4. Опыт времени
PREV | NEXT
содержание
4.1. Опыт времени
Время
Модели времени
Приуроченность
Рассмотрим подробнее структуру совместной деятельности, которая востребовала бы временную приуроченность. В общем случае одно событие из жизни существа (событие А) привязывается к другому, как правило, внешнему событию В1 (именно это последнее мы называем привязкой). Событие А суть некоторое звено совместной деятельности, играющее роль основания. Допустим, речь идет о некоторой договоренности.
Первоначально событие А ни к чему не «привязывалось». [Начало нашего рассуждения напоминает мифопоэтическую схему. Существует множество легенд о том, как появилась суша. Типичная легенда подобного рода начинается со слов «Первоначаль но все было покрыто водой...» Повествование о том, как появились моря, начиналось бы со слов «Первоначально существовала только суша...» Мы надеемся, что у нас есть основания начинать с неприуроченных (простых) событий и идти к сложным.] Механизм благополучно работал без всякой привязки. Представим далее, что временные аспекты договора вдруг стали играть важную роль. Допустим, между договором и наступающим моментом выполнения могло бы вклиниться некоторое третье событие С, такое, что следование договору потеряло бы всякий смысл.
Я дружу с Петром и Павлом. Мы живем в большом городе. Я случайно встречаюсь с Петром на улице, и тот мне говорит, что на днях видел Павла. Павел просил передать, чтобы я к нему заехал по неотложному делу. Встреча Петра с Павлом и просьба последнего соответствуют в нашей схеме событию А. Это событие является серьезным основанием к тому, чтобы я срочно навестил Павла (событие D). Однако я частенько бываю у Павла, и мы решаем с ним неотложные дела. Я вспоминаю, когда я был у Павла в последний раз (событие С). Если мы встречались уже после того, как Павел передал Петру свою просьбу (о своей просьбе Павел мне ничего не сказал, но допускается, что он мог об этом позабыть), то мне незачем спешить, ибо мы уже имели возможность решить это неотложное дело. Таким образом, появляется необходимость упорядочения событий А и С во времени. Единственным решением этой проблемы могла бы служить привязка этих событий к некоторой шкале. Если бы я вспомнил, в какой день встречался с Павлом, а Петр - дату просьбы (а возможно, и точное время), то проблема была бы разрешена.
Мы рассмотрели модельный пример, в котором временная приуроченность событий А и С к некоторой упорядоченной шкале (эталону следования) становится актуальной для культуры. Деятельность, в которой срабатывало бы отношение «раньше - позже», была бы более эффективной в сравнении с деятельностями, состоящими из неприуроченных событий.
Как складывается приуроченность на начальных этапах, ведь дело осложняется отсутствием самой шкалы? Воспоминание-образ договора (просьбы - в нашем примере) в структуре высказывания всегда дан в некоторой избыточности, обстоятельности. Некоторый элемент, сопутствующий договору, мог бы взять на себя роль привязки, если бы он имел по счастливому стечению обстоятельств объективное отношение ко времени. События, которые берут на себя роль привязок, должны быть заметными событиями, уже освоенными в тех или иных практиках. Широкий круг обыденных событий мог бы оказаться привязан к одному и тому же общему для всех набору привязок.
Как эти привязки могли бы выстроиться в линию «раньше - позже»? Если мы возьмем два отдельных события-привязки - «пожар» и «наводнение», то мы увидим, что здесь не требуется ничего «выстраивать». Привязки используются некоторым образом. Само это использование обуславливает некоторое отношение между событиями. «Пожар» и «наводнение» начинают служить эталоном упорядочения. Процедура измерения длины эталона метра лишена смысла. Нет надобности в определении того, что было раньше - «пожар» или «наводнение». Длина эталона равна метру по определению. «Пожар» и «наводнение» начинают использоваться в специальном смысле, который мы теперь придаем терминам «раньше» и «позже».
Можно было бы предположить, что так появились знаки «раньше» и «позже». «Раньше» произошло бы от «пожара», а «позже» от «наводнения». В русском языке можно было бы связать слово «рано» со значением «утро», а слово «поздно» со значением «вечер».
Появление третьей привязки вносит некоторую проблему. Очевидно, что каждая новая привязка должна была бы специальным образом обрабатываться и занимать свое надлежащее место в шкале. Здесь мы должны особо отметить роль событий, связанных причинно-следственной связью. Следовало ожидать, что мы наткнемся на вопрос о причине и следствии в нашем экскурсе. Тут нужно соблюдать крайнюю осторожность. Связывая вопрос о причине и следствии с проблемой времени, следует опасаться попадания в порочный круг.
Причинно-следственная связь является некоторой физической абстракцией. Объективно события, связанные причинно-следственной связью, упорядочены во времени. Такие события являются хорошим кандидатом на роль привязок.
