Максим Горемыка (М.Л.Леонов). По Сибири: От Москвы до Сретенска. 1/3
Максим Горемыка (М. Л. Леонов). По Сибири: От Москвы до Сретенска. Путевые заметки. - М., 1903.
Часть 1. Часть 2. Часть 3.
Челябинск. Городской дилижанс
Его превосходительству
Юлиану Юлиановичу Рафальскому
с чувством глубокого уважения
посвящает автор
Из Москвы я выехал с пассажирским поездом Московско-Курской жел. дор. вечером 9 сентября 1900 г., командированный Московским местным управлением Российского общества Красного Креста для сопровождения груза, состоящего из разных лазаретных вещей, предназначенных для госпиталей в Сретенске, Благовещенске, Хайларе, Цицыкаре и др. городах. Благодаря любезности члена местного управления д. с. с. Ю. Ю. Рафальского и бухгалтера В. В. Флорова, мне был предоставлен льготный проезд во втором классе по всем попутным железным дорогам, а выданный мне открытый лист много способствовал к устранению разных недоразумений, какие встречались мне на Сибирских железных дорогах.
Четыре вагона с грузом, который я сопровождал, были прицеплены к пассажирскому поезду, шедшему в Курск, в Туле мне предстояла пересадка на Сызрано-Вяземскую железную дорогу, где я следовал до Ряжска, и по Самаро-Златоустовской жел. дор. до Челябинска. Далекий путь пугал меня: легендарные сибирские морозы, о которых не раз мне приходилось слышать, и в сентябре заставили меня запастись теплой одеждой. В Тулу наш поезд пришел утром 10 сентября, и через час я уже ехал в вагоне Сызр.-Вяз. ж. д. По пути редко попадались красивые виды, все время тянулись поля, надоедая своим докучливым однообразным желтым ковром, лес начинал менять свой убор и окрашивался в ярко-желтый, порой оранжевый цвет; быстро мелькали станции; миновали города: Епифань, Скопин, Ряжск, Моршанск, Пензу, Кузнецк и др. В гор. Сызрань, оконечную станцию Сызрано-Вяземской железной дороги, мы прибыли рано утром 12-го сентября, здесь предстояла пересадка на Самаро-Златоустовскую линию. От Сызрани мне пришлось ехать с переселенческим поездом. Масса переселенцев расположилась на перроне станции Сызрань. Грубые загорелые лица, оборванные костюмы, плач детей… Некоторые пили чай из небольших деревянных чашек, закусывая черным хлебом. Благодаря любезности начальника станции Батраки Ивана Петровича Просвирнина, мне был предоставлен вагон 2-го класса, что избавило меня от довольно неприятной перспективы проехать с лишком тысячу верст в вагоне 4 класса. Переселенческие поезда формируются из вагонов товарных и пассажирских 4 класса, отличающихся от товарных только тем, что в них сделаны окна и лавки внутри для сиденья. От Батраков начинаются красивые живописные виды, высокие горы, на склонах которых живописно расположились деревни, красавица Волга широко разливалась здесь и величаво катила свои волны. Наш поезд тихо вступал на знаменитый Александровский мост, стоивший, по словам железнодорожных служащих, около 7 миллионов рублей. Здесь Волга представлялась во всю свою ширь и мощь. Невольно переносишься мыслью в далекое прошлое, когда воды нашей красавицы бороздили легкие струги атамана-казака, когда раздавался здесь его грозный оклик, заставлявший содрогаться многих проезжих. 8 минут шел наш поезд по этому знаменитому мосту, являющемуся первым в России сооружением в области инженерного искусства. Опять замелькали поля, изредка горы, своими формами напоминающие шапку Мономаха. На полях здесь шли спешные работы: крестьяне обмолачивали хлеб лошадиным способом, т. е. по разложенным в кружок снопам пускали от 4 до 8 лошадей, которыми управлял стоящий в кругу крестьянин с длинной хворостиной в руках. На станции Обшаровка ко мне в вагон вошел какой-то господин, оказавшийся одним из железнодорожных агентов. Мы познакомились. Мой новый знакомец оказался очень любезным господином и мы разговорились. Время было около 11 час. вечера, когда наш поезд подошел к Самаре. Здесь мы расстались с моим словоохотливым собеседником. Наш поезд стоял в Самаре что-то около 3 часов, и только во втором часу ночи мы двинулись дальше. Когда поезд наш вышел из Самары, была темная ночь, в двух шагах невозможно было различить предметов, писать было невозможно, ибо от хода поезда сильно качало, и я за лучшее счел лечь спать. Проснулся я утром. На моих часах было 8. Поезд наш стоял на станции Ключи; истопник, который был командирован проводником вагона, в котором я ехал до Челябинска, оказался очень расторопным и любознательным парнем. Мы разговорились.
- Что, скоро мы будем в Челябинске? - задал я ему вопрос.
- Да суток через трое. Завтра мы будем только в Уфе.
- Что так долго?
- Да поезд-то этот очень большие стоянки делает. Где обыкновенно пассажирский поезд стоит 5-10 минут, мы стоим час или полтора. А вот в Абдулино приедем, там будет стоять часа 3.
- Несчастия у вас на поездах часто бывают?
- Да, бывают. В особенности с товарными поездами. Состав, знаете, большой бывает, а здесь горы ужасные, завороты большие, поезд-то начнет как нырять по этим ущельям, того и гляди, произойдет разрыв поезда.
- Ну, а воры на поездах тоже у вас есть?
- Да, есть. У нас недавно обокрали вагон-салон, начальника дороги, рублей на 500 оттуда стащили.
- Что так много, что же там было?
- Как что было? Мало ли что! Одной посуды было там сколько. Серебра польского утащили сколько… Мало ли что.
Несколько минут мы молчали.
- А что, вы на Дальний Восток едете? - спросил меня мой собеседник.
- Да.
- А вот по Сибирской-то дороге поедете, так там грабежи чаще бывают.
- Вот как!
- Да там, знаете, сколько одних переселенцев поколотили, что просто страх. Беглых арестантов много. Пойдут это они, переселенцы-то, со станции Челябинск в город закупить кое-что, а дорога-то, хотя и не дальняя, а леском, ну их тут в лесу-то и давят. А вот еще, слышно, Стоналов, будто, убежал из острога.
- Кто это Стоналов?
- Да каторжник один тут, молодой мальчишка, лет 20, не больше. За убийство он был сослан, ну и убежал теперь, говорят. Убил в остроге, будто, шестерых арестантов. И бежал.
- Для чего же он шестерых арестантов убил?
