5. Воля
PREV | NEXT
содержание
5.4. Бордо или бургундское
«...Я решаю...»
Природа разрыва
Сёрль
Вернемся к вопросу, с которого мы начали эту главу:
«Мы достигаем убежденности по поводу свободы воли, на мой взгляд, благодаря опыту разрыва. Поэтому вопрос свободы воли может быть сформулирован следующим образом: какая реальность соотносится с этим опытом?» [23, 305]
Джон Сёрль выбирает между бордо и бургундским. Допустим, что нейробиологическое состояние мозга в момент t1 и набор восприятий определяют всю дальнейшую цепь событий. Зачем же нам потребовались психологические процессы рационального принятия решения, предполагающие разрыв?
Мы могли бы представить на месте философа электромеханического робота. Пожалуй, и робот справился бы с задачей выбора - в конце концов, у него в «руке» оказался бы один из бокалов. Если выбор бокала считать единственной целью процесса, в котором Сёрль проявляет свободу воли, то мы действительно сталкиваемся с некоторой избыточностью процедуры. Процессы принятия решения излишни. Но является ли выбор бокала единственной целью?
Что можно вынести из этого примера? Пожалуй, только то, что пример с двумя бокалами вина, взятый в своей изолированной, абстрактной форме не является случаем, где свобода воли проявляет себя в полную силу. Здесь мы имеем дело всего лишь с осколком другой, развернутой формы.
Представим Джона Сёрля в компании других исследователей, достойных ценителей французских вин. Один из них говорит: «Друзья мои, сегодня наш уважаемый коллега выбрал бургундское. Это был сложный выбор. У Джона отменный вкус». Джону Сёрлю нечего возразить - он действительно сделал сознательный свободный выбор. Действие было вписано в его личную историю. Это не то же самое, как если бы один из бокалов просто оказался бы в его руке. Факт встроен в картину мира исследователя, причем как факт собственного выбора. Застольная беседа, приведенная нами выше, это только скромный пример разворачивающейся практики, совместной деятельности, опирающейся на факт индивидуального решения. Теперь философ по праву может сослаться на свой сознательный свободный выбор и даже обсудить в своей книге на его примере проблему свободы воли.
Строя свою теорию, Сёрль мимоходом заявляет:
[...] «Напомним себе, зачем нам размышление и предварительные намерения. Они нужны нам во многом для того, чтобы регулировать наше поведение». [23, 260]
С аргументом Сёрля об эпифеноменализме следовало бы согласиться, если только допустить, что изощренная и чувствительная система рационального принятия решения предназначалась для регулирования индивидуального поведения в ситуации Робинзона Крузо. Но это не так.
Ранее мы обсудили, может ли институция личной истории помочь человеку в его самостоятельном индивидуальном взаимодействии с окружающей средой. Мы допустили, что такая возможность очень вероятна. Нельзя сказать, что механизм свободы воли не имеет отношения к регуляции поведения индивида, но подобная регуляция не является основной задачей практики свободы. Точнее говоря, механизм свободы воли возникает не в связи с регуляцией индивидуального поведения. Вопрос же о том, каким образом действия существа возвращаются к нему в виде причинной команды, становится предметом специального исследования.
В примере с двумя бокалами вина мы, казалось бы, не видим никакой совместной деятельности. Однако это обманчивое впечатление. Структура высказывания, в согласии с которой строится акт воли, присутствует и здесь. Намерение в действии «Пожалуй, я выберу бургундское» является основанием к возможной апелляции по поводу свободного выбора. Эта апелляция развернется в какой-нибудь совместной деятельности. Если допустить невозможность подобного развития событий в будущем, нам придется рассматривать этот акт воли как осколок от некогда функционирующего целого. Возможно, что этот осколок несет в себе функциональность и является эффективным регулятором поведения. Впрочем, если рассматривать его в отрыве от целого, то его строение, включающее в себя кружала и стропила, может показаться несообразной химерой, содержащей в себе эпифеноменальные элементы.
Следует заметить, что если бы Джон Сёрль в момент выбора бокала на минутку остался один в своей комнате, то это ничего не изменило бы. И в одиночестве философ смог бы произвести сознательный свободный выбор. Если бы он заявил позже о своем выборе коллегам, то был бы ими понят.
Возможно, что, попав на необитаемый остров, Робинзон Крузо продолжал бы вести себя «в прежнем стиле». Но манифестация свободы воли работала бы тут впустую. Испытывал бы Робинзон Крузо разрыв? Без сомнения, до тех пор пока оставался бы человеком.
