От Усть-Каменогорска до Копала (из «Киргизских очерков» А.К.Гейнса)
А. К. Гейнс. Киргизские очерки // Военный сборник. 1866. № 1, 6, 7, 8.
Усть-Каменогорск весьма опрятный городок, менее чем в 4.000 жителей, имевший, однако, в 1864 году за 500.000 годового оборота. Город построен при впадении реки Ульбы в Иртыш, там, где последняя река, стесненная до тех пор горами, разливается по широкому простору степей. От Усть-Каменогорска же, вверх до Бухтармы, Иртыш сдавливается в своем течении высокими гранитными скалами, между которыми он порывисто мечется и рвется как дикий зверь, торопясь к устью Каменных гор. Говорят, многие виды в горной долине Иртыша поразительны своею величественною красотою.
Несмотря на стремительное течение в теснине, река доступна для барок, на которых и доставляется серебряная руда из Бухтармы в Усть-Каменогорск. Переправляясь через Иртыш, мы могли заметить целые горы этой руды, сложенные на правом берегу недалеко от того места, где он вырывается из гор.
Усть-Каменогорск лежит недалеко от китайской границы. Известно, что теперь в пределах Поднебесной империи идет одна из тех внутренних революций, о которых в Европе не имеют и, к счастию, никогда не будут иметь понятия. Там происходит, в настоящее время, ожесточенная борьба двух религиозных систем, что в Азии равносильно двум государственным системам: магометанской с одной стороны, буддизма и конфуциянизма с другой. Западно-китайские номады - магометане или буддисты - принимают, по-своему, деятельное участие в этой борьбе, т. е. грабят друг друга и своих врагов. Вооруженный грабеж, по преимуществу угон скота, обыкновенное средство среднеазиятской войны; в некоторых запутанных спорных случаях он даже допускается степным обычным правом. Если грабеж может быть узаконен обычаем, он называется барантою. В тех случаях, когда, путем соглашения и мировых съездов, нельзя достигнуть примирения ссорящихся, баранта, произведенная в обширных размерах на одном каком-нибудь пункте, нарушает обыкновенно спокойствие целой страны. Действительно, ограбленные номады, не видя никаких средств вознаградить себя, угоняют скот у своих ближайших и более слабых соседей; последние поступают точно так же относительно других, и баранта распространяется на далекое расстояние во все стороны. Так камень, брошенный в воду, нарушает спокойствие поверхности, и далеко во все стороны идут круги от зыби, произведенной всплеском удара.
Понятно, что наша пограничная черта, прикасающаяся к стране, где владычествуют страшная резня и баранта, не может оставаться покойною; понятно, следовательно, также, почему при выезде из Усть-Каменогорска наши тарантасы были окружены конвойными казаками.
Дорога из Усть-Каменогорска в Кокпекты, перейдя на левый берег Иртыша, сейчас же поднимается на Калбинский хребет, составляющий продолжение Алтайских гор. По мере того, как мы взъезжали выше, из-под дерна чаще и чаще стали выглядывать сперва сланцы, а потом гранит. Округленные вершины, покрытые травою, заменялись гольцами, из-за которых глядели фантастически выточенные каменные гребни, казавшиеся то темными и сумрачными, то светлыми, будто полупрозрачными. Мы большею частию ехали по узкой долине Аблайкитки, весело журчавшей посреди нависших над нею скал. Там, где ручей просачивался сквозь недоступные трещины между гор, мы делали объезды и с грехом пополам тащились по голому граниту, составляющему дно какой-нибудь теснины, обставленной высокими стенами выветрившегося гранита. Экипаж прыгал по неровному пути, и по временам лошадям нужно было делать необычайные усилия, чтобы встаскивать его по натуральной гранитной лестнице. С особенным любопытством смотрел я на наш поезд, когда экипажи снова вытягивались в долину Аблайкитки. Один за другим показывались тарантасы из узкой щели серого гранита. Глядя на них, на одежду и лица проезжающих, на всю неазиятскую их обстановку, невольно думалось о полнейшем диссонансе поезда с безлюдным спокойствием едва обитаемых гор. Кругом тарантасов гарцовали казаки, ободряя лошадей громкими криками. Чуткое эхо вторило по горам и долинам дикие вопли, и долго еще потом пустынные ущелья передразнивали живые звуки и перешептывались странно измененными голосами, будто удивляясь такому нежданному количеству проезжих.
К вечеру мы разделились. Наш председатель [Действительный статский советник Гирс, председатель Степной комиссии. - rus_turk.] с одним из членов поехали прямо на ночлег, а Г. [Полковник Гутковский. - rus_turk.] и я решились отправиться осматривать развалины, известные под именем Аблайкитских палат. Наняв верховых лошадей, мы вдвоем, сопровождаемые конвойным казаком, переводчиком и тремя киргизами, из которых один довольно хорошо говорил по-русски, поехали к развалинам. Тарантасу мы тоже приказали следовать за нами и ждать нас на берегу Аблайкитки. Пошел мелкий, но настойчивый дождик. Вершины скал оделись обрывками туч. По ущелью Аблайкитки порывисто понесся ветер, гоня перед собою песок и мелкий щебень. Прежде чем добраться до развалин, мы успели уже порядком промокнуть.
Аблайкитские развалины расположены на правом берегу Аблайкитки, называвшейся прежде Себою и получившей настоящее имя от развалин. Место пустынно и дико. Около столпились высокие горы, голые, обнаженные, покрытые по граниту гранитными же развалинами. Отдельная скала, к которой примкнули развалины, обрывисто выступает в долину и доступна только с одной стороны - от ручья; с других же сторон она ограничивается крутым обрывом, отвесно идущим до самой долины. Скала обнесена со всех сторон стеною, в сажень высотою, сделанною из плитняка. Охватывая доступную от ручья покатость, стена поднимается у обрывов наверх и смыкается там, образуя таким образом длинную и надежную непрерывную ограду. Кое-где на стене растут небольшие деревья. Внутри ограды находятся остатки двух развалин или, лучше сказать, две кучи чрезвычайно твердого кирпича, со следами известкового цемента. Тут же валяются хорошо глазурованные черепки, с какими-то на них украшениями.
Аблайкит - развалины буддийского монастыря и резиденция калмыцкого (хошоутского) хана Аблая [Кит по-тибетски значит монастырь.]. Он основан в XVII столетии. Аблай был разбит главою калмыцкого ойратства Галданом в 1671 году, вследствие чего бежал в Астрахань, где и умер. Развалины его резиденции были открыты партиею усть-каменогорских охотников при Петре I. Охотники нашли здесь множество тангутских или тибетских рукописей, которые и были пересланы в Парижскую академию. Впоследствии ученые русские путешественники вывезли из развалин другие рукописи.
Осматривая аблайкитские развалины, приходим к убеждению, что главная цель, руководившая архитектором при выборе места под резиденцию Аблая и при постройке, была чисто военная. Действительно, Аблайкит заключал сам в себе все элементы, нужные для упорной обороны. На полускале, в натуральной систерне, находится глубокое озеро сажен в семь длиною и сажени в две шириною. По покатости растет трава, которая, при значительности пространства, охваченного оградою, была способна прокармливать некоторое количество баранов. Стена охраняет всю скалу, утолщаясь в местах, подверженных нападению. Все это, вместе с крепкою постройкою стены и средствами атаки, существовавшими тогда в Средней Азии, должно было делать Аблайкит весьма сильною крепостию.
Говорят, что под развалинами фундаментов есть еще своды, в которых предполагают спрятанным оружие к другие вещи аблаевского периода. Компания, образовавшаяся в Семипалатинске, хотела произвести раскопки на месте развалин; но местное начальство не дозволило ей приступить к работе.
Вид развалин Аблайкита. Г. И. Спасский, 1818
Мы порядком промокли, а между тем холодный ветер усиливался; потому мы почли за лучшее сделать остающиеся до ночлега 20 верст верхом, чем ежиться от холода в тарантасе и дремать под вой ветра в ущельях. Стало темно, когда мы переехали на горы левого берега. От туч, затянувших небо, выступила та серая мгла, которая обыкновенно непроницаемее темноты. Такие ночи в Крыму весьма обыкновенны. Будто для увеличения сходства, только что осмотренные полуразрушившиеся горы и развалины напомнили предгория Яйлы, с византийскими и генуэзскими на них развалинами. Почти ровно десять лет тому назад, в подобные серые ночи, мы чуть слышно выходили из севастопольской ограды, чтобы, вблизи неприятельских работ, заложить несколько самовзрывных фугасов… «Такая разбойничья ночь, - сказал я товарищу, ехавшему около, - была бы находкою в Севастополе». Заслышав, что речь идет о разбойниках, киргиз, бывший с нами, попросил сдержать лошадей и не очень опережать тарантас. «Здесь народ джаман [Джаман - дурной.], - пояснил он, - темною ночью любит разбойничать, особенно байджигит [Киргизское племя Средней орды, кочующее, близ наших границ, в пределах Китая.]. Это большой разбойник. Он не боится приказа, потому что кочует в Китае».
