Нет ничего опаснее, как воображение прохвоста, не
сдерживаемого уздою и не угрожаемого непрерывным
представлением о возможности наказания на теле.
- Щедрин
Вы программируете стандартного суперэгоцентриста.
Он загребет все материальные ценности, до которых
сможет дотянуться, а потом свернет пространство,
закуклится и остановит время.
- Стругацкие
Полвека назад развитие человечества достигло удивительных высот. Огромные успехи науки и техники дали власть над природой, а борьба трудящихся освободила общество. Впервые в истории большинство людей могло жить, не боясь голода и насилия, народы сбрасывали иго угнетения, а люди освобождались от многовекового гнёта ограничений и предрассудков. Свободная мысль не знала преград, и казалось, что уже достигнутое - это лишь начало пути, на котором мир ждут невиданные чудеса и возможности. Вместо этого всё исчезло, рассеялось в прах. Развитие сменилось застоем, который перешёл в деградацию. Наука и техника не развивались, а лишь кое-как использовали достижения прошлого. Триумф разума сменился отупением и одичанием. Культура мертва, никто уже не может и не хочет создавать и творить. Стремление развиваться сменилось стремлением наслаждаться и навечно продлить настоящее,а затем общество вовсе утратило любое понимание смысла и цели. Свобода сменяется всесторонним подавлением человека и общества. Загнивание и деградация сменились безумным царством вирусного фашизма, а сейчас старый мир гибнет в хаосе и пламени. И при всём этом не видно сил, которые боролись бы против сползания к катастрофе.
Причина катастрофы - неолиберальный капитализм. Про неолиберализм написано много, но при страшном отупении последних лет полезно вспомнить основные вещи, а ход событий требует иначе расставить акценты.
История и политэкономия
Громадные успехи середины XX века создали в умах стремление больше не работать с прежним напряжением, но несколько расслабиться и пожать плоды достигнутого. Это желание разделяли массы как Запада, так и соцлагеря, захваченные в изрядной мере мелкобуржуазными потребительскими настроениями. С другой стороны, и буржуазия Запада, и советская бюрократия чувствовали в высоких темпах прогресса угрозу своему положению. Некоторое замедление прогресса было неизбежным и имело под собой объективную основу: в революционные эпохи прогресс движется громадными темпами, но когда задачи революции решены, развитие становится менее быстрым. Возможно, само по себе это замедление и не несло очень уж крупной угрозы, но в дело вмешались другие факторы.
В середине XX века борьба угнетённых народов во главе с Советским Союзом разрушила мировую систему империализма. Более того, её разрушение было основой развития общества в то время. Но когда ранее угнетённые народы освободились, они всё равно были отсталыми. Они были не только не готовы к социализму, но и капитализм для них был весьма прогрессивен. Они имели множество дешёвой рабочей силы, разрушение империализма устранило преграды для их развития, и поэтому туда устремился западный капитал. Там началось бурное развитие промышленности, которое дало западному капиталу громадную мощь, которую он использовал для обеспечения своего политического господства.
Буржуазия никогда не забывала 1917 год, и вся революционная эпоха наполнила её ужасом, для избавления от которого она была готова пойти на всё. Огромные прибыли от эксплуатации Третьего мира она щедро тратила на предотвращение революционной угрозы, выстроив для этой цели сложнейшую и изощрённейшую мировую систему. Эти три элемента - индустриализация ранее слаборазвитых стран, паразитирование на достижениях прошлого и переустройство общества для полного господства буржуазии - причудливо переплетаясь, стали основой неолиберальной системы.
Основой была индустриализация слаборазвитых стран. Любое общественное устройство может быть устойчивым, только если оно способствует развитию производительных сил, и неолиберализм добился здесь заметных успехов. Скажем, производство стали в мире
выросло с 770 миллионов тонн в 1990 году до 1874 миллионов тонн в 2019-м, производство электроэнергии - c 11800 тераватт-часов
в 1990-м до 27000 тераватт-часов
в 2019-м. Сотни миллионов людей переезжали из деревень в города, из крестьян превращались в промышленный пролетариат и клерков, переходили из крайней бедности к относительному достатку, получали образование, вообще приобщались к цивилизации.
