Голод на Кубани: 1932-1933 гг. Полевые материалы Кубанской фольклорно-этнографической экспедиции №2
Голод на Кубани: 1932-1933 гг. Полевые материалы Кубанской фольклорно-этнографической экспедиции Научно-исследовательского центра традиционной культуры ГНТУ «Кубанский казачий хор». Часть 2-я.
Начало здесь: https://svetkuban.livejournal.com/1051939.html
Кореновский р-он
КФЭЭ-2007.
АК 3708. Станица Дядьковская.
Инф.: Логвин Мария Ефимовна (1928 г. р.), казачка.
- Я прекрасно помню какой был «саботаж». Это голод называли «саботажем». Знаете сколько людей поумирало. Раньше были русские печи. А семьи были большие: детей по 8, по 11 [душ]. И умирали дети с голоду прямо на той печке. Топить нечем, люди ослабли. И по хатам ездили, мертвых собирали. Сделали такие длинные палки с крючками, и стягивали этими крючками людей с печи, сразу по пять, по шесть человек. А около двора стояла телега, и в нее закидывали трупы как снопы. И на кладбище у нас могила есть, куда их всех скидывали. По-человечески похоронить было некому. А кто был, у того не осталось никаких сил.
- А за счет чего люди выживали?
- У кого, может, бурячок какой был… И то, чтобы никто не узнал, что он у тебя есть. А то приходили и забирали. «Комсод» такой был. Да еще и женщины [в «комсоде»]. И забирали всё. Даже ходили прутами ширяли. Где только чуть [что-то есть] - раскапывали.
- А эти «комсоды» из местных составлялись?
- Местных власть нанимала.
- А как люди к ним относились после голода?
- О-о-о! Потом знаешь что им было! И били их, и колотили их, и всякими словами обзывали. Померли проклятыми. А сами кушали что хотели, юбки у них с кружевами. А простые люди умирали. Тогда если кому кусок макухи-жмыха попадался, так за сахар был. Так и того не было. Хмель варили и лебеду. Хмель давали детям, чтобы они спали, чтобы есть не просили. И вот они спят, а у самих такие животы - все рахиты.
- У вас речка есть. Почему рыбу не ловили?
- Рыбу не ловили, а собирали ракушки. Ракушками еще выживали. А «кулаков» еще и из собственных хат выгоняли. Дети их по-над заборами ходили, там и спали.
- Так почему всё-таки люди рыбу не ловили?
- Люди слабые были. Если он в эту речку залезет, то там и останется.
- У вас в семье сколько детей тогда было?
- Четверо.
- Все выжили?
- Нет, трое.
- А выехать из станицы нельзя было?
- Нет. Станица не была паспортизирована. А без паспорта никуда не поедешь. Только моей тетке удалось уйти в Кореновку и устроиться на сахарный завод, там хоть какую баланду давали. У нее вся семья вымерла, шесть человек. Одна она осталась.
- А людоедства не было?
- Нет, такого я не слышала. Только кошек, собак. Но и их не было.
КФЭЭ-2007.
АК № 3710. Станица Дядьковская.
Инф.: Мисько Андрей Михайлович (1918 г. р.) казак.
- Я рос сиротой. Жил у бабушки. Она умерла во время «саботажа» 1933 г. Моя учительница была Мирна Надежда Евстафьевна. Я ее ввек не забуду. И говорит мне: «Андрюша, у тебя рядно и подушка есть?» Я говорю: «Есть». «Забирай и переходи в Дом». В том доме колхоз сделал нары и собирал в нем немощных малолеток. За счет баланды, которую там давали два раза в день, они выживали. В том доме нас человек пять насобирали, которые уже никуда негодные. Ну, прихожу я домой до бабушки. Бабушка уже лежит не подымается. Я пришел и плачу. Она: «Чего ты?» Я говорю: «Мне учительница сказала забрать подушку и рядно и перейти в Лабунивску хату». Бабушка: «Иди, может ты жив останешься. Я уже всё. Мне день-два и хана». Я: «А вы как? Не пойду». Она: «Иди». Я взял подушечку, рядно и пошел. Через день или два пришел проведать бабушку, а ее уже нема. Хата закрыта, окна заколочены. Мертвых по станице собирала подвода. По хатам ездили, мертвых в шарабан накидывали. Привезут на кладбище, в яму скинут. И едут собирают опять.