Ветер усиливался вместе с серою темнотою. Несколько раз мы теряли дорогу, принимая полусветлую поверхность гранита за полосу дороги. Мы ехали по Бата-горе. С вершины ее стало видно несколько огоньков, мигавших внизу, - признак близости аула. Пока внимание было обращено на эти огоньки, мне показалось, что несколько человек тихо говорят у самой дороги с наветренной стороны. Почти в то же время мы отчетливо услыхали сильный шорох, будто от большого числа лошадей, быстро двигающихся по высокой траве. Тогде же со стороны шороха явственно послышались разговор и понуканье. «Что его такое?» - спросили мы у киргиза. Он крикнул несколько раз по направлению шороха. Разговор прекратился, но шорох продолжался по-прежнему. Мы остановились. Ветер рвал порывами со стороны прогоняемого табуна. Мы услыхали теперь, в нескольких шагах от себя, фырканье многих лошадей, шум от движения, два-три коротких слова. На повторенные громкие оклики нашего киргиза опять нет ответа; лишь несколько голосов стали усердно понукать табун, который и пошел прибавленною рысью. В это время подъехал наш тарантас. Один из киргизов, следовавших при нем, был послан узнать в чем дело. Прошло несколько минут. Мы услыхали какие-то крики. Посланный киргиз вернулся и стал что-то рассказывать нашему проводнику взволнованным голосом. Выслушав его, последний передал нам следующее: «Это баранта из Китая. Только подъехав к самым барантачам, наш парень заметил, что разбойники вооружены пиками и сюилами [Сюил - род длинной деревянной дубины.]. Он спросил их, откуда едут; но барантачи сами стали допрашивать, кто такой проезжает. Наш киргиз ответил, что он провожает „генералов“. Барантачи поговорили между собою, и один из них сказал: „Передай своим генералам, что мы у них ничего не брали и чтобы они, покуда целы, ехали своею дорогою“. Потом разбойники гикнули на украденный табун. По одежде парень узнал, что они байджигиты». Нам показалось неудобным дозволять разбойникам прогонять отбитый в наших пределах табун, так сказать, под носом русских офицеров. Потому мы вынули из тарантаса ружья и послали одного киргиза в аул, чтобы, на основании действующих постановлений, пригласить все мужеское население преследовать баранту. Посланный весьма скоро вернулся и пояснил, что мужчин в ауле нет. Тогда мы приказали ехать тарантасу в аул, сами же, взявши казаков и трех киргизов, порядочно вооруженных нашим оружием, поскакали во всю прыть за барантою. Сделав версты три, мы встретили зимовку. Посланный туда киргиз нашел в ней людей, которые сказали, что баранта тут не проезжала. Темно было по-прежнему. Направо и налево поднимались горы. Может быть, через них и лежат удобные пути; но как знать, где они? Разосланные в три стороны киргизы, возвращаясь из своих поисков, объясняли, что следа баранты, за темнотою и ветром, нельзя заметить. Мы поехали назад и, ориентируясь на огни аула, нашли у одной юрты тарантас. Войдя в нее, мы с удивлением увидели, что она наполнена киргизами-мужчинами… За полночь мы добрались до Санташского пикета. Здешним казакам удалось захватить одного байджигита, отставшего от разбойничьей шайки.
__________
Станица Кокпектинская. В. В. Сапожников, 1913
Через несколько дней по выезде из Усть-Каменогорска мы были в Кокпектах, городе, в котором находится окружной приказ [Станица Кокпектинская основана в 1836 году и назначена местопребыванием окружного приказа в 1844 году, а в 1854, при учреждении Семипалатинской области, переименована в город. В 1863 году в Кокпектах считаюсь 3.613 душ обоего пола, в том числе 994 магометан.]. Не думайте, впрочем, чтобы Кокпекты были в самом деле похожи на город. Много дурных русских деревень гораздо лучше Кокпектов. По сторонам широкой улицы расположились бедные хижины; разбитые стекла домов - а их в рамах не меньше цельных - заклеены или заменены бумагою. На бугорке стоит православная церковь чрезвычайно оригинальной архитектуры. На улицах грязь весьма почтенной глубины. Утонув в нее по щиколотку, стоит рогатый скот, флегматически отжевывая жвачку. В разных углах города грызутся собаки и дерутся мальчишки. На завалинках сидят, в киргизских халатах, ничего не делающие казаки. Это, впрочем, не горожане, а станичники. Горожан составляют несколько оборванных среднеазиятцев, известных во всех степях под общим именем ташкинцев. Нужно сознаться, что мне показалось, будто грустный вид Кокпектов есть результат бедности жителей, зависящей от недостатка угодий и скудости местности, на которой расположен город. Много, очень много казачьих степных станиц гораздо лучше города Кокпектов.
В пространстве от Кокпектов до Сергиополя рассыпается Тарабагатайский хребет, служащий водораздельною чертою между системами Иртыша и Балхаша. Так как здесь не устроено правильного почтового сообщения, то для нас выставлялись, по пути следования, лошади и юрты, долженствовавшие заменять станции. Дело шло уже к середине октября, и мы при ночлегах очень страдали от холода. Горы, а частию и степь, были местами покрыты снегом. Термометр Реомюра по ночам падал до 10° ниже нуля. Понятно, следовательно, почему мы с удовольствием въехали в Сергиополь, хотя при других условиях можно было только выезжать с удовольствием из подобного города. Сергиополь (бывшая станица Аягузская) победнее и похуже Кокпектов. Казачья станица напоминает еще бедную деревню, но город собственно, или так называемая Ташкинская слободка, ниже всякой критики. Несколько двориков, обнесенных оградами, посреди которых разбиты старые, закопченные юрты; несколько мазанок; несколько значительных куч грязи и навоза; несколько оборванных и грязных жителей-азият - вот и вся слободка.
Церковь в Сергиополе. Н. А. Креков, 1870-1880-е
Дорога от Сергиополя к окраине Балхаша очень типична. Местность, бывшая от Усть-Каменогорска до Сергиополя по преимуществу гористою, вскоре выравнивается, растягивается и принимает чисто степной характер. Несмотря на позднее время года, можно было заметить, что растительность здесь весьма неразнообразна; только на берегах реки Аягузки виднелись купы тальника, местами тополь и трава, достаточно густая, чтобы прокормить значительные стада. Но как только мы отделялись от реки, то въезжали в район солончаков или сыпучих песков. Последние нанесены буграми, на которых кое-где растет пучками трава. По этим пескам летом ползает множество разнообразных змей, бегают ящерицы и живут в большом количестве степные рябчики. На местах, где песок прикрепился к почве, растут очень высокое чий и чингиль, древовидный куст, употребляемый киргизами на топливо; кроме того, попадается джигда (Eleagnus angustifolia), ягодами которой питаются фазаны, почему ее присутствие в какой-нибудь местности есть верный признак того, что тут же живут и фазаны.
<…>
Дорога в Арганатинском ущелье. Н. А. Креков, 1877-1878
На широте Балхаша мы поднялись на Арганатинские горы (аркан-аты - прям как канат), составляющие как бы последнюю ступень поднятия, сопровождавшего образование среднеазиятских гор. С вершины Арганатов открывается разом вся громадная линия Джунгарского Алатау. Горы поднимаются будто из мглы марева и становятся ясно видны уже на значительной высоте. Громадные вершины, покрытые вечным снегом, точно сквозят и кажутся какими-то фантастическими хрустальными дворцами. Ниже их можно было различить то широкие снежные поляны, то обрывистые уступы, опорошенные снегом. Глубокие вертикальные впадины кажутся темно-синего цвета и чрезвычайно живописно оттеняют яркую белизну покатостей и вершин. Горы блестяще-белые наверху постепенно темнеют по мере приближения внизу: там меньше снегу. Еще ниже они смутно и неопределенно сливаются с воздухом. Вечером, когда заходящее солнце ударяло светом на блестящие белки, картина гор стала чрезвычайно живописною. На прозрачном фиолетовом небе рисовались губчатые вершины, точно исполинские рубины и сапфиры, точно затейливые кружева, раскрашенные всеми красками, от белого до розового, синего и черного цветов. Солнце постепенно потухало, а вместе с тем и краски меняли мало-помалу свои цвета. Низ гор мало-помалу погружался в темную синеву, и когда солнце скрылось совершенно, от этого хребта, теперь спрятавшегося совершенно в полупрозрачную мглу, остались одни только вершины, облитые ярким блеском, будто высоко зажженные светочи.