содержание
5.4. Бордо или бургундское
«...Я решаю...»
Природа разрыва
Сёрль
Вернемся к вопросу, с которого мы начали эту главу:
«Мы достигаем убежденности по поводу свободы воли, на мой взгляд, благодаря опыту разрыва. Поэтому вопрос свободы воли может быть сформулирован следующим образом: какая реальность соотносится с этим опытом?» [23, 305]
Джон Сёрль выбирает между бордо и бургундским. Допустим, что нейробиологическое состояние мозга в момент t1 и набор восприятий определяют всю дальнейшую цепь событий. Зачем же нам потребовались психологические процессы рационального принятия решения, предполагающие разрыв?
Мы могли бы представить на месте философа электромеханического робота. Пожалуй, и робот справился бы с задачей выбора - в конце концов, у него в «руке» оказался бы один из бокалов. Если выбор бокала считать единственной целью процесса, в котором Сёрль проявляет свободу воли, то мы действительно сталкиваемся с некоторой избыточностью процедуры. Процессы принятия решения излишни. Но является ли выбор бокала единственной целью?
Что можно вынести из этого примера? Пожалуй, только то, что пример с двумя бокалами вина, взятый в своей изолированной, абстрактной форме не является случаем, где свобода воли проявляет себя в полную силу. Здесь мы имеем дело всего лишь с осколком другой, развернутой формы.
Представим Джона Сёрля в компании других исследователей, достойных ценителей французских вин. Один из них говорит: «Друзья мои, сегодня наш уважаемый коллега выбрал бургундское. Это был сложный выбор. У Джона отменный вкус». Джону Сёрлю нечего возразить - он действительно сделал сознательный свободный выбор. Действие было вписано в его личную историю. Это не то же самое, как если бы один из бокалов просто оказался бы в его руке. Факт встроен в картину мира исследователя, причем как факт собственного выбора. Застольная беседа, приведенная нами выше, это только скромный пример разворачивающейся практики, совместной деятельности, опирающейся на факт индивидуального решения. Теперь философ по праву может сослаться на свой сознательный свободный выбор и даже обсудить в своей книге на его примере проблему свободы воли.
Строя свою теорию, Сёрль мимоходом заявляет:
[...] «Напомним себе, зачем нам размышление и предварительные намерения. Они нужны нам во многом для того, чтобы регулировать наше поведение». [23, 260]
С аргументом Сёрля об эпифеноменализме следовало бы согласиться, если только допустить, что изощренная и чувствительная система рационального принятия решения предназначалась для регулирования индивидуального поведения в ситуации Робинзона Крузо. Но это не так.
Ранее мы обсудили, может ли институция личной истории помочь человеку в его самостоятельном индивидуальном взаимодействии с окружающей средой. Мы допустили, что такая возможность очень вероятна. Нельзя сказать, что механизм свободы воли не имеет отношения к регуляции поведения индивида, но подобная регуляция не является основной задачей практики свободы. Точнее говоря, механизм свободы воли возникает не в связи с регуляцией индивидуального поведения. Вопрос же о том, каким образом действия существа возвращаются к нему в виде причинной команды, становится предметом специального исследования.
В примере с двумя бокалами вина мы, казалось бы, не видим никакой совместной деятельности. Однако это обманчивое впечатление. Структура высказывания, в согласии с которой строится акт воли, присутствует и здесь. Намерение в действии «Пожалуй, я выберу бургундское» является основанием к возможной апелляции по поводу свободного выбора. Эта апелляция развернется в какой-нибудь совместной деятельности. Если допустить невозможность подобного развития событий в будущем, нам придется рассматривать этот акт воли как осколок от некогда функционирующего целого. Возможно, что этот осколок несет в себе функциональность и является эффективным регулятором поведения. Впрочем, если рассматривать его в отрыве от целого, то его строение, включающее в себя кружала и стропила, может показаться несообразной химерой, содержащей в себе эпифеноменальные элементы.
Следует заметить, что если бы Джон Сёрль в момент выбора бокала на минутку остался один в своей комнате, то это ничего не изменило бы. И в одиночестве философ смог бы произвести сознательный свободный выбор. Если бы он заявил позже о своем выборе коллегам, то был бы ими понят.
Возможно, что, попав на необитаемый остров, Робинзон Крузо продолжал бы вести себя «в прежнем стиле». Но манифестация свободы воли работала бы тут впустую. Испытывал бы Робинзон Крузо разрыв? Без сомнения, до тех пор пока оставался бы человеком.