- А выживали за счет чего?
- Да так и выживали. Коняка у кого сдохла. До могильника ее не довезут, по дороге [люди] по кускам разрубают. Даже детей рубали и ели.
- И много таких случаев было?
- Было сколько хочешь! А то речка выручала. Ракушки собирали. Отваривали их и ели.
- А как люди объясняли причины голода?
- Тогда Сталин был у власти. И он отдал приказ ЦК партии вывезти весь хлеб. А хлеб тогда какой был? Не уродился. Люди поэтому всё оставляли себе. Кто два, кто три мешка спрячет. Тут комиссия идет, забирает. Кто прятал, того выселяли, как «врага народа».
- И много таких семей из станицы выслали?
- Да сколько хочешь. И вот отдал Сталин указ. Но, кто знает, какой это был указ. А местная власть что хочет, то и делает. Забирали всё. У нас с бабушкой на чердаке ведро фасоли лет десять уже стояло. И я ее сутками варил. А она так высохла, что не разваривается. Забрали и ее. «Комсод» пришел и забрал.
- Это были местные жители?
- Местные.
КФЭЭ-2007.
АК 3717. Станица Дядьковская.
Инф.: Хилько (Рева) Антонина Петровна (1927 г.р.), казачка.
Уже в 33-ем году стал падать народ. Не то там одын, два, пять, а улыци. Наша Партизанская улыця, вона тоди нияк не называлась, но казалы Берегова на неё, там полностью семьи повымирали. Вот у Пэтрэнкив семеро дитэй было, и свёкр, и свекруха была, и мужик и жинка, и у них семеро дитей, и одна только Груня дэсь на совхоз выйхала, и нихто ны знае дэ вона есть. А то все полностью помэрлы, в хати лежали. Это страх, это нельзя рассказать. Ну, вот были племянники Коля и Ваня, и батько их Сашка, здоровый, в кузне работал. И вин умэр, и детишки их помэрлы. Приихалы, выкыдалы йих - шарабан был, арба драбынамы обшилёвана...
Тяжелый шел тридцать вторый, ужэ воно заходыло, тридцать третий, тридцать четвёртый. А уже в тридцать пятом, уже «отборни»: тому дадут есть, тому не дадут. А тому было кажуть не давайте есть, она всё равно сдохнэ до вэчэра. Мы оце щас кажим умираем, а тогда не казали шо умирають, уже сдохла… Очень тяжелые годы были. Некоторые спаслися, но мало. Мало-мало. Вот эта поляна, 23 гектара, моё дитя, оце ж усэ булы хаты и усэ люды жилы. И вси поляглы в 33-ем году.
КФЭЭ-1992.
АК 213. Станица Платнировская.
Инф.: Кирьянов Владимир Ефимович (1913 г.р.), казак.
Информатор сообщает: «В 30-е годы коммунисты, актив забирали у населения продукты, зерно, а куда везли всё это - не знаю. Может они сами пользовались всем, что забирали.
Те, кто сумел скрыть продукты, и у кого не удалось их найти, только те и выжили.
Прятали кукурузу, ячмень.
Уже и отдавать было нечего, а всё приезжали отбирать…
В станице было людоедство.
Станица заросла бурьяном и было жутко во дворы заходить, - может там уже звери водятся.
КФЭЭ-1992.
АК 215. Станица Платнировская.
Инф.: Третьякова Анастасия Кирилловна (1918 г.р.); Третьяков Степан Михайлович (1913 г.р.)
Информатор вспоминает о голоде 1933 года: «Пятьдесят процентов населения умерло в голод в станице. Забирали даже узелки с семенами. Говорили: “И так подохнешь!”