Вскоре мы были на берегу реки Лепсы [Лепса - наибольшая река Семиреченского края; берет начало с вечных снегов Джунгарского Алатау (с горы Кукэ-том), а впадает в озеро Балхаш. Самое широкое место Лепсы не более 50 сажен; глубина около 9 фут. «Географическо-статистический словарь Российской империи», П. Семенова.]. У Лепсинского пикета она шириною сажен в тридцать и довольно глубока. Берега ее поросли чингилем, джигдою и камышом колоссальных размеров. В разных местах по берегам реки виднелись огоньки аулов. Воздух был теплый и мягкий, точно у нас в конце августа. Общее впечатление, производимое рекою, очень приятно и напоминает Качу, Альму, Салгир, хорошие крымские реки.
<…>
Мы опять поднялись на большую высоту, с которой открылась долина реки Лепсы, остававшаяся у нас до сих пор в правой руке. В этом месте она очень напоминает крымские реки. Берега реки обставлены высокими тополями, у которых были разбросаны юрты. Черный их цвет показывал, что владельцы юрт не весьма богаты. Около юрт, по широкой долине, бродили немногочисленные стада. Проводник сказал нам, что эти юрты принадлежат большею частию чала-казакам. Чала-казаками здесь называются метисы от среднеазиятцев и киргизов. Прежде чала-казаки не платили податей. Достаточно было назваться этим именем, и можно было жить целые годы не только совершенно спокойно, но и не нести никаких повинностей относительно страны, в которой живешь. Выгоды, сопряженные с положением чала-казаков, увеличивали каждогодно их число; наконец под этим именем стали скрываться много наших беглых татар и солдат. В 1851 году был возбужден вопрос об обложении чала-казаков податями и о приписке их к киргизским волостям. Вероятно, теперь число чала-казаков не будет увеличиваться. Понятно, следовательно, почему чала-казаки жили большею частию в горах, в ущельях, в труднодоступных речных долинах, одним словом, там, где в соседстве были надежные убежища от беспокойных властей. Вероятно, таким образом нужно объяснить себе и значительное число чала-казаков, поселившихся в верхних частях Лепсинской долины.
<…>
С последней вершины предгорий можно было рассмотреть внизу, в долине Лепсы, несколько огоньков. Оттуда слышался лай: это станица. Съехав с крутого спуска, мы очутились на дне котловины, образованной Лепсою. Здесь было тепло и хорошо. Полное безветрие и тишина позволяли различать то привлекательное журчание, с которым пробегают по своему каменистому и быстро падающему дну горные реки. Несколько раз мы переезжали через рукава Лепсы и вброд, и по мостикам, перекинутым над более стремительными из них: потом наша кавалькада вступила в улицы Лепсинской станицы. Товарищи еще не приезжали.
Станица Лепсинская. Дом уездного начальника и казначейство. 1883
__________
Лепсинская станица, или, как ее называют киргизы, Чубар-Агач [Чубар-Агач в переводе значит смешанный лес. Так называлось урочище, на котором построена Лепсинская станица.], едва ли не самое цветущее поселение в степях. Местность, в которой она лежит, чрезвычайно живописна. Плодоносная долина Лепсы шириною в несколько верст. Разбившись на несколько ручьев, река шумит, катя свою аквамариновую воду между высоких тополей. Кругом теснятся горы: на левом берегу долины поднимает высокие пики главный хребет; направо возвышаются темные предгория, которые мы переехали вчера. Станица весьма опрятна, велика и хорошо устроена. Богатство жителей находится в зависимости от очень многих причин. Черноземная почва на предгориях не требует ирригаций, и без поливки, которая так затрудняет среднеазиятское земледелие, дает баснословные урожаи. Особенно хороши бывают урожаи проса, пшеницы и ярицы. Богатые сенокосы покрывают всю долину. Несмотря на безжалостное истребление лесов, которыми покрыты горы, дерева на постройки и топлива, вероятно, хватит еще на настоящее поколение. Окрестные горы обилуют всякого рода дичью. Но все эти богатства ничтожны по сравнению с выгодами, доставляемыми жителям пчеловодством. Лепсинский мед, благодаря обилию душистых трав и цветов в долинах, чрезвычайно ароматен.
Пасека около гор. Лепсинска. А. И. Туполев, 1880-е
Так как пчеловодству, по всем соображениям, вероятно, предстоит блестящая будущность в наших южных степных поселениях, то, может быть, не лишнее привести краткую историю развития пчеловодства в Томской губернии, откуда оно и перешло в степи.
Между 1764 и 1770 годами, в окрестности Усть-Каменогорской крепости были присланы на поселение крестьяне, которые жили сначала в России, но потом бежали в Польшу как придерживавшиеся старой веры. Во время войны против конфедератов беглецы были открыты нашими войсками и отправлены, в числе нескольких тысяч семейств, на поселение в Южную Сибирь, где их называли поляками. Близ Усть-Каменогорска два таких поселения: Бобровское и Секисовское. В 1776 году главный доктор пограничных войск, Беренс, осматривая военные госпитали, был в этих двух селениях, жители которых заявили ему о своем желании заниматься пчеловодством, как в прежнем месте жительства. Так как местность, где расположены селения, богата растительностию, то в 1777 году, по настоянию Беренса, привезены были из Башкирии 30 колод пчел, которые и розданы по рукам в Бобровском и Секисовском селениях. Впрочем, ульи считались казенными, вследствие чего, несмотря на то, что в первый же год каждая колода дала по три роя, пчелы погибли от излишнего и нерасчетливого вынимания меда.
В 1792 году командир драгунского полка, квартировавшего в Усть-Каменогорске, Аршеневский, выписал из Оренбурга 50 колод пчел и, при помощи знающего пчеловода, успел завести пасеку. Успех был полный. После того Аршеневский стал продавать пчел, а бедным из числа жителей Бобровского и Секисовского селений, знакомым уже с пчеловодством, раздавал их и даром. На этот раз пчеловодство здесь привилось. С течением времени оно распространилось из Усть-Каменогорска по южной части Томской губернии и в степях [Первоначально заведено было пчеловодство около Томска и Кузнецка. См. статью г. Абрамова «Устькаменогорск в 1861 году» в «Записках И. р. географического общества».].
В Лепсинскую станицу пчелы завезены с Бийской линии казаками, пришедшими оттуда для ее заселения. О выгодах, доставляемых здесь пчеловодством, можно судить по следующему факту: казак, в доме которого стоял наш председатель, купил четыре года тому назад восемь колод пчел; они роились так хорошо, что теперь у казака до 400 колод, дающих 150 пудов меда ежегодно.
В 1865 году пуд меда стоил в Лепсинской станице 5 руб. сер.; пуд воска - 14 руб. сер. Покупали оптом и враздробь русские купцы, татары и киргизы. Так как мед составляет любимую приправу среднеазиятской кухни, то сбыт его в степях всегда обеспечен. Несмотря на то, что в станице 500 домов и почти каждый казак имеет пасеку, требование на мед превосходило предложение. Таким образом, при небольшом труде, благосостояние жителей Лепсинской станицы было бы совершенно обеспечено, если бы не наша всероссийская язва - пьянство. «Пьяное это место Лепса, - говорил казак Дмитрий, когда мы въезжали в станицу, - когда ни приедешь, все песни да песни, и поют тут по кабакам целую ночь насквозь».
Как ни удобна для пчеловодства Чубар-Агачская долина, однако пчелы водятся еще лучше в верховьях реки Тентека, лежащих немного восточнее Лепсинской станицы. Одна старуха говорила мне, будто на Тентеке дикие пчелы водились до прибытия сюда русских; во всяком случае верно то, что теперь они держатся там в большом числе. Лепсинские казаки ездят туда брать рои и вырезывать мед. В последнее время, в ущельях по долине Тентека завелись и казачьи пасеки.
__________
Из Лепсинской станицы мы поехали в Копал, опять-таки верхом. Останавливаясь в аулах у людей разных состояний и изучая таким образом киргизскую жизнь, мы ехали параллельно Алатавскому хребту, следовательно, и параллельно дороге из Лепсы к Гасфордовскому перевалу.
