Из запискок дипломата (С. В. Чиркин). 3. Арест А.Н.Куропаткина. Турккомитет Временного правительства
С. В. Чиркин. Двадцать лет службы на Востоке: Записки царского дипломата. - М., 2006.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5.
А. Н. Куропаткин, последний генерал-губернатор Туркестанского края (VII.1916 - VI.1917)
Обстоятельства вскоре показали, как ошибался Алексей Николаевич, считая свое положение прочным и благополучие Туркестана обеспеченным. Революционная действительность со сломом всей старой административной машины и упадком дисциплины в армии не могла миновать Туркестана. В первые же дни революции в Ташкенте образовался краевой Совет солдатских и рабочих депутатов, и если Алексей Николаевич успешно мог бороться с вмешательством в его работу различных политико-общественных организаций, более чем наполовину составленных из буржуазного элемента, то борьба с крепнущим Советом, упорно разлагавшим войска и бунтовавшим рабочих, оказалась ему не под силу. Провинциальные отделы Совета начали открываться повсюду не только в областных городах, но и уездных. Результаты их деятельности начали сказываться очень скоро, главным образом в смещении представителей местной администрации. О каком-либо противодействии этому явлению нечего было и думать ввиду абсолютного отсутствия средств к этому, и А. Н. Куропаткину приходилось лишь считаться с совершившимися фактами, признавая вновь выбранные власти и осуждая отрешенных от должностей лиц как не сумевших заслужить доверие народа.
В это же приблизительно время состоялся близ Чимкента арест генерала Селиванова, начальника поезда - выставки трофеев войны, прибывшего незадолго до революции в край для демонстрирования своего подвижного музея. Не помню, чем раздражил герой Перемышля революционных чимкентцев, но только для освобождения его пришлось отправиться в Чимкент помощнику А. Н. Куропаткина генералу Ерофееву. Последний был очень непопулярен в Туркестане, имея репутацию недалекого, взбалмошного человека еще по своей прежней должности командира 1-го Туркестанского стрелкового корпуса. Отправься он один на освобождение генерала Селиванова, он, вероятно, не избежал бы и сам ареста, но ему сопутствовали представители новой власти, и это обстоятельство помогло ему успешно выполнить задачу.
Параллельно с этими событиями шла работа Совета СРД среди войск гарнизона против генерала Куропаткина. Прибыв с обычным докладом в генерал-губернаторский дом, я был удивлен, найдя в так называемой дежурной комнате необычное тревожное оживление. Я справился у занимавшего должность штаб-офицера при генерал-губернаторе поручика Ульянина, одного из привезенных Куропаткиным с собой при назначении в Туркестан приближенных лиц, в чем дело. Ульянин ответил мне, что он занят спешной работой - переписью телеграммы его шефа с прошением об отставке военному министру. Встречаясь незадолго перед тем с оптимистически настроенным Алексеем Николаевичем, я заинтересовался, чем вызвана подобная телеграмма. Тогда Ульянин пояснил мне, что во время поездки командующего войсками в расположение одного из полков, он был дерзко встречен солдатами и принужден был, не покидая автомобиля, вернуться в Ташкент, сопровождаемый угрозами и ругательствами солдат. Я ознакомился с текстом телеграммы. Не излагая фактов, побуждающих его покинуть пост, генерал пространно сообщал Временному правительству о том, что он благополучно провел Туркестан через первое, наиболее острое время революции и, считая свою роль законченной, подает настоящей телеграммой в отставку, прося озаботиться скорейшей присылкой заместителя. Одновременно поручик Ульянин сказал мне, что солдаты держат себя вызывающе в отношении командующего войсками и уже ходят слухи о предстоящем его аресте.
Г. И. Бройдо. 1930-е
Генерал все же принимал доклады, и мне удалось его увидеть на короткое время. Он бодрился и при мне принимал доклад и. д. инспектора инженерной части подполковника Э. М. Бека, который подтвердил слухи об агитации против командующего войсками среди солдат со стороны Бройдо, упоминая о надежности подчиненных ему инженерных частей. Генерал пробовал шутить, говорил, что было бы хорошо арестовать Бройдо, но, видимо, ему было не по себе. Выйдя из губернаторского дома, я встретил около собора одного из адъютантов командующего войсками, бывшего кандидата на судебные должности прапорщика М., который сообщил мне, что вечером на заседании Совета СРД будет обсуждаться вопрос об аресте генерала Куропаткина.
Однако в этот вечер - это было, кажется, в пятницу на Вербной неделе - никакого постановления не было вынесено, но на следующий день под влиянием двух агитаторов, Бройдо и солдата из рабочих Анфирова, было решено арестовать генерала Куропаткина, его помощника генерала Ерофеева и начальника штаба генерала Сиверса. Последнего пристегнули за компанию как правую руку Куропаткина. Против него не выставлялось обвинений, напротив того, он был даже популярен в штабе как среди офицеров, так и среди нижних чинов как умелый и просвещенный начальник. Аресты эти, видимо, были предрешены, и речи ораторов, выступавших против крайних решений, особенно ввиду уже ставшего известным решения А. Н. Куропаткина об отставке, срывались, так как целью Совета было скомпрометировать главного начальника края и насильственно удалить его таким образом из Туркестана как главную помеху углублению революции.