Кто виноват, не знаю. Когда власть в свои руки берут, каждая власть имеет право требовать своё. Сколько делали вреда!
Мы не знаем, как выжили с братом. В плане ведь было - только зерно забирать, а забрали даже семена помидор.
Школьникам давали 100 грамм хлеба.
Я выжил, у меня быков было две пары, табак возил, что кому подвезу…»
КФЭЭ-1992.
АК 217. Платнировский сельсовет, хутор Левченко.
Инф.: Самохвалова Фёкла Фёдоровна ( 1906 г.р.)
Информатор вспоминает: «До 1933 г. жили мы в колхозе хорошо. Мой муж был бригадиром. Посеяли овёс, плохо посеяли: нéчем было пахать. И мужу за это дали 10 лет тюрьмы. Меня из колхоза исключили, из хаты выгнали, детей забрали. А тут голод начался. И кони, и люди - все от голода падали. Люди людей ели. У нас тут это всё на глазах было».
КФЭЭ-2007.
АК 3743. Станица Раздольная.
Инф.: Пелехов Иван Романович (1927 г. р.), казак.
- Почему голод произошел, неурожай был?
- Нет. … Вот приходють, у печку, на печку, на горище лазиють, хлеб шукають. Ну, хлеб - другое дело. Если б. А то квасоля там сваренная и то забирають. Ну, наверное нарочно так было сделано, чтобы станицу выморить. Ну, вот приехали хоронить - все умерли. А копать кто будет? Людей уже таких нет. Взяли, у колодец кинули. А у кого погреб, в погреб кинули, мертвецов.
- Людей много померло?
Ну, кто разбегся кто куды - то повезло. Если он действительно казак, настоящий, то он себе пропасть не даст. А если такие люди, забитые, как мой отец, простой рабочий. Например, голод был - он лягушек наловил. А там ножки только задние, больше есть нечего. Вот он наварил. Я две съел и наелся. А то - бурьян был. Ну, в рост человека. По станице ходить было страшно. Ну, вот отец наварил лягушек, я наелся. А он побоялся есть лягушатину, вылил в лоханку. А тогда начал делать сетки и рыбу ловить. А лягушек - нет.
- А отбирали продукты местные или приезжие?
- Я не знаю. Наверное наши. Например, у меня жена. А ее отец был чекист. И вот тут он в Раздольной как бы командовал этим делом. Вот приходить, а их человек семь там, десять. У хату зашли. Он не лазит, потому что он у них как старший начальник. А люди лазють, проверяють. В сундук лазють, одежу перебирають. Это я хорошо помню.
Красноармейский р-н
КФЭЭ-2004.
АК 3049. Станица Староджерелиевская.
Инф.: Безворитняя (Таран) Варвара Филатовна (1912 г.р.), казачка.
Голод в станице был «у 33-му и посли войны, посли оцэ гэрманськой войны [...]. Страшнэ дило було, люды людэй йилы, ризалы. У мэнэ сусиды, як воны мэнэ ны заризалы. Ризалы дитэй, ризалы, ну кого заманять у хату, и ризалы. А потом объезщикив назначилы, шо диваюцця диты, диваюцця люды, дэ? А потом одна дивка пишла до йх, подружка, а оны варять кушать. Раньше ны було ж плыток, а русськи пичкы булы, а тоди як глянула, а в йих, [в вареве], отак ручка пиднимаиця, кыпыть в борщи, чи там шо воно. А вона кажэ, ну, варить борщ, а я пиду хлиба прынысу. Оны б йии булы заризалы, оны вжэ и двэри защипнулы. А тоди отщипнулы. [...] А оны двинадцать душ заризалы вжэ. Цэ Б. був, Б. Настя, Лидка, оны йилы людэй.
Сусидка в мэнэ ось тут була, жила, тоже сына свого заризала и зъила. [...] У нэи два сына було, так она младшого заризала, а старший остався, ны вспила. А потом йеи взялы та посадылы в тюрьму, она дэсять лит сыдила в тюрьми, а потом прыйшла з тюрьмы и умэрла. [...]