- А чтобы, значит, пузыри достать.
- Какие пузыри?
- А человечьи пузыри. Он разрежет, значит, живот у человека, пузыри-то, значит, достанет, надует их, ну и ему хорошо с ними.
- Для чего же ему пузыри-то? - улыбаясь и сомнительно качая головой, спросил я.
- Как для чего, а переплывать реки-то. Мало ли; там есть озера большие, без пузырей-то он не может переплыть, а с пузырями-то перемахнет живо.
Я не возражал моему словоохотливому собеседнику. Стали подъезжать к Уфе.
Уфа своими горами много напоминает Киев; по склону их расположились дома, сады, церкви, татарские мечети. Большую часть населения в Уфе составляют татары и башкиры. Уфа - это столица Башкирии, в ней насчитывается 4.730 домов, из этого числа 165 каменных и остальные деревянные, 23 церкви, 2 монастыря и несколько мечетей. Из учебных заведений г. Уфы можно отметить следующие: 2 гимназии, ремесленное училище, 2 духовных училища, 1 землемерное училище, несколько церковно-приходских и начальных школ и школ грамотности. Всех учебных заведений в Уфе насчитывается 24, также имеется несколько благотворительных учреждений и ученых обществ, прекрасная городская библиотека, обширный музей губернского земства, основанный в 1864 году. Большая часть башкир, населяющих Уфу и прилегающие к ней центры, исповедуют мусульманскую веру. Все они, пользуясь земельным наделом, занимаются хлебопашеством. Живут они в своих курных, довольно грязных и тесных хатах, раскинутых в небольшие поселки. С наступлением же весны, они перекочевывают в войлочные «коши» (кибитки), разбиваемые в полях и лугах их пользования. Бедные башкиры устраивают свои жилища из лубка с деревьев, называемого по-местному «аласык». Одежда у башкиров одинаковая с татарской. Сходство их с татарами также поразительное: с широким плоским лицом, широким носом, выставившимся подбородком, с большой головой - вот тип башкира из-под Уфы. Население башкир в Уфимской губерния и соседних с ней центрах громадно: их насчитывается что-то около миллиона душ.
Поезд наш в Уфе стоит около 3 часов. За это время я успел напиться чаю и пообедать в довольно приличном станционном буфете и вернулся к себе в вагон. До отхода поезда оставалось еще много времени, и я опять завел речь с моим истопником, и, как ни странно, разговор снова коснулся беглого каторжника Стоналова.
- Он, знаете, магазин тут в Самаре обокрал; тыщ на 35 украли, а то и больше. И как хитро работают-то, просто удивленье.
- Как же?
- Номера были над магазином-то, он и снял номер над самым магазином. Целые 4 дня работал. Прорезал пол, потолок и спустился в магазин-то.
- Ну, а как же не заметили; ведь входили же в магазин-то, наверное?
- Входили, да так и не заметили.
Я опять сомнительно покачал головой. Уж очень невероятным мне казались рассказы моего собеседника о «знаменитом» сибирском «герое».
От Уфы начинаются громадные горы. Большие каменные глыбы, величиною с Царь-колокол, чуть не над самым поездом повисли своей массой и каждую минуту грозят раздавить поезд, который идет здесь медленным шагом. Вагон мой был прицеплен к поезду последним. Я вышел на площадку и оглянулся назад. Позади нас, на громадной высокой горе, буквально утопая уже в начинавшей окрашиваться в оранжевый цвет зелени, красовалась Уфа, у подножия которой широкой лентой извивалась река Белая. Горы проехали. Опять пошли поля, где кипела жгучая работа - убирали хлеб. Всюду чернели небольшие копны гречи, которой здесь сеют особенно много. На станции Иглино наш поезд стоит 20 минут. Около красивой станции расположилось несколько крестьянских подвод, с какими-то товарами. Я вышел из вагона, с целью что-либо купить себе. Оказалось, что все эти подводы были с луком. Женщины носили лук, заплетенный в большую длинную веревку, напоминающую собой женскую косу и весящую приблизительно фунтов 8. Я заинтересовался этим своего рода «искусством плетения» и приобрел себе одну веревку луку, цена которой оказалась всего только 3 коп. На станции Улу-Теляк также расположилась группа характерных башкирских женщин, с кипящими самоварами. За большой сравнительно чайник взималось по 1-2 коп. Кипяток разбирался у них нарасхват. Переселенцы пили чай прямо деревянными чашками. От станции Улу-Теляк опять начинается красивая гористая местность. Горы здесь доходят до 70 сажен и более и собою напоминают стену Московского кремля, только в несколько раз превышающую ее своей высотой. Опять невольно рождается мысль: вот сейчас обрушатся эти громады, и наш поезд будет раздавлен ими, как червяк. Именно ползущим червяком казался наш поезд у подошвы этих гор. Я залюбовался прекрасной картиной и глаз не мог оторвать от дивной панорамы. Деревья, разнообразно окрашенные, живописно группировались по склону возвышенностей и усугубляли красоту местности.
Близ станции Симская гордо высится гора Шишка, высотой своей превышающая 120 саж., а близ станции Усть-Котов поражают глаз другие горы, в которых насчитывается несколько ущелий и пещер. В одной из таких пещер, если верить народному преданию, погребен какой-то монах Игнатий, слывший в народе за великого подвижника, именем этого монаха названа и гора, где находится его могила. Говорят, что в один из пасхальных дней ежегодно сюда стекается масса окрестных жителей. В 18 вер. от ст. Сулея живописно расположился Саткинский казенный чугуноплавильный и железоделательный завод. Жители этого знаменитого завода, количество душ которых превышает 10.000, большею частию сектанты, разных сект. Завод выделывает около миллиона пудов чугуна, часть которого идет на выделку артиллерийских орудий. Бакальский рудник, железной рудой которого пользуется Ситкинский завод, один из громадных рудников Сибири. Говорят, что запас руды в нем более 400 миллионов пудов.
Около 8 часов вечера, 15 сентября, мы подъезжали к Златоусту. Толпы ребятишек выходили к нашему поезду, босиком, оборванно и грязные, выпрашивая:
- Дядя, дай поленце, дядя, дай поленце!
Кондукторы сбрасывали им из вагонов по полену дров, которые они, с радостными восклицаниями, подхватывали и, как какую-нибудь драгоценность, уносили домой.
- Что это они так выпрашивают, разве здесь дров слишком мало? - спросил я моего истопника.
- Кто их знает, - ответил он мне. - Кругом в лесу, а вот всегда так. Положим, что лес-то этот не их, но все же не без греха тут: пользуются они им потихоньку.