Нужно понимать политэкономию этого процесса. Ключевое ограничение капитализма - это тенденция нормы прибыли к понижению: чем более технически развитым является производство, тем бо́льшую долю стоимости продукции составляет доля использованных машин и тем меньшую - доля труда. Но так как именно за счёт эксплуатации рабочей силы капитал получает прибыль, то технический прогресс ведёт к понижению нормы прибыли. Далее, так как в экономическом механизме неизбежно сосуществуют отрасли с бо́льшим и меньшим уровнем механизации и автоматизации, то и получаемые в них прибыли оказываются разными, затем
выравниваясь в среднюю прибыль.
В середине XX века на Западе была создана мощная и технологически сложная промышленность, и таким образом на капитал начала давить тенденция нормы прибыли к понижению. С 70-м годам все резервы прежней модели были исчерпаны, и она требовала либо перехода к ещё более технологичным отраслям, - а значит и ещё большего отхода от капитализма - либо иного пространства для роста. Тенденция нормы прибыли к понижению - это не абсолютный закон, её можно обойти множеством способов, и, в частности, выходом на новые рынки. И освободившиеся от колониального хлама более отсталые страны предлагали эти рынки в изобилии.
Поэтому западный капитал, отчасти изгнанный при крушении колониализма, должен был вернуться в новой форме. Ещё в 60-х открылось богатое поле в подчинённой военной диктатуре
Бразилии, в 70-х капитал
хлынул в Египет, и его были готовы принять многие другие страны. Но сперва надо было преодолеть внутренние препятствия. Прогрессивные элементы, существовавшие на самом Западе, мешали неограниченной экспансии. Именно в победе капитала над ними и стоит, видимо, искать причины кризиса 70-х. Прежние методы государственного регулирования рекомендовали печатать деньги, которые должны были стимулировать экономический рост. Но в 70-х этот ранее испытанный сценарий не сработал, и напечатанные деньги просто вызвали инфляцию без экономического роста. Капитал не хотел развития по прежней модели и объявил ей войну. С другой стороны, кризис показывал, что кейнсианская экономическая модель себя и правда исчерпала, и от неё надо было двигаться или вправо, или влево. Но сил для сдвига влево не было, массы были заражены мещанскими потребительскими настроениями, организации от социал-демократов до коммунистов не были ни радикальными, ни последовательными в борьбе против капитализма и продавались буржуазии при первом же удобном случае.
Более того, вся западная левизна в значительной мере основывалась на существовании Советского Союза и на том давлении, которое он оказывал на Запад. Но социалистические элементы в СССР и сами в огромной мере зависели от того, что он боролся с Западом, выполняя задачи национально-освободительной революции и прокладывая пути для модернизации. К 70-м годам задача была решена, в стране была создана мощная промышленность, а ракетно-ядерный щит гарантировал безопасность. Благодаря этому началась разрядка, противостояние с Западом ослабело, а значит ослабело и давление на Запад, сдвигавшее его влево. Лишившись поддержки извне и не имея внятной организации и программы, западные левые были разгромлены. Сперва кризис 70-х расшатал их позиции, а с победой Рейгана и Тэтчер правые перешли в контрнаступление. Были сокращены социальные выплаты и подорвано влияние профсоюзов, что было оформлено в разгроме забастовок авидиспетчеров в США в 1981-м и английских шахтёров в 1984-85 гг. Когда же профсоюзы были разгромлена, всё остальное решалось чисто экономическим давлением - высокооплачиваемые рабочие Запада не выдерживали конкуренции с дешёвой рабсилой Третьего мира. Кое-где победа неолиберализма была не столь полной - во Францию он пришёл позже и не столь радикально, в Северной Европе размах неолиберальных реформ был не столь велик, да и вообще в континентальной Западной Европе в значительной мере уцелели традиционные профсоюзы, трудовые права и система социального обеспечения. Но это были мелочи на фоне мирового масштаба, который приобрёл неолиберальный капитализм.
