4. Опыт времени
PREV | NEXT
содержание
4.3. Психология памяти
Культурная форма памяти
Прошлое, настоящее и будущее
Помнить и забывать
Память составляет неотъемлемую часть инструментария личной истории. В этом параграфе мы хотим затронуть вопрос о практиках забывать и вспоминать в том ключе, в котором ранее мы имели возможность рассмотреть практики видеть или знать. Этот «этаж» венчает наше построение теории памяти.
Петр говорит: «Я возьму топор». Эта фраза становится основанием к тому, чтобы Петр взял топор. Но основание может не сработать. Причины, по которым это иногда происходит, бывают различными. Во-первых, основание может «проиграть в борьбе» с другими основаниями. Этого случая мы коснемся ниже, в разделе «Решение». Вторая причина - техническая. Может случиться так, что совместная деятельность окажется разрушенной, даст трещину. В нужный момент ничто не напомнит Петру о его обещании. Здесь следовало бы уповать на культурную форму памяти (вспомним узелок на память), но современные интериоризованные формы культурной памяти сложны. И хотя они обыкновенно выполняют свои задачи, процедура припоминания в некоторой ситуации может дать сбой. В момент сборов у Петра должна была появиться мысль: «А не обещал ли я кому что-нибудь взять?» Дальше должен идти перебор участников похода. Но Петра могло что-то отвлечь. Не всегда дела идут так, как было задумано. Иногда мы чувствуем, что позабыли какую-то вещь, но не можем вспомнить, какую. Процессы припоминания идут быстро и неуловимо; сбой возможен на любом участке. И тогда нам не удается вызволить образ из небытия.
Итак, Петр не взял топор. Этот факт вскроется уже в походе. Как должны были бы реагировать на это окружающие и сам Петр. Ну, возможно, что они никак не прореагируют. Это означало бы, что данная ситуация не освоена культурой. В действительности трудно представить себе нулевую реакцию на такое событие. Это говорит о том, что описанная здесь ситуация стала предметом некоторых практик. В чем смысл такого освоения? Возможно, в том, чтобы исключить такую ситуацию в будущем. Апелляция «он забыл» служила бы своеобразным укором. Упрек стал бы основанием к тому, чтобы Петр в следующий раз отнесся к поручению ответственно, воспользовался бы, например, надежными культурными формами памяти. Возможно также, что это стало бы основанием не давать Петру важных поручений.
Пример, который мы рассмотрели выше, разобран по стандартной схеме. В теоретическом плане этот пример не представляет особого интереса; мы не добавили ничего нового. Тем не менее обратим внимание на содержательную сторону разработки. В приведенном случае под выражение попадает психический процесс. Культура осваивает аспект, связанный с запечатлением в памяти существа различных событий. Сама память здесь становится предметом совместной деятельности. Когда я говорю «я позабыл» или «я вспомнил», я не просто использую мнемонические следы (это делают и животные), но практикую свою память. В этом освоении человек как бы приобретает свою психическую природу; с этого момента мы можем мыслить человека в качестве психического существа. В подобном ключе мы могли бы рассмотреть не только память, но и внимание, и вообще всякую психическую функцию.
Смысл знака «он забыл» определяется его местом в практике забывать. Нам хотелось бы понять отчетливо, какой аспект психической жизни здесь осваивается. Возможно, мы не узнали бы эту практику в ее первоначальной форме и сказали бы: «Ну да, Петр не взял топор, но где же тут намек на тот тонкий психологический процесс, который мы называем памятью?» Однако случай с топором - это всего лишь начало пути. Психическое звено, взятое здесь единым монолитным блоком, еще проявит себя во всех своих тонкостях. Окажется, что память бывает «искусной» или «дырявой». Случится так, что мы будем «удерживать» в памяти воспоминания о былых событиях, «копаться» в памяти в поисках необходимой информации. Тончайшая психическая материя будет определять то, каким образом практика памяти будет развиваться и переплетаться с другими практиками, то, какое место займет эта практика в личной истории.
О памяти можно говорить в различных метафорических проекциях. Отдельного разговора заслуживает тема пересечения практик памяти и времени (я могу сказать: «Ну я не помню этого, это было очень давно»). Однако мы не ставим цели восстановить здесь культурную историю памяти. Нас интересует следующий момент. В конечном счете (к настоящему моменту) память стала мыслиться как след, оставляемый свершившимися событиями в нашем теле (в голове, в мозге). Этот след подобен прочерченной царапине. Таково наше сегодняшнее представление, разбившееся на отдельные элементы - события, «я» и способность помнить. Измени мы в этом представлении один из элементов, и нам придется перестраивать другие. Такова картина, к которой мы теперь по обыкновению обращаемся, когда пытаемся осмыслить материал, предоставляемый нам практикой памяти. Эта картина ведет нас и в современных научных исследованиях:
«Действительно, пластичность нашего нервного вещества выражается в его способности изменяться под влиянием внешних воздействий и сохранять предрасположение к их повторению. Это дало повод для образного сравнения запоминания с проторением нервных путей, которые приравнивали к прокладыванию колеи на дороге при движении колес, или со складкой, образующейся на листе бумаги при сгибании». [5, 239]
Попытаемся обозначить, завершая этот параграф, место памяти в личной истории. Если культура вúдения поставила человека в особое отношение к внешнему миру, то культура памяти поставила человека в не менее особое отношение к прошлому. Человек оказался хранителем прошлого подобно книгочею, перебирающему страницы манускрипта, водящему пальцами по строкам и проговаривающему про себя прочитанные фразы.
