Поездка в Бухару (4/5)
Н. Стремоухов. Поездка в Бухару. (Извлечение из дневника) // Русский вестник, 1875, № 6.
Другие части: [1], [2], [3], [4], [5].
Танец бачи (Бухара)
VIII
Свободным от всяких занятий временем я пользовался, чтоб ознакомиться с городом Бухарой. Благодаря любезности бухарцев, мне удалось это без особенных затруднений.
Извне город имеет довольно изящный вид, внутри же, вследствие очень узких улиц и небольших площадей, красота древних зданий теряется в массе домов, их окружающих. Худая мостовая [по улицам разбросаны в беспорядке большие камни, которые очень затрудняют езду ло городу; лошади легко спотыкаются и нередко угрожают падением], пыльные в жаркое время и грязные в дождливое арыки (хотя некоторые довольно широки), большею частью наполненные мутною водой [бухарцы не стесняются и сваливают все нечистоты прямо в арык], постоянные миазмы, отравляющие атмосферу, делают прогулку по городу не особенно приятною. Доказательствами прежнего процветания страны остались многочисленные памятники, по своей величине, изящности и оригинальности архитектуры вполне достойные удивления. В Бухаре до двухсот медрессе, несколько сот мечетей; большой крытый базар, в котором лавки распределены по различным отраслям промышленности; башня, с которой бросают преступников, клоповник и колодезь, также для наказания преступников; дворец эмира в городе и четырнадцать загородных, уже новейшей постройки. В одном из них помещаются более тысячи жен и наложниц эмира.
4го июля все находившиеся в городе войска вышли встречать эмира. Так как дворец, который мы занимали, был расположен на дороге, по которой эмир должен был въехать в город, то владетель Бухары остановился в одном из загородных дворцов [дворец Ширбудун, где живут жены эмира], не решаясь проехать мимо нас (у бухарцев это считается неприличием), а также и из боязни какой-нибудь западни (он решительно всего боится и в каждом человеке видит врага).
В этот же день я познакомился с Николаем Михайловичем Урепевым, известным в Бухаре под именем Абдуррахима, бывшим доверенным оренбургского купца Деева. Он мне также был очень полезен разными сведениями, которые сообщал с большою готовностью.
Удельный крестьянин Симбирской губернии, Сызранского уезда, Урепев в 1859 году в качестве доверенного был отправлен в Бухару с большим караваном оренбургским первой гильдии купцом Степаном Михайловичем Деевым [Сын печально известного купца Зайчикова (Деева), продававшего русских в рабство. - rus_turk.]. Вскоре по прибытии в Бухару, Урепев сделался жертвой собственных увлечений и неопытности. Захваченный ночным караулом в доме одного бухарца с женщиной, он был приговорен, согласно местным законам, к смертной казни, от которой ему удалось избавиться только по уплате выкупа в семь тысяч тенег. Не имея своих денег, он принужден был произвести эту издержку из сумм, доверенных ему Деевым, что и поставило его в крайне затруднительное положение относительно доверителя, так как он не был в состоянии уплатить означенной суммы. Неизвестность, как отнесется доверитель к его поступку, и страх навлечь на себя гонения побудили Урепева остаться в Бухаре, где он находится и по сие время. Эмир не замедлил воспользоваться его критическим положением, женил его на туземке насильно и под страхом смерти заставил его принять мусульманство, назначил над ним строгий надзор, чтоб он не имел возможности бежать, и взял его к себе в переводчики, переименовав в татарина Абдуррахим Абдулина.
Одно время Урепев постоянно находился при Музаффаре и с 1859 года участвовал во всех его походах. Человек весьма умный, ловкий и благомыслящий, он хорошо изучил нравы, обычаи и язык бухарцев. Теперь он отставлен от должности переводчика и едва перебивается, занимаясь мелкими торговыми операциями.
Его доверитель, с которым он вступил в переписку, и которому откровенно признался в своей вине, простил ему долг и несколько раз звал его к себе в Оренбург. Урепев, страдая тоской по родине, порывался уехать, но бухарцы были настороже и постоянно разрушали его намерения. Много русских подданных, подобно Урепеву и Каратаеву, подвергаются в Бухаре насильственному задержанию. Татары составляют большинство. Одни бежали в Бухару, чтоб избавиться от наказания за какие-нибудь преступления, или спасаются от взысканий за долги, другие же, попав случайно в Бухару, насильно задерживаются эмиром, который принуждает их поступить к себе на службу, и, наконец, третьи (обыкновенно очень молодые), которых обманом и лживыми обещаниями заманивают в Бухару, откуда уже выезд им запрещен. Эмир находит особенное удовольствие задерживать у себя русских подданных и упорно отказывает им в разрешении выезда из Бухары. Многие пробовали бежать, но попытки эти очень редко удавались.