Были лица, которые могли бы, думается, повлиять на собрание в смысле более мягкого отношения к Алексею Николаевичу, например, подполковник Хан Иомудский. Но этот умный и хитрый человек, несмотря на то, что пользовался особым расположением Алексея Николаевича, в своем выступлении перед собранием, как говорят, пальцем не пошевелил в пользу генерал-губернатора, хотя он и пользовался влиянием среди кучки революционеров - туземцев и солдат, умея хорошо и ловко говорить, учитывая момент и настроения толпы. Родом из туркменских ханов, он в детстве принял православие и был помещен в один из кадетских корпусов. Окончив курс военного училища, он вышел в офицеры и состоял вольнослушателем в университете по юридическому факультету. Выдержав экзамен, он вышел в запас и был присяжным поверенным в Асхабаде. Говорили, что его прошлое было не совсем безупречным не только в политическом, но и в нравственном отношении. Вступив вновь на военную службу при начале мировой войны, он находился на Кавказском фронте, где получил золотое оружие и дослужился до чина подполковника. Решив опереться на туземцев в своей политике по управлению краем, А. Н. Куропаткин приблизил к себе многих забытых туземцев вроде, правда, ничем не выдающегося потомка кокандских ханов Худояр-хана с семьей и полковника Джурабека. Но если приближение к себе было не более как тактическим шагом со стороны Алексея Николаевича, отношение его к Хану Иомудскому было иное. Последний играл роль советника при нем по многим касающимся туземцев вопросам, жил в Ташкенте, и его всегда можно было видеть у генерал-губернатора. Не сыграв, впрочем, большой роли в Ташкенте в первое время революции, он выехал в Закаспийскую область для политической работы среди родных ему иомудов.
Николай Николаевич Иомудский (Н. Н. Хан-Юмудский; Караш-хан оглы Иомудский)
Возвращаюсь к аресту А. Н. Куропаткина и его ближайших сотрудников. Добившись желательного им направления, вожаки Совета в оправдание своих действий в глазах населения и правительства политично удерживали собрание от каких-либо резких мер по приведению решения в исполнение и настояли на домашнем аресте всех трех лиц до решения их судьбы Петроградом. На этом же заседании Совета состоялись выборы новых командующего войсками, его помощника и начальника штаба. На первую должность был избран ташкентский воинский начальник полковник Черкес, на вторую - командир 2-го Туркестанского полка георгиевский кавалер полковник Рыжиков и на третью - один из наиболее способных и знающих офицеров штаба округа полковник Маккавеев.
Выбор, по счастью, пал на людей достойных хотя бы только по своим нравственным качествам: полковник Черкес был уважаемый ташкентский старожил, о полковнике Рыжикове знавшие его люди давали самые лучшие отзывы, полковник Маккавеев тоже хорошо был известен Ташкенту как старый штабной служака. Все они были люди без высшего военного образования, что, впрочем, и понятно, так как все офицеры Генерального штаба были призваны в действующую армию, и если кого-либо из них и можно было считать соответствующим для исполнения возложенных на них обязанностей, то только полковника Маккавеева, знавшего штабное дело и бывшего правой рукой генерала Воронца, занимавшего должность начальника штаба до прихода генерала Сиверса.
Заседание Совета в эту ночь (Вербная суббота) было очень бурное. За вновь избранными представителями высшей военной власти были немедленно посланы автомобили на их квартиры, и, поднятые с постелей, едва успев одеться, они были доставлены в Совдеп, где им было объявлено об их избрании. Не знаю, с охотой ли приняли они возложенные на них революционной властью высшие должности, но, думается, они были подготовлены к избранию, так как о кандидатуре их говорили еще накануне в городе. Так или иначе, они приняли должности, благодарили за избрание и под звуки «Марсельезы» военного оркестра были вынесены из зала заседания и водворены по домам. Церемония эта происходила поздно ночью, так как, помню, около 3 часов ночи я был разбужен звуками «Марсельезы». На другой день, в Вербное воскресенье, генералам Куропаткину, Ерофееву и Сиверсу было объявлено об отрешении их от должностей и домашнем аресте впредь до распоряжений из Петрограда. Одновременно вновь избранные военные власти вступили в исполнение своих обязанностей. Что же касается до функций генерал-губернатора, то таковые временно были возложены на трех членов Туркестанского исполнительного комитета: Поливанова, Беликова и одного поляка - горного инженера, фамилии которого не помню.