Затем настал черёд соцлагеря. Элементы социализма в нём в значительной мере были порождены
нуждами буржуазной революции, национального освобождения и модернизации. Когда эти задачи были решены, социализм ослабел. Капитализм был преодолён достаточно, чтобы подорвать соответствующую мотивацию в экономике, но и массы не были достаточно сильны и сознательны, чтобы двигать общество вперёд. Экономикой руководила лишённая опоры бюрократия, и начались застой и гниение. Под их прикрытием шла реакция - внедрение рыночных элементов сверху и мелкое частное производство снизу. При этом экономика соцлагеря также попала под экспансию Запада. Советский Союз активно торговал нефтью и газом, одновременно закупая промышленное оборудование, тем самым превращаясь в сырьевой придаток Запада, страны Восточной Европы брали на Западе кредиты. Расширение экономических связей с Западом создавало его агентуру внутри соцлагеря. Наконец реакция победила, и переродившаяся бюрократия при значительной поддержке масс восстановила капитализм.
Создающийся новый правящий класс нуждался в опоре и потому пошёл на полную капитуляцию перед Западом, чтобы тем самым получить поддержку для насаждения реакции внутри страны. Это привело к невиданной консолидации капитализма. Сперва капиталисты объединились после Второй мировой, чтобы эффективнее противостоять соцлагерю, а затем и сам бывший соцлагерь попал под их власть. Тем самым капитализм стал единой общемировой системой с централизованным политическим руководством. Ему подчинялась единая экономика, состоявшая из нескольких частей. Во-первых центр - Запад, где сохранялась высокотехнологичная промышленность, во-вторых страны с дешёвой рабочей силой, где Запад развивал промышленность. Туда переносились самые трудоёмкие производства, прибыль от которых
перераспределялась в пользу высокотехнологичных отраслей на Западе. Таким образом был возможен одновременный рост производства в связанных отраслях Запада и Третьего мира. Наконец, существовала обширная периферия, которая дожидалась своей очереди на освоение капиталом, снабжала Запад мигрантами и подвергалась ограблению.
Итак, всё играло на руку капиталу, всё увеличивало его экономическую и политическую мощь. И он решил не просто использовать эту мощь для увеличения прибылей, но всесторонне перестроить общество всей планеты так, чтобы сделать вечным и своё политическое господство. На экономическом базисе всемирного капитализма родилась удивительная общественная структура, отвратительная и одновременно по-своему гармоничная, хаотичная и при этом крайне стабильная, неэффективная, попиравшая все стандарты рациональности и при этом разраставшаяся всё шире. Миром начали править паразитизм и реакция.
Паразитизм и реакция
Революции XX века так напугали буржуазию, что она была готова на всё, лишь бы спастись от этой опасности. Развитие производства в отсталых странах дало широчайшую опору для реакции. Объединение отсталых и развитых стран в единую мировую систему давало как бы сообщающиеся сосуды, где в отсталых странах шло развитие, зато в развитые страны проникала реакция. Производство должно развиваться, это основной закон существования общества, но можно заменить интенсивное развитие, где возникают более сложные формы техники и которое несёт угрозу для капитализма как такового, на развитие экстенсивное, где уже известные формы производства переносятся в более отсталые районы. А за счёт огромных прибылей, извлечённых в Третьем мире, можно насаждать реакцию в более развитых странах.
Процесс шёл с огромным размахом и проявился особенно ярко в бывшем соцлагере. Раз промышленные рабочие - главный враг капитала, то этого врага нужно устранить как класс, и для этого можно даже разрушить промышленность. Чубайс не зря
говорил, что каждый приватизированный завод - это гвоздь в крышку гроба коммунизма, а экономическая целесообразность не имеет значения. Международная буржуазия была готова пойти на любые разрушения, лишь бы укрепить своё господство, и это обернулось уничтожением производства в чудовищных масштабах. Громадная высокоразвитая промышленность, наука и культура, социальные гарантии и достойная жизнь людей, - всё это обратилось в хаос и прах во имя всевластия капитала.
