На Амударье. В Чарджуе и Фарабе
Д. Н. Логофет. В забытой стране. Путевые очерки по Средней Азии. - М., 1912.
То проезжая мимо обработанных полей, то пересекая пространство сыпучего песку, мы постепенно подвигались вперед, параллельно Амударье, значительно обмелевшей и покрытой целою сетью островов, заросших мелким камышом. У берега виднелись небольшие рыбачьи лодки, качавшиеся на волнах. Тяжело нагруженные каюки, пользуясь ветром, распустив паруса, будто огромная птица, поднимались вверх по реке, осторожно нащупывая все время фарватер. Чувствовалась близость большого города и пристани, откуда везлись различные товары, благодаря чему река уже не казалась такою пустынною.
Элла Кристи. Каюк на Амударье
Группа каких-то людей в халатах с ружьями на плечах еще издали привлекала наше внимание. Окружив арбу на высоких колесах, шли сарбазы (солдаты) небрежно, не в ногу, совершенно не похожие на военных.
Развалившись на куче одеял, ехал в крытой арбе толстый седой бухарец, почти закрывая собою худенького старика, сидевшего сзади него.
- Кто это такой? Куда идут солдаты?
Туркмены подъехали ближе и, перебросившись несколькими словами с сарбазами, тотчас же удовлетворили наше любопытство.
- Это, тюра, амлякдар из Пальварта, - везут его по приказу бека в Чарджуй. Провинился он в чем-то. Там наказывать его будут палками. Не знают только, сколько палок ему дать бек прикажет. Если бек сердит, так много его спина получит. Махрам [Чиновник для поручений.] послан был, чтобы привезти. Говорят, что с казием он все время ссорился, а тот на него в Бухару писал. Теперь амлякдар много денег приготовить должен, чтобы всем подарки сделать. Хороший человек, говорят, и народ не обижал, а это нехорошо, мало, значит, малиату - подати - собирал; вот бек и рассердился.
- Плохо, когда казий с амлякдаром ссорятся, а еще хуже, когда живут между собою в дружбе. Тогда очень тяжело народу бывает: все, что есть, отнимают и за все большие штрафы накладывают. У нас здесь оттого много людей в Хиву уходят, что жить очень трудно.
- Я помню, бояр, несколько лет тому назад в Чарджуе русский народ бунтовал. Только это нехорошо, ваш начальник и казий ничего не берут, а народ недоволен; вот если бы наши стали бунтовать, то все бы мы пошли.
Туркмен замолчал и ехал некоторое время задумавшись.
- А скажи мне, бояр, отчего Ак-Падишах не возьмет нас у эмира? - минуту спустя, задал он новый вопрос.
- Зачем он взял Мерв, Пенде, а Чарджуй ему оставил, это нехорошо.
Я был в большом затруднении объяснить причины этого странного явления, бывшие и для меня совершенно непонятными, и постарался перевести разговор на менее щекотливую тему, но туркмен не унимался.
- Эмир как волк пьет кровь из туркменов, а урус Ак-Падишах добрый, своих людей любит, и все говорят про это. Даже хивинский хан не такой, как эмир.
Мы подъезжали уже к кишлаку Ходжа-Фаслами, где предполагали сделать последний ночлег до Чарджуя.
Погода продолжала хмуриться, и, благодаря темным тучам, низко нависшим над землею, картины окружающих мест казались особенно безотрадными своими песками, расстилавшимися на значительное расстояние.
Камышевые кибитки, стоявшие тесным рядом, указывали на бедность населения, не имеющего возможности завести войлочных, а потому и зимующих в этих примитивных жилищах. Несколько ощипанных кур с голыми шеями сновали около кибиток. Все имело какой-то особенно заброшенный вид и подчеркивало отсутствие благосостояния у населения, занимающегося преимущественно рыбною ловлею, но и то лишь в благоприятное для нее время года.
Худые лошади понуро стояли на приколах под попонами.
Даже собаки имели особенно захудалый вид.
С. М. Прокудин-Горский. Барханные пески близ станц. Чарджуй
Когда-то все эти места, лежавшие близ большой караванной дороги между Мервом и Бухарою, пользовались несравненно большим благосостоянием, благодаря тому, что население занималось почти исключительно сопровождением и охраною караванов от различных шаек, бродивших везде около дороги и нападавших на караваны. Проведение русскими железной дороги на этом участке совершенно убило караванное движение, и старая торговая дорога, существовавшая долгое время между Чарджуем и Мервом, занесена совсем песками, и вряд ли возможно найти даже намеки на ее былое существование, вследствие полного разрушения сардоб и рабатов. А население, ввиду изменившихся условий, принуждено было перейти к новым способам существования, причем значительное число верблюдов, имевшихся у населения, подверглось сокращению; хотя некоторое количество товаров и доставляется на них по берегу Амударьи до Хивы, но промысел этот год от году падает, вследствие более выгодной и дешевой перевозки товаров на каюках и на пароходах флотилии. С открытием же действий частного пароходства на этом участке реке перевозка на верблюдах сухим путем отходит уже в область преданий.
Составляя собою одно из богатейших месть ханства, Чарджуйское бекство издавна считалось крайне важным, благодаря соприкосновению с границами России и нахождению в гор. Чарджуе значительного русского гарнизона, расположенного в русском городе, выросшем в шести верстах от туземного Чарджуя; близость его замечалась уже по жителям, не имевших вида дикарей пустыни и, видимо, часто встречавшихся с русскими.
Ходжа-Фаслами когда-то представляла собою крепостцу, а в настоящее время это небольшой кишлак, производящей унылое впечатление, благодаря отсутствию растительности. Пески здесь подошли совсем близко к самым стенам жилищ.
Несколько десятков рогатого скота стояло на берегу, пережевывая жвачку. Средних лет туркмен, с хитрыми глазами наблюдавший за стадом, поднялся с кошмы, на которой сидел, и, приветливо приложив руку к своей огромной косматой папахе, по-русски сказал «здравствуй».
Мы остановились.
- Здравствуй, ошна [Друг.]. Куда едешь?
- Мы русски подрядчик. Баталион мясо доставляем, - заговорил он, показывая свои белые зубы. В Афганистан ходил, там покупал быков, теперь в Чарджуй идем, - удовлетворил туркмен нашу любознательность. - Везде скот, баранов покупаем. Много торгуем. Мы хороший купец и русски любим, - закончил он свою рекомендацию, идя уже рядом с нами к кибитке, в которой мы рассчитывали сделать привал. - Здесь переправа есть в Наразым, и много людей с того берега приезжают и на базар в Наразым ездят. Но только Чарджуй лучше, чем Наразым, - прищелкивал он языком. - Хороший город, урус: марджа [Женщина.] много. Веселый дом - пай-кабак есть, - уже с особым наслаждением вспоминал он интернациональное учреждение.
Старик туркмен, владелец кибитки, неодобрительно смотрел на подрядчика.
- Что, ата, по-твоему, русский народ не хорош? - спросил я его.