Страна, в которой мы теперь находились, известна в Средней Азии под именем Семиречья, Джиты-су. Семиреченский край граничит к северу Балхашско-Алакульскою низиною и озером Балхашем; на юго-западе граница будет идти по реке Иле, а на юго-востоке по Джунгарскому Алатау. В очерченном пространстве протекает семь рек, давших название краю: Лепса, Баскан, Саркан, Аксу, Бион, Каратал и Коксу, из которых каждая берет начало в вечных снегах северо-западного склона Алатау. Караваны, следующие из Средней Азии, рассчитывают, что между Балхашем и Алатау им надобно перейти вброд семь рек, которые во время таяния снегов в горах обращаются в стремительные потоки, опасные для переправы. Такая характеристическая особенность маршрута по стране, лежащей в северу от Джунгарского Алатау, и заставила среднеазиятских купцов отличать эту часть степей типическим именем Семиречья [Река Или в счет семи рек не входит. Она во всем отлична от семи горных рек, поименованных выше. Или значительно шире всех, глубже, никогда не переходима вброд и судоходна от китайского города Кульджи до озера Балхаша, т. е. на расстоянии около 700 верст.].
Ст. Абакумовская. В. В. Сапожников, 1902
Переправившись через несколько рукавов реки Аксу, мы выехали на почтовую дорогу у Абакумовского пикета. Он назван так по имени покойного командира 10-го казачьего полка подполковника Абакумова, бывшего в то же время и военно-окружным начальником Копальского округа. Когда русские войска, перевалив через предгория Алатавского хребта, основали, в 1849 году, Копальское укрепление, необходимо было отыскать удобное и некружное сообщение между долиною Копалки и Семиреченским краем. Тогдашний генерал-губернатор Западной Сибири генерал Гасфорд поручил командиру 10-го казачьего полка подполковнику Абакумову разыскать этот путь. Его приказание было исполнено самым добросовестным образом. Близ места, где ныне построен Абакумовский пикет, предгория Джунгарского Алатау понижаются и тянутся к западу под именем Каратау (черные горы). Здесь в одном месте незначительный ручей, текущий в Аксу, промыл глубокую щель, которая была разработана Абакумовым и обращена в удобную дорогу.
Гасфортов перевал. Н. А. Креков, 1877-1878
С Абакумовского пикета, удобно меблированного подполковником Абакумовым на свой счет, мы стали подниматься в гору. На некоторой высоте дорога, полотно которой сложено местами из плитняка, начинает подниматься зигзагами. По бокам обрывисто поднимаются скалы, состоящие из кремнистого сланца. Извилистая дорога теряется впереди между скал, которые задвигаются одна за другую, будто театральные кулисы. Узорчатыми зубцами висела на них оторочка из поломанных сланцев, которые, смотря по повороту дороги, то показывали свою плоскую поверхность, треснувшую в разных направлениях по прямым пересекающимся линиям, и тогда казалось, будто вся высокая стена сложена из правильно обточенных камней, то они, т. е. сланцы, поворачивались ребром к дороге, обнаруживая тонкие разноцветные слои. Красота перевала увеличивается еще оттого, что сланцы обеих стен, поднимающихся над дорогою, кирпичного цвета, вероятно, от охры. По дороге взад и вперед тянулись обозы, ехали верховые киргизы, шли навьюченные верблюды; одним словом, перевал, как кратчайший и удобнейший доступ в Большую орду, очень оживлен. Перевал назван Гасфордовским - честь, совершенно заслуженная бывшим генерал-губернатором за проведение такого капитального пути. При этом нельзя забывать, что проложение перевала стоило всего 600 руб. сер., конечно, не считая труда золотых рук русского солдата.
С вершины Каратау в одну сторону открывается далекий вид на бесконечную степь, замыкаемую вдали как облачко синеющими Арганатинскими горами; в другую сторону, южную, была видна громадная линия Джунгарского Алатау.
Выселок Арасанский. Н. А. Креков, 1877-1878
В Арасанском выселке, лежащем на южной покатости Каратау, нас ждали тарантасы. Этот выселок весьма невелик. Около протекает неширокая, но быстрая река Бион. На севере от выселка поднимается темный Каратау, через который мы перевалили; на юге нависает над долиною Бионя, во всей своей красоте, Алатау, коронованный вечными снегами. Около Арасанского выселка находятся серные минеральные ключи [По разложению доктора Залуговского, оба арасанские ключа одинаковы и состоят из сернистого газа, серной кислоты в свободном состоянии, угольной кислоты, серы, кремнезема, сернокислых: магнезии, натра, кали, хлористого магния, кальция и хлористого натрия. См. «Арасанские минеральные ключи в Семипалатинской области» Н. Абрамова. Издание Географического общества 1858 года. № 6.]. Арасанами в местностях, где кочевали прежде монгольские племена, назывались всякие минеральные воды. Слово «арасан» монгольское, значит теплые или, как переводят другие, священные воды. Употребление вод было известно номадам, кочевавшим в этих местах. Калмыки и другие монгольские племена строили у целебных источников ванны, купались в них и ставили тут грубые статуи и бурханы. Арасанский серный ключ, о котором идет теперь речь, лежит у южной покатости Каратау. Источник бьет из-под земли двумя ключами; в одном, при выходе, +28,5 по Реомюру, в другом +27°. Источник обстроен зданиями; кругом разбит садик, в котором принялись урюковые (абрикосовые) деревья, привезенные из Кульджи.
Во время наших странствований по аулам, я чрезвычайно страдал от насекомых, и «пехоты», и «кавалерии», которыми переполнена всякая киргизская юрта. Бывали ночи, в течение которых мои руки и ноги горели как в огне. Теперь, несмотря на холодную погоду, несмотря на то, что от Арасана нам нужно было ехать далее в тарантасе, я решился идти выкупаться в серный источник. Самый источник глубиною до 1¾ аршина. Опаловый цвет минеральной воды очень красив; газы выходят беспрерывно на поверхность в виде пузырьков, распространяя запах сернистого водорода. При внешней температуре в 1,5°, термометр, опущенный в источник, показал 25,5°. К ночи того же числа мы были в Копале.
Город Копал. Н. А. Креков, 1877-1878
Копал лежит у подошвы Джунгарского Алатау, на плоскогории в 3.200 футов абсолютной высоты. Поблизости протекают речка Копалка и ручей Тамбичулак. Копал основан в 1849 году с тою целию, чтобы поддерживать порядок в Большой орде, подчинившейся три года тому назад. Первоначально население состояло из двух сотен казачьего полка, который подполковник Абакумов привел с Бийской линии [Из полка, пришедшего с Бийской линии с Абакумовым, две сотни были поселены в Копале, две сотни в Кокпектах и две в Аягузе (нынешнем Сергиополе); остальные две сотни было предположено поселить на Каратале, но это предположение отменено. Потому одна сотня отправлена в Кокпекты, другая в Копал. Впоследствии кокпектинские сотни перечислены в другой полк.]. Потом в новой станице поселились разночинцы, татары и ташкинцы. В 1854 году Копальская станица переименована в город, большой и чистый для степи. Казачья слобода, разбросанная на левом берегу Тамчибулака, велика и опрятна; только обилие сазов (горных болот), образовавшихся посреди самой станицы, производит упорные лихорадки. Крепостца лежит за городом и более чем сильна для степей и таких неприятелей, как среднеазиятские номады. Татарская слободка хорошо отстроена. Торговые ряды, лежащие между крепостию, казачьею слободою и городом, довольно грязны; но чрезвычайно важно то, что в них заметна кое-какая деятельность [В 1863 году в Копале считалось 5.988 душ обоего пола, в том числе 3.794 мужского пола. Магометан было 689 человек. Главный предмет занятия жителей - земледелие. В городе православных церквей 2, мечеть 1, домов 613, лавок 20. Ежегодный оборот Копала доходит до 500.000 р. сер.].
В истории развития Копала замечается странная непоследовательность. Через несколько лет после своего основания он был, относительно, уже довольно значительным пунктом. Затем последовал некоторый застой; теперь же являются симптомы упадка. Это зависит от многих временных и постоянно действующих причин. К числу первых нужно отнести восстание мусульман, или дунгеней, в Западном Китае, уничтожившее всякую торговлю с Китаем. Некоторые из других причин, действующих невыгодно на развитие Копала, могли бы быть устранены. Когда мы заняли Копал, все покатости окрестных гор были покрыты густым лесом. Первые колонисты безжалостно валили столетних исполинов, чтобы построить дома, загоны, бани, риги, даже заборы из толстых срубов. Когда ближайшие леса были уничтожены дотла, до выкопанных корней, так что человек, придя на место, где прежде рос лес, не видит ни одного прутика, стали ездить за лесом далее в горы. Теперь лесные дачи Копала лежат за 25 верст от города, в труднодоступных ущельях, служащих источниками обеим Копалкам.