На Западе происходило нечто похожее, но мягче, поскольку в штаб-квартире международного капитала нужно было избежать лишних потрясений. Но промышленность также разрушалась вовсю. Говорили, что дело лишь в том, что производство выводится в страны с дешёвой рабочей силой. Отчасти это так и было, но всё же перенос производства, сопряжённый с большими капитальными инвестициями, - дело очень дорогое, и зачастую капитал шёл на него не только ради непосредственной выгоды, но и чтобы подорвать позиции профсоюзов и сократить численность рабочего класса как такового. При этом достаточное количество системообразующих технологичных производств сохранялись на Западе, чтобы обеспечить перераспределение прибыли из трудоёмких производств и вообще контроль над развивающимися странами.
Капитал не только разрушал базу классового врага, но и создавал собственную базу. В левой литературе этот фактор недооценивают. Разговор о неолиберальных реформах обычно сводится к описанию того, как была приватизирована и разграблена государственная собственность, разрушена промышленность, сокращены социальные программы и доведён до крайней бедности народ. Но капитал строил своё, пусть и уродливое, здание на этих руинах, не жалея полученных в Третьем мире средств на подкуп массовки. Мелкая буржуазия всегда была надёжной опорой капитализма, поскольку мелкие буржуа не мыслят жизни без рынка и частной собственности. Но развитие капитализма неизбежно разоряет мелких буржуа. Крупный капитал искусственно остановил и даже обратил вспять эту тенденцию. Мелких буржуа холили и лелеяли, их освобождали от налогов и давали им льготные кредиты, пропаганда выдавала жизнь мелкого буржуа за идеал. К традиционным самозанятым мелким буржуа присоединялись наёмные работники с близким статусом. Доходная специальность вроде айтишника или просто проживание в привилегированном регионе капиталистической системы - это тоже капиталец, который вырабатывает у владельца мелкобуржуазную психологию. Таким образом была создана громадная мелкобуржуазная масса, которая и сделала капитализм невиданно устойчивым.
Мировое владычество капитала открывало широкий простор для манипуляций. Подчинение всего мира единому центру, от которого зависело всякое развитие, создало громадный избыток рабочей силы, которым неолиберальный капитал воспользовался, чтобы раскалывать и подчинять народы. Возникла причудливая
система международной иерархии, где разные части постоянно боролись между собой за возможность стать более привилегированными слугами капитала. Разные страны конкурировали за привлечение иностранного капитала, поскольку развиваться своими силами они не умели. Мигранты конкурировали с местным населением, разные группы мигрантов конкурировали между собой, равно как и местные из разных регионов одной и той же страны. Неравномерность развития и распределения богатства, подкреплённые политическими и культурными барьерами, создавали иерархию, где надо было постараться, чтобы подняться повыше. Люди едут из провинции в Москву, из Третьего мира в первый, нелегальные и временные мигранты могут становиться легальными и постоянными, легальные мигранты могут приобрести гражданство более богатых стран, - все эти шаги объективно улучшают доходы и качество жизни, а для их совершения нужно добиться благосклонности капитала. Таким образом люди и целые народы привыкают, что всё их благосостояние зависит от милостей неолиберальной буржуазии, теряют чувство собственного достоинства, способность самостоятельно мыслить и действовать и превращаются в холуёв, готовых во всём угождать хозяевам.