- Да, тюра, не хорош, для наших людей, - откровенно ответил тот. - Много веселья, много вина, водки и пива пьют, в карты играют. К вольным девушкам ходят и молодые и старики. Все, что имеют, туда отвозят и там оставляют, а дома ничего нет. Наши раисы [Раис - духовное лицо, наблюдающее за нравами.] бессильны смотреть за мусульманами в русском городе, но и в туземном Чарджуе они также не смотрят, и там правоверные стали напитки пить. А наших женщин тоже много в веселых домах живут.
- Прежде лучше было, - вздохнул он с некоторым сожалением. Тогда люди друг другу на слово верили и слово исполняли. Теперь бумагу пишут и ее не исполняют, а словам уже верить нельзя.
Холмистая местность приняла более резкие очертания, песчаная полоса придвинулась почти к самой реке, и сыпучие пески, покрытые местами гребенщиком, делали места по дороге малопривлекательными.
С. М. Прокудин-Горский. Амударьинский (Чарджуйский) мост
С высокого холма открывался вид на Амударью с массою кишлаков по обоим берегам, спускавшимся к воде с левой стороны в виде холмистых обрывов, а с правой - широкой низиной, сливавшейся с гладкой поверхностью реки. Впереди виднелся легкий ажурный и казавшийся бесконечным по своей длине железнодорожный мост через Амударью, переброшенный около Чарджуя и утвержденный на двадцати четырех железных круглых фермах. На правом берегу прилегала к мосту сплошная заросль огромного тугая, казавшаяся издали лесом.
Мы подъезжали к Чаудыру, и полковник, внимательно присматривавшийся к открывающейся перед нами картине, заметно впал в уныние.
- Что это вы как будто не в своей тарелке, Павел Иванович?
- Видите ли, смотрю на новый мост и невольно вспоминаю прежнее. Я ведь был, как вам известно, одним из первых, прибывших в Чарджуй. Помню хорошо, как много пришлось перенести людям при постройке железнодорожного полотна по пескам Каракумов от Репетека до Чарджуя. Потом, когда дошли до Амударьи, возник вопрос о продолжении линии и устройстве переправ. Лишь энергия и непоколебимая вера в свои силы такого человека, как строитель дороги, генерал Анненков, могли преодолеть препятствия и так просто разрешить сложный вопрос.
М. Н. Анненков (1835-1899)
Смело решил он построить деревянный мост через Амударью и, подсчитав его стоимость, выразившуюся около 200 тысяч рублей, немедленно приступил к его постройке. И это на такой капризной огромной реке, как Амударья. Били сваи, стлали настилку под злорадный шепот патентованных инженеров, предсказывавших полную неудачу и грандиозный скандал этой постройке на гроши.
Что должен был пережить Анненков за это время? Не унялся этот шепот и когда мост был совершенно готов; тогда предсказывали, что первый же поезд мост разрушит и погибнет в быстрых водах реки.
Но на удивление всех мост был окончен и поезда по нем стали ходить.
Скрипел мост под поездами; охал, жаловался на тяжесть, но стоял, даже не давая осадок, и таким образом на удивление всех простоял почти пятнадцать лет, требуя ежегодно очень небольшого ремонта.
Когда его увидел известный инженер Белелюбский, строитель нового железного моста, то только развел руками и сказал: «Да, смелый, видно, был строитель Анненков, я бы на такую постройку ни за что не решился».
А какое хорошее время было. Я помню здесь Хорвата, теперешнего начальника Восточной Китайской дороги, а тогда еще начальника участка в чине штабс-капитана. Также один из железных характеров, недаром его Анненков так выдвигал, несмотря на то, что он не был инженером.
- Но ведь нельзя же не сказать, что новый мост лучше, безопаснее, - попробовал я перебить старика.
- Да, это-то так, но не забудьте - он стоил 2 миллиона рублей, а затем вон посмотрите-ка - река все отходит в правую сторону, и уже мост наполовину стоит на сухом берегу и скоро его придется вытягивать, а то река обойдет и оставит на сухопутье. А потом, ежегодно крепят берега и бросают в воду сотни тысяч рублей в буквальном смысле. Все время валят камень в воду, а река преблагополучно все эти материалы уносит, и снова валят и валят без конца…
Около Каркина огромная толпа туземцев съехалась на байгу. Масса всадников, то съезжаясь группами, то в одиночку, носилась по песчаной равнине. Халаты всех цветов придавали особенно красивый вид этой картины. Статные, рослые кони привлекали невольно наше внимание.
- Посмотрите, вот где вырабатывается уменье ездить и лихость, - указал полковник. - Все здешнее население является чудным материалом для пополнения кавалерии, не регулярной, конечно, потому что они слишком дики, но частей вроде туркменского дивизиона, который давно бы не грешно, превратив в полк, комплектовать и амударьинскими туркменами.
Видя носившихся смело удальцов, мне лишь пришлось согласиться, что пора уже использовать многие племена Средней Азии, привлекши их к отбыванию воинской повинности в особых туземных частях с офицерским составом из регулярной кавалерии.
Сто почти летний опыт Англии в этом отношении заслуживает особого к себе внимания и изучения, с применением его в том объеме, какой окажется удобнее для наших среднеазиатских владений.
Вдали уже обрисовывалась густая растительность, широкой, почти бесконечной полосой видневшаяся, начинаясь от реки, и протянувшаяся до самого горизонта. Среди деревьев выступали серо-желтые постройки русского Чарджуя, над которым клубился дым заводов. Берег реки, сходя к самой воде широкой отмелью, был покрыт штабелями дров, мешками с зерном, бочками, разгружаемыми с пароходов, стоявшими невдалеке на воде. Правильной пристани Чарджуй не имеет, и, вследствие постоянного изменения глубины у берега, пароходы пристают в разных местах, меняя их несколько раз в год.
Высокая насыпь, по которой проходит полотно железной дороги, примыкая к железнодорожному мосту, закрывает собою значительную часть горизонта. За вокзальными постройками кое-где белыми пятнами из растительности выступали дома с побеленными стенами и цветными крышами, нарушавшие общий вид этого русского среднеазиатского города.
Открытое пространство виднелось лишь к востоку, где в шести верстах находится туземный Чарджуй, являющийся резиденцией бухарского бека.
Кишлаки Мор-Об, Сакар-Бар и Каракчи, составляя собою небольшие населенные пункты, ничего интересного не представляют, служа местами для отдыха двигающихся мимо их караванов.
Чарджуй известен с глубокой древности, составляя собою независимое владение, носившее в четвертом и третьем веке до Рождества Христова название государства Амуль, а позднее Амуйе, с главным городом Зариаспой; входившее прежде в число сатрапий персидского государства, оно отложилось затем во время Александра Македонского, напавшего со своими войсками под предводительством Бесса на Дария, искавшего спасения в бегстве в землях Амуль и убитого Бессом недалеко от Зариаспы.
