Гл 3. Видение
PREV | NEXT
содержание
3.4. Витгенштейн
Языковая игра
Цвет, боль и другие «пассажиры»
Вижу и знаю
В произведении «Философские исследования» Людвиг Витгенштейн развивает понятие «языковая игра». Философ акцентирует внимание на том, что значение слов связано со способом их употребления (применения). Такой подход нам близок:
«Термин «языковая игра» призван подчеркнуть, что говорить на языке - компонент деятельности или форма жизни». [3, 90]
Разбирая многочисленные примеры, философ находит, что слова существенно разнятся в способе их употребления, что здесь не существует единой мерки. Некоторые примеры языковых игр весьма примечательны. Мы должны отдать должное Витгенштейну за то, что он привлек наше внимание к этим феноменам употребления. Нам хотелось бы разобрать некоторые случаи.
Наш термин «практика» отчасти соответствует термину «языковая игра», хотя мы и пытаемся связать наши практики напрямую с представлением о совместных деятельностях. Витгенштейн не рассматривает языковые игры ни с эволюционной, ни с экологической точки зрения. У Витгенштейна отсутствует идея личной истории. Размышляя о различных языковых играх и тонко подмечая способы применения знаков, философ не пытается, однако, восстановить полную картину этого применения. Зачастую обсуждение сводится к тому, как «некто пользуется знаком». В такой постановке вопроса этот «некто» мистифицируется.
Стоя в галерее перед художественным полотном, мы разглядываем фигуры людей, пытаемся понять смысл сюжета, испытываем эстетическое воздействие от композиции. Но вот мы подходим ближе и переключаем свое внимание. Перед нами отдельные мазки кисти, фактура краски и материала, цветовая микроструктура. Можем ли мы подобным же образом сосредоточить свое внимание на фактуре, рассматривая «языковые игры»? Видимо, это не удается сделать Витгенштейну, хотя он и чувствует, что подобный ракурс возможен и важен для понимания. Мой друг, стоящий рядом со мной перед живописным полотном, говорит мне: «Посмотри иначе, и ты увидишь фактуру». Я пытаюсь сосредоточиться, но вижу только очертания фигур.
«Ведь мне могут возразить: «Ты ищешь легких путей! Ты говоришь о всех возможных языковых играх, но нигде не сказал, что существенно для языковой игры, а стало быть, и для языка. Что является общим для всех этих видов деятельности и что делает их языком или частью языка?» [3, 110]
Философ предвосхищает возражение, которое будет выдвигаться против его теории. Мы не будем оригинальны и присоединимся к этим возражениям. Рассуждая о фамильных сходствах языковых игр, Витгенштейн пытается отказаться от всякого единства употребления. Возможно, Витгенштейн находит в представлении о фамильных сходствах утешение. Без сомнения, фамильные сходства являются полезным во многих отношениях образом, но отказ от единства - опрометчивый шаг.
В каком направлении следует двигаться? Тут следовало бы прояснить прежде всего вопрос о том, кто же «играет» в языковые игры. Нужно вывести на свет этого «некто», тень которого нависла над нами, чье дыхание мы ощущаем на каждом шагу философского исследования. Это невозможно сделать, наблюдая за формами (фигурами) употребления со стороны. Мы должны охватить не отдельные фрагменты действительности и очертания знаков, но совместную деятельность в ее самодостаточной целостности.
содержание
3.4. Витгенштейн
Языковая игра
Цвет, боль и другие «пассажиры»
Вижу и знаю
В произведении «Философские исследования» Людвиг Витгенштейн развивает понятие «языковая игра». Философ акцентирует внимание на том, что значение слов связано со способом их употребления (применения). Такой подход нам близок:
«Термин «языковая игра» призван подчеркнуть, что говорить на языке - компонент деятельности или форма жизни». [3, 90]
Разбирая многочисленные примеры, философ находит, что слова существенно разнятся в способе их употребления, что здесь не существует единой мерки. Некоторые примеры языковых игр весьма примечательны. Мы должны отдать должное Витгенштейну за то, что он привлек наше внимание к этим феноменам употребления. Нам хотелось бы разобрать некоторые случаи.
Наш термин «практика» отчасти соответствует термину «языковая игра», хотя мы и пытаемся связать наши практики напрямую с представлением о совместных деятельностях. Витгенштейн не рассматривает языковые игры ни с эволюционной, ни с экологической точки зрения. У Витгенштейна отсутствует идея личной истории. Размышляя о различных языковых играх и тонко подмечая способы применения знаков, философ не пытается, однако, восстановить полную картину этого применения. Зачастую обсуждение сводится к тому, как «некто пользуется знаком». В такой постановке вопроса этот «некто» мистифицируется.
Стоя в галерее перед художественным полотном, мы разглядываем фигуры людей, пытаемся понять смысл сюжета, испытываем эстетическое воздействие от композиции. Но вот мы подходим ближе и переключаем свое внимание. Перед нами отдельные мазки кисти, фактура краски и материала, цветовая микроструктура. Можем ли мы подобным же образом сосредоточить свое внимание на фактуре, рассматривая «языковые игры»? Видимо, это не удается сделать Витгенштейну, хотя он и чувствует, что подобный ракурс возможен и важен для понимания. Мой друг, стоящий рядом со мной перед живописным полотном, говорит мне: «Посмотри иначе, и ты увидишь фактуру». Я пытаюсь сосредоточиться, но вижу только очертания фигур.
«Ведь мне могут возразить: «Ты ищешь легких путей! Ты говоришь о всех возможных языковых играх, но нигде не сказал, что существенно для языковой игры, а стало быть, и для языка. Что является общим для всех этих видов деятельности и что делает их языком или частью языка?» [3, 110]
Философ предвосхищает возражение, которое будет выдвигаться против его теории. Мы не будем оригинальны и присоединимся к этим возражениям. Рассуждая о фамильных сходствах языковых игр, Витгенштейн пытается отказаться от всякого единства употребления. Возможно, Витгенштейн находит в представлении о фамильных сходствах утешение. Без сомнения, фамильные сходства являются полезным во многих отношениях образом, но отказ от единства - опрометчивый шаг.
В каком направлении следует двигаться? Тут следовало бы прояснить прежде всего вопрос о том, кто же «играет» в языковые игры. Нужно вывести на свет этого «некто», тень которого нависла над нами, чье дыхание мы ощущаем на каждом шагу философского исследования. Это невозможно сделать, наблюдая за формами (фигурами) употребления со стороны. Мы должны охватить не отдельные фрагменты действительности и очертания знаков, но совместную деятельность в ее самодостаточной целостности.