Поливанов был очень почтенный старик лет 65, человек образованный, служивший ранее в туркестанской администрации. Он был, кроме того, знаток местных туземных наречий, и известен его труд по сартскому и персидскому языкам. Это была личность исключительной порядочности, идейный социалист-теоретик, плохо разбиравшийся в текущей действительности и еще хуже - в делах по управлению краем. Это был типичный интеллигент, близость которого с народом выражалась, главным образом, в его либеральном образе мыслей и простом костюме: рубашке-косоворотке и брюках в сапоги. При таком его внешнем облике смешно было слышать, как он иногда «французил», что, вероятно, ему казалось необходимым при приеме докладов по дипломатической части. Наиболее заметной страницей его прошлого была кратковременная его деятельность в качестве члена I Государственной Думы от Туркестана. Во всяком случае, Поливанов был уважаемый всеми честный и просто хороший человек. Другим участником этого комитета трех был техник Беликов, человек с революционным прошлым. Производил он впечатление личности вполне порядочной, из трио он казался наиболее деловитым, влиятельным и страстным. Наконец, последний из трех китов, на которых легло управление краем, инженер Ф., был ничем не замечательный типичный средний интеллигент. В общем, эта коллегия случайных людей была совершенно не подготовлена к той роли, которую, к счастью, им пришлось исполнять очень недолго.
Верившее в опыт, а может быть, попросту забывшее о Туркестане в заботах об укреплении своей власти, Временное правительство спохватилось и, утвердив в должности Черкеса, Рыжикова и Маккавеева, немедленно отправило в Ташкент особую комиссию для управления краем. Добившийся ареста казавшихся ему наиболее опасными лиц Совдеп успокоился. Арестованные находились в обстановке привычного домашнего комфорта, и с особого разрешения с ними допускались даже свидания. Пребывание в Ташкенте генералов Куропаткина и Сиверса длилось недолго, и на Святой неделе по распоряжению Временного правительства они были отправлены в Петроград в сопровождении небольшого конвоя под начальством офицера.
На вокзале в день их отъезда собралась большая толпа праздной публики, знакомых и представителей ташкентских официальных лиц проводить их. А. Н. Куропаткин держался очень бодро и, казалось, был в хорошем настроении, приветливо обменивался рукопожатиями с провожающими и даже шутил. Генерал Сиверс был смущен и взволнован, может быть, от обстановки, а вероятнее, от того, что оставлял в Ташкенте свою семью. Отъезд их состоялся при громких пожеланиях счастливого пути со стороны собравшихся на перроне. Генералу Куропаткину было предоставлено общее с генералом Сиверсом купе 1-го класса. С этим же поездом уезжал из Ташкента назначенный на место генерала Мадритова сырдарьинским губернатором генерал Корульский, так и не успевший вступить в должность.
ГЛАВА 8
Туркестанский комитет Временного правительства,
резидентство в Бухаре и революция в ханстве
В это время Туркестан уже жил по всем законам революционной жизни. Во всех областях создавались областные, а в уездах - уездные советы, являвшиеся фактически главной властью на местах, опираясь на вооруженную силу. Во главе гражданской администрации стали вместо старых властей областные и уездные комиссары, работавшие в зависимости от местных исполнительных комитетов. Что касается правительственных учреждений, то они оставались в прежнем составе, работая на старых основаниях.
Нелишне здесь упомянуть о том, как сказалась революция на настроении населения Туркестана - как туземного, так и русского. Для туземных масс всех народностей Туркестана государственный переворот был явлением совершенно непонятным. Соприкасаясь с русской жизнью чисто внешним образом и живя патриархальным укладом, мало поколебленным присоединением края к России, видя в имени Белого царя что-то недоступно священное, они могли только удивляться проявлениям новых форм жизни, так несогласных с их мировоззрением, оставаясь лишь безучастными созерцателями происходящей на их глазах ломки.
Но, говоря о туземной массе Туркестана, нельзя забывать того хотя и незначительного, но все же заметного для русских класса туземцев, который по материальному достатку и образованию - от высшего до полученного в русско-туземных школах - был не менее русских способен к восприятию выдвинутых революцией требований и лозунгов. Этот класс, о котором только и можно говорить как об участнике революционной жизни Туркестана, я подразделил бы на два разряда. К первому надо причислить туземных богатеев, имевших большие торговые связи с Россией, и немногочисленную интеллигенцию. Они составили группу умеренных националистов. Ко второму относилось большинство полуобразованных по-русски туземцев, как то: приказчиков и мелких служащих разного рода, сторожей при конторах, рассыльных и т. п. Они примкнули к Совдепам, и кое-кто из них даже попал в члены этих организаций.
Русская интеллигенция в крае, включавшая служащих в правительственных и частных учреждениях, преподавательский персонал учебных заведений, офицерство, людей свободных профессий и купечество, составляла инертное, умеренно настроенное ядро, за немногими исключениями относившееся пассивно к новым проявлениям жизни, вызванным революцией. Наконец, наиболее активную группу представляли рабочие, рядовой персонал русских учреждений, прислуга и, главным образом, солдаты, руководимые опытными политическими агитаторами, составлявшие, как и везде, крайнюю оппозицию правительству. В первую очередь из этой группы составлялся и пополнялся Совдеп, в который, как исключение, вошло незначительное число ищущих популярности и легкого успеха офицеров и военных врачей. В нее же вошло несколько интеллигентов из евреев, бывших главными руководителями и политическими просветителями темных рабочих и солдат. Эта группа оказалась наиболее спаянной и наиболее активной в борьбе за, как было принято говорить, дарованные революцией свободы. Из воинских частей, сохранявших дисциплину и примыкавших к умеренной интеллигенции, были только Ташкентское военное училище и школа прапорщиков, по составу малочисленные, а по военному опыту - совершенно сырой материал.