Позднее, войдя в состав Бактрийского царства, Амуль долго вел войну с Хорезмом, но в первые века нашей эры главный его город приобретает известность под именем Чихарджуя, как пункт, лежавший на торговой дороге между Гератом, Мервом, Бухарой и Самаркандом. Выгодное положение на переправе через Амударью развило особенно сильно торговлю Чарджуя, превратив его в большое полунезависимое ханство, признававшее то власть гератских государей, то бухарских эмиров, пока наконец уже с VII века окончательно оно не было включено в число земель Бухарского ханства, являясь в последующий период сильною крепостью, стоявшею на страже Каракумской пустыни.
С присоединением к России Закаспийской области, а позднее Мервского и Пендинского оазисов, явилась настоятельная необходимость связать новые русские владения с Туркестаном, вследствие чего Закаспийскую железную дорогу было решено продолжить от Мерва далее, до Ташкента. Нахождение Чарджуя в центральном пункте всей железнодорожной линии и удобство положения его в плодородном оазисе, привели к выбору этого города в качестве лучшего места для постройки различных железнодорожных учреждений в виде мастерских, депо, складов и т. п., что постепенно привлекло в Чарджуй большое число различных железнодорожных служащих и рабочих. Постепенно около станции стал строиться город, исключительно с русским населением, а удобство положения его на сплавной судоходной реке между Хивой, Керками и Афганистаном двинуло сюда русские товары, причем русские торговые фирмы открыли здесь свои конторы и отделения, и в течение двух десятилетий город развился и вырос в большой торговый пункт с миллионными торговыми оборотами и населением до десяти тысяч человек.
Устройство Амударьинской флотилии с ее управлением и мастерскими также послужило к развитию города, который обстроился, приняв вид красивого среднеазиатского уездного города, с гимназией, казначейством, отделением банка и различными торговыми и промышленными предприятиями, при нескольких десятках больших и малых магазинов, торгующих бойко всевозможными русскими товарами.
Но насколько сильно развился русский город, настолько же сравнительно мало отразилось проведение дороги на туземном Чарджуе.
Небольшой крытый базар с полутемными сартовскими лавками имеет какой-то заброшенный вид, указывая, что все торговые дела перешли в русский город, а туземный сохранил лишь некоторое значение как местожительство бухарского бека. Обветшалые, когда-то высокие, глинобитные стены бекской крепости, построенной на высоком холме, далеко видны вокруг, наводя уныние своим запустением. Грозные когда-то амбразуры осыпались, и размытые дождями стены башен испещрены трещинами и выветрились. Беспощадные зубы времени изгрызли и разрушили массивные входные ворота, к которым поднимается выстланная камнями насыпь, с проложенной для въезда дорогой.
Чарджуйское укрепление
- Хотите видеть бека? - спросил меня полковник. - Это один из самых больших по чину лиц в ханстве.
Я отказался.
- Пожалуй, верно, что не стоит; интересного ничего не увидим - все то же, что и везде. Назначают же сюда по большому выбору, так как жизнь бок о бок с русским городом и начальством требует многих дипломатических качеств и изворотливости. Надо отстаивать права Бухары от посягательств русских подданных, и поэтому им приходится ежечасно политиковать, в особенности при некоторой настойчивости местного начальника гарнизона, который является здесь единственною русскою властью, сосредоточившей в себе и административные и полицейские обязанности. […]
Чарджуйский бек Мирза Салим-бек ибн Мухаммад-Рахим (1851-1930). Источник: turkmenabatart.narod.ru. В 1870-71 г. был послан в Ташкент для сбора сведений о действиях русских властей, где прожил 12 лет под видом торговца чаем. Затем был официально назначен постоянным представителем эмира в Ташкенте. В 1885 г. назначен амлакдаром в туманы Хутфар и Самджан и получил чин мирахура. В составе посольства ездил в Петербург. В 1888-1889 г. был назначен миршабом Бухары. Получил чин туксабы и управлял различными вилайетами. При эмире Саййид ‛Алим-хане (1910-1920) в чине парваначи, занимал должность главного закатчи. В 1920 г. был арестован, впоследствии отпущен.
Широкие улицы русского Чарджуя, обсаженные деревьями с садиками около каждого дома и с большим парком посреди города, придают ему особенно нарядный вид. Тротуары, мостовые, керосинокалильные фонари и электрическое освещение заводов подчеркивают значение этого нового города.
Небольшая деревянная церковь красиво выступает среди парка, а сзади нее тянутся ряды казарм расположенных в них войск.
Улицы пестрят вывесками магазинов, гостиниц и ресторанов, но на всем лежит особый среднеазиатский отпечаток, делающий город совершенно непохожим на города Европейской России. Типы армян, грузин, персов и татар преобладают, и русские лица тонут в этом море восточных людей.
Порядочный ресторан при одной из гостиниц способствовал быстрому завоеванию наших симпатий к Чарджую.
В большой зале с недурной обстановкою, казавшейся после долгого пребывания в кибитках последним словом комфорта, было людно. Устроившись за одним из столиков, мы скоро увидели и знакомых, радостно нас встретивших и забросавших целым рядом вопросов.
- Откуда и куда путь держите?
- И не стыдно не заехать к приятелю?
- Что-что, а этого не ожидал, чтобы мимо моей хаты проехать!..
Едва успевая отвечать, мы уже были окружены большим обществом. Из соседней залы слышались звуки струнного оркестра, и вся обстановка напоминала обыденную ресторанную картину, в которой лишь непривычным резким пятном выделялась группа бухарцев, сидевших в своих ярких цветных халатах в углу и усердно уничтожавших целую батарею бутылок пива.
- Как видите, мы цивилизуемся, - указал на них один из собеседников.
- Да, это верно, но только, пожалуй, цивилизация вливает в их жизнь свои отрицательные стороны.
- Ну, не скажите, - теперь туземцы совсем другими стали. На них наша забастовка произвела огромное впечатление. Как можно видеть, недовольство у них своим правительством очень большое и замечается брожение, которое, надо думать, окончится общим восстанием, если своевременно не введут реформы в управлении. Надо только удивляться эмиру, насколько он верит своим приближенным, скрывающим от него настроение населения. В этом отношении не мешает ему кое-что позаимствовать у нового хивинского хана. Тот более понимает современные условия жизни, и недаром он, вступив на престол, тотчас же обратился к генерал-губернатору с просьбою рекомендовать ему тип учебного заведения для хивинского народа.
Невольно я вспомнил дошедшую до меня новость, что известному знатоку Средней Азии Н. П. Остроумову поручена разработка проекта учительской школы для хивинцев, причем в основание его положена мысль сохранить бытовые стороны, но ввести новые образовательные предметы, чтобы иметь возможность подготовить просвещенных учителей для туземных школ Хивинского ханства.
- Странно, что, имея возможность воздействия на эмирское правительство, Россия им не пользуется, - заговорил сосед путеец, - и еще страннее, что ведь, достигнув почти окончательных результатов в деле нашего стремления к завоеванию Востока, мы остановились и не присоединим к своим владениям Бухарское ханство.
- Но ведь это не вполне верно: Россия никогда не хотела завоевать Средней Азии, - попробовал оппонировать военный инженер Д.