- Чей же это лес?
- Балашова. Громадное имение у него здесь. На сто с лишком верст протянулось, и вот все такие же горы.
Гор. Златоуст, уездный город Уфимской губернии, расположился на довольно живописной долине реки Ай. Свое название он получил от устроенной здесь в 1754 году купцом Мосоловым церкви во имя трех святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого. В Златоусте около 3.000 домов, несколько учебных заведений, из которых первое - городское трехклассное училище. В городе имеется больница, аптека, библиотека, 2 или 3 книжных магазина и частная типография. Перед арсеналом на площади поставлен очень красивый памятник Императору Александру II-му, который изображен во весь рост, на пьедестале из мрамора. Фигура Императора вылита из чугуна на Кускинском заводе. В общем Златоуст небольшой, но довольно чистенький городок; весь он как на ладонке среди огромных гор, поросших ельником. И здесь так же, как и в Уфе, то и дело попадаются татары и башкиры. Слышится их своеобразная гортанная речь. На станции местные женщины продают хлебы, пироги с начинкой чего-то ярко-красного и семена подсолнуха, или, как их здесь также зовут, «семячки»; этих «семячек» тут целые вороха, их грызут буквально все: и кондукторы, и рабочие-татары, и барыни в шляпах, и дети. Словом, это какое-то подсолнечное царство. В Златоусте наш поезд стоял почему-то недолго, минут 20-25, тогда как по расписанию он должен был стоять 1 час 20 м. В девятом часу вечера мы тронулись отсюда.
В расстоянии верст трех от Златоуста, миновав его, открывается живописный вид на этот красивый городок, у подножия которого разлила свои воды река Ай. Отсюда начинаются довольно крутые завороты; сидя в вагоне и наблюдая в окошко, невольно самообманываешься, думая, что навстречу идет другой поезд; оказывается, что это паровоз нашего же поезда сделал заворот и идет якобы обратно. В Златоусте наш поезд увеличился количеством вагонов и пошел еще тише, но живописная панорама все время сопутствовала ему. Первая от Златоуста станция Уржумка расположена в глухой местности. На этой станции, границе двух губерний - Уфимской и Оренбургской, в полуверсте от станции, по правую сторону пути, стоит громадный пирамидальный столб, с надписью с одной стороны «Европа», с другой «Азия». Отсюда мы вступали в Азиатскую Россию. Во все время пути от станции Уржумка до станции Сыростан виднеется громадная вершина знаменитой Александровской сопки, в 3½ тысячи футов высоты. Эта грандиозная сопка, состоящая из обнаженных гряд каменных глыб, обращает на себя внимание всех, кому приходилось следовать здесь. Эту сопку посетили Императоры: Александр I-й, Николай I-й и Александр II-й. Окрестности следующей станции Миас полны чудных картин, поражающих взор красотами. В 6 верстах от станции находится громадный Миасский завод, своими многочисленными постройками напоминающий большой город. На заводе более 14.000 жителей; при нем существует музей, в котором, как редкая драгоценность, хранятся инструменты, которыми работал на известном Царево-Александровском прииске Император Александр II-й. Станция Миас расположена на берегу Ильменского озера, от названия которого получили наименование и знаменитые Ильменские прииски, на коих разрабатывается жильное и россыпное золото. В Челябинск мы приехали часов в 7 вечера 16 сентября. Продолжительное путешествие с переселенческим поездом так наскучило мне, а повторение такой поездки по Великой Сибирской дороге настолько страшило меня, что я, немедленно по прибытии нашего поезда на станцию Челябинск, отправился к коменданту станции с просьбой прицепить мои вагоны к поезду с более ускоренным ходом. Коменданта я застал в буфете, в компании офицеров, которых было человек около 10.
- Кто из вас, господа, будет комендант здешней станции? - обратился я ко всей компании.
От стола отделился пожилой капитан.
- Я, что вам угодно?
Я объяснил ему цель моего путешествия, вручал мои бумаги и стал просить о распоряжении относительно скорой доставки моего груза.
Комендант оказался очень любезным господином. Он сообщил мне, что уже получил известие о моем грузе и что завтра, в 5 час. вечера, он отправит мой груз с воинским поездом, который идет от станции Челябинск по расписанию скорых поездов.
- Это мне целые сутки ждать здесь? - недовольным тоном заметил я.
- Что же делать, - с улыбкой отвечал капитан. - Я бы вам мог устроить отправку сегодня с шестым пассажирским, но вы от этого не выиграете в скорости нисколько. Поезд, с которым вы поедете завтра, обгоняет шестой в Омске и придет в Иркутск на целые сутки раньше.
Делать было нечего. Приходилось покориться этому, тем более что обещанию коменданта послать меня с ускоренным поездом я обрадовался несказанно.
У меня на руках были некоторые казенные вещи, которые комендант предложил мне оставить у него в канцелярии. Сделав это последнее, я отправился отыскивать гостиницу, которую и нашел очень скоро. Это оказалась очень плохая гостиница Никитина, где за 2 р. я взял номер и через ½ часа кейфовал за чаем. Ночь в Челябинске я провел очень неспокойно, ее, всю напролет, мне не давали спать собаки, которые своим ужасным лаем наводили страх. Собак в Челябинске такая масса, что поражаешься их численностью. Казалось, они нарочно собрались под моими окнами, чуя во мне «европейца», попавшего в «Азию».
Встал я довольно рано; напившись чаю, я отправился обозревать город. Челябинск сам по себе разделяется на две части: привокзальная часть и самый город, который отстоит от станции в 3-4 верстах и отделяется небольшим лесом. У станции я заметил «дилижанс», напоминающий собой ветхий ящик, запряженный парой старых, разбитых, еле тащивших ноги кляч.
- Это в город идет? - задал я вопрос молодому парню - вознице.
- Да, барин, в город.
Я разговорился с возницей.
- Скажи, пожалуйста, есть у вас в городе что-нибудь интересное?
- Не знаю, барин. Сам-то я не здешний, - со вздохом отвечал он.
- Чей же ты?
Но вместо ответа парень вдруг глухо зарыдал.
- Что с тобой, о чем ты? - удивленный и испуганный, спросил я.
- Не могу я говорить, - сквозь рыдания ответил он.
- Да что с тобою?