Все, что ни пыталось организоваться и противостоять усиливавшемуся разрушительному влиянию Совдепа, было непрочно и, главным образом, не имело силы. Наибольшие надежды возлагались на начавший формироваться союз офицеров, но попытка эта не пошла дальше нескольких, правда, очень многочисленных собраний - было произнесено много прекрасных речей, учрежден союз и произведены выборы председателя, но вспыхнувший яркой искрой, союз если не погас, то тлел умирающим пламенем. Офицерство, выдвинув отдельных отличных офицеров, не имело, видимо, хороших организаторов, да и было слишком малочисленно по сравнению с красными. По крайней мере, если союз и существовал, то только по имени, и в дальнейшем его деятельность ни в чем не проявилась.
Конец происходившему в Ташкенте междуцарствию положил приезд Туркестанского комитета Временного правительства во главе с Н. Н. Щепкиным через несколько дней после отъезда генерала Куропаткина.
Встреча Туркестанского комитета Временного правительства была организована по примеру встречи генерал-губернатора. В парадных комнатах вокзала собрались все высшие представители администрации и главы учреждений; различные же депутатские комиссии и общественные организации расположились на перроне. Поезд комитета был встречен звуками «Марсельезы» и приветственными криками собравшейся многочисленной публики. Обойдя депутации, члены комитета прошли в парадные комнаты, где Н. Н. Щепкин познакомился с присутствовавшими. В состав комитета входило 8 человек, из которых я помню председателя - кадета, члена Государственной Думы Н. Н. Щепкина, а также членов: горного инженера, кажется, профессора Петроградского политехнического института В. Преображенского, присяжного поверенного, народного социалиста B. C. Елпатьевского, одного из видных деятелей петроградского политического мира Липовского, инженера путей сообщения киргиза Таксенбаева, члена Государственной Думы Максудова, делопроизводителя Азиатской части Главного штаба генерал-майора Давлетшина и шлиссельбуржца Иванова. Как говорили, комитет прибыл не в полном составе и приезд прочих членов его ожидался в недалеком будущем. К сожалению, мое знакомство с комитетом, за исключением B. C. Елпатьевского, было очень непродолжительно, так как не более чем через неделю после прибытия комитета в Ташкент мне пришлось выехать в Бухару для управления нашим там резидентством после ареста резидента А. Я. Миллера и секретаря агентства Шульги, которые были отправлены в Петроград.
Н. Н. Щепкин. 1910
С Н. Н. Щепкиным я встречался, не считая представления на вокзале, не более двух раз. Это был полный, небольшого роста человек лет 55. В обращении он был очень прост и обходителен, производя очень симпатичное впечатление. Одевался он очень просто, при всяких обстоятельствах нося коричневый английский френч и черные брюки, заправленные в высокие сапоги. Из членов комитета В. Преображенский казался наиболее активным и применяющимся к моменту. Главным образом его можно было видеть при даче всевозможных объяснений представителям разных политических и общественных организаций по наиболее острым вопросам. Он, казалось, никогда не терял присутствия духа, хорошо и основательно говорил. B. C. Елпатьевский в первоначальный период деятельности комитета не играл в нем выдающейся роли. С ним я познакомился впоследствии в Ташкенте и Бухаре и буду иметь случай поговорить о нем подробнее в дальнейшем. С Давлетшиным я встречался ранее - в Петрограде в 1916 году во время поездки туда временного генерал-губернатора по делам края и, главным образом, Хивы и позднее - в Ташкенте, куда он прибыл в свите генерала Куропаткина. Это был человек лет 55. Почти вся служба его прошла в Азиатской части Главного штаба. Он считался знатоком Туркестанского края и в качестве такового вошел в состав комитета, не предполагая, однако, в нем долго оставаться, поскольку не чувствовал, как он сам говорил, в себе призвания к политической работе. Липовского, Таксенбаева, Максудова и Иванова я почти не знал.
А. А. Давлетшин
Надеждам населения Туркестана на установление нормальной жизни в крае с прибытием Туркестанского комитета Временного правительства не суждено было осуществиться, так как местный Совдеп сразу же встал в резкую оппозицию к Комитету, тормозя его деятельность на каждом шагу. К сожалению, я не могу коснуться деталей этого антагонизма вследствие моего отъезда в Бухару. Думаю, что это было повторением в миниатюре того, что происходило в Петрограде. Перейду теперь к бухарским событиям, касаясь Ташкента постольку, поскольку я мог наблюдать за ним из Бухары.