Другие отрывки из сочинений А. К. Гейнса: https://rus-turk.livejournal.com/537572.html
О населенных пунктах Семипалатинской области: https://rus-turk.livejournal.com/548880.html
О населенных пунктах Семиреченской области: https://rus-turk.livejournal.com/555456.html
Усть-Каменогорск весьма опрятный городок, менее чем в 4.000 жителей, имевший, однако, в 1864 году за 500.000 годового оборота. Город построен при впадении реки Ульбы в Иртыш, там, где последняя река, стесненная до тех пор горами, разливается по широкому простору степей. От Усть-Каменогорска же, вверх до Бухтармы, Иртыш сдавливается в своем течении высокими гранитными скалами, между которыми он порывисто мечется и рвется как дикий зверь, торопясь к устью Каменных гор. Говорят, многие виды в горной долине Иртыша поразительны своею величественною красотою.
Несмотря на стремительное течение в теснине, река доступна для барок, на которых и доставляется серебряная руда из Бухтармы в Усть-Каменогорск. Переправляясь через Иртыш, мы могли заметить целые горы этой руды, сложенные на правом берегу недалеко от того места, где он вырывается из гор.
Усть-Каменогорск лежит недалеко от китайской границы. Известно, что теперь в пределах Поднебесной империи идет одна из тех внутренних революций, о которых в Европе не имеют и, к счастию, никогда не будут иметь понятия. Там происходит, в настоящее время, ожесточенная борьба двух религиозных систем, что в Азии равносильно двум государственным системам: магометанской с одной стороны, буддизма и конфуциянизма с другой. Западно-китайские номады - магометане или буддисты - принимают, по-своему, деятельное участие в этой борьбе, т. е. грабят друг друга и своих врагов. Вооруженный грабеж, по преимуществу угон скота, обыкновенное средство среднеазиятской войны; в некоторых запутанных спорных случаях он даже допускается степным обычным правом. Если грабеж может быть узаконен обычаем, он называется барантою. В тех случаях, когда, путем соглашения и мировых съездов, нельзя достигнуть примирения ссорящихся, баранта, произведенная в обширных размерах на одном каком-нибудь пункте, нарушает обыкновенно спокойствие целой страны. Действительно, ограбленные номады, не видя никаких средств вознаградить себя, угоняют скот у своих ближайших и более слабых соседей; последние поступают точно так же относительно других, и баранта распространяется на далекое расстояние во все стороны. Так камень, брошенный в воду, нарушает спокойствие поверхности, и далеко во все стороны идут круги от зыби, произведенной всплеском удара.
Понятно, что наша пограничная черта, прикасающаяся к стране, где владычествуют страшная резня и баранта, не может оставаться покойною; понятно, следовательно, также, почему при выезде из Усть-Каменогорска наши тарантасы были окружены конвойными казаками.
Дорога из Усть-Каменогорска в Кокпекты, перейдя на левый берег Иртыша, сейчас же поднимается на Калбинский хребет, составляющий продолжение Алтайских гор. По мере того, как мы взъезжали выше, из-под дерна чаще и чаще стали выглядывать сперва сланцы, а потом гранит. Округленные вершины, покрытые травою, заменялись гольцами, из-за которых глядели фантастически выточенные каменные гребни, казавшиеся то темными и сумрачными, то светлыми, будто полупрозрачными. Мы большею частию ехали по узкой долине Аблайкитки, весело журчавшей посреди нависших над нею скал. Там, где ручей просачивался сквозь недоступные трещины между гор, мы делали объезды и с грехом пополам тащились по голому граниту, составляющему дно какой-нибудь теснины, обставленной высокими стенами выветрившегося гранита. Экипаж прыгал по неровному пути, и по временам лошадям нужно было делать необычайные усилия, чтобы встаскивать его по натуральной гранитной лестнице. С особенным любопытством смотрел я на наш поезд, когда экипажи снова вытягивались в долину Аблайкитки. Один за другим показывались тарантасы из узкой щели серого гранита. Глядя на них, на одежду и лица проезжающих, на всю неазиятскую их обстановку, невольно думалось о полнейшем диссонансе поезда с безлюдным спокойствием едва обитаемых гор. Кругом тарантасов гарцовали казаки, ободряя лошадей громкими криками. Чуткое эхо вторило по горам и долинам дикие вопли, и долго еще потом пустынные ущелья передразнивали живые звуки и перешептывались странно измененными голосами, будто удивляясь такому нежданному количеству проезжих.
К вечеру мы разделились. Наш председатель [Действительный статский советник Гирс, председатель Степной комиссии. - rus_turk.] с одним из членов поехали прямо на ночлег, а Г. [Полковник Гутковский. - rus_turk.] и я решились отправиться осматривать развалины, известные под именем Аблайкитских палат. Наняв верховых лошадей, мы вдвоем, сопровождаемые конвойным казаком, переводчиком и тремя киргизами, из которых один довольно хорошо говорил по-русски, поехали к развалинам. Тарантасу мы тоже приказали следовать за нами и ждать нас на берегу Аблайкитки. Пошел мелкий, но настойчивый дождик. Вершины скал оделись обрывками туч. По ущелью Аблайкитки порывисто понесся ветер, гоня перед собою песок и мелкий щебень. Прежде чем добраться до развалин, мы успели уже порядком промокнуть.
Аблайкитские развалины расположены на правом берегу Аблайкитки, называвшейся прежде Себою и получившей настоящее имя от развалин. Место пустынно и дико. Около столпились высокие горы, голые, обнаженные, покрытые по граниту гранитными же развалинами. Отдельная скала, к которой примкнули развалины, обрывисто выступает в долину и доступна только с одной стороны - от ручья; с других же сторон она ограничивается крутым обрывом, отвесно идущим до самой долины. Скала обнесена со всех сторон стеною, в сажень высотою, сделанною из плитняка. Охватывая доступную от ручья покатость, стена поднимается у обрывов наверх и смыкается там, образуя таким образом длинную и надежную непрерывную ограду. Кое-где на стене растут небольшие деревья. Внутри ограды находятся остатки двух развалин или, лучше сказать, две кучи чрезвычайно твердого кирпича, со следами известкового цемента. Тут же валяются хорошо глазурованные черепки, с какими-то на них украшениями.
Аблайкит - развалины буддийского монастыря и резиденция калмыцкого (хошоутского) хана Аблая [Кит по-тибетски значит монастырь.]. Он основан в XVII столетии. Аблай был разбит главою калмыцкого ойратства Галданом в 1671 году, вследствие чего бежал в Астрахань, где и умер. Развалины его резиденции были открыты партиею усть-каменогорских охотников при Петре I. Охотники нашли здесь множество тангутских или тибетских рукописей, которые и были пересланы в Парижскую академию. Впоследствии ученые русские путешественники вывезли из развалин другие рукописи.
Осматривая аблайкитские развалины, приходим к убеждению, что главная цель, руководившая архитектором при выборе места под резиденцию Аблая и при постройке, была чисто военная. Действительно, Аблайкит заключал сам в себе все элементы, нужные для упорной обороны. На полускале, в натуральной систерне, находится глубокое озеро сажен в семь длиною и сажени в две шириною. По покатости растет трава, которая, при значительности пространства, охваченного оградою, была способна прокармливать некоторое количество баранов. Стена охраняет всю скалу, утолщаясь в местах, подверженных нападению. Все это, вместе с крепкою постройкою стены и средствами атаки, существовавшими тогда в Средней Азии, должно было делать Аблайкит весьма сильною крепостию.
Говорят, что под развалинами фундаментов есть еще своды, в которых предполагают спрятанным оружие к другие вещи аблаевского периода. Компания, образовавшаяся в Семипалатинске, хотела произвести раскопки на месте развалин; но местное начальство не дозволило ей приступить к работе.
Вид развалин Аблайкита. Г. И. Спасский, 1818
Мы порядком промокли, а между тем холодный ветер усиливался; потому мы почли за лучшее сделать остающиеся до ночлега 20 верст верхом, чем ежиться от холода в тарантасе и дремать под вой ветра в ущельях. Стало темно, когда мы переехали на горы левого берега. От туч, затянувших небо, выступила та серая мгла, которая обыкновенно непроницаемее темноты. Такие ночи в Крыму весьма обыкновенны. Будто для увеличения сходства, только что осмотренные полуразрушившиеся горы и развалины напомнили предгория Яйлы, с византийскими и генуэзскими на них развалинами. Почти ровно десять лет тому назад, в подобные серые ночи, мы чуть слышно выходили из севастопольской ограды, чтобы, вблизи неприятельских работ, заложить несколько самовзрывных фугасов… «Такая разбойничья ночь, - сказал я товарищу, ехавшему около, - была бы находкою в Севастополе». Заслышав, что речь идет о разбойниках, киргиз, бывший с нами, попросил сдержать лошадей и не очень опережать тарантас. «Здесь народ джаман [Джаман - дурной.], - пояснил он, - темною ночью любит разбойничать, особенно байджигит [Киргизское племя Средней орды, кочующее, близ наших границ, в пределах Китая.]. Это большой разбойник. Он не боится приказа, потому что кочует в Китае».