- Переселенец я. Сам-то я Могилевской губернии, не показалось нам жить там, бедность страшная одолела, ну мы, значит, и порешили переселиться в Уссурийский край. Ну, как быть следовает, продала у себя все, выручили кое-что деньжат и отправились. Приезжаем, значит, в Уссурийский край, а нас туда не пущают, по случаю войны-то евтой. Выбирайте, говорят, место в Западной Сибири и селитесь здесь. Ездили мы, ездили по Сибири эвтой, страх сколько. Одного горя испытали сколько, только Богу известно! Измучились все, просто из сил выбились. Куда ни приедешь, все везде неудобно: то горы большущие, то болота, все до копейки истратили денежки-то и остались ни с чем, и домой-то вернуться теперь не на что. Брат мой кое-как сколотил деньжонок, набрал Христовым именем, и отправился домой, хоть што-нибудь, быть может, уцелело там, а я вот остался тут, быть может, что заработаю.
«А что дома ждет вас, бедные, бедные!» - подумал я.
Парень говорил это, а слезы текли из его глаз. Мою душу леденило от этих слов, сколько в них было неподдельного горя, страшного всесокрушающего горя, с которым редко приходится сталкиваться.
- Что же, ты и поступил в извозчики?
- Да.
- Сколько же тебе платят здесь?
- Да платят-то хорошо, три целковых в месяц, да пан-то мой больно озорной, бьет шибко, страх как бьет!
- За что же он бьет?
- А кто ево зная за што? Так, ни за што! Как-то нанялся к нам какой-то бойкий малый, што-то он ему и сказал, это малому-то, ну а малый ответил ему грубо, он как ему залепит, малому-то, тот так и свалился под стол, пан-то и давай ему ногами насаживать в бока… страх какой озорной.
«Боже, Боже!» - думалось мне. С одной стороны, три рубля в месяц - хорошая плата за каторжный труд, с другой - награда сверх платы «озорного пана» ногами в бока. Азия, настоящая Азия.
Мы немного постояли молча.
- Ну что ж, поедешь, что ль, в город-то, барин? садись.
Я сел в дилижанс, в котором сидела уже какая-то женщина с узлом и мальчиком. Вскоре мы тронулись. Дилижанс швыряло из стороны в сторону по ухабистым, немощеным улицам Челябинска. Внутри ящика дилижанса была прибита такса, написанная безграмотно карандашом и гласящая: «Такца, за провоз от города и до станции 5 коп. за человека, за багаш 5 коп. одельно». Минут через 40 мы приехали в город. Дилижанс остановился на самой базарной площади, которая кишела народом. Характерные, курьезные вывески попадали мне в глаза. И я обратил внимание на одну. Вывеска эта была над входом в грязную мясную лавку и гласила, что здесь «торговля мясом», по сторонам неуклюже написанного текста, по всей вероятности, доморощенным художником-живописцем, были нарисованы топор и нож.
Я не утерпел и подошел к толстому рыжему мяснику в грязной кацавейке и спросил его:
- Скажите, пожалуйста, вы торгуете мясом, а на вывеске у вас изображен топор и нож, какое же отношение имеет топор и нож к мясу?
- Как какое, - обидчиво возразил мне мясник, - топором мы рубим мясо, а ножом режем его.
Я вспомнил рассказ одного моего знакомого, тоже о курьезной вывеске, изображающей какое-то дерево с надписью «Продажа певчих птиц»; на его вопрос, при чем же тут дерево, ему торговец отвечал, что птицы садятся же на дерево. Мне стало смешно и я поторопился водвориться в дилижанс, который собирался отъезжать обратно к станции.
Дилижанс снова начало бросать по ухабистым мостовым города. Не успели мы еще доехать до какого-то деревянного здания, обнесенного бревенчатым забором, не то местной тюрьмы, не то полицейского управления, как вдруг «пара гнедых», как я мысленно назвал запряженных в дилижанс лошадей, не пожелала итти дальше и начала пятиться задом и вставать на дыбы. Возница принялся усердно нахлестывать их кнутом, порываясь придать им прыти, но лошади не слушались и настойчиво продолжали или стоять на одном месте, или осаживать дилижанс назад. Пассажиры, в том числе и я, вышли из этого импровизированного ящика, а возница продолжал понуждать лошадей кнутом двинуться вперед.
К нам подошел какой-то человек в гороховой шинели, которая с трудом облекала его солидный корпус. Только по тому, что на боку у него болталась «видавшая виды» шашка, я узнал, что это был блюститель порядка в Челябинске, «господин городовой».
- Ну ты, - завопил городовой, - ты чего колотишься! Разве же можно так колотиться, зачем ты дуешь лошадей, - но возница не слушал его и продолжал усердно нахлестывать «пару гнедых».
- Слышь, что тебе говорят! Али ты оглох. Запротоколю ведь, не хлещи, тебе говорят. Сомнешь еще кого из людей, сломаешь барина, ступай домой, перепряги их, ишь ведь каких лошадей запрягают!..
Возница повернул лошадей, и дилижанс, гремя и прыгая из стороны в сторону, помчался обратно.
Я пешком дошел до станции. Было уже около 4 часов; я сидел в буфете станции и пил чай, когда ко мне подошел комендант и заявил, что через час поезд, с которым мне предстояло ехать, отходит и что мне пора позаботиться о водворении в вагон.
Но прежде несколько слов о Челябинске.
Челябинск небольшой уездный город Оренбургской губ., расположен он на живописном берегу реки Миас, название свое получил от имени бывшего владельца земли, на которой расположен Челябинск, башкира Челябы.
В городе есть несколько учебных заведений, больниц, библиотека-читальня и благотворительный приют. Недалеко от станции, целым небольшим городком расположился переселенческий врачебно-питательный пункт. Чрез этот пункт, за время открытия движения по Сибирской ж. д., прошло более 600.000 переселенцев. Великий Сибирский путь имеет свое начало от Челябинска и направляется параллельно границе уездов Шадринского (Пермской губ.) и Челябинского (Оренбургской губ.). Поезд, к которому прицепили мой вагон, состоял весь из товарных вагонов и носил название «воинского», что и гласили большие красные листы с надписью «По мобилизации, Воинский», приклеенные к каждому вагону. Для меня, по-прежнему, в хвосте поезда был прицеплен вагон 2-го класса. Я не на шутку струсил; во-первых, у меня явилось сомнение насчет скорости этого товарного поезда, с которым мне предстояло ехать более 3.000 верст, во-вторых, ехать одному в вагоне, хотя и с проводником-истопником, тоже не радовало меня. Все ж я не утерпел и отправился к дежурному по станции с просьбою разъяснить мне, почему мои вагоны прицепили к товарному поезду. Дежурный по станции любезно объяснил мне, что это и есть скорый поезд, о котором мне говорил комендант. Я извинился за беспокойство и отправился в вагон.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Материалы о Челябинске и других населенных пунктах Оренбургской губернии:
https://rus-turk.livejournal.com/597223.html
Часть 1. Часть 2. Часть 3.