- Это вы ошибаетесь. Еще когда в 1619 году было послано посольство Ивана Хохлова в Бухару, то оно имело инструкцию склонить эмира к заключению союза с Россиею, а уже наказ Петра Великого князю Бековичу-Черкасскому говорить по этому вопросу вполне определенно: «Будучи у хивинского хана, проведать о бухарском, нельзя ли его хоть не в подданство, то в дружбу привести». Здесь уже мысль о подданстве очень сильна, а при Анне Иоанновне в 1734 году статский советник Кириллов, отправленный для построения Оренбурга, получил приказание разработать проект о приведении Ташкента и Туркестана в подданство, и 13 августа того же года он доносил о возможности завоевания Хивы, Бухары, Балха и Бадакшана. Таким образом, все это идет, отвечая государственной программе России, а не является случайностью. В этом все время было стремление: к солнцу, к незамерзающему морю и к всемирной торговле.
Мы невольно согласились с этим взглядом, разделяемым почти всеми старыми туркестанцами. События прошлого с особою рельефностью показали, что Бухарское ханство готовит России в будущем не один сюрприз, а недовольство населения своим правительством особенно рельефно было подчеркнуто во время январского восстания, после которого, несмотря на обещания, никаких реформ в управлении не введено.
- Интересно знать, насколько отразилось на порядках управления последнее восстание? - спросил я местного старожила, имеющего постоянные сношения с бухарским населением.
- Как вам сказать? репрессии были большие, - ответил он, подумав, - ну, и бить стали больше. Все беки думают, что битьем все сделают и все выбить из народа можно. Лишь бы палками ударить, как в известном рассказе про Тамерлана и гусей.
- Каких гусей? - удивился я этому сравнению.
- А видите ли, к Тамерлану пришел на поклон известный мулла Наср-Эддин. Жил он в кишлаке около Бухары и, собираясь итти, решил поднести эмиру Тимурленгу в подарок жареного гуся. Дорога была дальняя, и мулла, проголодавшись, съел у гуся одну ногу, но все же представил повелителю гуся. Разумеется, Тимур-хан это увидел и сейчас же спросил, куда девалась другая нога. Наср-Эддин был большой остряк - он быстро нашелся, ответив: «У нас все гуси с одной ногой; если не веришь, о, повелитель, то посмотри сам вон гусей: у всех у них по одной ноге, - указал он на стадо гусей, стоявших у хауза.
Тамерлан, посмотрев на хитрого муллу, рассмеялся, но тотчас же взял длинную палку и ударил ближайшего гуся. Остальные гуси, услышав резкий звук удара, испугались и тотчас же опустили ноги и быстро побежали.
- Вот смотри-ка, мулла, а ведь гуси-то с двумя ногами, - обратился эмир к хитрецу, думая, что тот попался.
Но Наср-Эддин был человек сообразительный и за словом в карман не лазил.
- О, эмир! - ответил он, - в этом нет ничего удивительного: ведь если и тебя начнут бить палкой, то ты побежишь не только на двух ногах, но и на четвереньках…
В зале сделалось шумно. Говор людей смешивался с звуками музыки и стуком посуды. Дым папирос носился целыми облаками.
Част» уже был поздний; клонило ко сну.
Бесконечно длинный железнодорожный мост, утвержденный на двадцати четырех железных круглых фермах, поражал своею длинною и ажурной легкостью очертаний. Вид с него открывался далеко во все стороны. Весь Чарджуй со своими домами и улицами был виден, как на ладони. Амударья, прихотливо извиваясь, бежала на север и на юг, а на восток и запад расстилалось полотно железной дороги. Рядом с новым мостом виднелись остатки старого деревянного моста с частью сохранившейся настилки и торчавшими из воды толстыми сваями. Как-то невольно становилось жаль этого старика, послужившего железнодорожному движению более пятнадцати лет.
Груды камня, фашин правильными пирамидами были сложены под мостом, закрывая огромное пространство. Везде но берегу устроены были длинные и высокие дамбы, облицованные каменными плитами.
День был яркий, и сразу сделалось тепло, как будто раннею весною. Широкая полоса тугаев расстилалась по левому берегу, имея вид густого леса.
Сев на приведенных лошадей, мы ехали по зарослям, слыша грохот проходивших невдалеке параллельно нашей дороге поездов. Талы, тополя, джида стояли по сторонам дороги без листвы, темнея своими стволами. Кое-где виднелись заросли камышей, окружавших небольшие озерца, оставшиеся от разливов реки. Местами попадались болотистые пространства. Пахло сыростью и цвелью.
Невдалеке от Амударьи раскинулся значительный бухарский кишлак Фараб. Когда проводили железную дорогу, то вначале был проект устроить около него русское поселение, но затем по каким-то соображениям мысль эта была оставлена, и поселение возникло на левом берегу Амударьи в Чарджуе, превратившемся, как мы видели, ныне в город. Фараб же, благодаря своей богатой растительности, все же привлек к себе внимание железнодорожной администрации, устроившей здесь паровозное депо с небольшими мастерскими. В будущем, по-видимому, этому пункту предстоит играть роль передаточной узловой станции, как только появится проект проведения железной дороги в Хиву по правому берегу Амударьи, представляющему собою равнину; также неоднократно при возникновении проектов соединения железнодорожной линией Керков и Термеза с главной Среднеазиатскою магистралью исходною точкою новой дороги намечалась станция Фараб, и надо думать, что рано или поздно, но пункт этот, имеющий большие данные для устройства русского поселения, привлечет к себе предприимчивых людей. […]
С. М. Прокудин-Горский. Ст. Фараб в 5 в. от Чарджуя
Кишлак Фараб довольно разбросан и, отличаясь лишь значительною растительностью, не сохранил никаких памятников старины, за исключением мечети да надмогильных камней на кладбище. Небольшой базар был многолюден, и на нем среди туземной толпы виднелось несколько полуевропейских костюмов каких-то скупщиков.
- Вы что тут делаете? - обратился полковник к приземистому немолодому субъекту, стоявшему около каких-то тюков.
- Мое почтение, - поднял тот шапку… - Мы здесь скупаем кое-что, по своим делам, т. е. от фирмы, вернее. Всегда в Бухаре живем, а сюда за долгами приехали. Надо собрать со здешнего народа, что выдано было товаром в кредит. Да очень трудно приходится.
- Отчего же так? Раз должны, значит, можно и взыскать, - вмешался я в разговор.
- Так оно у нас, а здесь по-другому. Ведь здесь ни наших векселей, ни суда, ни исполнительных листов - ничего и в помине нет. Все на веру: дашь под расписку, а если не захочет платить - ничего не поделаешь. Подавай, не подавай в политическое агентство - толку мало. Напишут бухарским властям, а те, получив взятку, ответят: ничего такой-то не имеет и взыскать поэтому нельзя. Так и бьемся сами; тоже взятки бекам и амлякдарам даем и кое-как взыскиваем, только все же убытков много.
См. также:
• Фотографии Поля Надара (1890);
• Н. А. Варенцов. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое;
• Е. Л. Марков. Россия в Средней Азии;
• А. А. Кауфман. По новым местам;
• А. М. Поляков. Записки жандармского офицера;
• Садриддин Айни. Воспоминания.