Категории причины и следствия еще только должны появиться в арсенале культуры. Мы не можем опираться на них как на нечто данное. Причинно-следственные связи прежде должны быть освоены культурой в рамках определенных практик. Мы могли бы представить себе некоторую легенду, историю, передаваемую из уст в уста. Допустим, что эта история состоит из нескольких событий, таких, что каждое последующее не могло бы произойти, не случись предыдущего. В сущности, такую историю не нужно специально сочинять. Всякий пересказ реального происшествия принимает подобную форму. В пересказе происшествие берется как целое, однако по необходимости эта история будет иметь внутреннюю линейную структуру. Нужно подчеркнуть, что эта структура не задается какими-то внешними выразительными средствами. Такие средства оформятся позднее из самого пересказа в рамках формирования категорий причины и следствия, по мере того, как эта история станет эталоном упорядоченности. Вначале же эта структура обусловлена объективным характером событий, реальностью истории.
Вернемся к проблеме третьей привязки («затмению»). Достаточно связать эти три события с любой историей, структурированной посредством причины и следствия, как третья привязка нашла бы свое естественное место в шкале. Следовало бы представлять себе шкалу и набор вспомогательных историй как единый, постоянно обновляющийся и самоподдерживающийся механизм, модель времени.
Многие события необходимо специально приурочивать к привязкам, чтобы ввести их таким образом во временной континуум. Такая практика должна обеспечиваться специальной структурой внимания. Петру следовало бы взглянуть на часы в тот момент, когда Павел передавал ему просьбу. Возможно, Петру следовало бы даже записать это время в блокнот. Мы узнаем тут характерные очертания высшей психической функции.
Культурам земного шара известны разнообразные виды шкал. Шкалы или модели времени могут конкурировать, работать сообща или вытеснять друг друга. Шкалы могут передавать по наследству друг другу свои функции, настолько аккуратно, чтобы не разрушить тонкие связи между событиями, установленными на прежнем этапе. Шкалы перенимают друг у друга эстафетную палочку времени. При этом на каждом новом этапе модель времени становится все более изощренной.
Использование специальных вспомогательных средств знаменует новый этап в развитии опыта времени. Такой опыт времени специально культивируется. Модель времени, а вместе с ней и личная история не устоялась еще окончательно к временам, описываемым в исторической литературе. Для нас это благоприятная возможность вернуться к реальности из области чистых умозаключений.
Читаем у Гуревича:
«Как мы могли убедиться, время для варвара всегда конкретно и связано с жизнью. Нет приборов для определения времени суток. Вполне достаточно знать положение солнца в небе. Древний исландский судебник «Грагас» («Серый гусь») предписывает начинать тяжбу на альтинге в то время, когда солнце освещает поле тинга; судьи должны подняться на «скалу закона», пока солнечные лучи падают на западную часть ущелья. Трудовые занятия прекращаются, когда солнце начинает клониться к горизонту - точнее, тогда, когда оно окажется на высоте копья, поставленного на «средней линии высоты моря» (между крайними линиями прилива и отлива)». [7, 93]
Представим себе тень от постройки, которая падала бы на размеченную ритуальным рисунком площадь (солнечные часы). Прохождения тенью того или иного фрагмента рисунка служило бы привязками. Линейная последовательность привязок дана здесь в чистом виде и связана с пространственным положением тени (такое отношение, кстати, сохранилось и в наших часах с бегущими по циферблату стрелками). Движение тени задавало бы ритм жизни в деревне, служило бы скелетом упорядоченных деятельностей и поэтому конституировало бы опыт времени деревенских жителей, составляло бы существенную частичку их души. Это локальное время, которое могло бы протекать только в области, прилегающей к площади. Если же мы представим себе колокол, отбивающий «жатву» или «выгон в луга», то мы распространим эту область на всю деревню и ее окрестности. Эта ситуация уже напоминает средневековое поселение, в котором звон церковных колоколов определял течение времени.
Наконец, мы подошли к шкалам, основанным на счете. Это характерный пример того, как для построения шкалы используются специальные знаковые системы. Должна существовать специальная институция, поддерживающая функционирование календаря. Использованию календаря нужно учить. Календарь можно уподобить высшей психической функции, у которой, кстати сказать, отсутствует низший аналог. Календарь - это, пожалуй, самая мощная и изощренная модель времени, имеющаяся в нашем распоряжении.
Мы завершим этот параграф следующим замечанием. Мы ищем экологический смысл отдельных практик, связанных со временем. Но так уж ли это необходимо? Вероятно, что в своем подавляющем большинстве эти практики не входят в самостоятельные отношения с внешним миром. Скорее всего, эти практики представляют собой одну из систем, составляющих «тело» личной истории.
