделении. Вместе с Заном, Мицкевичем и другими он был одним из основателей Общества филоматов, его казначеем и архивистом. Когда в октябре 1823 года началось следствие по делу филоматов, Онуфры передал своему брату брату Михалу на хранение весь архив филоматов, включая протоколы заседаний, обширную переписку участников общества за 1819-1823 годы (около тысячи писем), научные и литературные трактаты и рассуждения, поэтические произведения и др.
Вместе с другими филоматами Петрашкевич был осужден на высылку из Литвы. В течение нескольких следующих лет он осел в Москве и служил помощником библиотекаря в Московском университете. В 1831 году он был арестован повторно за связи с кружком Сунгурова, готовившем восстание в Москве. По доносу Петрашкевич был обвинен в том, что помогал бежать офицерам Литовского корпуса, намеревавшимся присоединиться к вспыхнувшему тогда в Царстве Польском и Литве восстанию. Некоторые историки считают, что Сунгуров изначально был провокатором: однако он был осужден к смертной казни, замененной каторжными работами, бежал с этапа, был наказан плетьми и, полусумасшедший (Герцен описывает эту встречу в «Былом и думах») снова отправлен на Нерчинскую каторгу, где сгинул в неизвестном году и неизвестном месте. К смертной казни был приговорен и Онуфры Петрашкевич, в феврале 1832 года приговор был заменен пожизненной ссылкой в Сибирь на поселение (суровый приговор был вызван, кроме прочего «дерзкими и оскорбительными стихами против русских подданных», найденными в бумагах Петрашкевича: среди этих стихов была, например, запись старой импровизации Мицкевича «о мести на русских и сожжении Москвы» - на следствии Петрашкевич не назвал фамилию автора импровизации, хотя Мицкевич был в это время уже за границей).
Пешим этапом в кандалах он дошел до Тобольска - и там прожил следующие двадцать восемь лет: повезло, можно сказать - не в какой-то глухой северной дыре, а в приличном культурном центре, где было много польских и русских ссыльных и местной интеллигенции. Петрашкевич заведовал передвижной библиотекой для политических ссыльных, организованной первоначально ранее него жившим в Тобольске ссыльным Петром Мошинским, в дальнейшем стараниями Петрашкевича библиотека пополнялась. Молодые ссыльные в своей переписке, упоминая Петрашкевича, ласково называли его «дядюшкой». Средства к существованию давало гувернерство в домах тобольских высших чинов (напомню еще раз, что официально любая преподавательская деятельность была запрещена ссыльным), а в 1841 году Петрашкевичу было разрешено вступить в гражданскую службу и он поступил в канцелярию Тобольского гражданского губернатора (интересно, что политические ссыльные, поступившие на службу, исключались в дальнейшем из списков организаций взаимопомощи - то ли считалось, что у них уже есть средства к существованию в виде жалованья, то ли считалось, что, поступив официально на службу Империи, они тем самым изменили «народному делу») ;))
Онуфры Петрашкевич (1793-1863)
...В 1856-1857 годах Петрашкевич не был включен в списки амнистированных государственных и политических преступников. Лишь в 1860 году, «по болезни», ему было разрешено выехать из Сибири и вернуться на родину. В 1860 году он поселился в Вильно у брата, врача Юзефа Петрашкевича, занимался разбором архива филоматов (Михал, которому изначально Онуфры передал архив, рано умер и архив остался у третьего брата, Юзефа, который и хранил его все эти годы, несколько раз перепрятывая от многочисленных обысков - таким образом, архив пережил Ноябрьское восстание, заговор Конарского и др.политические процессы в регионе). До конца привести архив в порядок Петрашкевич уже не успел - тяжело больной, он умер в 1863 году, в новом восстании он уже участия не принимал.
Юзеф Петрашкевич, у которого остался архив, умер десять лет спустя - в 1871 году. После его смерти архив филоматов хранили его сыновья, а затем внучка Станислава Петрашкевич, ставшая законной наследницей семейного архива по завещанию в 1908 году. К этому времени семья решилась раскрыть существование архива: из нелегальных опасных документов они превратились в дела давно минувших дней, новые политические бури тревожили Российскую империю. В том же 1908 году Станислава Петрашкевич официально передала часть архива Краковской Академии наук для подготовки публикации. Оттуда бОльшая часть документов через некоторое время вернулась в Вильно, где благополучно пережила еще несколько смен власти, включая все события Второй мировой войны.