То проезжая мимо обработанных полей, то пересекая пространство сыпучего песку, мы постепенно подвигались вперед, параллельно Амударье, значительно обмелевшей и покрытой целою сетью островов, заросших мелким камышом. У берега виднелись небольшие рыбачьи лодки, качавшиеся на волнах. Тяжело нагруженные каюки, пользуясь ветром, распустив паруса, будто огромная птица, поднимались вверх по реке, осторожно нащупывая все время фарватер. Чувствовалась близость большого города и пристани, откуда везлись различные товары, благодаря чему река уже не казалась такою пустынною.
Элла Кристи. Каюк на Амударье
Группа каких-то людей в халатах с ружьями на плечах еще издали привлекала наше внимание. Окружив арбу на высоких колесах, шли сарбазы (солдаты) небрежно, не в ногу, совершенно не похожие на военных.
Развалившись на куче одеял, ехал в крытой арбе толстый седой бухарец, почти закрывая собою худенького старика, сидевшего сзади него.
- Кто это такой? Куда идут солдаты?
Туркмены подъехали ближе и, перебросившись несколькими словами с сарбазами, тотчас же удовлетворили наше любопытство.
- Это, тюра, амлякдар из Пальварта, - везут его по приказу бека в Чарджуй. Провинился он в чем-то. Там наказывать его будут палками. Не знают только, сколько палок ему дать бек прикажет. Если бек сердит, так много его спина получит. Махрам [Чиновник для поручений.] послан был, чтобы привезти. Говорят, что с казием он все время ссорился, а тот на него в Бухару писал. Теперь амлякдар много денег приготовить должен, чтобы всем подарки сделать. Хороший человек, говорят, и народ не обижал, а это нехорошо, мало, значит, малиату - подати - собирал; вот бек и рассердился.
- Плохо, когда казий с амлякдаром ссорятся, а еще хуже, когда живут между собою в дружбе. Тогда очень тяжело народу бывает: все, что есть, отнимают и за все большие штрафы накладывают. У нас здесь оттого много людей в Хиву уходят, что жить очень трудно.
- Я помню, бояр, несколько лет тому назад в Чарджуе русский народ бунтовал. Только это нехорошо, ваш начальник и казий ничего не берут, а народ недоволен; вот если бы наши стали бунтовать, то все бы мы пошли.
Туркмен замолчал и ехал некоторое время задумавшись.
- А скажи мне, бояр, отчего Ак-Падишах не возьмет нас у эмира? - минуту спустя, задал он новый вопрос.
- Зачем он взял Мерв, Пенде, а Чарджуй ему оставил, это нехорошо.
Я был в большом затруднении объяснить причины этого странного явления, бывшие и для меня совершенно непонятными, и постарался перевести разговор на менее щекотливую тему, но туркмен не унимался.
- Эмир как волк пьет кровь из туркменов, а урус Ак-Падишах добрый, своих людей любит, и все говорят про это. Даже хивинский хан не такой, как эмир.
Мы подъезжали уже к кишлаку Ходжа-Фаслами, где предполагали сделать последний ночлег до Чарджуя.
Погода продолжала хмуриться, и, благодаря темным тучам, низко нависшим над землею, картины окружающих мест казались особенно безотрадными своими песками, расстилавшимися на значительное расстояние.
Камышевые кибитки, стоявшие тесным рядом, указывали на бедность населения, не имеющего возможности завести войлочных, а потому и зимующих в этих примитивных жилищах. Несколько ощипанных кур с голыми шеями сновали около кибиток. Все имело какой-то особенно заброшенный вид и подчеркивало отсутствие благосостояния у населения, занимающегося преимущественно рыбною ловлею, но и то лишь в благоприятное для нее время года.
Худые лошади понуро стояли на приколах под попонами.
Даже собаки имели особенно захудалый вид.
С. М. Прокудин-Горский. Барханные пески близ станц. Чарджуй
Когда-то все эти места, лежавшие близ большой караванной дороги между Мервом и Бухарою, пользовались несравненно большим благосостоянием, благодаря тому, что население занималось почти исключительно сопровождением и охраною караванов от различных шаек, бродивших везде около дороги и нападавших на караваны. Проведение русскими железной дороги на этом участке совершенно убило караванное движение, и старая торговая дорога, существовавшая долгое время между Чарджуем и Мервом, занесена совсем песками, и вряд ли возможно найти даже намеки на ее былое существование, вследствие полного разрушения сардоб и рабатов. А население, ввиду изменившихся условий, принуждено было перейти к новым способам существования, причем значительное число верблюдов, имевшихся у населения, подверглось сокращению; хотя некоторое количество товаров и доставляется на них по берегу Амударьи до Хивы, но промысел этот год от году падает, вследствие более выгодной и дешевой перевозки товаров на каюках и на пароходах флотилии. С открытием же действий частного пароходства на этом участке реке перевозка на верблюдах сухим путем отходит уже в область преданий.
Составляя собою одно из богатейших месть ханства, Чарджуйское бекство издавна считалось крайне важным, благодаря соприкосновению с границами России и нахождению в гор. Чарджуе значительного русского гарнизона, расположенного в русском городе, выросшем в шести верстах от туземного Чарджуя; близость его замечалась уже по жителям, не имевших вида дикарей пустыни и, видимо, часто встречавшихся с русскими.
Ходжа-Фаслами когда-то представляла собою крепостцу, а в настоящее время это небольшой кишлак, производящей унылое впечатление, благодаря отсутствию растительности. Пески здесь подошли совсем близко к самым стенам жилищ.
Несколько десятков рогатого скота стояло на берегу, пережевывая жвачку. Средних лет туркмен, с хитрыми глазами наблюдавший за стадом, поднялся с кошмы, на которой сидел, и, приветливо приложив руку к своей огромной косматой папахе, по-русски сказал «здравствуй».
Мы остановились.
- Здравствуй, ошна [Друг.]. Куда едешь?
- Мы русски подрядчик. Баталион мясо доставляем, - заговорил он, показывая свои белые зубы. В Афганистан ходил, там покупал быков, теперь в Чарджуй идем, - удовлетворил туркмен нашу любознательность. - Везде скот, баранов покупаем. Много торгуем. Мы хороший купец и русски любим, - закончил он свою рекомендацию, идя уже рядом с нами к кибитке, в которой мы рассчитывали сделать привал. - Здесь переправа есть в Наразым, и много людей с того берега приезжают и на базар в Наразым ездят. Но только Чарджуй лучше, чем Наразым, - прищелкивал он языком. - Хороший город, урус: марджа [Женщина.] много. Веселый дом - пай-кабак есть, - уже с особым наслаждением вспоминал он интернациональное учреждение.
Старик туркмен, владелец кибитки, неодобрительно смотрел на подрядчика.
- Что, ата, по-твоему, русский народ не хорош? - спросил я его.