Важнейшим и крайне недооценённым источником реакционной мерзости стал женский вопрос. Освобождение женщин от патриархального угнетения в изрядной мере совпало с наступлением неолиберальной реакции. В результате настоящего освобождения не случилось, и женщин, которых продавали мужчины, заменили женщины, которые продают себя сами. Красивое женское тело - это капиталец, который можно продать или путём открытой проституции, или гораздо более выгодным путём проституции скрытой, найдя себе партнёра побогаче, или в мягкой форме, найдя работу получше благодаря привлекательной внешности. Прибавим сюда архаичный домашний труд, который в изрядной мере сохранился и выполнялся женщинами, рождение и раннее воспитание детей - занятие, доступное только женщинам и пусть плохо, но оплачиваемое. Продажа своего тела и привлекательности, примитивный мелкий труд - всё это создавало мелкобуржуазную эгоистическую психологию, которой охвачена значительная часть женщин. С другой стороны, мужчины часто с энтузиазмом покупают женщин, поощряя эту порочную практику. В результате рынок и мелкобуржуазный эгоизм проникают даже в самые личные стороны жизни, и не только на работе, но и у себя дома люди становятся рабами капитализма.
Реакция тесно переплеталась с паразитизмом. Реакционерам досталось сложное высокоразвитое общество, и они принялись его грабить, обогащая себя и уничтожая опасные им прогрессивные элементы. Форм паразитизма
было множество. Можно использовать старую инфраструктуру, не совершенствуя и не ремонтируя её, использовать старое оборудование, не обновляя его, использовать старые научно-технические разработки, не занимаясь развитием новых. Прибыльнейший источник паразитизма связан с использованием рабочей силы. Можно не вкладываться в образование, используя кадры, подготовленные в прошлом, и кадры, завезённые из других стран, заодно подпитывая систему международной иерархии, и не вкладываться в воспроизводство рабочей силы как таковой, опять же используя уже имеющиеся кадры и мигрантов. Рождаемость падает по всему миру, показывая масштаб этого явления. Помимо такого рода паразитирования на будущем можно паразитировать на прошлом, истребляя бедностью и плохими условиями стариков, которые честно трудились всю жизнь, надеясь на спокойную старость. Юность и старость составляют значительную часть человеческой жизни, и в это время люди потребляют, не производя. Если истребить стариков и прекратить рожать детей, если не тратиться на капитальные вложения и инфраструктуру, то высвободятся колоссальные средства, которые пойдут в карманы паразитов, а проблемы от этого вполне проявятся лишь спустя десятилетия.
С паразитированием на прошлом и будущем совмещалось паразитирование на современниках. Промышленность сосредотачивалась в Азии, соответственно азиатские рабочие должны были работать за весь мир, а остальные во многом существовали за их счёт. Прежде всего паразитическое существование вёл Запад, куда уходила значительная часть прибылей из других стран. Но и другие страны имели свою долю от планетарной системы паразитизма. Приближённым сателлитам Запада доставалась некая доля прибылей. Много стран торговали нефтью по крайне завышенным ценам. В каждой стране паразитическое существование вёл крайне разросшийся слой офисных работников, занятых непонятно чем, и мелкая буржуазия, которую крупный капитал подкармливал в политических целях.
Очевидно, система, где полезным трудом занята лишь небольшая часть человечества, а остальные паразитируют на них, крайне неэффективна. Тем более даже паразиты не могут вести вполне праздное существование и вынуждены имитировать труд, поскольку в ходе этой имитации они доказывают свою лояльность правящему классу. Было бы гораздо эффективнее возложить полезный труд на всех, чтобы работать можно было гораздо меньше, а оставшееся время посвятить досугу. Но капиталисту гораздо лучше, чтобы все крутились по 8 или даже 12 часов как белка в колесе, не имея возможности толком отдохнуть и подумать о своей жизни, чтобы множество паразитов, всецело зависящих от капитала, укрепляли его власть и служили опорой против промышленных рабочих. Если же люди будут работать по 4 часа, а в свободное время самосовершенствоваться и думать о наилучших путях развития общества, то это будет очень плохо, поскольку они могут додуматься обойтись без капиталистов. Для безопасности буржуазии народ должен деградировать.
Часть II Часть III