Челябинск. Городской дилижанс
Его превосходительству
Юлиану Юлиановичу Рафальскому
с чувством глубокого уважения
посвящает автор
Из Москвы я выехал с пассажирским поездом Московско-Курской жел. дор. вечером 9 сентября 1900 г., командированный Московским местным управлением Российского общества Красного Креста для сопровождения груза, состоящего из разных лазаретных вещей, предназначенных для госпиталей в Сретенске, Благовещенске, Хайларе, Цицыкаре и др. городах. Благодаря любезности члена местного управления д. с. с. Ю. Ю. Рафальского и бухгалтера В. В. Флорова, мне был предоставлен льготный проезд во втором классе по всем попутным железным дорогам, а выданный мне открытый лист много способствовал к устранению разных недоразумений, какие встречались мне на Сибирских железных дорогах.
Четыре вагона с грузом, который я сопровождал, были прицеплены к пассажирскому поезду, шедшему в Курск, в Туле мне предстояла пересадка на Сызрано-Вяземскую железную дорогу, где я следовал до Ряжска, и по Самаро-Златоустовской жел. дор. до Челябинска. Далекий путь пугал меня: легендарные сибирские морозы, о которых не раз мне приходилось слышать, и в сентябре заставили меня запастись теплой одеждой. В Тулу наш поезд пришел утром 10 сентября, и через час я уже ехал в вагоне Сызр.-Вяз. ж. д. По пути редко попадались красивые виды, все время тянулись поля, надоедая своим докучливым однообразным желтым ковром, лес начинал менять свой убор и окрашивался в ярко-желтый, порой оранжевый цвет; быстро мелькали станции; миновали города: Епифань, Скопин, Ряжск, Моршанск, Пензу, Кузнецк и др. В гор. Сызрань, оконечную станцию Сызрано-Вяземской железной дороги, мы прибыли рано утром 12-го сентября, здесь предстояла пересадка на Самаро-Златоустовскую линию. От Сызрани мне пришлось ехать с переселенческим поездом. Масса переселенцев расположилась на перроне станции Сызрань. Грубые загорелые лица, оборванные костюмы, плач детей… Некоторые пили чай из небольших деревянных чашек, закусывая черным хлебом. Благодаря любезности начальника станции Батраки Ивана Петровича Просвирнина, мне был предоставлен вагон 2-го класса, что избавило меня от довольно неприятной перспективы проехать с лишком тысячу верст в вагоне 4 класса. Переселенческие поезда формируются из вагонов товарных и пассажирских 4 класса, отличающихся от товарных только тем, что в них сделаны окна и лавки внутри для сиденья. От Батраков начинаются красивые живописные виды, высокие горы, на склонах которых живописно расположились деревни, красавица Волга широко разливалась здесь и величаво катила свои волны. Наш поезд тихо вступал на знаменитый Александровский мост, стоивший, по словам железнодорожных служащих, около 7 миллионов рублей. Здесь Волга представлялась во всю свою ширь и мощь. Невольно переносишься мыслью в далекое прошлое, когда воды нашей красавицы бороздили легкие струги атамана-казака, когда раздавался здесь его грозный оклик, заставлявший содрогаться многих проезжих. 8 минут шел наш поезд по этому знаменитому мосту, являющемуся первым в России сооружением в области инженерного искусства. Опять замелькали поля, изредка горы, своими формами напоминающие шапку Мономаха. На полях здесь шли спешные работы: крестьяне обмолачивали хлеб лошадиным способом, т. е. по разложенным в кружок снопам пускали от 4 до 8 лошадей, которыми управлял стоящий в кругу крестьянин с длинной хворостиной в руках. На станции Обшаровка ко мне в вагон вошел какой-то господин, оказавшийся одним из железнодорожных агентов. Мы познакомились. Мой новый знакомец оказался очень любезным господином и мы разговорились. Время было около 11 час. вечера, когда наш поезд подошел к Самаре. Здесь мы расстались с моим словоохотливым собеседником. Наш поезд стоял в Самаре что-то около 3 часов, и только во втором часу ночи мы двинулись дальше. Когда поезд наш вышел из Самары, была темная ночь, в двух шагах невозможно было различить предметов, писать было невозможно, ибо от хода поезда сильно качало, и я за лучшее счел лечь спать. Проснулся я утром. На моих часах было 8. Поезд наш стоял на станции Ключи; истопник, который был командирован проводником вагона, в котором я ехал до Челябинска, оказался очень расторопным и любознательным парнем. Мы разговорились.
- Что, скоро мы будем в Челябинске? - задал я ему вопрос.
- Да суток через трое. Завтра мы будем только в Уфе.
- Что так долго?
- Да поезд-то этот очень большие стоянки делает. Где обыкновенно пассажирский поезд стоит 5-10 минут, мы стоим час или полтора. А вот в Абдулино приедем, там будет стоять часа 3.
- Несчастия у вас на поездах часто бывают?
- Да, бывают. В особенности с товарными поездами. Состав, знаете, большой бывает, а здесь горы ужасные, завороты большие, поезд-то начнет как нырять по этим ущельям, того и гляди, произойдет разрыв поезда.
- Ну, а воры на поездах тоже у вас есть?
- Да, есть. У нас недавно обокрали вагон-салон, начальника дороги, рублей на 500 оттуда стащили.
- Что так много, что же там было?
- Как что было? Мало ли что! Одной посуды было там сколько. Серебра польского утащили сколько… Мало ли что.
Несколько минут мы молчали.
- А что, вы на Дальний Восток едете? - спросил меня мой собеседник.
- Да.
- А вот по Сибирской-то дороге поедете, так там грабежи чаще бывают.
- Вот как!
- Да там, знаете, сколько одних переселенцев поколотили, что просто страх. Беглых арестантов много. Пойдут это они, переселенцы-то, со станции Челябинск в город закупить кое-что, а дорога-то, хотя и не дальняя, а леском, ну их тут в лесу-то и давят. А вот еще, слышно, Стоналов, будто, убежал из острога.
- Кто это Стоналов?
- Да каторжник один тут, молодой мальчишка, лет 20, не больше. За убийство он был сослан, ну и убежал теперь, говорят. Убил в остроге, будто, шестерых арестантов. И бежал.
- Для чего же он шестерых арестантов убил?
- А чтобы, значит, пузыри достать.
- Какие пузыри?