8го июля состоялась наконец последняя, прощальная аудиенция наша у эмира. Кроме меня и гг. Вилькинса и Чапышева, на аудиенции присутствовал Каратаев, на которого эмир возложил обязанность следить за переводом г. Чапышева. Поблагодарив еще раз владетеля Бухары за его внимание и милости к нам и сказав ему, что я не премину сообщить своему начальству самым точным образом, насколько укрепились в Бухаре дружба и приязнь к России, я предложил свою готовность исполнить все поручения, которые ему будет угодно дать мае. При этом воспользовался случаем, чтоб упомянуть о всех лицах, блистательно исполнивших возложенное на них поручение оказывать нам самое утонченное гостеприимство. Меня очень удивило молчание, которое последовало за моею речью. Эмир, видимо, затруднялся ответом. Наконец он проговорил, что остался весьма доволен нашим пребыванием в его владениях и просит передать его искренние приветы и пожелания пославшим меня, а также выражения глубокой преданности всему Императорскому Дому. Закончил он следующими словами: «Пожалуйста, передайте генералу Колпаковскому, что я очень обижен и оскорблен его недоверием ко мне; ему не следовало бы проверять мои слова и поручать вам собирать по некоторым делам доказательства». (Он намекал на поручение, данное мне, переговорить с кушбеги о некоторых вопросах, решение которых бухарцы по обыкновению откладывали в долгий ящик). Разными уклончивыми фразами, ссылаясь более на недоразумение, я старался его успокоить и утешить, в чем, кажется, и успел. По окончании аудиенции произошла неизбежная раздача сарпаев [Сарпай - значит почетный подарок. Сар - голова, пай - нога, то есть с ног до головы.].
В столице ханства мне удалось собрать некоторые сведения о населении Бухары, управлении, войске, отношениях эмира к народу и др.
Три резко друг от друга отличающиеся народности составляют главное население Бухары: узбеки, таджики и джугуты [евреи].
Узбеки бедны и сильно притесняемы. Они держатся в большом загоне; их имя даже часто употребляется в виде ругательства. По правде говоря, узбеки стоят на весьма низкой и первобытной ступени умственного развития, в чем далеко уступают хитрым и ловким таджикам. Несмотря на это, они все-таки должны пользоваться предпочтением, так как очень добродушны, прямы и честны. Все они оседлы и занимаются земледелием: торговцев между ними мало.
Таджики - самая многочисленная часть населения, преобладают в стране во всех отношениях. В высшей степени развращенные, они не останавливаются пред выбором средств, чтобы только достигнуть своих целей; поэтому подкуп, обман, шпионство, доносы у них не считаются злом, родственные чувства, честь, любовь к религии и отечеству им неизвестны; главное их стремление - приобретать богатства и возвышаться быстро в иерархическом отношении, чтобы давить подчиненных и высасывать из них что только возможно (я говорю здесь о бухарских таджиках).
Самому большому презрению, самым большим притеснениям подвергнуты в Бухаре джугуты. Они живут преимущественно в городах, лишены всяких прав гражданства, даже ограничены в выборе одежды, так, например, им запрещено ездить верхом, носить чалмы и наряды ярких цветов, они должны ходить в простых темных халатах, подпоясанных маленькими платками, или просто веревочками, в маленьких из темного сукна шапочках на голове. Обидеть, убить джугута не считается грехом. И все-таки, подобно всем евреям, подобострастно сгибая спину, терпеливо вынося век невзгоды, они сумели сохранить свою религию, не бросают своих занятий и настойчиво ожидают лучших дней. Все их надежды основаны на пришествии русских (где только русские водворялись в Средней Азии, там и евреи немедленно появлялись в большом количестве). Занимаются же джугуты крашением шелка, продажею шелковых материй и ростовщичеством, в чем сильно соперничают с индийцами. Никакие притеснения и лишения не в состоянии помешать им наживать значительные богатства.
Кроме этих трех народностей, в Бухаре живут индийцы, авганцы, персияне (большею частью невольники), киргизы, каракалпаки, туркмены и татары, преимущественно ученики медрессе и беглые из наших пределов.
Сельскими жителями могут назваться только таджики и узбеки, остальные же населяют города или же перекочевывают с места на место.
Все вышеисчисленные народности не живут между собою в согласии, что еще более усложняет интриги, которым все без исключения предаются в Бухаре.
Как в кишлаках, так и в городах количество населения очень часто изменяется, и собрать о нем достоверные статистические сведения совершенно невозможно; приходится ограничиться одними гипотезами. Торговля есть одна из главных причин убыли и прибыли населения; опала эмира также способствует частым передвижениям. Переписей совсем нет (теперь, кажется, хотят ввести эту меру), почему и количество взимаемой подати бывает каждый год различно. Только в городах по числу мечетей и махалэ [Махалэ - приход. В каждом приходе есть мечеть.] определяется количество жителей, и то приблизительно и весьма неточно. Такая неточность служит основою сборщикам податей к великому произволу и злоулотреблениям [Подушной подати нет.].
Из общей массы населения выделяются два совершенно различные элемента: военный (сипаи - служилое сословие) и духовный [Шейки, ходжи, саиды и т. п.].
Преимуществ особенных эти сословия не имеют, так как все зависит от воли и каприза владетеля страны, почему и можно безошибочно утверждать, что кастового разделения в Бухаре нет.