* * *
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Материалы о Ташкенте и других населенных пунктах Сырдарьинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539147.html
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5.
А. Н. Куропаткин, последний генерал-губернатор Туркестанского края (VII.1916 - VI.1917)
Обстоятельства вскоре показали, как ошибался Алексей Николаевич, считая свое положение прочным и благополучие Туркестана обеспеченным. Революционная действительность со сломом всей старой административной машины и упадком дисциплины в армии не могла миновать Туркестана. В первые же дни революции в Ташкенте образовался краевой Совет солдатских и рабочих депутатов, и если Алексей Николаевич успешно мог бороться с вмешательством в его работу различных политико-общественных организаций, более чем наполовину составленных из буржуазного элемента, то борьба с крепнущим Советом, упорно разлагавшим войска и бунтовавшим рабочих, оказалась ему не под силу. Провинциальные отделы Совета начали открываться повсюду не только в областных городах, но и уездных. Результаты их деятельности начали сказываться очень скоро, главным образом в смещении представителей местной администрации. О каком-либо противодействии этому явлению нечего было и думать ввиду абсолютного отсутствия средств к этому, и А. Н. Куропаткину приходилось лишь считаться с совершившимися фактами, признавая вновь выбранные власти и осуждая отрешенных от должностей лиц как не сумевших заслужить доверие народа.
В это же приблизительно время состоялся близ Чимкента арест генерала Селиванова, начальника поезда - выставки трофеев войны, прибывшего незадолго до революции в край для демонстрирования своего подвижного музея. Не помню, чем раздражил герой Перемышля революционных чимкентцев, но только для освобождения его пришлось отправиться в Чимкент помощнику А. Н. Куропаткина генералу Ерофееву. Последний был очень непопулярен в Туркестане, имея репутацию недалекого, взбалмошного человека еще по своей прежней должности командира 1-го Туркестанского стрелкового корпуса. Отправься он один на освобождение генерала Селиванова, он, вероятно, не избежал бы и сам ареста, но ему сопутствовали представители новой власти, и это обстоятельство помогло ему успешно выполнить задачу.
Параллельно с этими событиями шла работа Совета СРД среди войск гарнизона против генерала Куропаткина. Прибыв с обычным докладом в генерал-губернаторский дом, я был удивлен, найдя в так называемой дежурной комнате необычное тревожное оживление. Я справился у занимавшего должность штаб-офицера при генерал-губернаторе поручика Ульянина, одного из привезенных Куропаткиным с собой при назначении в Туркестан приближенных лиц, в чем дело. Ульянин ответил мне, что он занят спешной работой - переписью телеграммы его шефа с прошением об отставке военному министру. Встречаясь незадолго перед тем с оптимистически настроенным Алексеем Николаевичем, я заинтересовался, чем вызвана подобная телеграмма. Тогда Ульянин пояснил мне, что во время поездки командующего войсками в расположение одного из полков, он был дерзко встречен солдатами и принужден был, не покидая автомобиля, вернуться в Ташкент, сопровождаемый угрозами и ругательствами солдат. Я ознакомился с текстом телеграммы. Не излагая фактов, побуждающих его покинуть пост, генерал пространно сообщал Временному правительству о том, что он благополучно провел Туркестан через первое, наиболее острое время революции и, считая свою роль законченной, подает настоящей телеграммой в отставку, прося озаботиться скорейшей присылкой заместителя. Одновременно поручик Ульянин сказал мне, что солдаты держат себя вызывающе в отношении командующего войсками и уже ходят слухи о предстоящем его аресте.
Г. И. Бройдо. 1930-е
Генерал все же принимал доклады, и мне удалось его увидеть на короткое время. Он бодрился и при мне принимал доклад и. д. инспектора инженерной части подполковника Э. М. Бека, который подтвердил слухи об агитации против командующего войсками среди солдат со стороны Бройдо, упоминая о надежности подчиненных ему инженерных частей. Генерал пробовал шутить, говорил, что было бы хорошо арестовать Бройдо, но, видимо, ему было не по себе. Выйдя из губернаторского дома, я встретил около собора одного из адъютантов командующего войсками, бывшего кандидата на судебные должности прапорщика М., который сообщил мне, что вечером на заседании Совета СРД будет обсуждаться вопрос об аресте генерала Куропаткина.
Однако в этот вечер - это было, кажется, в пятницу на Вербной неделе - никакого постановления не было вынесено, но на следующий день под влиянием двух агитаторов, Бройдо и солдата из рабочих Анфирова, было решено арестовать генерала Куропаткина, его помощника генерала Ерофеева и начальника штаба генерала Сиверса. Последнего пристегнули за компанию как правую руку Куропаткина. Против него не выставлялось обвинений, напротив того, он был даже популярен в штабе как среди офицеров, так и среди нижних чинов как умелый и просвещенный начальник. Аресты эти, видимо, были предрешены, и речи ораторов, выступавших против крайних решений, особенно ввиду уже ставшего известным решения А. Н. Куропаткина об отставке, срывались, так как целью Совета было скомпрометировать главного начальника края и насильственно удалить его таким образом из Туркестана как главную помеху углублению революции.