- А человечьи пузыри. Он разрежет, значит, живот у человека, пузыри-то, значит, достанет, надует их, ну и ему хорошо с ними.
- Для чего же ему пузыри-то? - улыбаясь и сомнительно качая головой, спросил я.
- Как для чего, а переплывать реки-то. Мало ли; там есть озера большие, без пузырей-то он не может переплыть, а с пузырями-то перемахнет живо.
Я не возражал моему словоохотливому собеседнику. Стали подъезжать к Уфе.
Уфа своими горами много напоминает Киев; по склону их расположились дома, сады, церкви, татарские мечети. Большую часть населения в Уфе составляют татары и башкиры. Уфа - это столица Башкирии, в ней насчитывается 4.730 домов, из этого числа 165 каменных и остальные деревянные, 23 церкви, 2 монастыря и несколько мечетей. Из учебных заведений г. Уфы можно отметить следующие: 2 гимназии, ремесленное училище, 2 духовных училища, 1 землемерное училище, несколько церковно-приходских и начальных школ и школ грамотности. Всех учебных заведений в Уфе насчитывается 24, также имеется несколько благотворительных учреждений и ученых обществ, прекрасная городская библиотека, обширный музей губернского земства, основанный в 1864 году. Большая часть башкир, населяющих Уфу и прилегающие к ней центры, исповедуют мусульманскую веру. Все они, пользуясь земельным наделом, занимаются хлебопашеством. Живут они в своих курных, довольно грязных и тесных хатах, раскинутых в небольшие поселки. С наступлением же весны, они перекочевывают в войлочные «коши» (кибитки), разбиваемые в полях и лугах их пользования. Бедные башкиры устраивают свои жилища из лубка с деревьев, называемого по-местному «аласык». Одежда у башкиров одинаковая с татарской. Сходство их с татарами также поразительное: с широким плоским лицом, широким носом, выставившимся подбородком, с большой головой - вот тип башкира из-под Уфы. Население башкир в Уфимской губерния и соседних с ней центрах громадно: их насчитывается что-то около миллиона душ.
Поезд наш в Уфе стоит около 3 часов. За это время я успел напиться чаю и пообедать в довольно приличном станционном буфете и вернулся к себе в вагон. До отхода поезда оставалось еще много времени, и я опять завел речь с моим истопником, и, как ни странно, разговор снова коснулся беглого каторжника Стоналова.
- Он, знаете, магазин тут в Самаре обокрал; тыщ на 35 украли, а то и больше. И как хитро работают-то, просто удивленье.
- Как же?
- Номера были над магазином-то, он и снял номер над самым магазином. Целые 4 дня работал. Прорезал пол, потолок и спустился в магазин-то.
- Ну, а как же не заметили; ведь входили же в магазин-то, наверное?
- Входили, да так и не заметили.
Я опять сомнительно покачал головой. Уж очень невероятным мне казались рассказы моего собеседника о «знаменитом» сибирском «герое».
От Уфы начинаются громадные горы. Большие каменные глыбы, величиною с Царь-колокол, чуть не над самым поездом повисли своей массой и каждую минуту грозят раздавить поезд, который идет здесь медленным шагом. Вагон мой был прицеплен к поезду последним. Я вышел на площадку и оглянулся назад. Позади нас, на громадной высокой горе, буквально утопая уже в начинавшей окрашиваться в оранжевый цвет зелени, красовалась Уфа, у подножия которой широкой лентой извивалась река Белая. Горы проехали. Опять пошли поля, где кипела жгучая работа - убирали хлеб. Всюду чернели небольшие копны гречи, которой здесь сеют особенно много. На станции Иглино наш поезд стоит 20 минут. Около красивой станции расположилось несколько крестьянских подвод, с какими-то товарами. Я вышел из вагона, с целью что-либо купить себе. Оказалось, что все эти подводы были с луком. Женщины носили лук, заплетенный в большую длинную веревку, напоминающую собой женскую косу и весящую приблизительно фунтов 8. Я заинтересовался этим своего рода «искусством плетения» и приобрел себе одну веревку луку, цена которой оказалась всего только 3 коп. На станции Улу-Теляк также расположилась группа характерных башкирских женщин, с кипящими самоварами. За большой сравнительно чайник взималось по 1-2 коп. Кипяток разбирался у них нарасхват. Переселенцы пили чай прямо деревянными чашками. От станции Улу-Теляк опять начинается красивая гористая местность. Горы здесь доходят до 70 сажен и более и собою напоминают стену Московского кремля, только в несколько раз превышающую ее своей высотой. Опять невольно рождается мысль: вот сейчас обрушатся эти громады, и наш поезд будет раздавлен ими, как червяк. Именно ползущим червяком казался наш поезд у подошвы этих гор. Я залюбовался прекрасной картиной и глаз не мог оторвать от дивной панорамы. Деревья, разнообразно окрашенные, живописно группировались по склону возвышенностей и усугубляли красоту местности.
Близ станции Симская гордо высится гора Шишка, высотой своей превышающая 120 саж., а близ станции Усть-Котов поражают глаз другие горы, в которых насчитывается несколько ущелий и пещер. В одной из таких пещер, если верить народному преданию, погребен какой-то монах Игнатий, слывший в народе за великого подвижника, именем этого монаха названа и гора, где находится его могила. Говорят, что в один из пасхальных дней ежегодно сюда стекается масса окрестных жителей. В 18 вер. от ст. Сулея живописно расположился Саткинский казенный чугуноплавильный и железоделательный завод. Жители этого знаменитого завода, количество душ которых превышает 10.000, большею частию сектанты, разных сект. Завод выделывает около миллиона пудов чугуна, часть которого идет на выделку артиллерийских орудий. Бакальский рудник, железной рудой которого пользуется Ситкинский завод, один из громадных рудников Сибири. Говорят, что запас руды в нем более 400 миллионов пудов.
Около 8 часов вечера, 15 сентября, мы подъезжали к Златоусту. Толпы ребятишек выходили к нашему поезду, босиком, оборванно и грязные, выпрашивая:
- Дядя, дай поленце, дядя, дай поленце!
Кондукторы сбрасывали им из вагонов по полену дров, которые они, с радостными восклицаниями, подхватывали и, как какую-нибудь драгоценность, уносили домой.
- Что это они так выпрашивают, разве здесь дров слишком мало? - спросил я моего истопника.
- Кто их знает, - ответил он мне. - Кругом в лесу, а вот всегда так. Положим, что лес-то этот не их, но все же не без греха тут: пользуются они им потихоньку.
- Чей же это лес?
- Балашова. Громадное имение у него здесь. На сто с лишком верст протянулось, и вот все такие же горы.