Кроме внешней и внутренней охраны, на сипаях лежат многочисленные обязанности по управлению страны. Большая часть должностей распределена между ними, что и дает им немалый перевес над гражданским людом. Духовные же, исполняя религиозные обряды, в то же время служат главным оплотом мусульманской образованности. Как одни, так и другие, соблюдая только личные интересы, легко относятся к своим обязанностям, отчего войско, управление, религия, словом, все, постепенно приходит в упадок. Застой и разврат проникли всюду. Бухара называется мусульманами священною; она считается центром мусульманства в Средней Азии, а на самом деле мы видим совершенно иную картину: в ней царствует полнейшее безверие; фанатизм, и то напускной, фиктивный, выказывается только по отношению к кяфирам; религиозные обряды хотя и исполняются, но это делается для вида, для посторонних, в действительности же охмеляющие напитки (даже вино), азартные игры, бачи и женщины сделались лучшим препровождением времени бухарцев, когда-то отличавшихся необыкновенною строгостью нравов.
В то время как высшие слои населения предаются разврату, интригам и низкопоклонству пред своим властителем, низшие стонут под ужаснейшим гнетом. Нельзя сказать, чтобы масса жителей Бухары любила своего повелителя, напротив того, редко кто из подданных Сеид-Музаффара скажет о нем доброе слово. Со всех сторон слышны на него жалобы и проклятия. Даже осыпанные его милостями не стесняются и бранят его. Видя это, мне несколько раз приходило в голову - как еще держится на своем престоле Музаффар? Как его не свергнут? Впоследствии, ознакомившись ближе с положением страны и народа, я был в состоянии себе ответить на эти вопросы. Развращенность, нравственное падение более всего способствовали апатии, оковавшей население; конечно, верование в предопределение играет в этом немаловажную роль. Но главною причиной, удерживающею бухарцев от возмущения и заставляющею их терпеливо выносить жестокий деспотизм, их гнетущий, может безо всякого сомнения назваться интрига, которая вкоренилась во всех слоях общества. Так как все зависит от произвола эмира, то каждый самый последний простолюдин не теряет надежды со временем сделаться высоким сановником, для чего не требуется ни особенного знания, ни заслуг - достаточно одной воли всемогущего повелителя. Вследствие этого частенько какой-нибудь владетельный бек, потеряв свое звание, преспокойно сидит в лавочке и торгует мелким товаром, или нищенствует, а простой арбакеш [Извозчик, ломовой, управляющий арбою - телегою.] его замещает и пользуется плодами своей ловкой интриги. При таком управлении, о дружбе, родственных чувствах не может быть и помину - все друг друга боятся, друг за другом следят, друг другу копают яму. Каждому хочется получить хотя незначительную должность, чтобы грабить и наживаться. Этою-то отвратительною и безнравственною политикой твердо держится эмир на своем престоле. Всем готовы бухарцы пожертвовать, чтобы только достигнуть своей цели, так, например: Абдул-Кадыр-бий, ездивший в Петербург и восхищавшийся там правильным государственным строем и европейскою образованностию, вернувшись в Бухару, не задумался продать эмиру свою любимую дочь, чтобы получить только чин датхи и приобрести влияние на эмира [Он взял за свою дочь двадцать тысяч тенег.]. Поговаривают, будто он готовит своего младшего сына в бачи для забавы Сеид-Музаффару. Подобных этому примеров я могу привести множество.
Что же делает эмир? Он очень хорошо знает, что ненавидим своими подданными, всего боится поэтому, окружает себя наемными телохранителями и только с многочисленною стражей показывается народу, который, из опасения за жизнь свою, за свое имущество, поневоле принужден приветствовать своего мучителя вынужденно восторженными криками. Эгоизму эмира нет пределов: все желания его должны быть исполняемы; если какой-нибудь дерзновенный осмелится противиться, тот мгновенно стирается с лица земли. Казни и всевозможные притеснения доставляют удовольствие, приятное развлечение жестокому Музаффару, нарушал, хотя и на короткое время, однообразие его жизни. Кроме того, он умеет извлекать из казней большую выгоду для себя, присваивая имущества жертв своих. Такой легкий способ собирания богатств сделал его скупым, жадным, он не упускает ни одного удобного случая, чтоб увеличить свои сокровища, запрятанные в больших подвалах дворца, и которые он четыре раза в год ходит осматривать и проверять. Чего только нет в этих подвалах: золото, серебро, драгоценные камни, разные редкости навалены там грудами, в которых даже халаты занимают не малую часть.
Время свое Музаффар проводит исключительно среда своих жен, бачей, музыкантов и маскарабазов; самая малая часть времени уделяется на государственные дела. Имея более тысячи жен и наложниц, он все-таки этим не довольствуется: те, которые ему надоели, или идут в продажу [В Бухаре мне предлагали купить четырех жен эмира, по 150 рублей за каждую.], или же передаются в виде особенной милости приближенным [Так, кушбеги и сын его, главный зякетчи, женаты на отставных женах эмира.]. Кроме того, постоянно приобретаются новые посредством покупки (самая малая часть), или обманом, или же силою (обыкновенно употребляемый способ).