Были лица, которые могли бы, думается, повлиять на собрание в смысле более мягкого отношения к Алексею Николаевичу, например, подполковник Хан Иомудский. Но этот умный и хитрый человек, несмотря на то, что пользовался особым расположением Алексея Николаевича, в своем выступлении перед собранием, как говорят, пальцем не пошевелил в пользу генерал-губернатора, хотя он и пользовался влиянием среди кучки революционеров - туземцев и солдат, умея хорошо и ловко говорить, учитывая момент и настроения толпы. Родом из туркменских ханов, он в детстве принял православие и был помещен в один из кадетских корпусов. Окончив курс военного училища, он вышел в офицеры и состоял вольнослушателем в университете по юридическому факультету. Выдержав экзамен, он вышел в запас и был присяжным поверенным в Асхабаде. Говорили, что его прошлое было не совсем безупречным не только в политическом, но и в нравственном отношении. Вступив вновь на военную службу при начале мировой войны, он находился на Кавказском фронте, где получил золотое оружие и дослужился до чина подполковника. Решив опереться на туземцев в своей политике по управлению краем, А. Н. Куропаткин приблизил к себе многих забытых туземцев вроде, правда, ничем не выдающегося потомка кокандских ханов Худояр-хана с семьей и полковника Джурабека. Но если приближение к себе было не более как тактическим шагом со стороны Алексея Николаевича, отношение его к Хану Иомудскому было иное. Последний играл роль советника при нем по многим касающимся туземцев вопросам, жил в Ташкенте, и его всегда можно было видеть у генерал-губернатора. Не сыграв, впрочем, большой роли в Ташкенте в первое время революции, он выехал в Закаспийскую область для политической работы среди родных ему иомудов.
Николай Николаевич Иомудский (Н. Н. Хан-Юмудский; Караш-хан оглы Иомудский)
Возвращаюсь к аресту А. Н. Куропаткина и его ближайших сотрудников. Добившись желательного им направления, вожаки Совета в оправдание своих действий в глазах населения и правительства политично удерживали собрание от каких-либо резких мер по приведению решения в исполнение и настояли на домашнем аресте всех трех лиц до решения их судьбы Петроградом. На этом же заседании Совета состоялись выборы новых командующего войсками, его помощника и начальника штаба. На первую должность был избран ташкентский воинский начальник полковник Черкес, на вторую - командир 2-го Туркестанского полка георгиевский кавалер полковник Рыжиков и на третью - один из наиболее способных и знающих офицеров штаба округа полковник Маккавеев.
Выбор, по счастью, пал на людей достойных хотя бы только по своим нравственным качествам: полковник Черкес был уважаемый ташкентский старожил, о полковнике Рыжикове знавшие его люди давали самые лучшие отзывы, полковник Маккавеев тоже хорошо был известен Ташкенту как старый штабной служака. Все они были люди без высшего военного образования, что, впрочем, и понятно, так как все офицеры Генерального штаба были призваны в действующую армию, и если кого-либо из них и можно было считать соответствующим для исполнения возложенных на них обязанностей, то только полковника Маккавеева, знавшего штабное дело и бывшего правой рукой генерала Воронца, занимавшего должность начальника штаба до прихода генерала Сиверса.
Заседание Совета в эту ночь (Вербная суббота) было очень бурное. За вновь избранными представителями высшей военной власти были немедленно посланы автомобили на их квартиры, и, поднятые с постелей, едва успев одеться, они были доставлены в Совдеп, где им было объявлено об их избрании. Не знаю, с охотой ли приняли они возложенные на них революционной властью высшие должности, но, думается, они были подготовлены к избранию, так как о кандидатуре их говорили еще накануне в городе. Так или иначе, они приняли должности, благодарили за избрание и под звуки «Марсельезы» военного оркестра были вынесены из зала заседания и водворены по домам. Церемония эта происходила поздно ночью, так как, помню, около 3 часов ночи я был разбужен звуками «Марсельезы». На другой день, в Вербное воскресенье, генералам Куропаткину, Ерофееву и Сиверсу было объявлено об отрешении их от должностей и домашнем аресте впредь до распоряжений из Петрограда. Одновременно вновь избранные военные власти вступили в исполнение своих обязанностей. Что же касается до функций генерал-губернатора, то таковые временно были возложены на трех членов Туркестанского исполнительного комитета: Поливанова, Беликова и одного поляка - горного инженера, фамилии которого не помню.