Продолжение здесь: http://naiwen.livejournal.com/1255054.html
Вместе с другими филоматами Петрашкевич был осужден на высылку из Литвы. В течение нескольких следующих лет он осел в Москве и служил помощником библиотекаря в Московском университете. В 1831 году он был арестован повторно за связи с кружком Сунгурова, готовившем восстание в Москве. По доносу Петрашкевич был обвинен в том, что помогал бежать офицерам Литовского корпуса, намеревавшимся присоединиться к вспыхнувшему тогда в Царстве Польском и Литве восстанию. Некоторые историки считают, что Сунгуров изначально был провокатором: однако он был осужден к смертной казни, замененной каторжными работами, бежал с этапа, был наказан плетьми и, полусумасшедший (Герцен описывает эту встречу в «Былом и думах») снова отправлен на Нерчинскую каторгу, где сгинул в неизвестном году и неизвестном месте. К смертной казни был приговорен и Онуфры Петрашкевич, в феврале 1832 года приговор был заменен пожизненной ссылкой в Сибирь на поселение (суровый приговор был вызван, кроме прочего «дерзкими и оскорбительными стихами против русских подданных», найденными в бумагах Петрашкевича: среди этих стихов была, например, запись старой импровизации Мицкевича «о мести на русских и сожжении Москвы» - на следствии Петрашкевич не назвал фамилию автора импровизации, хотя Мицкевич был в это время уже за границей).
Пешим этапом в кандалах он дошел до Тобольска - и там прожил следующие двадцать восемь лет: повезло, можно сказать - не в какой-то глухой северной дыре, а в приличном культурном центре, где было много польских и русских ссыльных и местной интеллигенции. Петрашкевич заведовал передвижной библиотекой для политических ссыльных, организованной первоначально ранее него жившим в Тобольске ссыльным Петром Мошинским, в дальнейшем стараниями Петрашкевича библиотека пополнялась. Молодые ссыльные в своей переписке, упоминая Петрашкевича, ласково называли его «дядюшкой». Средства к существованию давало гувернерство в домах тобольских высших чинов (напомню еще раз, что официально любая преподавательская деятельность была запрещена ссыльным), а в 1841 году Петрашкевичу было разрешено вступить в гражданскую службу и он поступил в канцелярию Тобольского гражданского губернатора (интересно, что политические ссыльные, поступившие на службу, исключались в дальнейшем из списков организаций взаимопомощи - то ли считалось, что у них уже есть средства к существованию в виде жалованья, то ли считалось, что, поступив официально на службу Империи, они тем самым изменили «народному делу») ;))
Онуфры Петрашкевич (1793-1863)
...В 1856-1857 годах Петрашкевич не был включен в списки амнистированных государственных и политических преступников. Лишь в 1860 году, «по болезни», ему было разрешено выехать из Сибири и вернуться на родину. В 1860 году он поселился в Вильно у брата, врача Юзефа Петрашкевича, занимался разбором архива филоматов (Михал, которому изначально Онуфры передал архив, рано умер и архив остался у третьего брата, Юзефа, который и хранил его все эти годы, несколько раз перепрятывая от многочисленных обысков - таким образом, архив пережил Ноябрьское восстание, заговор Конарского и др.политические процессы в регионе). До конца привести архив в порядок Петрашкевич уже не успел - тяжело больной, он умер в 1863 году, в новом восстании он уже участия не принимал.
Юзеф Петрашкевич, у которого остался архив, умер десять лет спустя - в 1871 году. После его смерти архив филоматов хранили его сыновья, а затем внучка Станислава Петрашкевич, ставшая законной наследницей семейного архива по завещанию в 1908 году. К этому времени семья решилась раскрыть существование архива: из нелегальных опасных документов они превратились в дела давно минувших дней, новые политические бури тревожили Российскую империю. В том же 1908 году Станислава Петрашкевич официально передала часть архива Краковской Академии наук для подготовки публикации. Оттуда бОльшая часть документов через некоторое время вернулась в Вильно, где благополучно пережила еще несколько смен власти, включая все события Второй мировой войны.
Продолжение здесь: http://naiwen.livejournal.com/1255054.html