Особенно тяжелы для народонаселения частые разъезды эмира по его владениям, и горе тем провинциям, на которые падает его опала. Так, при мне он привел с собою в Шахрисябз, кроме многочисленной свиты придворных, несколько полков сарбазов. Содержание всего этого люда ложится на народ, от которого мне самому привелось слышать рассказы о притеснениях, которым его подвергало пребывание бухарского властителя. Как только клевреты Музаффара узнавали, что у кого-нибудь из шахрисябцев есть красивые жены или дочери, эти несчастные немедленно отрывались от семейств и тащились ко двору. В ссылках, конфискациях имуществ, незаконных поборах тоже недостатка не было. Эмир мстил и продолжает мстить шахрисябцам за прежние их возмущения.
Входя в разбирательство самых незначительных дел, эмир предоставляет себе исключительное право объявлять безапелляционные приговоры. Никакая инквизиция не в состоянии сравниться в жестокости с изобретательною способностью Саид-Музаффара в придумывании наказаний. Первое место между наказаниями занимают: клоповная яма, колодезь и башня.
1) Клоповная яма находится во дворце, в городе Бухаре, имеет вид бутылки, к низу широкая, к верху у́же, так что приговоренного спускают туда на веревках. Выкарабкаться из нее нет никакой возможности. Населена эта яма легионами клопов [Точнее, персидских клещей (Argas persicus). - rus_turk.], которых нарочно откармливают мясом, чтобы сделать их свирепее. Чтобы продлить мучения несчастных заключенных, их два раза в день вытаскивают на воздух. Во время моего пребывания в Бухаре, в этой яме сидел двадцатилетний юноша, сын одного заслуженного бека. Сидит он в ней уже год, и вследствие истощения сил и большой потери крови у него уже произошло разжижение мозга. Наказан был этот молодой человек за следующее: его отцу поручено было собрать в одной провинции зякет. Бек исполнил поручение добросовестно, но эмир, по своей обычной подозрительности, остался им недоволен, объявил, что он собрал не все и, вероятно, часть сбора присвоил себе. Всевозможные доказательства были представлены стариком, но все напрасно. Эмир прослышал о его богатствах, которыми и задумал непременно завладеть. Поэтому старика бека он засадил на всю жизнь в темницу, а сына его, вовсе не причастного к делу, ввергнул в клоповную яму [Эмир никогда не довольствовался наказанием одного лица; непременно все семейство обвиненного подвергалось опале, а имущество конфисковалось.].
2) Колодезь имеет глубины 38 футов; дно его усеяно острыми кольями и копьями, на которые и бросаются сверху несчастные; обезображенные тела там и остаются неприбранными.
3) Круглая башня, вышиною в 60 аршин, построена одним киргизским ханом, весьма красивое здание, украшенное многочисленными и самыми разнообразными узорами и надписями. С вершины ее бросают на каменную мостовую приговоренных, от которых остаются только какие-то массы.
Первым двум наказаниям подвергаются высокопоставленные лица, а последнему простые преступники.
Кроме этих трех видов наказания, существуют:
Тюрьма, называемая зинаданом, состоящая из трех этажей. Два нижние этажа выложены камнем, третий представляет из себя саклю. В нижний этаж опускают преступников на блоках. Свет туда никогда не проникает. В отделения второго этажа впускают немного света через маленькие отверстия. Заключают обыкновенно в эту тюрьму на всю жизнь. Пищу для заключенных казна не выдает; заботу эту предоставляют родственникам преступников. В противном случае им остается голодная смерть.
Пытки, как то: поджаривание на раскаленных подносах, отрубливание носов, ушей, рук и ног; выкалывание глаз, выдергивание ногтей, волос и языков; прижигание раскаленным железом; разламывание молотками суставов и множество других.
Н. Н. Каразин. Казнь преступников в Бухаре. 1872
И, наконец, самая обыкновенная казнь - перерезывание горла (наподобие того, как режут баранов) и отсечение головы. За прелюбодеяние закапывают (этому подвергаются женщины) по пояс в землю и побивают потом каменьями. Вот перечень некоторых более замечательных лиц, которые подверглись разным наказаниям:
Абдул-Адир, бывший еще при Насрулле в должности кушбеги, несмотря на свои заслуги, был Сеид-Музаффаром заключен в крепость Нурата, где его три дня подряд били палками, потом жгли на раскаленном подносе, и наконец зарезали. Было же это сделано только потому, что эмиру захотелось приобрести его имущество.
Баратбек, бывший Ура-Тюбинским беком, был после ужасных пыток зарезан пред дворцом за то только, что был разбит коканцами, которые овладели крепостью Ура-Тюбе. Трое суток тело его лежало на дворцовой площади.
Начальник полиции Абдулла был зарезан в тюрьме за то, что отсоветовал воевать с русскими.
Все семейство Сеид-Ахат-хана, племянника эмира, было перерезано. Сам Сеид-Ахат-хан едва успел спастись бегством в Ташкент, где проживает и ныне на счет русского правительства.
Люди казнились сотнями и тысячами за раз (так, при взятии Гисара было казнено пять тысяч человек). Хотя теперь казни совершаются реже, все-таки можно насчитать много невинных жертв.