содержание
4.1. Опыт времени
Время
Модели времени
Приуроченность
Рассмотрим подробнее структуру совместной деятельности, которая востребовала бы временную приуроченность. В общем случае одно событие из жизни существа (событие А) привязывается к другому, как правило, внешнему событию В1 (именно это последнее мы называем привязкой). Событие А суть некоторое звено совместной деятельности, играющее роль основания. Допустим, речь идет о некоторой договоренности.
Первоначально событие А ни к чему не «привязывалось». [Начало нашего рассуждения напоминает мифопоэтическую схему. Существует множество легенд о том, как появилась суша. Типичная легенда подобного рода начинается со слов «Первоначаль но все было покрыто водой...» Повествование о том, как появились моря, начиналось бы со слов «Первоначально существовала только суша...» Мы надеемся, что у нас есть основания начинать с неприуроченных (простых) событий и идти к сложным.] Механизм благополучно работал без всякой привязки. Представим далее, что временные аспекты договора вдруг стали играть важную роль. Допустим, между договором и наступающим моментом выполнения могло бы вклиниться некоторое третье событие С, такое, что следование договору потеряло бы всякий смысл.
Я дружу с Петром и Павлом. Мы живем в большом городе. Я случайно встречаюсь с Петром на улице, и тот мне говорит, что на днях видел Павла. Павел просил передать, чтобы я к нему заехал по неотложному делу. Встреча Петра с Павлом и просьба последнего соответствуют в нашей схеме событию А. Это событие является серьезным основанием к тому, чтобы я срочно навестил Павла (событие D). Однако я частенько бываю у Павла, и мы решаем с ним неотложные дела. Я вспоминаю, когда я был у Павла в последний раз (событие С). Если мы встречались уже после того, как Павел передал Петру свою просьбу (о своей просьбе Павел мне ничего не сказал, но допускается, что он мог об этом позабыть), то мне незачем спешить, ибо мы уже имели возможность решить это неотложное дело. Таким образом, появляется необходимость упорядочения событий А и С во времени. Единственным решением этой проблемы могла бы служить привязка этих событий к некоторой шкале. Если бы я вспомнил, в какой день встречался с Павлом, а Петр - дату просьбы (а возможно, и точное время), то проблема была бы разрешена.
Мы рассмотрели модельный пример, в котором временная приуроченность событий А и С к некоторой упорядоченной шкале (эталону следования) становится актуальной для культуры. Деятельность, в которой срабатывало бы отношение «раньше - позже», была бы более эффективной в сравнении с деятельностями, состоящими из неприуроченных событий.
Как складывается приуроченность на начальных этапах, ведь дело осложняется отсутствием самой шкалы? Воспоминание-образ договора (просьбы - в нашем примере) в структуре высказывания всегда дан в некоторой избыточности, обстоятельности. Некоторый элемент, сопутствующий договору, мог бы взять на себя роль привязки, если бы он имел по счастливому стечению обстоятельств объективное отношение ко времени. События, которые берут на себя роль привязок, должны быть заметными событиями, уже освоенными в тех или иных практиках. Широкий круг обыденных событий мог бы оказаться привязан к одному и тому же общему для всех набору привязок.
Как эти привязки могли бы выстроиться в линию «раньше - позже»? Если мы возьмем два отдельных события-привязки - «пожар» и «наводнение», то мы увидим, что здесь не требуется ничего «выстраивать». Привязки используются некоторым образом. Само это использование обуславливает некоторое отношение между событиями. «Пожар» и «наводнение» начинают служить эталоном упорядочения. Процедура измерения длины эталона метра лишена смысла. Нет надобности в определении того, что было раньше - «пожар» или «наводнение». Длина эталона равна метру по определению. «Пожар» и «наводнение» начинают использоваться в специальном смысле, который мы теперь придаем терминам «раньше» и «позже».
Можно было бы предположить, что так появились знаки «раньше» и «позже». «Раньше» произошло бы от «пожара», а «позже» от «наводнения». В русском языке можно было бы связать слово «рано» со значением «утро», а слово «поздно» со значением «вечер».
Появление третьей привязки вносит некоторую проблему. Очевидно, что каждая новая привязка должна была бы специальным образом обрабатываться и занимать свое надлежащее место в шкале. Здесь мы должны особо отметить роль событий, связанных причинно-следственной связью. Следовало ожидать, что мы наткнемся на вопрос о причине и следствии в нашем экскурсе. Тут нужно соблюдать крайнюю осторожность. Связывая вопрос о причине и следствии с проблемой времени, следует опасаться попадания в порочный круг.
Причинно-следственная связь является некоторой физической абстракцией. Объективно события, связанные причинно-следственной связью, упорядочены во времени. Такие события являются хорошим кандидатом на роль привязок.
