Гл 3. Видение
PREV | NEXT
содержание
3.4. Витгенштейн
Языковая игра
Цвет, боль и другие «пассажиры»
Вижу и знаю
В работе «О достоверности» Витгенштейн подробно описывает языковую игру, связанную с фразой «я знаю»:
«Скажи, например, кто-нибудь: «Я не знаю, рука ли это», - ему можно было бы ответить: «Присмотрись получше». [3, 323]
В данной языковой игре подобного ответа было бы достаточно. Я не могу себе представить, как можно было бы тут продолжать дискуссию в ключе «Конечно, я знаю, но могу и ошибаться». При большом желании дискуссию можно было бы перевести в русло «Я уверен, что...», но это уже какой-то специальный случай.
«Дело не в том, что Мур знает: это рука, - а в том, что мы его не поняли бы, если бы он сказал: «Конечно, я могу и ошибаться в этом». [3, 327]
В этом фрагменте описывается своеобразный феномен. «Мы его не поняли бы». Что представляет собой данная языковая игра? Какова природа тех, кто в нее играет, и зачем они это делают? В чем заключается «выигрыш»?
Мы считаем, что практика знаю есть своеобразное развитие практики вижу. Зачастую, хотя и не во всех случаях, знание является следствием вúдения. Экологический смысл этой практики также заключается в предварительном согласовании общности объекта или некоторого факта. Результатом такого согласования является разворачивание некоторой совместной деятельности. Психологически это окончательное решение. Тут не может быть никаких вариантов или сомнений. Именно по этой причине сомнение было бы непонятно. Здесь не предусмотрена процедура проверки. Практика знаю в том виде, как она сложилась в нашей культуре, просто по определению не допускает ошибки. Если в какой-то момент возникает мысль об адекватности самой процедуры, то этот случай сразу выводится из-под сферы практики знаю. На этот случай есть иные практики - такие, например, как уверен.
«[...] Неверно, будто из высказывания другого человека «Я знаю, что это так» можно умозаключить: «Это так». [...] Сначала нужно доказать, что он это знает». [3, 324]
Если я знаю, что это дерево, то это так и есть. Если некто знает, что это дерево, то это еще не значит, что это так и есть. Но все-таки я могу многое почерпнуть из чужого знания. При некоторых дополнительных обстоятельствах я могу превратить это знание в свое. Таковы особенности этой языковой игры. Мы можем разделять друг с другом некоторые знания.
Если практика вúдения в конечном счете оказалась связанной с сенсорикой, то практика знаю вобрала в себя безапелляционность, которая необязательно связана с вúдением. Я знаю, что Земля круглая. Трудно представить, что при моем опыте и образовании могло бы означать сомнение в этом факте. Между тем едва ли человек, живший две тысячи лет назад, мог бы спокойно заявить, что он это «знает».
В ареал знания могут попадать различные факты. Эти факты являются, по сути дела, неотъемлемой частью совместной деятельности знания и появляются вместе с деятельностью. Все это является внутренним делом практики, формы жизни. Витгенштейн пишет:
«Но я обрел свою картину мира не путем подтверждений ее правильности и придерживаюсь этой картины я тоже не потому, что убедился в ее корректности. Вовсе нет: это унаследованный опыт, отталкиваясь от которого я различаю истинное и ложное.
Предложения, описывающие эту картину мира, могли бы входить в своего рода мифологию. А их роль подобна роли правил игры; игру же можно освоить чисто практически, не зазубривая никаких эксплицитных правил». [3, 335]
Тут мы сталкивается со своеобразной формой релятивизма. Вопрос об истине осмыслен, если мы рассматриваем его с точки зрения некоторой культуры. Истинный факт нельзя соотнести напрямую с миром. Между истинным фактом и миром всегда находится посредник - культура.
Допустим, я знаю нечто. Если позднее окажется, что я все-таки ошибся, то моя ошибка обусловлена ограничениями нашей культуры. Практика знаю дала сбой. Это может случиться, допустим, в случае иллюзии. По обыкновению мы не принимаем во внимание, что наше восприятие может столкнуться с иллюзией. В компьютерной науке известен случай, когда выполнение программы приводит к системной ошибке. На этот случай предусмотрена процедура обработки ошибки. Смысл этой процедуры заключается не в том, чтобы разобраться в характере ошибки, а лишь в принятии скорых мер по возвращению системы в рабочее состояние. Мы можем сказать: «Ну, я все-таки ошибался». Это как раз случай такого типа.