ОКОНЧАНИЕ
Другие части: [1], [2], [3], [4], [5].
Танец бачи (Бухара)
VIII
Свободным от всяких занятий временем я пользовался, чтоб ознакомиться с городом Бухарой. Благодаря любезности бухарцев, мне удалось это без особенных затруднений.
Извне город имеет довольно изящный вид, внутри же, вследствие очень узких улиц и небольших площадей, красота древних зданий теряется в массе домов, их окружающих. Худая мостовая [по улицам разбросаны в беспорядке большие камни, которые очень затрудняют езду ло городу; лошади легко спотыкаются и нередко угрожают падением], пыльные в жаркое время и грязные в дождливое арыки (хотя некоторые довольно широки), большею частью наполненные мутною водой [бухарцы не стесняются и сваливают все нечистоты прямо в арык], постоянные миазмы, отравляющие атмосферу, делают прогулку по городу не особенно приятною. Доказательствами прежнего процветания страны остались многочисленные памятники, по своей величине, изящности и оригинальности архитектуры вполне достойные удивления. В Бухаре до двухсот медрессе, несколько сот мечетей; большой крытый базар, в котором лавки распределены по различным отраслям промышленности; башня, с которой бросают преступников, клоповник и колодезь, также для наказания преступников; дворец эмира в городе и четырнадцать загородных, уже новейшей постройки. В одном из них помещаются более тысячи жен и наложниц эмира.
4го июля все находившиеся в городе войска вышли встречать эмира. Так как дворец, который мы занимали, был расположен на дороге, по которой эмир должен был въехать в город, то владетель Бухары остановился в одном из загородных дворцов [дворец Ширбудун, где живут жены эмира], не решаясь проехать мимо нас (у бухарцев это считается неприличием), а также и из боязни какой-нибудь западни (он решительно всего боится и в каждом человеке видит врага).
В этот же день я познакомился с Николаем Михайловичем Урепевым, известным в Бухаре под именем Абдуррахима, бывшим доверенным оренбургского купца Деева. Он мне также был очень полезен разными сведениями, которые сообщал с большою готовностью.
Удельный крестьянин Симбирской губернии, Сызранского уезда, Урепев в 1859 году в качестве доверенного был отправлен в Бухару с большим караваном оренбургским первой гильдии купцом Степаном Михайловичем Деевым [Сын печально известного купца Зайчикова (Деева), продававшего русских в рабство. - rus_turk.]. Вскоре по прибытии в Бухару, Урепев сделался жертвой собственных увлечений и неопытности. Захваченный ночным караулом в доме одного бухарца с женщиной, он был приговорен, согласно местным законам, к смертной казни, от которой ему удалось избавиться только по уплате выкупа в семь тысяч тенег. Не имея своих денег, он принужден был произвести эту издержку из сумм, доверенных ему Деевым, что и поставило его в крайне затруднительное положение относительно доверителя, так как он не был в состоянии уплатить означенной суммы. Неизвестность, как отнесется доверитель к его поступку, и страх навлечь на себя гонения побудили Урепева остаться в Бухаре, где он находится и по сие время. Эмир не замедлил воспользоваться его критическим положением, женил его на туземке насильно и под страхом смерти заставил его принять мусульманство, назначил над ним строгий надзор, чтоб он не имел возможности бежать, и взял его к себе в переводчики, переименовав в татарина Абдуррахим Абдулина.
Одно время Урепев постоянно находился при Музаффаре и с 1859 года участвовал во всех его походах. Человек весьма умный, ловкий и благомыслящий, он хорошо изучил нравы, обычаи и язык бухарцев. Теперь он отставлен от должности переводчика и едва перебивается, занимаясь мелкими торговыми операциями.
Его доверитель, с которым он вступил в переписку, и которому откровенно признался в своей вине, простил ему долг и несколько раз звал его к себе в Оренбург. Урепев, страдая тоской по родине, порывался уехать, но бухарцы были настороже и постоянно разрушали его намерения. Много русских подданных, подобно Урепеву и Каратаеву, подвергаются в Бухаре насильственному задержанию. Татары составляют большинство. Одни бежали в Бухару, чтоб избавиться от наказания за какие-нибудь преступления, или спасаются от взысканий за долги, другие же, попав случайно в Бухару, насильно задерживаются эмиром, который принуждает их поступить к себе на службу, и, наконец, третьи (обыкновенно очень молодые), которых обманом и лживыми обещаниями заманивают в Бухару, откуда уже выезд им запрещен. Эмир находит особенное удовольствие задерживать у себя русских подданных и упорно отказывает им в разрешении выезда из Бухары. Многие пробовали бежать, но попытки эти очень редко удавались.