Категории причины и следствия еще только должны появиться в арсенале культуры. Мы не можем опираться на них как на нечто данное. Причинно-следственные связи прежде должны быть освоены культурой в рамках определенных практик. Мы могли бы представить себе некоторую легенду, историю, передаваемую из уст в уста. Допустим, что эта история состоит из нескольких событий, таких, что каждое последующее не могло бы произойти, не случись предыдущего. В сущности, такую историю не нужно специально сочинять. Всякий пересказ реального происшествия принимает подобную форму. В пересказе происшествие берется как целое, однако по необходимости эта история будет иметь внутреннюю линейную структуру. Нужно подчеркнуть, что эта структура не задается какими-то внешними выразительными средствами. Такие средства оформятся позднее из самого пересказа в рамках формирования категорий причины и следствия, по мере того, как эта история станет эталоном упорядоченности. Вначале же эта структура обусловлена объективным характером событий, реальностью истории.
Вернемся к проблеме третьей привязки («затмению»). Достаточно связать эти три события с любой историей, структурированной посредством причины и следствия, как третья привязка нашла бы свое естественное место в шкале. Следовало бы представлять себе шкалу и набор вспомогательных историй как единый, постоянно обновляющийся и самоподдерживающийся механизм, модель времени.
Многие события необходимо специально приурочивать к привязкам, чтобы ввести их таким образом во временной континуум. Такая практика должна обеспечиваться специальной структурой внимания. Петру следовало бы взглянуть на часы в тот момент, когда Павел передавал ему просьбу. Возможно, Петру следовало бы даже записать это время в блокнот. Мы узнаем тут характерные очертания высшей психической функции.
Культурам земного шара известны разнообразные виды шкал. Шкалы или модели времени могут конкурировать, работать сообща или вытеснять друг друга. Шкалы могут передавать по наследству друг другу свои функции, настолько аккуратно, чтобы не разрушить тонкие связи между событиями, установленными на прежнем этапе. Шкалы перенимают друг у друга эстафетную палочку времени. При этом на каждом новом этапе модель времени становится все более изощренной.
Использование специальных вспомогательных средств знаменует новый этап в развитии опыта времени. Такой опыт времени специально культивируется. Модель времени, а вместе с ней и личная история не устоялась еще окончательно к временам, описываемым в исторической литературе. Для нас это благоприятная возможность вернуться к реальности из области чистых умозаключений.
Читаем у Гуревича:
«Как мы могли убедиться, время для варвара всегда конкретно и связано с жизнью. Нет приборов для определения времени суток. Вполне достаточно знать положение солнца в небе. Древний исландский судебник «Грагас» («Серый гусь») предписывает начинать тяжбу на альтинге в то время, когда солнце освещает поле тинга; судьи должны подняться на «скалу закона», пока солнечные лучи падают на западную часть ущелья. Трудовые занятия прекращаются, когда солнце начинает клониться к горизонту - точнее, тогда, когда оно окажется на высоте копья, поставленного на «средней линии высоты моря» (между крайними линиями прилива и отлива)». [7, 93]
Представим себе тень от постройки, которая падала бы на размеченную ритуальным рисунком площадь (солнечные часы). Прохождения тенью того или иного фрагмента рисунка служило бы привязками. Линейная последовательность привязок дана здесь в чистом виде и связана с пространственным положением тени (такое отношение, кстати, сохранилось и в наших часах с бегущими по циферблату стрелками). Движение тени задавало бы ритм жизни в деревне, служило бы скелетом упорядоченных деятельностей и поэтому конституировало бы опыт времени деревенских жителей, составляло бы существенную частичку их души. Это локальное время, которое могло бы протекать только в области, прилегающей к площади. Если же мы представим себе колокол, отбивающий «жатву» или «выгон в луга», то мы распространим эту область на всю деревню и ее окрестности. Эта ситуация уже напоминает средневековое поселение, в котором звон церковных колоколов определял течение времени.
Наконец, мы подошли к шкалам, основанным на счете. Это характерный пример того, как для построения шкалы используются специальные знаковые системы. Должна существовать специальная институция, поддерживающая функционирование календаря. Использованию календаря нужно учить. Календарь можно уподобить высшей психической функции, у которой, кстати сказать, отсутствует низший аналог. Календарь - это, пожалуй, самая мощная и изощренная модель времени, имеющаяся в нашем распоряжении.
Мы завершим этот параграф следующим замечанием. Мы ищем экологический смысл отдельных практик, связанных со временем. Но так уж ли это необходимо? Вероятно, что в своем подавляющем большинстве эти практики не входят в самостоятельные отношения с внешним миром. Скорее всего, эти практики представляют собой одну из систем, составляющих «тело» личной истории.