Гор. Златоуст, уездный город Уфимской губернии, расположился на довольно живописной долине реки Ай. Свое название он получил от устроенной здесь в 1754 году купцом Мосоловым церкви во имя трех святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого. В Златоусте около 3.000 домов, несколько учебных заведений, из которых первое - городское трехклассное училище. В городе имеется больница, аптека, библиотека, 2 или 3 книжных магазина и частная типография. Перед арсеналом на площади поставлен очень красивый памятник Императору Александру II-му, который изображен во весь рост, на пьедестале из мрамора. Фигура Императора вылита из чугуна на Кускинском заводе. В общем Златоуст небольшой, но довольно чистенький городок; весь он как на ладонке среди огромных гор, поросших ельником. И здесь так же, как и в Уфе, то и дело попадаются татары и башкиры. Слышится их своеобразная гортанная речь. На станции местные женщины продают хлебы, пироги с начинкой чего-то ярко-красного и семена подсолнуха, или, как их здесь также зовут, «семячки»; этих «семячек» тут целые вороха, их грызут буквально все: и кондукторы, и рабочие-татары, и барыни в шляпах, и дети. Словом, это какое-то подсолнечное царство. В Златоусте наш поезд стоял почему-то недолго, минут 20-25, тогда как по расписанию он должен был стоять 1 час 20 м. В девятом часу вечера мы тронулись отсюда.
В расстоянии верст трех от Златоуста, миновав его, открывается живописный вид на этот красивый городок, у подножия которого разлила свои воды река Ай. Отсюда начинаются довольно крутые завороты; сидя в вагоне и наблюдая в окошко, невольно самообманываешься, думая, что навстречу идет другой поезд; оказывается, что это паровоз нашего же поезда сделал заворот и идет якобы обратно. В Златоусте наш поезд увеличился количеством вагонов и пошел еще тише, но живописная панорама все время сопутствовала ему. Первая от Златоуста станция Уржумка расположена в глухой местности. На этой станции, границе двух губерний - Уфимской и Оренбургской, в полуверсте от станции, по правую сторону пути, стоит громадный пирамидальный столб, с надписью с одной стороны «Европа», с другой «Азия». Отсюда мы вступали в Азиатскую Россию. Во все время пути от станции Уржумка до станции Сыростан виднеется громадная вершина знаменитой Александровской сопки, в 3½ тысячи футов высоты. Эта грандиозная сопка, состоящая из обнаженных гряд каменных глыб, обращает на себя внимание всех, кому приходилось следовать здесь. Эту сопку посетили Императоры: Александр I-й, Николай I-й и Александр II-й. Окрестности следующей станции Миас полны чудных картин, поражающих взор красотами. В 6 верстах от станции находится громадный Миасский завод, своими многочисленными постройками напоминающий большой город. На заводе более 14.000 жителей; при нем существует музей, в котором, как редкая драгоценность, хранятся инструменты, которыми работал на известном Царево-Александровском прииске Император Александр II-й. Станция Миас расположена на берегу Ильменского озера, от названия которого получили наименование и знаменитые Ильменские прииски, на коих разрабатывается жильное и россыпное золото. В Челябинск мы приехали часов в 7 вечера 16 сентября. Продолжительное путешествие с переселенческим поездом так наскучило мне, а повторение такой поездки по Великой Сибирской дороге настолько страшило меня, что я, немедленно по прибытии нашего поезда на станцию Челябинск, отправился к коменданту станции с просьбой прицепить мои вагоны к поезду с более ускоренным ходом. Коменданта я застал в буфете, в компании офицеров, которых было человек около 10.
- Кто из вас, господа, будет комендант здешней станции? - обратился я ко всей компании.
От стола отделился пожилой капитан.
- Я, что вам угодно?
Я объяснил ему цель моего путешествия, вручал мои бумаги и стал просить о распоряжении относительно скорой доставки моего груза.
Комендант оказался очень любезным господином. Он сообщил мне, что уже получил известие о моем грузе и что завтра, в 5 час. вечера, он отправит мой груз с воинским поездом, который идет от станции Челябинск по расписанию скорых поездов.
- Это мне целые сутки ждать здесь? - недовольным тоном заметил я.
- Что же делать, - с улыбкой отвечал капитан. - Я бы вам мог устроить отправку сегодня с шестым пассажирским, но вы от этого не выиграете в скорости нисколько. Поезд, с которым вы поедете завтра, обгоняет шестой в Омске и придет в Иркутск на целые сутки раньше.
Делать было нечего. Приходилось покориться этому, тем более что обещанию коменданта послать меня с ускоренным поездом я обрадовался несказанно.
У меня на руках были некоторые казенные вещи, которые комендант предложил мне оставить у него в канцелярии. Сделав это последнее, я отправился отыскивать гостиницу, которую и нашел очень скоро. Это оказалась очень плохая гостиница Никитина, где за 2 р. я взял номер и через ½ часа кейфовал за чаем. Ночь в Челябинске я провел очень неспокойно, ее, всю напролет, мне не давали спать собаки, которые своим ужасным лаем наводили страх. Собак в Челябинске такая масса, что поражаешься их численностью. Казалось, они нарочно собрались под моими окнами, чуя во мне «европейца», попавшего в «Азию».
Встал я довольно рано; напившись чаю, я отправился обозревать город. Челябинск сам по себе разделяется на две части: привокзальная часть и самый город, который отстоит от станции в 3-4 верстах и отделяется небольшим лесом. У станции я заметил «дилижанс», напоминающий собой ветхий ящик, запряженный парой старых, разбитых, еле тащивших ноги кляч.
- Это в город идет? - задал я вопрос молодому парню - вознице.
- Да, барин, в город.
Я разговорился с возницей.
- Скажи, пожалуйста, есть у вас в городе что-нибудь интересное?
- Не знаю, барин. Сам-то я не здешний, - со вздохом отвечал он.
- Чей же ты?
Но вместо ответа парень вдруг глухо зарыдал.
- Что с тобой, о чем ты? - удивленный и испуганный, спросил я.
- Не могу я говорить, - сквозь рыдания ответил он.
- Да что с тобою?