8го июля состоялась наконец последняя, прощальная аудиенция наша у эмира. Кроме меня и гг. Вилькинса и Чапышева, на аудиенции присутствовал Каратаев, на которого эмир возложил обязанность следить за переводом г. Чапышева. Поблагодарив еще раз владетеля Бухары за его внимание и милости к нам и сказав ему, что я не премину сообщить своему начальству самым точным образом, насколько укрепились в Бухаре дружба и приязнь к России, я предложил свою готовность исполнить все поручения, которые ему будет угодно дать мае. При этом воспользовался случаем, чтоб упомянуть о всех лицах, блистательно исполнивших возложенное на них поручение оказывать нам самое утонченное гостеприимство. Меня очень удивило молчание, которое последовало за моею речью. Эмир, видимо, затруднялся ответом. Наконец он проговорил, что остался весьма доволен нашим пребыванием в его владениях и просит передать его искренние приветы и пожелания пославшим меня, а также выражения глубокой преданности всему Императорскому Дому. Закончил он следующими словами: «Пожалуйста, передайте генералу Колпаковскому, что я очень обижен и оскорблен его недоверием ко мне; ему не следовало бы проверять мои слова и поручать вам собирать по некоторым делам доказательства». (Он намекал на поручение, данное мне, переговорить с кушбеги о некоторых вопросах, решение которых бухарцы по обыкновению откладывали в долгий ящик). Разными уклончивыми фразами, ссылаясь более на недоразумение, я старался его успокоить и утешить, в чем, кажется, и успел. По окончании аудиенции произошла неизбежная раздача сарпаев [Сарпай - значит почетный подарок. Сар - голова, пай - нога, то есть с ног до головы.].
В столице ханства мне удалось собрать некоторые сведения о населении Бухары, управлении, войске, отношениях эмира к народу и др.
Три резко друг от друга отличающиеся народности составляют главное население Бухары: узбеки, таджики и джугуты [евреи].
Узбеки бедны и сильно притесняемы. Они держатся в большом загоне; их имя даже часто употребляется в виде ругательства. По правде говоря, узбеки стоят на весьма низкой и первобытной ступени умственного развития, в чем далеко уступают хитрым и ловким таджикам. Несмотря на это, они все-таки должны пользоваться предпочтением, так как очень добродушны, прямы и честны. Все они оседлы и занимаются земледелием: торговцев между ними мало.
Таджики - самая многочисленная часть населения, преобладают в стране во всех отношениях. В высшей степени развращенные, они не останавливаются пред выбором средств, чтобы только достигнуть своих целей; поэтому подкуп, обман, шпионство, доносы у них не считаются злом, родственные чувства, честь, любовь к религии и отечеству им неизвестны; главное их стремление - приобретать богатства и возвышаться быстро в иерархическом отношении, чтобы давить подчиненных и высасывать из них что только возможно (я говорю здесь о бухарских таджиках).
Самому большому презрению, самым большим притеснениям подвергнуты в Бухаре джугуты. Они живут преимущественно в городах, лишены всяких прав гражданства, даже ограничены в выборе одежды, так, например, им запрещено ездить верхом, носить чалмы и наряды ярких цветов, они должны ходить в простых темных халатах, подпоясанных маленькими платками, или просто веревочками, в маленьких из темного сукна шапочках на голове. Обидеть, убить джугута не считается грехом. И все-таки, подобно всем евреям, подобострастно сгибая спину, терпеливо вынося век невзгоды, они сумели сохранить свою религию, не бросают своих занятий и настойчиво ожидают лучших дней. Все их надежды основаны на пришествии русских (где только русские водворялись в Средней Азии, там и евреи немедленно появлялись в большом количестве). Занимаются же джугуты крашением шелка, продажею шелковых материй и ростовщичеством, в чем сильно соперничают с индийцами. Никакие притеснения и лишения не в состоянии помешать им наживать значительные богатства.
Кроме этих трех народностей, в Бухаре живут индийцы, авганцы, персияне (большею частью невольники), киргизы, каракалпаки, туркмены и татары, преимущественно ученики медрессе и беглые из наших пределов.
Сельскими жителями могут назваться только таджики и узбеки, остальные же населяют города или же перекочевывают с места на место.
Все вышеисчисленные народности не живут между собою в согласии, что еще более усложняет интриги, которым все без исключения предаются в Бухаре.
Как в кишлаках, так и в городах количество населения очень часто изменяется, и собрать о нем достоверные статистические сведения совершенно невозможно; приходится ограничиться одними гипотезами. Торговля есть одна из главных причин убыли и прибыли населения; опала эмира также способствует частым передвижениям. Переписей совсем нет (теперь, кажется, хотят ввести эту меру), почему и количество взимаемой подати бывает каждый год различно. Только в городах по числу мечетей и махалэ [Махалэ - приход. В каждом приходе есть мечеть.] определяется количество жителей, и то приблизительно и весьма неточно. Такая неточность служит основою сборщикам податей к великому произволу и злоулотреблениям [Подушной подати нет.].
Из общей массы населения выделяются два совершенно различные элемента: военный (сипаи - служилое сословие) и духовный [Шейки, ходжи, саиды и т. п.].
Преимуществ особенных эти сословия не имеют, так как все зависит от воли и каприза владетеля страны, почему и можно безошибочно утверждать, что кастового разделения в Бухаре нет.