Ветер усиливался вместе с серою темнотою. Несколько раз мы теряли дорогу, принимая полусветлую поверхность гранита за полосу дороги. Мы ехали по Бата-горе. С вершины ее стало видно несколько огоньков, мигавших внизу, - признак близости аула. Пока внимание было обращено на эти огоньки, мне показалось, что несколько человек тихо говорят у самой дороги с наветренной стороны. Почти в то же время мы отчетливо услыхали сильный шорох, будто от большого числа лошадей, быстро двигающихся по высокой траве. Тогде же со стороны шороха явственно послышались разговор и понуканье. «Что его такое?» - спросили мы у киргиза. Он крикнул несколько раз по направлению шороха. Разговор прекратился, но шорох продолжался по-прежнему. Мы остановились. Ветер рвал порывами со стороны прогоняемого табуна. Мы услыхали теперь, в нескольких шагах от себя, фырканье многих лошадей, шум от движения, два-три коротких слова. На повторенные громкие оклики нашего киргиза опять нет ответа; лишь несколько голосов стали усердно понукать табун, который и пошел прибавленною рысью. В это время подъехал наш тарантас. Один из киргизов, следовавших при нем, был послан узнать в чем дело. Прошло несколько минут. Мы услыхали какие-то крики. Посланный киргиз вернулся и стал что-то рассказывать нашему проводнику взволнованным голосом. Выслушав его, последний передал нам следующее: «Это баранта из Китая. Только подъехав к самым барантачам, наш парень заметил, что разбойники вооружены пиками и сюилами [Сюил - род длинной деревянной дубины.]. Он спросил их, откуда едут; но барантачи сами стали допрашивать, кто такой проезжает. Наш киргиз ответил, что он провожает „генералов“. Барантачи поговорили между собою, и один из них сказал: „Передай своим генералам, что мы у них ничего не брали и чтобы они, покуда целы, ехали своею дорогою“. Потом разбойники гикнули на украденный табун. По одежде парень узнал, что они байджигиты». Нам показалось неудобным дозволять разбойникам прогонять отбитый в наших пределах табун, так сказать, под носом русских офицеров. Потому мы вынули из тарантаса ружья и послали одного киргиза в аул, чтобы, на основании действующих постановлений, пригласить все мужеское население преследовать баранту. Посланный весьма скоро вернулся и пояснил, что мужчин в ауле нет. Тогда мы приказали ехать тарантасу в аул, сами же, взявши казаков и трех киргизов, порядочно вооруженных нашим оружием, поскакали во всю прыть за барантою. Сделав версты три, мы встретили зимовку. Посланный туда киргиз нашел в ней людей, которые сказали, что баранта тут не проезжала. Темно было по-прежнему. Направо и налево поднимались горы. Может быть, через них и лежат удобные пути; но как знать, где они? Разосланные в три стороны киргизы, возвращаясь из своих поисков, объясняли, что следа баранты, за темнотою и ветром, нельзя заметить. Мы поехали назад и, ориентируясь на огни аула, нашли у одной юрты тарантас. Войдя в нее, мы с удивлением увидели, что она наполнена киргизами-мужчинами… За полночь мы добрались до Санташского пикета. Здешним казакам удалось захватить одного байджигита, отставшего от разбойничьей шайки.
__________
Станица Кокпектинская. В. В. Сапожников, 1913
Через несколько дней по выезде из Усть-Каменогорска мы были в Кокпектах, городе, в котором находится окружной приказ [Станица Кокпектинская основана в 1836 году и назначена местопребыванием окружного приказа в 1844 году, а в 1854, при учреждении Семипалатинской области, переименована в город. В 1863 году в Кокпектах считаюсь 3.613 душ обоего пола, в том числе 994 магометан.]. Не думайте, впрочем, чтобы Кокпекты были в самом деле похожи на город. Много дурных русских деревень гораздо лучше Кокпектов. По сторонам широкой улицы расположились бедные хижины; разбитые стекла домов - а их в рамах не меньше цельных - заклеены или заменены бумагою. На бугорке стоит православная церковь чрезвычайно оригинальной архитектуры. На улицах грязь весьма почтенной глубины. Утонув в нее по щиколотку, стоит рогатый скот, флегматически отжевывая жвачку. В разных углах города грызутся собаки и дерутся мальчишки. На завалинках сидят, в киргизских халатах, ничего не делающие казаки. Это, впрочем, не горожане, а станичники. Горожан составляют несколько оборванных среднеазиятцев, известных во всех степях под общим именем ташкинцев. Нужно сознаться, что мне показалось, будто грустный вид Кокпектов есть результат бедности жителей, зависящей от недостатка угодий и скудости местности, на которой расположен город. Много, очень много казачьих степных станиц гораздо лучше города Кокпектов.
В пространстве от Кокпектов до Сергиополя рассыпается Тарабагатайский хребет, служащий водораздельною чертою между системами Иртыша и Балхаша. Так как здесь не устроено правильного почтового сообщения, то для нас выставлялись, по пути следования, лошади и юрты, долженствовавшие заменять станции. Дело шло уже к середине октября, и мы при ночлегах очень страдали от холода. Горы, а частию и степь, были местами покрыты снегом. Термометр Реомюра по ночам падал до 10° ниже нуля. Понятно, следовательно, почему мы с удовольствием въехали в Сергиополь, хотя при других условиях можно было только выезжать с удовольствием из подобного города. Сергиополь (бывшая станица Аягузская) победнее и похуже Кокпектов. Казачья станица напоминает еще бедную деревню, но город собственно, или так называемая Ташкинская слободка, ниже всякой критики. Несколько двориков, обнесенных оградами, посреди которых разбиты старые, закопченные юрты; несколько мазанок; несколько значительных куч грязи и навоза; несколько оборванных и грязных жителей-азият - вот и вся слободка.
Церковь в Сергиополе. Н. А. Креков, 1870-1880-е
Дорога от Сергиополя к окраине Балхаша очень типична. Местность, бывшая от Усть-Каменогорска до Сергиополя по преимуществу гористою, вскоре выравнивается, растягивается и принимает чисто степной характер. Несмотря на позднее время года, можно было заметить, что растительность здесь весьма неразнообразна; только на берегах реки Аягузки виднелись купы тальника, местами тополь и трава, достаточно густая, чтобы прокормить значительные стада. Но как только мы отделялись от реки, то въезжали в район солончаков или сыпучих песков. Последние нанесены буграми, на которых кое-где растет пучками трава. По этим пескам летом ползает множество разнообразных змей, бегают ящерицы и живут в большом количестве степные рябчики. На местах, где песок прикрепился к почве, растут очень высокое чий и чингиль, древовидный куст, употребляемый киргизами на топливо; кроме того, попадается джигда (Eleagnus angustifolia), ягодами которой питаются фазаны, почему ее присутствие в какой-нибудь местности есть верный признак того, что тут же живут и фазаны.
<…>
Дорога в Арганатинском ущелье. Н. А. Креков, 1877-1878
На широте Балхаша мы поднялись на Арганатинские горы (аркан-аты - прям как канат), составляющие как бы последнюю ступень поднятия, сопровождавшего образование среднеазиятских гор. С вершины Арганатов открывается разом вся громадная линия Джунгарского Алатау. Горы поднимаются будто из мглы марева и становятся ясно видны уже на значительной высоте. Громадные вершины, покрытые вечным снегом, точно сквозят и кажутся какими-то фантастическими хрустальными дворцами. Ниже их можно было различить то широкие снежные поляны, то обрывистые уступы, опорошенные снегом. Глубокие вертикальные впадины кажутся темно-синего цвета и чрезвычайно живописно оттеняют яркую белизну покатостей и вершин. Горы блестяще-белые наверху постепенно темнеют по мере приближения внизу: там меньше снегу. Еще ниже они смутно и неопределенно сливаются с воздухом. Вечером, когда заходящее солнце ударяло светом на блестящие белки, картина гор стала чрезвычайно живописною. На прозрачном фиолетовом небе рисовались губчатые вершины, точно исполинские рубины и сапфиры, точно затейливые кружева, раскрашенные всеми красками, от белого до розового, синего и черного цветов. Солнце постепенно потухало, а вместе с тем и краски меняли мало-помалу свои цвета. Низ гор мало-помалу погружался в темную синеву, и когда солнце скрылось совершенно, от этого хребта, теперь спрятавшегося совершенно в полупрозрачную мглу, остались одни только вершины, облитые ярким блеском, будто высоко зажженные светочи.