содержание
3.4. Витгенштейн
Языковая игра
Цвет, боль и другие «пассажиры»
Вижу и знаю
В работе «О достоверности» Витгенштейн подробно описывает языковую игру, связанную с фразой «я знаю»:
«Скажи, например, кто-нибудь: «Я не знаю, рука ли это», - ему можно было бы ответить: «Присмотрись получше». [3, 323]
В данной языковой игре подобного ответа было бы достаточно. Я не могу себе представить, как можно было бы тут продолжать дискуссию в ключе «Конечно, я знаю, но могу и ошибаться». При большом желании дискуссию можно было бы перевести в русло «Я уверен, что...», но это уже какой-то специальный случай.
«Дело не в том, что Мур знает: это рука, - а в том, что мы его не поняли бы, если бы он сказал: «Конечно, я могу и ошибаться в этом». [3, 327]
В этом фрагменте описывается своеобразный феномен. «Мы его не поняли бы». Что представляет собой данная языковая игра? Какова природа тех, кто в нее играет, и зачем они это делают? В чем заключается «выигрыш»?
Мы считаем, что практика знаю есть своеобразное развитие практики вижу. Зачастую, хотя и не во всех случаях, знание является следствием вúдения. Экологический смысл этой практики также заключается в предварительном согласовании общности объекта или некоторого факта. Результатом такого согласования является разворачивание некоторой совместной деятельности. Психологически это окончательное решение. Тут не может быть никаких вариантов или сомнений. Именно по этой причине сомнение было бы непонятно. Здесь не предусмотрена процедура проверки. Практика знаю в том виде, как она сложилась в нашей культуре, просто по определению не допускает ошибки. Если в какой-то момент возникает мысль об адекватности самой процедуры, то этот случай сразу выводится из-под сферы практики знаю. На этот случай есть иные практики - такие, например, как уверен.
«[...] Неверно, будто из высказывания другого человека «Я знаю, что это так» можно умозаключить: «Это так». [...] Сначала нужно доказать, что он это знает». [3, 324]
Если я знаю, что это дерево, то это так и есть. Если некто знает, что это дерево, то это еще не значит, что это так и есть. Но все-таки я могу многое почерпнуть из чужого знания. При некоторых дополнительных обстоятельствах я могу превратить это знание в свое. Таковы особенности этой языковой игры. Мы можем разделять друг с другом некоторые знания.
Если практика вúдения в конечном счете оказалась связанной с сенсорикой, то практика знаю вобрала в себя безапелляционность, которая необязательно связана с вúдением. Я знаю, что Земля круглая. Трудно представить, что при моем опыте и образовании могло бы означать сомнение в этом факте. Между тем едва ли человек, живший две тысячи лет назад, мог бы спокойно заявить, что он это «знает».
В ареал знания могут попадать различные факты. Эти факты являются, по сути дела, неотъемлемой частью совместной деятельности знания и появляются вместе с деятельностью. Все это является внутренним делом практики, формы жизни. Витгенштейн пишет:
«Но я обрел свою картину мира не путем подтверждений ее правильности и придерживаюсь этой картины я тоже не потому, что убедился в ее корректности. Вовсе нет: это унаследованный опыт, отталкиваясь от которого я различаю истинное и ложное.
Предложения, описывающие эту картину мира, могли бы входить в своего рода мифологию. А их роль подобна роли правил игры; игру же можно освоить чисто практически, не зазубривая никаких эксплицитных правил». [3, 335]
Тут мы сталкивается со своеобразной формой релятивизма. Вопрос об истине осмыслен, если мы рассматриваем его с точки зрения некоторой культуры. Истинный факт нельзя соотнести напрямую с миром. Между истинным фактом и миром всегда находится посредник - культура.
Допустим, я знаю нечто. Если позднее окажется, что я все-таки ошибся, то моя ошибка обусловлена ограничениями нашей культуры. Практика знаю дала сбой. Это может случиться, допустим, в случае иллюзии. По обыкновению мы не принимаем во внимание, что наше восприятие может столкнуться с иллюзией. В компьютерной науке известен случай, когда выполнение программы приводит к системной ошибке. На этот случай предусмотрена процедура обработки ошибки. Смысл этой процедуры заключается не в том, чтобы разобраться в характере ошибки, а лишь в принятии скорых мер по возвращению системы в рабочее состояние. Мы можем сказать: «Ну, я все-таки ошибался». Это как раз случай такого типа.