Кроме внешней и внутренней охраны, на сипаях лежат многочисленные обязанности по управлению страны. Большая часть должностей распределена между ними, что и дает им немалый перевес над гражданским людом. Духовные же, исполняя религиозные обряды, в то же время служат главным оплотом мусульманской образованности. Как одни, так и другие, соблюдая только личные интересы, легко относятся к своим обязанностям, отчего войско, управление, религия, словом, все, постепенно приходит в упадок. Застой и разврат проникли всюду. Бухара называется мусульманами священною; она считается центром мусульманства в Средней Азии, а на самом деле мы видим совершенно иную картину: в ней царствует полнейшее безверие; фанатизм, и то напускной, фиктивный, выказывается только по отношению к кяфирам; религиозные обряды хотя и исполняются, но это делается для вида, для посторонних, в действительности же охмеляющие напитки (даже вино), азартные игры, бачи и женщины сделались лучшим препровождением времени бухарцев, когда-то отличавшихся необыкновенною строгостью нравов.
В то время как высшие слои населения предаются разврату, интригам и низкопоклонству пред своим властителем, низшие стонут под ужаснейшим гнетом. Нельзя сказать, чтобы масса жителей Бухары любила своего повелителя, напротив того, редко кто из подданных Сеид-Музаффара скажет о нем доброе слово. Со всех сторон слышны на него жалобы и проклятия. Даже осыпанные его милостями не стесняются и бранят его. Видя это, мне несколько раз приходило в голову - как еще держится на своем престоле Музаффар? Как его не свергнут? Впоследствии, ознакомившись ближе с положением страны и народа, я был в состоянии себе ответить на эти вопросы. Развращенность, нравственное падение более всего способствовали апатии, оковавшей население; конечно, верование в предопределение играет в этом немаловажную роль. Но главною причиной, удерживающею бухарцев от возмущения и заставляющею их терпеливо выносить жестокий деспотизм, их гнетущий, может безо всякого сомнения назваться интрига, которая вкоренилась во всех слоях общества. Так как все зависит от произвола эмира, то каждый самый последний простолюдин не теряет надежды со временем сделаться высоким сановником, для чего не требуется ни особенного знания, ни заслуг - достаточно одной воли всемогущего повелителя. Вследствие этого частенько какой-нибудь владетельный бек, потеряв свое звание, преспокойно сидит в лавочке и торгует мелким товаром, или нищенствует, а простой арбакеш [Извозчик, ломовой, управляющий арбою - телегою.] его замещает и пользуется плодами своей ловкой интриги. При таком управлении, о дружбе, родственных чувствах не может быть и помину - все друг друга боятся, друг за другом следят, друг другу копают яму. Каждому хочется получить хотя незначительную должность, чтобы грабить и наживаться. Этою-то отвратительною и безнравственною политикой твердо держится эмир на своем престоле. Всем готовы бухарцы пожертвовать, чтобы только достигнуть своей цели, так, например: Абдул-Кадыр-бий, ездивший в Петербург и восхищавшийся там правильным государственным строем и европейскою образованностию, вернувшись в Бухару, не задумался продать эмиру свою любимую дочь, чтобы получить только чин датхи и приобрести влияние на эмира [Он взял за свою дочь двадцать тысяч тенег.]. Поговаривают, будто он готовит своего младшего сына в бачи для забавы Сеид-Музаффару. Подобных этому примеров я могу привести множество.
Что же делает эмир? Он очень хорошо знает, что ненавидим своими подданными, всего боится поэтому, окружает себя наемными телохранителями и только с многочисленною стражей показывается народу, который, из опасения за жизнь свою, за свое имущество, поневоле принужден приветствовать своего мучителя вынужденно восторженными криками. Эгоизму эмира нет пределов: все желания его должны быть исполняемы; если какой-нибудь дерзновенный осмелится противиться, тот мгновенно стирается с лица земли. Казни и всевозможные притеснения доставляют удовольствие, приятное развлечение жестокому Музаффару, нарушал, хотя и на короткое время, однообразие его жизни. Кроме того, он умеет извлекать из казней большую выгоду для себя, присваивая имущества жертв своих. Такой легкий способ собирания богатств сделал его скупым, жадным, он не упускает ни одного удобного случая, чтоб увеличить свои сокровища, запрятанные в больших подвалах дворца, и которые он четыре раза в год ходит осматривать и проверять. Чего только нет в этих подвалах: золото, серебро, драгоценные камни, разные редкости навалены там грудами, в которых даже халаты занимают не малую часть.
Время свое Музаффар проводит исключительно среда своих жен, бачей, музыкантов и маскарабазов; самая малая часть времени уделяется на государственные дела. Имея более тысячи жен и наложниц, он все-таки этим не довольствуется: те, которые ему надоели, или идут в продажу [В Бухаре мне предлагали купить четырех жен эмира, по 150 рублей за каждую.], или же передаются в виде особенной милости приближенным [Так, кушбеги и сын его, главный зякетчи, женаты на отставных женах эмира.]. Кроме того, постоянно приобретаются новые посредством покупки (самая малая часть), или обманом, или же силою (обыкновенно употребляемый способ).