Страшный голод був, и в садику дитэй кралы. Як тикэ няня взивае, дэ дытына отвыхнулась, так дытыны вже и ныма. Кралы и ризалы.
Цэ «саботаж» був пэрыд войною. Даже семички з кавунив, семички з дынь, и тэ всэ забыралы. Ходят, «комсод», трусять, щупом щупають, и дэ позакопуванэ, дэ похованэ, усэ забыралы. Вредительство було.
КФЭЭ-2004.
АК 3051. Станица Староджерелиевская.
Инф.: Туманова Анна Никитовна (1916 г.р.), казачка.
Люды мэрлы з голоду як мухы посли пэрвого морозу. И здесь на дороги лыжыть, и здесь. Потому что всэ забралы, всэ забралы. И коноплю забралы, прядиво называлось. Кажуть, у колхоз на вирёвкы.
КФЭЭ-2004.
АК 3052. Станица Староджерелиевская.
Инф.: Задорожний П.В. (1938 г.р.)
Полтавские отказались колхозное зерно убирать. Каганович говорит: «Браты-казаки, здравствуйте!». А те шумят: «Тамбовский волк тебе брат!». Вин опять: «Браты-казаки, здравствуйте!». Голоса не повышает, ничего. А те ему опять. Вин говорит в третий раз: «Браты-казаки, здравствуйте!». Не повышая ни тона, ничего. Часть поздоровались. Вин кажэ: «Я всё расскажу! Скажите мне, браты-казаки, почему пшеница в поле осталась?». Из толпы возгласы: «Наша пшеница в амбаре. Тока ваша пшеница в поле». [Каганович:] «Та пшеница, что в амбаре, то не ваша пшеница. Ваша пшеница в поле!». Сразу шум-гам. А в это время составы подгоняють пустые и станицу окружает воинская часть. И ни один человек ни туда, ни сюда.
Батя был завхозом. В Приморско-Ахтарске. Зерна полно. Лошадям зерно скармлевают. А людям нет. Один отрубал у лошади кусок мяса и думал зашить. А за лошадей тогда строго. А лошадь загнулася да и всё. С ведра лошадь кормит, овсом, ячменём. А люди смотрят, людям нельзя. [У отца] было шестеро детей. Три сестры и три брата. Засыпают в карманы в пальто зерно и выносит. Домой принесёт кукурузы или чего. Надо как-то сготовить так, чтоб никто не чуял запаха. И до утра съесть.
КФЭЭ-2004.
АК 3066. Станица Староджерелиевская.
Инф.: Гладкий Алексей Федорович (1928 г.р.), казак.
Голод 1933-го года.
«А то впэрэд мы жылы там, аж за станыцёю, до 33-го года. А в 33-м году оцэ сэстру було вкралы, чуть ны заризалы. Благодаря бабам шо с мамою робылы, отбылы. А маты кажэ: “Хоть наймай дэ-ныбудь кватырю, дитэй то низзя бросать”. И ото мы пырыйшлы сюды блыще в центр, и тут купыв батько хату».
[…] Во время голода в станице много людей умерло. «Бувало маты кажэ, у брыгаду пишла, а йих заставляють…, запрягай конэй, и цэ вас там 4-5 чоловик, йидьтэ, там вымэрла симья, надо вывызты, шоб ны завонялося. Запрягалы конэй, йихалы, вывозылы. А яму хто копав? Так, чуть-чуть выкопалы, абы шоб прыкыдалы, и всэ […]». Хоронили в общей могиле, кресты не ставили, гробов не было.
КФЭЭ-2004.
АК №3020. Станица Старонижестеблиевская.
Инф.: Троян Антон Карпович (1925 г.р.) казак.