- Да, тюра, не хорош, для наших людей, - откровенно ответил тот. - Много веселья, много вина, водки и пива пьют, в карты играют. К вольным девушкам ходят и молодые и старики. Все, что имеют, туда отвозят и там оставляют, а дома ничего нет. Наши раисы [Раис - духовное лицо, наблюдающее за нравами.] бессильны смотреть за мусульманами в русском городе, но и в туземном Чарджуе они также не смотрят, и там правоверные стали напитки пить. А наших женщин тоже много в веселых домах живут.
- Прежде лучше было, - вздохнул он с некоторым сожалением. Тогда люди друг другу на слово верили и слово исполняли. Теперь бумагу пишут и ее не исполняют, а словам уже верить нельзя.
Холмистая местность приняла более резкие очертания, песчаная полоса придвинулась почти к самой реке, и сыпучие пески, покрытые местами гребенщиком, делали места по дороге малопривлекательными.
С. М. Прокудин-Горский. Амударьинский (Чарджуйский) мост
С высокого холма открывался вид на Амударью с массою кишлаков по обоим берегам, спускавшимся к воде с левой стороны в виде холмистых обрывов, а с правой - широкой низиной, сливавшейся с гладкой поверхностью реки. Впереди виднелся легкий ажурный и казавшийся бесконечным по своей длине железнодорожный мост через Амударью, переброшенный около Чарджуя и утвержденный на двадцати четырех железных круглых фермах. На правом берегу прилегала к мосту сплошная заросль огромного тугая, казавшаяся издали лесом.
Мы подъезжали к Чаудыру, и полковник, внимательно присматривавшийся к открывающейся перед нами картине, заметно впал в уныние.
- Что это вы как будто не в своей тарелке, Павел Иванович?
- Видите ли, смотрю на новый мост и невольно вспоминаю прежнее. Я ведь был, как вам известно, одним из первых, прибывших в Чарджуй. Помню хорошо, как много пришлось перенести людям при постройке железнодорожного полотна по пескам Каракумов от Репетека до Чарджуя. Потом, когда дошли до Амударьи, возник вопрос о продолжении линии и устройстве переправ. Лишь энергия и непоколебимая вера в свои силы такого человека, как строитель дороги, генерал Анненков, могли преодолеть препятствия и так просто разрешить сложный вопрос.
М. Н. Анненков (1835-1899)
Смело решил он построить деревянный мост через Амударью и, подсчитав его стоимость, выразившуюся около 200 тысяч рублей, немедленно приступил к его постройке. И это на такой капризной огромной реке, как Амударья. Били сваи, стлали настилку под злорадный шепот патентованных инженеров, предсказывавших полную неудачу и грандиозный скандал этой постройке на гроши.
Что должен был пережить Анненков за это время? Не унялся этот шепот и когда мост был совершенно готов; тогда предсказывали, что первый же поезд мост разрушит и погибнет в быстрых водах реки.
Но на удивление всех мост был окончен и поезда по нем стали ходить.
Скрипел мост под поездами; охал, жаловался на тяжесть, но стоял, даже не давая осадок, и таким образом на удивление всех простоял почти пятнадцать лет, требуя ежегодно очень небольшого ремонта.
Когда его увидел известный инженер Белелюбский, строитель нового железного моста, то только развел руками и сказал: «Да, смелый, видно, был строитель Анненков, я бы на такую постройку ни за что не решился».
А какое хорошее время было. Я помню здесь Хорвата, теперешнего начальника Восточной Китайской дороги, а тогда еще начальника участка в чине штабс-капитана. Также один из железных характеров, недаром его Анненков так выдвигал, несмотря на то, что он не был инженером.
- Но ведь нельзя же не сказать, что новый мост лучше, безопаснее, - попробовал я перебить старика.
- Да, это-то так, но не забудьте - он стоил 2 миллиона рублей, а затем вон посмотрите-ка - река все отходит в правую сторону, и уже мост наполовину стоит на сухом берегу и скоро его придется вытягивать, а то река обойдет и оставит на сухопутье. А потом, ежегодно крепят берега и бросают в воду сотни тысяч рублей в буквальном смысле. Все время валят камень в воду, а река преблагополучно все эти материалы уносит, и снова валят и валят без конца…
Около Каркина огромная толпа туземцев съехалась на байгу. Масса всадников, то съезжаясь группами, то в одиночку, носилась по песчаной равнине. Халаты всех цветов придавали особенно красивый вид этой картины. Статные, рослые кони привлекали невольно наше внимание.
- Посмотрите, вот где вырабатывается уменье ездить и лихость, - указал полковник. - Все здешнее население является чудным материалом для пополнения кавалерии, не регулярной, конечно, потому что они слишком дики, но частей вроде туркменского дивизиона, который давно бы не грешно, превратив в полк, комплектовать и амударьинскими туркменами.
Видя носившихся смело удальцов, мне лишь пришлось согласиться, что пора уже использовать многие племена Средней Азии, привлекши их к отбыванию воинской повинности в особых туземных частях с офицерским составом из регулярной кавалерии.
Сто почти летний опыт Англии в этом отношении заслуживает особого к себе внимания и изучения, с применением его в том объеме, какой окажется удобнее для наших среднеазиатских владений.
Вдали уже обрисовывалась густая растительность, широкой, почти бесконечной полосой видневшаяся, начинаясь от реки, и протянувшаяся до самого горизонта. Среди деревьев выступали серо-желтые постройки русского Чарджуя, над которым клубился дым заводов. Берег реки, сходя к самой воде широкой отмелью, был покрыт штабелями дров, мешками с зерном, бочками, разгружаемыми с пароходов, стоявшими невдалеке на воде. Правильной пристани Чарджуй не имеет, и, вследствие постоянного изменения глубины у берега, пароходы пристают в разных местах, меняя их несколько раз в год.
Высокая насыпь, по которой проходит полотно железной дороги, примыкая к железнодорожному мосту, закрывает собою значительную часть горизонта. За вокзальными постройками кое-где белыми пятнами из растительности выступали дома с побеленными стенами и цветными крышами, нарушавшие общий вид этого русского среднеазиатского города.
Открытое пространство виднелось лишь к востоку, где в шести верстах находится туземный Чарджуй, являющийся резиденцией бухарского бека.
Кишлаки Мор-Об, Сакар-Бар и Каракчи, составляя собою небольшие населенные пункты, ничего интересного не представляют, служа местами для отдыха двигающихся мимо их караванов.
Чарджуй известен с глубокой древности, составляя собою независимое владение, носившее в четвертом и третьем веке до Рождества Христова название государства Амуль, а позднее Амуйе, с главным городом Зариаспой; входившее прежде в число сатрапий персидского государства, оно отложилось затем во время Александра Македонского, напавшего со своими войсками под предводительством Бесса на Дария, искавшего спасения в бегстве в землях Амуль и убитого Бессом недалеко от Зариаспы.
Позднее, войдя в состав Бактрийского царства, Амуль долго вел войну с Хорезмом, но в первые века нашей эры главный его город приобретает известность под именем Чихарджуя, как пункт, лежавший на торговой дороге между Гератом, Мервом, Бухарой и Самаркандом. Выгодное положение на переправе через Амударью развило особенно сильно торговлю Чарджуя, превратив его в большое полунезависимое ханство, признававшее то власть гератских государей, то бухарских эмиров, пока наконец уже с VII века окончательно оно не было включено в число земель Бухарского ханства, являясь в последующий период сильною крепостью, стоявшею на страже Каракумской пустыни.