Поливанов был очень почтенный старик лет 65, человек образованный, служивший ранее в туркестанской администрации. Он был, кроме того, знаток местных туземных наречий, и известен его труд по сартскому и персидскому языкам. Это была личность исключительной порядочности, идейный социалист-теоретик, плохо разбиравшийся в текущей действительности и еще хуже - в делах по управлению краем. Это был типичный интеллигент, близость которого с народом выражалась, главным образом, в его либеральном образе мыслей и простом костюме: рубашке-косоворотке и брюках в сапоги. При таком его внешнем облике смешно было слышать, как он иногда «французил», что, вероятно, ему казалось необходимым при приеме докладов по дипломатической части. Наиболее заметной страницей его прошлого была кратковременная его деятельность в качестве члена I Государственной Думы от Туркестана. Во всяком случае, Поливанов был уважаемый всеми честный и просто хороший человек. Другим участником этого комитета трех был техник Беликов, человек с революционным прошлым. Производил он впечатление личности вполне порядочной, из трио он казался наиболее деловитым, влиятельным и страстным. Наконец, последний из трех китов, на которых легло управление краем, инженер Ф., был ничем не замечательный типичный средний интеллигент. В общем, эта коллегия случайных людей была совершенно не подготовлена к той роли, которую, к счастью, им пришлось исполнять очень недолго.
Верившее в опыт, а может быть, попросту забывшее о Туркестане в заботах об укреплении своей власти, Временное правительство спохватилось и, утвердив в должности Черкеса, Рыжикова и Маккавеева, немедленно отправило в Ташкент особую комиссию для управления краем. Добившийся ареста казавшихся ему наиболее опасными лиц Совдеп успокоился. Арестованные находились в обстановке привычного домашнего комфорта, и с особого разрешения с ними допускались даже свидания. Пребывание в Ташкенте генералов Куропаткина и Сиверса длилось недолго, и на Святой неделе по распоряжению Временного правительства они были отправлены в Петроград в сопровождении небольшого конвоя под начальством офицера.
На вокзале в день их отъезда собралась большая толпа праздной публики, знакомых и представителей ташкентских официальных лиц проводить их. А. Н. Куропаткин держался очень бодро и, казалось, был в хорошем настроении, приветливо обменивался рукопожатиями с провожающими и даже шутил. Генерал Сиверс был смущен и взволнован, может быть, от обстановки, а вероятнее, от того, что оставлял в Ташкенте свою семью. Отъезд их состоялся при громких пожеланиях счастливого пути со стороны собравшихся на перроне. Генералу Куропаткину было предоставлено общее с генералом Сиверсом купе 1-го класса. С этим же поездом уезжал из Ташкента назначенный на место генерала Мадритова сырдарьинским губернатором генерал Корульский, так и не успевший вступить в должность.
ГЛАВА 8
Туркестанский комитет Временного правительства,
резидентство в Бухаре и революция в ханстве
В это время Туркестан уже жил по всем законам революционной жизни. Во всех областях создавались областные, а в уездах - уездные советы, являвшиеся фактически главной властью на местах, опираясь на вооруженную силу. Во главе гражданской администрации стали вместо старых властей областные и уездные комиссары, работавшие в зависимости от местных исполнительных комитетов. Что касается правительственных учреждений, то они оставались в прежнем составе, работая на старых основаниях.
Нелишне здесь упомянуть о том, как сказалась революция на настроении населения Туркестана - как туземного, так и русского. Для туземных масс всех народностей Туркестана государственный переворот был явлением совершенно непонятным. Соприкасаясь с русской жизнью чисто внешним образом и живя патриархальным укладом, мало поколебленным присоединением края к России, видя в имени Белого царя что-то недоступно священное, они могли только удивляться проявлениям новых форм жизни, так несогласных с их мировоззрением, оставаясь лишь безучастными созерцателями происходящей на их глазах ломки.
Но, говоря о туземной массе Туркестана, нельзя забывать того хотя и незначительного, но все же заметного для русских класса туземцев, который по материальному достатку и образованию - от высшего до полученного в русско-туземных школах - был не менее русских способен к восприятию выдвинутых революцией требований и лозунгов. Этот класс, о котором только и можно говорить как об участнике революционной жизни Туркестана, я подразделил бы на два разряда. К первому надо причислить туземных богатеев, имевших большие торговые связи с Россией, и немногочисленную интеллигенцию. Они составили группу умеренных националистов. Ко второму относилось большинство полуобразованных по-русски туземцев, как то: приказчиков и мелких служащих разного рода, сторожей при конторах, рассыльных и т. п. Они примкнули к Совдепам, и кое-кто из них даже попал в члены этих организаций.
Русская интеллигенция в крае, включавшая служащих в правительственных и частных учреждениях, преподавательский персонал учебных заведений, офицерство, людей свободных профессий и купечество, составляла инертное, умеренно настроенное ядро, за немногими исключениями относившееся пассивно к новым проявлениям жизни, вызванным революцией. Наконец, наиболее активную группу представляли рабочие, рядовой персонал русских учреждений, прислуга и, главным образом, солдаты, руководимые опытными политическими агитаторами, составлявшие, как и везде, крайнюю оппозицию правительству. В первую очередь из этой группы составлялся и пополнялся Совдеп, в который, как исключение, вошло незначительное число ищущих популярности и легкого успеха офицеров и военных врачей. В нее же вошло несколько интеллигентов из евреев, бывших главными руководителями и политическими просветителями темных рабочих и солдат. Эта группа оказалась наиболее спаянной и наиболее активной в борьбе за, как было принято говорить, дарованные революцией свободы. Из воинских частей, сохранявших дисциплину и примыкавших к умеренной интеллигенции, были только Ташкентское военное училище и школа прапорщиков, по составу малочисленные, а по военному опыту - совершенно сырой материал.