Я в первый класс пошел. Мать умерла, брат умер, а отец еще остался и мы с ним спали на одном топчане. Утром пошел в школу: «Папаня, я пошел в школу». Возвращаюсь со школы, а он лежит в том же положении [...]. Дотронулся, он не шевелится. Я скорее к соседке напротив. Соседка прибежала, зашили в рядно, заехала подвода, там уже несколько лежало мертвецов, его положили. Соседка: «Садись, Тоська, посмотриш, где хоть батька заховають».
Не знаю где, сейчас хожу на кладбище на поминальные дни, не знаю где мать похоронена, где отец.
В 33-м году хоронили в общих могилах. У нас два кладбища в станице, старое и новое. И там, и там были общие ямы. Тут три ямы было. Сейчас на месте одной табличку поставили, оградку сделали, скамеечки [...].
КФЭЭ-2004.
АК 3028. Станица Старонижестеблиевская.
Инф.: Либидко Иван Яковлевич (1928 г.р.) казак.
[В 1932 - 1933 «Комсод» ходил?].
Ходылы, пэрыкыдувалы скырду, як я сам бачив, и ципкамы шукалы пшыныцю, дэ закопана. И пока ходылы, пока такэ рышилы выгнать. И шо получилось, прыдставтэ якый инстинкт у дитэй. Сыдилы на пичи, батько у нас був «красный», матырын брат, вин за намы поглядував. И вот, значить, сэстра схвачуеця и с пэчи и прям, тут у нас возли двэрэй такый комод був, темно-коричневый цвет, лак, открыва и масло бэрэ, прямо йисть, это масло топляннэ. Я: «Нюрко, будуть быть!», - с пэчи. А потом бачу, мини нэ хватэ, тода схватывся и соби. Получилось, шо мы його доилы. И батько заскакуе, цэй, «красный», мы його папкой называлы. Заскакуе, а мы тоди на пичь, и вин нас лаяв [...], мы дывылысь як бы нэ быв [...]. Тикэ ж вин оцэ пырылаяв, и заходять [комиссия] - так, убэрайтэсь отсюда. [...]. И ото всё им [«комсоду»] осталось. Выгналы с хаты. Маты нас, дитэй, одила и, ото, за рукы и повэла [...]. А двоюридна сэстра жила тут, напротив кладбыща [...]. Хатка була саманна, она сама була вдова, а мы там жылы. Так и намэрзлыся, и голодувалы, и лободу йилы, и пухлы.
Выгналы [нас] на ночь. Так маты ночью ходыла [в свой дом] красты посуду свою. [...] Ходыла якый-то лучок собырала, молола, пляцыкы робыла. А выжилы мы за счет дядька, матырыного брата, он моложе був матыри на два года, и там аж за Кучугурамы жыв. В тэ врэмя у його була вжэ там хатка нэвэлыка, и вин закопав пшыныцю. Потом конь у його був, заризав коня. Знаю шо пид послидок мы конем пиджылыся.
КФЭЭ-2004
АК 3029. Станица Старонижестеблиевская.
Инф.: Костоглот Павел Артемович (1922 г.р.), казак.
П.А.: Ну я в этой станыци родывся, тока в центре, в дедовской усадьбе, там я родывся. Потом отец поженился, вышел на квартиру, потом с этой квартиры, надел тада дали аж на улице Хлеборобной, там эта була усадьба. И там всё время жили, до 32-го года, пока отца не забрали в 32-м году, репресировалы.
- Перед голодом?
П.А.: Это в 32-м году, это в тот момент когда приезжал на Кубань Каганович. Там «тройка» була, судили без суда и следствия. Отец мой работал в колхозе имени Шевченко, был бугалтером. И тогда в 32-м году давали всем [притесняли], ну шоб вывезли весь запас, ну, всё зерно которое есть [чтобы] сдали государству. Они в колхозе думали ш хозяйнувать и дальше. Зерно, семенное зерно, у ково-то на дому булы амбары деревянные, и туда ево и ссыпали. Дескать, ну шоб весною посеять это зерно, сохранить. Ну и приписали. Када приехала та комиссия, началы тут искать, нашли [этот амбар], приписали шо эта «черный амбар», спрятанное от государства зерно. И их в 32-м году забрали - председателя колхоза, главново бугалтера, отец работал бугалтером, и еще там кладовщики, всё правление колхоза. Их арестовали, посадили и присудили к расстрелу. Это председателя колхоза, председателя ревизионной комиссии, отца (бугалтера). Ну, в общем, человек пять. Ну, там без суда и следствия забралы йих и до сих пор не известно. И сам я в эту реабилитацию [комиссию] пысав и нигде следов нету.