Вскоре мы были на берегу реки Лепсы [Лепса - наибольшая река Семиреченского края; берет начало с вечных снегов Джунгарского Алатау (с горы Кукэ-том), а впадает в озеро Балхаш. Самое широкое место Лепсы не более 50 сажен; глубина около 9 фут. «Географическо-статистический словарь Российской империи», П. Семенова.]. У Лепсинского пикета она шириною сажен в тридцать и довольно глубока. Берега ее поросли чингилем, джигдою и камышом колоссальных размеров. В разных местах по берегам реки виднелись огоньки аулов. Воздух был теплый и мягкий, точно у нас в конце августа. Общее впечатление, производимое рекою, очень приятно и напоминает Качу, Альму, Салгир, хорошие крымские реки.
<…>
Мы опять поднялись на большую высоту, с которой открылась долина реки Лепсы, остававшаяся у нас до сих пор в правой руке. В этом месте она очень напоминает крымские реки. Берега реки обставлены высокими тополями, у которых были разбросаны юрты. Черный их цвет показывал, что владельцы юрт не весьма богаты. Около юрт, по широкой долине, бродили немногочисленные стада. Проводник сказал нам, что эти юрты принадлежат большею частию чала-казакам. Чала-казаками здесь называются метисы от среднеазиятцев и киргизов. Прежде чала-казаки не платили податей. Достаточно было назваться этим именем, и можно было жить целые годы не только совершенно спокойно, но и не нести никаких повинностей относительно страны, в которой живешь. Выгоды, сопряженные с положением чала-казаков, увеличивали каждогодно их число; наконец под этим именем стали скрываться много наших беглых татар и солдат. В 1851 году был возбужден вопрос об обложении чала-казаков податями и о приписке их к киргизским волостям. Вероятно, теперь число чала-казаков не будет увеличиваться. Понятно, следовательно, почему чала-казаки жили большею частию в горах, в ущельях, в труднодоступных речных долинах, одним словом, там, где в соседстве были надежные убежища от беспокойных властей. Вероятно, таким образом нужно объяснить себе и значительное число чала-казаков, поселившихся в верхних частях Лепсинской долины.
<…>
С последней вершины предгорий можно было рассмотреть внизу, в долине Лепсы, несколько огоньков. Оттуда слышался лай: это станица. Съехав с крутого спуска, мы очутились на дне котловины, образованной Лепсою. Здесь было тепло и хорошо. Полное безветрие и тишина позволяли различать то привлекательное журчание, с которым пробегают по своему каменистому и быстро падающему дну горные реки. Несколько раз мы переезжали через рукава Лепсы и вброд, и по мостикам, перекинутым над более стремительными из них: потом наша кавалькада вступила в улицы Лепсинской станицы. Товарищи еще не приезжали.
Станица Лепсинская. Дом уездного начальника и казначейство. 1883
__________
Лепсинская станица, или, как ее называют киргизы, Чубар-Агач [Чубар-Агач в переводе значит смешанный лес. Так называлось урочище, на котором построена Лепсинская станица.], едва ли не самое цветущее поселение в степях. Местность, в которой она лежит, чрезвычайно живописна. Плодоносная долина Лепсы шириною в несколько верст. Разбившись на несколько ручьев, река шумит, катя свою аквамариновую воду между высоких тополей. Кругом теснятся горы: на левом берегу долины поднимает высокие пики главный хребет; направо возвышаются темные предгория, которые мы переехали вчера. Станица весьма опрятна, велика и хорошо устроена. Богатство жителей находится в зависимости от очень многих причин. Черноземная почва на предгориях не требует ирригаций, и без поливки, которая так затрудняет среднеазиятское земледелие, дает баснословные урожаи. Особенно хороши бывают урожаи проса, пшеницы и ярицы. Богатые сенокосы покрывают всю долину. Несмотря на безжалостное истребление лесов, которыми покрыты горы, дерева на постройки и топлива, вероятно, хватит еще на настоящее поколение. Окрестные горы обилуют всякого рода дичью. Но все эти богатства ничтожны по сравнению с выгодами, доставляемыми жителям пчеловодством. Лепсинский мед, благодаря обилию душистых трав и цветов в долинах, чрезвычайно ароматен.
Пасека около гор. Лепсинска. А. И. Туполев, 1880-е
Так как пчеловодству, по всем соображениям, вероятно, предстоит блестящая будущность в наших южных степных поселениях, то, может быть, не лишнее привести краткую историю развития пчеловодства в Томской губернии, откуда оно и перешло в степи.
Между 1764 и 1770 годами, в окрестности Усть-Каменогорской крепости были присланы на поселение крестьяне, которые жили сначала в России, но потом бежали в Польшу как придерживавшиеся старой веры. Во время войны против конфедератов беглецы были открыты нашими войсками и отправлены, в числе нескольких тысяч семейств, на поселение в Южную Сибирь, где их называли поляками. Близ Усть-Каменогорска два таких поселения: Бобровское и Секисовское. В 1776 году главный доктор пограничных войск, Беренс, осматривая военные госпитали, был в этих двух селениях, жители которых заявили ему о своем желании заниматься пчеловодством, как в прежнем месте жительства. Так как местность, где расположены селения, богата растительностию, то в 1777 году, по настоянию Беренса, привезены были из Башкирии 30 колод пчел, которые и розданы по рукам в Бобровском и Секисовском селениях. Впрочем, ульи считались казенными, вследствие чего, несмотря на то, что в первый же год каждая колода дала по три роя, пчелы погибли от излишнего и нерасчетливого вынимания меда.
В 1792 году командир драгунского полка, квартировавшего в Усть-Каменогорске, Аршеневский, выписал из Оренбурга 50 колод пчел и, при помощи знающего пчеловода, успел завести пасеку. Успех был полный. После того Аршеневский стал продавать пчел, а бедным из числа жителей Бобровского и Секисовского селений, знакомым уже с пчеловодством, раздавал их и даром. На этот раз пчеловодство здесь привилось. С течением времени оно распространилось из Усть-Каменогорска по южной части Томской губернии и в степях [Первоначально заведено было пчеловодство около Томска и Кузнецка. См. статью г. Абрамова «Устькаменогорск в 1861 году» в «Записках И. р. географического общества».].
В Лепсинскую станицу пчелы завезены с Бийской линии казаками, пришедшими оттуда для ее заселения. О выгодах, доставляемых здесь пчеловодством, можно судить по следующему факту: казак, в доме которого стоял наш председатель, купил четыре года тому назад восемь колод пчел; они роились так хорошо, что теперь у казака до 400 колод, дающих 150 пудов меда ежегодно.
В 1865 году пуд меда стоил в Лепсинской станице 5 руб. сер.; пуд воска - 14 руб. сер. Покупали оптом и враздробь русские купцы, татары и киргизы. Так как мед составляет любимую приправу среднеазиятской кухни, то сбыт его в степях всегда обеспечен. Несмотря на то, что в станице 500 домов и почти каждый казак имеет пасеку, требование на мед превосходило предложение. Таким образом, при небольшом труде, благосостояние жителей Лепсинской станицы было бы совершенно обеспечено, если бы не наша всероссийская язва - пьянство. «Пьяное это место Лепса, - говорил казак Дмитрий, когда мы въезжали в станицу, - когда ни приедешь, все песни да песни, и поют тут по кабакам целую ночь насквозь».
Как ни удобна для пчеловодства Чубар-Агачская долина, однако пчелы водятся еще лучше в верховьях реки Тентека, лежащих немного восточнее Лепсинской станицы. Одна старуха говорила мне, будто на Тентеке дикие пчелы водились до прибытия сюда русских; во всяком случае верно то, что теперь они держатся там в большом числе. Лепсинские казаки ездят туда брать рои и вырезывать мед. В последнее время, в ущельях по долине Тентека завелись и казачьи пасеки.
__________
Из Лепсинской станицы мы поехали в Копал, опять-таки верхом. Останавливаясь в аулах у людей разных состояний и изучая таким образом киргизскую жизнь, мы ехали параллельно Алатавскому хребту, следовательно, и параллельно дороге из Лепсы к Гасфордовскому перевалу.