содержание
4.3. Психология памяти
Культурная форма памяти
Прошлое, настоящее и будущее
Помнить и забывать
Память составляет неотъемлемую часть инструментария личной истории. В этом параграфе мы хотим затронуть вопрос о практиках забывать и вспоминать в том ключе, в котором ранее мы имели возможность рассмотреть практики видеть или знать. Этот «этаж» венчает наше построение теории памяти.
Петр говорит: «Я возьму топор». Эта фраза становится основанием к тому, чтобы Петр взял топор. Но основание может не сработать. Причины, по которым это иногда происходит, бывают различными. Во-первых, основание может «проиграть в борьбе» с другими основаниями. Этого случая мы коснемся ниже, в разделе «Решение». Вторая причина - техническая. Может случиться так, что совместная деятельность окажется разрушенной, даст трещину. В нужный момент ничто не напомнит Петру о его обещании. Здесь следовало бы уповать на культурную форму памяти (вспомним узелок на память), но современные интериоризованные формы культурной памяти сложны. И хотя они обыкновенно выполняют свои задачи, процедура припоминания в некоторой ситуации может дать сбой. В момент сборов у Петра должна была появиться мысль: «А не обещал ли я кому что-нибудь взять?» Дальше должен идти перебор участников похода. Но Петра могло что-то отвлечь. Не всегда дела идут так, как было задумано. Иногда мы чувствуем, что позабыли какую-то вещь, но не можем вспомнить, какую. Процессы припоминания идут быстро и неуловимо; сбой возможен на любом участке. И тогда нам не удается вызволить образ из небытия.
Итак, Петр не взял топор. Этот факт вскроется уже в походе. Как должны были бы реагировать на это окружающие и сам Петр. Ну, возможно, что они никак не прореагируют. Это означало бы, что данная ситуация не освоена культурой. В действительности трудно представить себе нулевую реакцию на такое событие. Это говорит о том, что описанная здесь ситуация стала предметом некоторых практик. В чем смысл такого освоения? Возможно, в том, чтобы исключить такую ситуацию в будущем. Апелляция «он забыл» служила бы своеобразным укором. Упрек стал бы основанием к тому, чтобы Петр в следующий раз отнесся к поручению ответственно, воспользовался бы, например, надежными культурными формами памяти. Возможно также, что это стало бы основанием не давать Петру важных поручений.
Пример, который мы рассмотрели выше, разобран по стандартной схеме. В теоретическом плане этот пример не представляет особого интереса; мы не добавили ничего нового. Тем не менее обратим внимание на содержательную сторону разработки. В приведенном случае под выражение попадает психический процесс. Культура осваивает аспект, связанный с запечатлением в памяти существа различных событий. Сама память здесь становится предметом совместной деятельности. Когда я говорю «я позабыл» или «я вспомнил», я не просто использую мнемонические следы (это делают и животные), но практикую свою память. В этом освоении человек как бы приобретает свою психическую природу; с этого момента мы можем мыслить человека в качестве психического существа. В подобном ключе мы могли бы рассмотреть не только память, но и внимание, и вообще всякую психическую функцию.
Смысл знака «он забыл» определяется его местом в практике забывать. Нам хотелось бы понять отчетливо, какой аспект психической жизни здесь осваивается. Возможно, мы не узнали бы эту практику в ее первоначальной форме и сказали бы: «Ну да, Петр не взял топор, но где же тут намек на тот тонкий психологический процесс, который мы называем памятью?» Однако случай с топором - это всего лишь начало пути. Психическое звено, взятое здесь единым монолитным блоком, еще проявит себя во всех своих тонкостях. Окажется, что память бывает «искусной» или «дырявой». Случится так, что мы будем «удерживать» в памяти воспоминания о былых событиях, «копаться» в памяти в поисках необходимой информации. Тончайшая психическая материя будет определять то, каким образом практика памяти будет развиваться и переплетаться с другими практиками, то, какое место займет эта практика в личной истории.
О памяти можно говорить в различных метафорических проекциях. Отдельного разговора заслуживает тема пересечения практик памяти и времени (я могу сказать: «Ну я не помню этого, это было очень давно»). Однако мы не ставим цели восстановить здесь культурную историю памяти. Нас интересует следующий момент. В конечном счете (к настоящему моменту) память стала мыслиться как след, оставляемый свершившимися событиями в нашем теле (в голове, в мозге). Этот след подобен прочерченной царапине. Таково наше сегодняшнее представление, разбившееся на отдельные элементы - события, «я» и способность помнить. Измени мы в этом представлении один из элементов, и нам придется перестраивать другие. Такова картина, к которой мы теперь по обыкновению обращаемся, когда пытаемся осмыслить материал, предоставляемый нам практикой памяти. Эта картина ведет нас и в современных научных исследованиях:
«Действительно, пластичность нашего нервного вещества выражается в его способности изменяться под влиянием внешних воздействий и сохранять предрасположение к их повторению. Это дало повод для образного сравнения запоминания с проторением нервных путей, которые приравнивали к прокладыванию колеи на дороге при движении колес, или со складкой, образующейся на листе бумаги при сгибании». [5, 239]
Попытаемся обозначить, завершая этот параграф, место памяти в личной истории. Если культура вúдения поставила человека в особое отношение к внешнему миру, то культура памяти поставила человека в не менее особое отношение к прошлому. Человек оказался хранителем прошлого подобно книгочею, перебирающему страницы манускрипта, водящему пальцами по строкам и проговаривающему про себя прочитанные фразы.