Особенно тяжелы для народонаселения частые разъезды эмира по его владениям, и горе тем провинциям, на которые падает его опала. Так, при мне он привел с собою в Шахрисябз, кроме многочисленной свиты придворных, несколько полков сарбазов. Содержание всего этого люда ложится на народ, от которого мне самому привелось слышать рассказы о притеснениях, которым его подвергало пребывание бухарского властителя. Как только клевреты Музаффара узнавали, что у кого-нибудь из шахрисябцев есть красивые жены или дочери, эти несчастные немедленно отрывались от семейств и тащились ко двору. В ссылках, конфискациях имуществ, незаконных поборах тоже недостатка не было. Эмир мстил и продолжает мстить шахрисябцам за прежние их возмущения.
Входя в разбирательство самых незначительных дел, эмир предоставляет себе исключительное право объявлять безапелляционные приговоры. Никакая инквизиция не в состоянии сравниться в жестокости с изобретательною способностью Саид-Музаффара в придумывании наказаний. Первое место между наказаниями занимают: клоповная яма, колодезь и башня.
1) Клоповная яма находится во дворце, в городе Бухаре, имеет вид бутылки, к низу широкая, к верху у́же, так что приговоренного спускают туда на веревках. Выкарабкаться из нее нет никакой возможности. Населена эта яма легионами клопов [Точнее, персидских клещей (Argas persicus). - rus_turk.], которых нарочно откармливают мясом, чтобы сделать их свирепее. Чтобы продлить мучения несчастных заключенных, их два раза в день вытаскивают на воздух. Во время моего пребывания в Бухаре, в этой яме сидел двадцатилетний юноша, сын одного заслуженного бека. Сидит он в ней уже год, и вследствие истощения сил и большой потери крови у него уже произошло разжижение мозга. Наказан был этот молодой человек за следующее: его отцу поручено было собрать в одной провинции зякет. Бек исполнил поручение добросовестно, но эмир, по своей обычной подозрительности, остался им недоволен, объявил, что он собрал не все и, вероятно, часть сбора присвоил себе. Всевозможные доказательства были представлены стариком, но все напрасно. Эмир прослышал о его богатствах, которыми и задумал непременно завладеть. Поэтому старика бека он засадил на всю жизнь в темницу, а сына его, вовсе не причастного к делу, ввергнул в клоповную яму [Эмир никогда не довольствовался наказанием одного лица; непременно все семейство обвиненного подвергалось опале, а имущество конфисковалось.].
2) Колодезь имеет глубины 38 футов; дно его усеяно острыми кольями и копьями, на которые и бросаются сверху несчастные; обезображенные тела там и остаются неприбранными.
3) Круглая башня, вышиною в 60 аршин, построена одним киргизским ханом, весьма красивое здание, украшенное многочисленными и самыми разнообразными узорами и надписями. С вершины ее бросают на каменную мостовую приговоренных, от которых остаются только какие-то массы.
Первым двум наказаниям подвергаются высокопоставленные лица, а последнему простые преступники.
Кроме этих трех видов наказания, существуют:
Тюрьма, называемая зинаданом, состоящая из трех этажей. Два нижние этажа выложены камнем, третий представляет из себя саклю. В нижний этаж опускают преступников на блоках. Свет туда никогда не проникает. В отделения второго этажа впускают немного света через маленькие отверстия. Заключают обыкновенно в эту тюрьму на всю жизнь. Пищу для заключенных казна не выдает; заботу эту предоставляют родственникам преступников. В противном случае им остается голодная смерть.
Пытки, как то: поджаривание на раскаленных подносах, отрубливание носов, ушей, рук и ног; выкалывание глаз, выдергивание ногтей, волос и языков; прижигание раскаленным железом; разламывание молотками суставов и множество других.
Н. Н. Каразин. Казнь преступников в Бухаре. 1872
И, наконец, самая обыкновенная казнь - перерезывание горла (наподобие того, как режут баранов) и отсечение головы. За прелюбодеяние закапывают (этому подвергаются женщины) по пояс в землю и побивают потом каменьями. Вот перечень некоторых более замечательных лиц, которые подверглись разным наказаниям:
Абдул-Адир, бывший еще при Насрулле в должности кушбеги, несмотря на свои заслуги, был Сеид-Музаффаром заключен в крепость Нурата, где его три дня подряд били палками, потом жгли на раскаленном подносе, и наконец зарезали. Было же это сделано только потому, что эмиру захотелось приобрести его имущество.
Баратбек, бывший Ура-Тюбинским беком, был после ужасных пыток зарезан пред дворцом за то только, что был разбит коканцами, которые овладели крепостью Ура-Тюбе. Трое суток тело его лежало на дворцовой площади.
Начальник полиции Абдулла был зарезан в тюрьме за то, что отсоветовал воевать с русскими.
Все семейство Сеид-Ахат-хана, племянника эмира, было перерезано. Сам Сеид-Ахат-хан едва успел спастись бегством в Ташкент, где проживает и ныне на счет русского правительства.
Люди казнились сотнями и тысячами за раз (так, при взятии Гисара было казнено пять тысяч человек). Хотя теперь казни совершаются реже, все-таки можно насчитать много невинных жертв.
ОКОНЧАНИЕ