А там такой период сложный. Ритуалы соблюдались, сохранялысь до 32-го года, када люды жылы. А потом приехали, всех тут пересажали, пересудили, голодом заморили. И уже было не до игр. Тока как выжить? Вот я выжил. В 32-м году, вот нас было 8 душ семьи, и все померли. Тока я остался в живых и только почему, потому шо я был самый старший и весною в 32-м году взял сумку и на степь ходыв.Вот есть заячий орешик, так он называется, едят ево. И там норы [мышиные], еще зерно было, выкопаешь. А там еще были трактора, пахали весной, под Крупским, и я туда ходил. Трактористы копають, а я иду за плужком, орешки собираю. И ото как на работу ходыв. А трактаристам привозят обед. Им давали кусок кукурузного хлеба и там шо-то, бульон.
- А «комсоды» были?
П.А.: Были. Эти «комсоды» ходылы, щупалы, у кого зерно где.
- А они были местные или приезжие?
П.А.: И местные были и приезжие. Приезжий был организатор, а местный - тут мобилизованный.
- А местные были из казачьих семей или иногородних?
П.А.: С инагородних булы, городовыкы.
Инф.: Небавский Иван Гаврилович (1919 г.р.), казак
Голод, это такое страшное. Началося всё весной 33-го года. У школи учащимся мамалыгу давали, кашу.
Так представляешь, улица по которой ехать, заросшая була бурьяном, тока тропынка проходыла. Доходыло до того, шо матеря дитэй резали своих. Л., була така, значит мальчика пятилетнего собственного [сына] зарезала. Наложила мяса в чугунок и пашла до стога соломы набырать. Набрала и отак на том месте застыла. А другая мать, одна вжэ, Т., та мальчика лет 11 зарезала и съела.
Весной, тогда со станицы никаво никуда не выпускали, тока в Славинску. Морили людей, не выпускали. Так там [в Славянской], за сэрэбряни кинжалы, там давалы мукы кукурузяной тока, представляешь. Я лазил по деревьям гусеницу собирал. За то шо пять дней проработаешь, получаешь то два килограма мукы, а то по 400 грамм. Так прыдставляиш, ото як прынэсэш домой, так отак чайной ложычкой бырэш, и ото она така была вкусна.
- «Комсоды» были приезжие?
И.Г.: Не, это месные, из тех же «городовыков».
[…] а прыходылы на кладбыще, так ото прыдставляиш, от так, от горизонта [мёртвые] и не зарытые, а так прям рукав виден из ямы. […]
КФЭЭ-2004.
АК 3041. Станица Старонижестеблиевская.
Инф.: Колесник Василий Серафимович (1928 г.р.), казак; Чередник Нина Георгиевна (1938 г.р.), казачка.
В.С.: [В 1932-1933 гг.] очень много помэрло людэй. Мне было 5 лет, но я помню. Антонов Иван Иваныч, он казак такой был, все призы брал, и по рубке лозы, и на выдержку, кто быстрей на коню, так вин возыв покойныкив. В одияло, и в общу яму.
Голод был искусственный.
Н.Г.: Я в 1947 году голод помню, но цэ була засуха. Йилы и корышкы копалы, из рогозу. Они белые такие, их перемалывали и ладушки пекли. Они прытарни, а кушать хочицця. Паникум ели. В рисовых полях такой сорняк. Семечки в нем, их на самоделку и с этой муки делали лепешки, вместо хлеба. Оцэ кукурузну лепешку спычу, цэ прямо празнык. У нас была корова, мать продавала и нам оставалось молоко. Благодаря этим лепешкам и молоку выжили.