С присоединением к России Закаспийской области, а позднее Мервского и Пендинского оазисов, явилась настоятельная необходимость связать новые русские владения с Туркестаном, вследствие чего Закаспийскую железную дорогу было решено продолжить от Мерва далее, до Ташкента. Нахождение Чарджуя в центральном пункте всей железнодорожной линии и удобство положения его в плодородном оазисе, привели к выбору этого города в качестве лучшего места для постройки различных железнодорожных учреждений в виде мастерских, депо, складов и т. п., что постепенно привлекло в Чарджуй большое число различных железнодорожных служащих и рабочих. Постепенно около станции стал строиться город, исключительно с русским населением, а удобство положения его на сплавной судоходной реке между Хивой, Керками и Афганистаном двинуло сюда русские товары, причем русские торговые фирмы открыли здесь свои конторы и отделения, и в течение двух десятилетий город развился и вырос в большой торговый пункт с миллионными торговыми оборотами и населением до десяти тысяч человек.
Устройство Амударьинской флотилии с ее управлением и мастерскими также послужило к развитию города, который обстроился, приняв вид красивого среднеазиатского уездного города, с гимназией, казначейством, отделением банка и различными торговыми и промышленными предприятиями, при нескольких десятках больших и малых магазинов, торгующих бойко всевозможными русскими товарами.
Но насколько сильно развился русский город, настолько же сравнительно мало отразилось проведение дороги на туземном Чарджуе.
Небольшой крытый базар с полутемными сартовскими лавками имеет какой-то заброшенный вид, указывая, что все торговые дела перешли в русский город, а туземный сохранил лишь некоторое значение как местожительство бухарского бека. Обветшалые, когда-то высокие, глинобитные стены бекской крепости, построенной на высоком холме, далеко видны вокруг, наводя уныние своим запустением. Грозные когда-то амбразуры осыпались, и размытые дождями стены башен испещрены трещинами и выветрились. Беспощадные зубы времени изгрызли и разрушили массивные входные ворота, к которым поднимается выстланная камнями насыпь, с проложенной для въезда дорогой.
Чарджуйское укрепление
- Хотите видеть бека? - спросил меня полковник. - Это один из самых больших по чину лиц в ханстве.
Я отказался.
- Пожалуй, верно, что не стоит; интересного ничего не увидим - все то же, что и везде. Назначают же сюда по большому выбору, так как жизнь бок о бок с русским городом и начальством требует многих дипломатических качеств и изворотливости. Надо отстаивать права Бухары от посягательств русских подданных, и поэтому им приходится ежечасно политиковать, в особенности при некоторой настойчивости местного начальника гарнизона, который является здесь единственною русскою властью, сосредоточившей в себе и административные и полицейские обязанности. […]
Чарджуйский бек Мирза Салим-бек ибн Мухаммад-Рахим (1851-1930). Источник: turkmenabatart.narod.ru. В 1870-71 г. был послан в Ташкент для сбора сведений о действиях русских властей, где прожил 12 лет под видом торговца чаем. Затем был официально назначен постоянным представителем эмира в Ташкенте. В 1885 г. назначен амлакдаром в туманы Хутфар и Самджан и получил чин мирахура. В составе посольства ездил в Петербург. В 1888-1889 г. был назначен миршабом Бухары. Получил чин туксабы и управлял различными вилайетами. При эмире Саййид ‛Алим-хане (1910-1920) в чине парваначи, занимал должность главного закатчи. В 1920 г. был арестован, впоследствии отпущен.
Широкие улицы русского Чарджуя, обсаженные деревьями с садиками около каждого дома и с большим парком посреди города, придают ему особенно нарядный вид. Тротуары, мостовые, керосинокалильные фонари и электрическое освещение заводов подчеркивают значение этого нового города.
Небольшая деревянная церковь красиво выступает среди парка, а сзади нее тянутся ряды казарм расположенных в них войск.
Улицы пестрят вывесками магазинов, гостиниц и ресторанов, но на всем лежит особый среднеазиатский отпечаток, делающий город совершенно непохожим на города Европейской России. Типы армян, грузин, персов и татар преобладают, и русские лица тонут в этом море восточных людей.
Порядочный ресторан при одной из гостиниц способствовал быстрому завоеванию наших симпатий к Чарджую.
В большой зале с недурной обстановкою, казавшейся после долгого пребывания в кибитках последним словом комфорта, было людно. Устроившись за одним из столиков, мы скоро увидели и знакомых, радостно нас встретивших и забросавших целым рядом вопросов.
- Откуда и куда путь держите?
- И не стыдно не заехать к приятелю?
- Что-что, а этого не ожидал, чтобы мимо моей хаты проехать!..
Едва успевая отвечать, мы уже были окружены большим обществом. Из соседней залы слышались звуки струнного оркестра, и вся обстановка напоминала обыденную ресторанную картину, в которой лишь непривычным резким пятном выделялась группа бухарцев, сидевших в своих ярких цветных халатах в углу и усердно уничтожавших целую батарею бутылок пива.
- Как видите, мы цивилизуемся, - указал на них один из собеседников.
- Да, это верно, но только, пожалуй, цивилизация вливает в их жизнь свои отрицательные стороны.
- Ну, не скажите, - теперь туземцы совсем другими стали. На них наша забастовка произвела огромное впечатление. Как можно видеть, недовольство у них своим правительством очень большое и замечается брожение, которое, надо думать, окончится общим восстанием, если своевременно не введут реформы в управлении. Надо только удивляться эмиру, насколько он верит своим приближенным, скрывающим от него настроение населения. В этом отношении не мешает ему кое-что позаимствовать у нового хивинского хана. Тот более понимает современные условия жизни, и недаром он, вступив на престол, тотчас же обратился к генерал-губернатору с просьбою рекомендовать ему тип учебного заведения для хивинского народа.
Невольно я вспомнил дошедшую до меня новость, что известному знатоку Средней Азии Н. П. Остроумову поручена разработка проекта учительской школы для хивинцев, причем в основание его положена мысль сохранить бытовые стороны, но ввести новые образовательные предметы, чтобы иметь возможность подготовить просвещенных учителей для туземных школ Хивинского ханства.
- Странно, что, имея возможность воздействия на эмирское правительство, Россия им не пользуется, - заговорил сосед путеец, - и еще страннее, что ведь, достигнув почти окончательных результатов в деле нашего стремления к завоеванию Востока, мы остановились и не присоединим к своим владениям Бухарское ханство.
- Но ведь это не вполне верно: Россия никогда не хотела завоевать Средней Азии, - попробовал оппонировать военный инженер Д.