- Переселенец я. Сам-то я Могилевской губернии, не показалось нам жить там, бедность страшная одолела, ну мы, значит, и порешили переселиться в Уссурийский край. Ну, как быть следовает, продала у себя все, выручили кое-что деньжат и отправились. Приезжаем, значит, в Уссурийский край, а нас туда не пущают, по случаю войны-то евтой. Выбирайте, говорят, место в Западной Сибири и селитесь здесь. Ездили мы, ездили по Сибири эвтой, страх сколько. Одного горя испытали сколько, только Богу известно! Измучились все, просто из сил выбились. Куда ни приедешь, все везде неудобно: то горы большущие, то болота, все до копейки истратили денежки-то и остались ни с чем, и домой-то вернуться теперь не на что. Брат мой кое-как сколотил деньжонок, набрал Христовым именем, и отправился домой, хоть што-нибудь, быть может, уцелело там, а я вот остался тут, быть может, что заработаю.
«А что дома ждет вас, бедные, бедные!» - подумал я.
Парень говорил это, а слезы текли из его глаз. Мою душу леденило от этих слов, сколько в них было неподдельного горя, страшного всесокрушающего горя, с которым редко приходится сталкиваться.
- Что же, ты и поступил в извозчики?
- Да.
- Сколько же тебе платят здесь?
- Да платят-то хорошо, три целковых в месяц, да пан-то мой больно озорной, бьет шибко, страх как бьет!
- За что же он бьет?
- А кто ево зная за што? Так, ни за што! Как-то нанялся к нам какой-то бойкий малый, што-то он ему и сказал, это малому-то, ну а малый ответил ему грубо, он как ему залепит, малому-то, тот так и свалился под стол, пан-то и давай ему ногами насаживать в бока… страх какой озорной.
«Боже, Боже!» - думалось мне. С одной стороны, три рубля в месяц - хорошая плата за каторжный труд, с другой - награда сверх платы «озорного пана» ногами в бока. Азия, настоящая Азия.
Мы немного постояли молча.
- Ну что ж, поедешь, что ль, в город-то, барин? садись.
Я сел в дилижанс, в котором сидела уже какая-то женщина с узлом и мальчиком. Вскоре мы тронулись. Дилижанс швыряло из стороны в сторону по ухабистым, немощеным улицам Челябинска. Внутри ящика дилижанса была прибита такса, написанная безграмотно карандашом и гласящая: «Такца, за провоз от города и до станции 5 коп. за человека, за багаш 5 коп. одельно». Минут через 40 мы приехали в город. Дилижанс остановился на самой базарной площади, которая кишела народом. Характерные, курьезные вывески попадали мне в глаза. И я обратил внимание на одну. Вывеска эта была над входом в грязную мясную лавку и гласила, что здесь «торговля мясом», по сторонам неуклюже написанного текста, по всей вероятности, доморощенным художником-живописцем, были нарисованы топор и нож.
Я не утерпел и подошел к толстому рыжему мяснику в грязной кацавейке и спросил его:
- Скажите, пожалуйста, вы торгуете мясом, а на вывеске у вас изображен топор и нож, какое же отношение имеет топор и нож к мясу?
- Как какое, - обидчиво возразил мне мясник, - топором мы рубим мясо, а ножом режем его.
Я вспомнил рассказ одного моего знакомого, тоже о курьезной вывеске, изображающей какое-то дерево с надписью «Продажа певчих птиц»; на его вопрос, при чем же тут дерево, ему торговец отвечал, что птицы садятся же на дерево. Мне стало смешно и я поторопился водвориться в дилижанс, который собирался отъезжать обратно к станции.
Дилижанс снова начало бросать по ухабистым мостовым города. Не успели мы еще доехать до какого-то деревянного здания, обнесенного бревенчатым забором, не то местной тюрьмы, не то полицейского управления, как вдруг «пара гнедых», как я мысленно назвал запряженных в дилижанс лошадей, не пожелала итти дальше и начала пятиться задом и вставать на дыбы. Возница принялся усердно нахлестывать их кнутом, порываясь придать им прыти, но лошади не слушались и настойчиво продолжали или стоять на одном месте, или осаживать дилижанс назад. Пассажиры, в том числе и я, вышли из этого импровизированного ящика, а возница продолжал понуждать лошадей кнутом двинуться вперед.
К нам подошел какой-то человек в гороховой шинели, которая с трудом облекала его солидный корпус. Только по тому, что на боку у него болталась «видавшая виды» шашка, я узнал, что это был блюститель порядка в Челябинске, «господин городовой».
- Ну ты, - завопил городовой, - ты чего колотишься! Разве же можно так колотиться, зачем ты дуешь лошадей, - но возница не слушал его и продолжал усердно нахлестывать «пару гнедых».
- Слышь, что тебе говорят! Али ты оглох. Запротоколю ведь, не хлещи, тебе говорят. Сомнешь еще кого из людей, сломаешь барина, ступай домой, перепряги их, ишь ведь каких лошадей запрягают!..
Возница повернул лошадей, и дилижанс, гремя и прыгая из стороны в сторону, помчался обратно.
Я пешком дошел до станции. Было уже около 4 часов; я сидел в буфете станции и пил чай, когда ко мне подошел комендант и заявил, что через час поезд, с которым мне предстояло ехать, отходит и что мне пора позаботиться о водворении в вагон.
Но прежде несколько слов о Челябинске.
Челябинск небольшой уездный город Оренбургской губ., расположен он на живописном берегу реки Миас, название свое получил от имени бывшего владельца земли, на которой расположен Челябинск, башкира Челябы.
В городе есть несколько учебных заведений, больниц, библиотека-читальня и благотворительный приют. Недалеко от станции, целым небольшим городком расположился переселенческий врачебно-питательный пункт. Чрез этот пункт, за время открытия движения по Сибирской ж. д., прошло более 600.000 переселенцев. Великий Сибирский путь имеет свое начало от Челябинска и направляется параллельно границе уездов Шадринского (Пермской губ.) и Челябинского (Оренбургской губ.). Поезд, к которому прицепили мой вагон, состоял весь из товарных вагонов и носил название «воинского», что и гласили большие красные листы с надписью «По мобилизации, Воинский», приклеенные к каждому вагону. Для меня, по-прежнему, в хвосте поезда был прицеплен вагон 2-го класса. Я не на шутку струсил; во-первых, у меня явилось сомнение насчет скорости этого товарного поезда, с которым мне предстояло ехать более 3.000 верст, во-вторых, ехать одному в вагоне, хотя и с проводником-истопником, тоже не радовало меня. Все ж я не утерпел и отправился к дежурному по станции с просьбою разъяснить мне, почему мои вагоны прицепили к товарному поезду. Дежурный по станции любезно объяснил мне, что это и есть скорый поезд, о котором мне говорил комендант. Я извинился за беспокойство и отправился в вагон.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Материалы о Челябинске и других населенных пунктах Оренбургской губернии:
https://rus-turk.livejournal.com/597223.html