Страна, в которой мы теперь находились, известна в Средней Азии под именем Семиречья, Джиты-су. Семиреченский край граничит к северу Балхашско-Алакульскою низиною и озером Балхашем; на юго-западе граница будет идти по реке Иле, а на юго-востоке по Джунгарскому Алатау. В очерченном пространстве протекает семь рек, давших название краю: Лепса, Баскан, Саркан, Аксу, Бион, Каратал и Коксу, из которых каждая берет начало в вечных снегах северо-западного склона Алатау. Караваны, следующие из Средней Азии, рассчитывают, что между Балхашем и Алатау им надобно перейти вброд семь рек, которые во время таяния снегов в горах обращаются в стремительные потоки, опасные для переправы. Такая характеристическая особенность маршрута по стране, лежащей в северу от Джунгарского Алатау, и заставила среднеазиятских купцов отличать эту часть степей типическим именем Семиречья [Река Или в счет семи рек не входит. Она во всем отлична от семи горных рек, поименованных выше. Или значительно шире всех, глубже, никогда не переходима вброд и судоходна от китайского города Кульджи до озера Балхаша, т. е. на расстоянии около 700 верст.].
Ст. Абакумовская. В. В. Сапожников, 1902
Переправившись через несколько рукавов реки Аксу, мы выехали на почтовую дорогу у Абакумовского пикета. Он назван так по имени покойного командира 10-го казачьего полка подполковника Абакумова, бывшего в то же время и военно-окружным начальником Копальского округа. Когда русские войска, перевалив через предгория Алатавского хребта, основали, в 1849 году, Копальское укрепление, необходимо было отыскать удобное и некружное сообщение между долиною Копалки и Семиреченским краем. Тогдашний генерал-губернатор Западной Сибири генерал Гасфорд поручил командиру 10-го казачьего полка подполковнику Абакумову разыскать этот путь. Его приказание было исполнено самым добросовестным образом. Близ места, где ныне построен Абакумовский пикет, предгория Джунгарского Алатау понижаются и тянутся к западу под именем Каратау (черные горы). Здесь в одном месте незначительный ручей, текущий в Аксу, промыл глубокую щель, которая была разработана Абакумовым и обращена в удобную дорогу.
Гасфортов перевал. Н. А. Креков, 1877-1878
С Абакумовского пикета, удобно меблированного подполковником Абакумовым на свой счет, мы стали подниматься в гору. На некоторой высоте дорога, полотно которой сложено местами из плитняка, начинает подниматься зигзагами. По бокам обрывисто поднимаются скалы, состоящие из кремнистого сланца. Извилистая дорога теряется впереди между скал, которые задвигаются одна за другую, будто театральные кулисы. Узорчатыми зубцами висела на них оторочка из поломанных сланцев, которые, смотря по повороту дороги, то показывали свою плоскую поверхность, треснувшую в разных направлениях по прямым пересекающимся линиям, и тогда казалось, будто вся высокая стена сложена из правильно обточенных камней, то они, т. е. сланцы, поворачивались ребром к дороге, обнаруживая тонкие разноцветные слои. Красота перевала увеличивается еще оттого, что сланцы обеих стен, поднимающихся над дорогою, кирпичного цвета, вероятно, от охры. По дороге взад и вперед тянулись обозы, ехали верховые киргизы, шли навьюченные верблюды; одним словом, перевал, как кратчайший и удобнейший доступ в Большую орду, очень оживлен. Перевал назван Гасфордовским - честь, совершенно заслуженная бывшим генерал-губернатором за проведение такого капитального пути. При этом нельзя забывать, что проложение перевала стоило всего 600 руб. сер., конечно, не считая труда золотых рук русского солдата.
С вершины Каратау в одну сторону открывается далекий вид на бесконечную степь, замыкаемую вдали как облачко синеющими Арганатинскими горами; в другую сторону, южную, была видна громадная линия Джунгарского Алатау.
Выселок Арасанский. Н. А. Креков, 1877-1878
В Арасанском выселке, лежащем на южной покатости Каратау, нас ждали тарантасы. Этот выселок весьма невелик. Около протекает неширокая, но быстрая река Бион. На севере от выселка поднимается темный Каратау, через который мы перевалили; на юге нависает над долиною Бионя, во всей своей красоте, Алатау, коронованный вечными снегами. Около Арасанского выселка находятся серные минеральные ключи [По разложению доктора Залуговского, оба арасанские ключа одинаковы и состоят из сернистого газа, серной кислоты в свободном состоянии, угольной кислоты, серы, кремнезема, сернокислых: магнезии, натра, кали, хлористого магния, кальция и хлористого натрия. См. «Арасанские минеральные ключи в Семипалатинской области» Н. Абрамова. Издание Географического общества 1858 года. № 6.]. Арасанами в местностях, где кочевали прежде монгольские племена, назывались всякие минеральные воды. Слово «арасан» монгольское, значит теплые или, как переводят другие, священные воды. Употребление вод было известно номадам, кочевавшим в этих местах. Калмыки и другие монгольские племена строили у целебных источников ванны, купались в них и ставили тут грубые статуи и бурханы. Арасанский серный ключ, о котором идет теперь речь, лежит у южной покатости Каратау. Источник бьет из-под земли двумя ключами; в одном, при выходе, +28,5 по Реомюру, в другом +27°. Источник обстроен зданиями; кругом разбит садик, в котором принялись урюковые (абрикосовые) деревья, привезенные из Кульджи.
Во время наших странствований по аулам, я чрезвычайно страдал от насекомых, и «пехоты», и «кавалерии», которыми переполнена всякая киргизская юрта. Бывали ночи, в течение которых мои руки и ноги горели как в огне. Теперь, несмотря на холодную погоду, несмотря на то, что от Арасана нам нужно было ехать далее в тарантасе, я решился идти выкупаться в серный источник. Самый источник глубиною до 1¾ аршина. Опаловый цвет минеральной воды очень красив; газы выходят беспрерывно на поверхность в виде пузырьков, распространяя запах сернистого водорода. При внешней температуре в 1,5°, термометр, опущенный в источник, показал 25,5°. К ночи того же числа мы были в Копале.
Город Копал. Н. А. Креков, 1877-1878
Копал лежит у подошвы Джунгарского Алатау, на плоскогории в 3.200 футов абсолютной высоты. Поблизости протекают речка Копалка и ручей Тамбичулак. Копал основан в 1849 году с тою целию, чтобы поддерживать порядок в Большой орде, подчинившейся три года тому назад. Первоначально население состояло из двух сотен казачьего полка, который подполковник Абакумов привел с Бийской линии [Из полка, пришедшего с Бийской линии с Абакумовым, две сотни были поселены в Копале, две сотни в Кокпектах и две в Аягузе (нынешнем Сергиополе); остальные две сотни было предположено поселить на Каратале, но это предположение отменено. Потому одна сотня отправлена в Кокпекты, другая в Копал. Впоследствии кокпектинские сотни перечислены в другой полк.]. Потом в новой станице поселились разночинцы, татары и ташкинцы. В 1854 году Копальская станица переименована в город, большой и чистый для степи. Казачья слобода, разбросанная на левом берегу Тамчибулака, велика и опрятна; только обилие сазов (горных болот), образовавшихся посреди самой станицы, производит упорные лихорадки. Крепостца лежит за городом и более чем сильна для степей и таких неприятелей, как среднеазиятские номады. Татарская слободка хорошо отстроена. Торговые ряды, лежащие между крепостию, казачьею слободою и городом, довольно грязны; но чрезвычайно важно то, что в них заметна кое-какая деятельность [В 1863 году в Копале считалось 5.988 душ обоего пола, в том числе 3.794 мужского пола. Магометан было 689 человек. Главный предмет занятия жителей - земледелие. В городе православных церквей 2, мечеть 1, домов 613, лавок 20. Ежегодный оборот Копала доходит до 500.000 р. сер.].
В истории развития Копала замечается странная непоследовательность. Через несколько лет после своего основания он был, относительно, уже довольно значительным пунктом. Затем последовал некоторый застой; теперь же являются симптомы упадка. Это зависит от многих временных и постоянно действующих причин. К числу первых нужно отнести восстание мусульман, или дунгеней, в Западном Китае, уничтожившее всякую торговлю с Китаем. Некоторые из других причин, действующих невыгодно на развитие Копала, могли бы быть устранены. Когда мы заняли Копал, все покатости окрестных гор были покрыты густым лесом. Первые колонисты безжалостно валили столетних исполинов, чтобы построить дома, загоны, бани, риги, даже заборы из толстых срубов. Когда ближайшие леса были уничтожены дотла, до выкопанных корней, так что человек, придя на место, где прежде рос лес, не видит ни одного прутика, стали ездить за лесом далее в горы. Теперь лесные дачи Копала лежат за 25 верст от города, в труднодоступных ущельях, служащих источниками обеим Копалкам.
Другие отрывки из сочинений А. К. Гейнса: https://rus-turk.livejournal.com/537572.html
О населенных пунктах Семипалатинской области: https://rus-turk.livejournal.com/548880.html
О населенных пунктах Семиреченской области: https://rus-turk.livejournal.com/555456.html