- Это вы ошибаетесь. Еще когда в 1619 году было послано посольство Ивана Хохлова в Бухару, то оно имело инструкцию склонить эмира к заключению союза с Россиею, а уже наказ Петра Великого князю Бековичу-Черкасскому говорить по этому вопросу вполне определенно: «Будучи у хивинского хана, проведать о бухарском, нельзя ли его хоть не в подданство, то в дружбу привести». Здесь уже мысль о подданстве очень сильна, а при Анне Иоанновне в 1734 году статский советник Кириллов, отправленный для построения Оренбурга, получил приказание разработать проект о приведении Ташкента и Туркестана в подданство, и 13 августа того же года он доносил о возможности завоевания Хивы, Бухары, Балха и Бадакшана. Таким образом, все это идет, отвечая государственной программе России, а не является случайностью. В этом все время было стремление: к солнцу, к незамерзающему морю и к всемирной торговле.
Мы невольно согласились с этим взглядом, разделяемым почти всеми старыми туркестанцами. События прошлого с особою рельефностью показали, что Бухарское ханство готовит России в будущем не один сюрприз, а недовольство населения своим правительством особенно рельефно было подчеркнуто во время январского восстания, после которого, несмотря на обещания, никаких реформ в управлении не введено.
- Интересно знать, насколько отразилось на порядках управления последнее восстание? - спросил я местного старожила, имеющего постоянные сношения с бухарским населением.
- Как вам сказать? репрессии были большие, - ответил он, подумав, - ну, и бить стали больше. Все беки думают, что битьем все сделают и все выбить из народа можно. Лишь бы палками ударить, как в известном рассказе про Тамерлана и гусей.
- Каких гусей? - удивился я этому сравнению.
- А видите ли, к Тамерлану пришел на поклон известный мулла Наср-Эддин. Жил он в кишлаке около Бухары и, собираясь итти, решил поднести эмиру Тимурленгу в подарок жареного гуся. Дорога была дальняя, и мулла, проголодавшись, съел у гуся одну ногу, но все же представил повелителю гуся. Разумеется, Тимур-хан это увидел и сейчас же спросил, куда девалась другая нога. Наср-Эддин был большой остряк - он быстро нашелся, ответив: «У нас все гуси с одной ногой; если не веришь, о, повелитель, то посмотри сам вон гусей: у всех у них по одной ноге, - указал он на стадо гусей, стоявших у хауза.
Тамерлан, посмотрев на хитрого муллу, рассмеялся, но тотчас же взял длинную палку и ударил ближайшего гуся. Остальные гуси, услышав резкий звук удара, испугались и тотчас же опустили ноги и быстро побежали.
- Вот смотри-ка, мулла, а ведь гуси-то с двумя ногами, - обратился эмир к хитрецу, думая, что тот попался.
Но Наср-Эддин был человек сообразительный и за словом в карман не лазил.
- О, эмир! - ответил он, - в этом нет ничего удивительного: ведь если и тебя начнут бить палкой, то ты побежишь не только на двух ногах, но и на четвереньках…
В зале сделалось шумно. Говор людей смешивался с звуками музыки и стуком посуды. Дым папирос носился целыми облаками.
Част» уже был поздний; клонило ко сну.
Бесконечно длинный железнодорожный мост, утвержденный на двадцати четырех железных круглых фермах, поражал своею длинною и ажурной легкостью очертаний. Вид с него открывался далеко во все стороны. Весь Чарджуй со своими домами и улицами был виден, как на ладони. Амударья, прихотливо извиваясь, бежала на север и на юг, а на восток и запад расстилалось полотно железной дороги. Рядом с новым мостом виднелись остатки старого деревянного моста с частью сохранившейся настилки и торчавшими из воды толстыми сваями. Как-то невольно становилось жаль этого старика, послужившего железнодорожному движению более пятнадцати лет.
Груды камня, фашин правильными пирамидами были сложены под мостом, закрывая огромное пространство. Везде но берегу устроены были длинные и высокие дамбы, облицованные каменными плитами.
День был яркий, и сразу сделалось тепло, как будто раннею весною. Широкая полоса тугаев расстилалась по левому берегу, имея вид густого леса.
Сев на приведенных лошадей, мы ехали по зарослям, слыша грохот проходивших невдалеке параллельно нашей дороге поездов. Талы, тополя, джида стояли по сторонам дороги без листвы, темнея своими стволами. Кое-где виднелись заросли камышей, окружавших небольшие озерца, оставшиеся от разливов реки. Местами попадались болотистые пространства. Пахло сыростью и цвелью.
Невдалеке от Амударьи раскинулся значительный бухарский кишлак Фараб. Когда проводили железную дорогу, то вначале был проект устроить около него русское поселение, но затем по каким-то соображениям мысль эта была оставлена, и поселение возникло на левом берегу Амударьи в Чарджуе, превратившемся, как мы видели, ныне в город. Фараб же, благодаря своей богатой растительности, все же привлек к себе внимание железнодорожной администрации, устроившей здесь паровозное депо с небольшими мастерскими. В будущем, по-видимому, этому пункту предстоит играть роль передаточной узловой станции, как только появится проект проведения железной дороги в Хиву по правому берегу Амударьи, представляющему собою равнину; также неоднократно при возникновении проектов соединения железнодорожной линией Керков и Термеза с главной Среднеазиатскою магистралью исходною точкою новой дороги намечалась станция Фараб, и надо думать, что рано или поздно, но пункт этот, имеющий большие данные для устройства русского поселения, привлечет к себе предприимчивых людей. […]
С. М. Прокудин-Горский. Ст. Фараб в 5 в. от Чарджуя
Кишлак Фараб довольно разбросан и, отличаясь лишь значительною растительностью, не сохранил никаких памятников старины, за исключением мечети да надмогильных камней на кладбище. Небольшой базар был многолюден, и на нем среди туземной толпы виднелось несколько полуевропейских костюмов каких-то скупщиков.
- Вы что тут делаете? - обратился полковник к приземистому немолодому субъекту, стоявшему около каких-то тюков.
- Мое почтение, - поднял тот шапку… - Мы здесь скупаем кое-что, по своим делам, т. е. от фирмы, вернее. Всегда в Бухаре живем, а сюда за долгами приехали. Надо собрать со здешнего народа, что выдано было товаром в кредит. Да очень трудно приходится.
- Отчего же так? Раз должны, значит, можно и взыскать, - вмешался я в разговор.
- Так оно у нас, а здесь по-другому. Ведь здесь ни наших векселей, ни суда, ни исполнительных листов - ничего и в помине нет. Все на веру: дашь под расписку, а если не захочет платить - ничего не поделаешь. Подавай, не подавай в политическое агентство - толку мало. Напишут бухарским властям, а те, получив взятку, ответят: ничего такой-то не имеет и взыскать поэтому нельзя. Так и бьемся сами; тоже взятки бекам и амлякдарам даем и кое-как взыскиваем, только все же убытков много.
См. также:
• Фотографии Поля Надара (1890);
• Н. А. Варенцов. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое;
• Е. Л. Марков. Россия в Средней Азии;
• А. А. Кауфман. По новым местам;
• А. М. Поляков. Записки жандармского офицера;
• Садриддин Айни. Воспоминания.