Все, что ни пыталось организоваться и противостоять усиливавшемуся разрушительному влиянию Совдепа, было непрочно и, главным образом, не имело силы. Наибольшие надежды возлагались на начавший формироваться союз офицеров, но попытка эта не пошла дальше нескольких, правда, очень многочисленных собраний - было произнесено много прекрасных речей, учрежден союз и произведены выборы председателя, но вспыхнувший яркой искрой, союз если не погас, то тлел умирающим пламенем. Офицерство, выдвинув отдельных отличных офицеров, не имело, видимо, хороших организаторов, да и было слишком малочисленно по сравнению с красными. По крайней мере, если союз и существовал, то только по имени, и в дальнейшем его деятельность ни в чем не проявилась.
Конец происходившему в Ташкенте междуцарствию положил приезд Туркестанского комитета Временного правительства во главе с Н. Н. Щепкиным через несколько дней после отъезда генерала Куропаткина.
Встреча Туркестанского комитета Временного правительства была организована по примеру встречи генерал-губернатора. В парадных комнатах вокзала собрались все высшие представители администрации и главы учреждений; различные же депутатские комиссии и общественные организации расположились на перроне. Поезд комитета был встречен звуками «Марсельезы» и приветственными криками собравшейся многочисленной публики. Обойдя депутации, члены комитета прошли в парадные комнаты, где Н. Н. Щепкин познакомился с присутствовавшими. В состав комитета входило 8 человек, из которых я помню председателя - кадета, члена Государственной Думы Н. Н. Щепкина, а также членов: горного инженера, кажется, профессора Петроградского политехнического института В. Преображенского, присяжного поверенного, народного социалиста B. C. Елпатьевского, одного из видных деятелей петроградского политического мира Липовского, инженера путей сообщения киргиза Таксенбаева, члена Государственной Думы Максудова, делопроизводителя Азиатской части Главного штаба генерал-майора Давлетшина и шлиссельбуржца Иванова. Как говорили, комитет прибыл не в полном составе и приезд прочих членов его ожидался в недалеком будущем. К сожалению, мое знакомство с комитетом, за исключением B. C. Елпатьевского, было очень непродолжительно, так как не более чем через неделю после прибытия комитета в Ташкент мне пришлось выехать в Бухару для управления нашим там резидентством после ареста резидента А. Я. Миллера и секретаря агентства Шульги, которые были отправлены в Петроград.
Н. Н. Щепкин. 1910
С Н. Н. Щепкиным я встречался, не считая представления на вокзале, не более двух раз. Это был полный, небольшого роста человек лет 55. В обращении он был очень прост и обходителен, производя очень симпатичное впечатление. Одевался он очень просто, при всяких обстоятельствах нося коричневый английский френч и черные брюки, заправленные в высокие сапоги. Из членов комитета В. Преображенский казался наиболее активным и применяющимся к моменту. Главным образом его можно было видеть при даче всевозможных объяснений представителям разных политических и общественных организаций по наиболее острым вопросам. Он, казалось, никогда не терял присутствия духа, хорошо и основательно говорил. B. C. Елпатьевский в первоначальный период деятельности комитета не играл в нем выдающейся роли. С ним я познакомился впоследствии в Ташкенте и Бухаре и буду иметь случай поговорить о нем подробнее в дальнейшем. С Давлетшиным я встречался ранее - в Петрограде в 1916 году во время поездки туда временного генерал-губернатора по делам края и, главным образом, Хивы и позднее - в Ташкенте, куда он прибыл в свите генерала Куропаткина. Это был человек лет 55. Почти вся служба его прошла в Азиатской части Главного штаба. Он считался знатоком Туркестанского края и в качестве такового вошел в состав комитета, не предполагая, однако, в нем долго оставаться, поскольку не чувствовал, как он сам говорил, в себе призвания к политической работе. Липовского, Таксенбаева, Максудова и Иванова я почти не знал.
А. А. Давлетшин
Надеждам населения Туркестана на установление нормальной жизни в крае с прибытием Туркестанского комитета Временного правительства не суждено было осуществиться, так как местный Совдеп сразу же встал в резкую оппозицию к Комитету, тормозя его деятельность на каждом шагу. К сожалению, я не могу коснуться деталей этого антагонизма вследствие моего отъезда в Бухару. Думаю, что это было повторением в миниатюре того, что происходило в Петрограде. Перейду теперь к бухарским событиям, касаясь Ташкента постольку, поскольку я мог наблюдать за ним из Бухары.
* * *
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Материалы о Ташкенте и других населенных пунктах Сырдарьинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539147.html