В.С.: В 1929-30-м году началось. Тогда были «комсоды». Забирали [продукты] ходили. Помню был Ш.В. Он был бригадир 3-ей бригады, а его отец такой завзятый был. Приходит, у него длинный штырь, острый и ходят щупают, искалы что закапывали. Помню мы золу выносылы, там ямка була. Он раз штык, пошел, пошел, думал, что что-то есть. Взял лопату, копал-копал, а там зола.
[Ходили и забирали продукты местные, станичники не казаки, а иногородние].
КФЭЭ-2004.
АК 3078 ПМ. Станица Чебургольская.
Инф.: Завада (Головко) Лидия Тимофеевна (1926 г.р.) (родом из станицы Новониколаевской), казачка.
Оцэ значала забралы мужикив, воны поотдавалы всэ в колхоз, тикэ сами в колхоз ны пишлы, воны ж ны знають, шо воно такэ. Оны свои зэмли имилы. Як хлопыць родывся - пять дэсятын зэмли [давали], а на дивчат ничого. А у Пэтра було шисть хлопцив, а одна дивчина - Рая, сама старша […]. Йих оцих трёх посадылы в [тюрьму], шо ны пишлы в колхоз, и йиздыв, «комсод» тоди называлы. Значить ото гарба, двое конэй, а воны ще як глянулы, мужыкы, шо йихнимы киньмы да так распоряжаюця… Бьють йих, та дёргають, [«комсоды»] местни и ны местни, всяки, бильше местних було, из иногородних, уже много понаезжало. Цих же [местных] повысылалы, а тих попрывозылы.
Повыгонялы ж, поарыстовувалы [казаков], харощи дома [забрали], самих багатих людэй. Оны и ны пыталы: чи вы дастэ, чи ны дастэ. Сами позабыралы. Всэ, ны тикэ шо лошадей, а шо и в хати було. Куды воны йёго вэзлы? Роскурочилы всэ. Хаты ото пооставалыся, тоди з йих поробылы школы […].
Оцэ ти «комсоды» йиздять, тры чиловика их, одын за вожжамы сыдыть, а два идуть у хату и начинають шастать. Они настолько всё проверяли… Русская печка, от это дымоход, трубу открыишь с пэчи виттиля дэ диты отдыхають, качалку заложилы а тут оклуночёк чого-нэбудь [продуктов] отсюды в дымоход прывязалы, так и цэ понаходылы […]. И даже если на печке у чугуни зварэна каша, тоди ны було там пирижкив, варэныкив, уже як отакэ пишло, а хоть шо-то, шоб було накуёвдынэ, но каша була всигда, или от эта пырловая из ячминя, или кукурузна. И с чугунамы бралы [«комсодовцы»], дажэ тэ шо поварынэ. Ничого ны оставлялы. Шо ото там куча дитэй сыдыть голих, плачуть?! Никого и ничого ны пыталы. Бабы плачуть, а воны смиюцця. Ту кашу отак поварькою бырэ, йисть. […] Я иногда вспомню, як оцэ я стара стала, я плачу. Я так боюся голоду, шо я ны можу тоби пэрыдать […].
У трыццять трэтём у мэнэ булы пухли ножкы, шо мы булы вжэ таки голодни […]. Мама робылы дояркою, и своя корова була, но ще була ны ростылылась, диточкы, молицця Богу, […]. У мэнэ икона, вона осталась ище, мама поблагословылы нас з Ванёю покойным, моим мужем […]. Эту [икону] я никуда ны дивала, и как мне ни было [трудно], и пид шовковыцёю мы з Ваней жилы 2 месяца, уже Ниночка была у нас маленькая, а икона у мэнэ закупорэна всигда в сундук, уныз стикло, […].
[…] 33-й год - столько мыра умэрло. Мы остались живы, чэтвыро и мама одна. А папа уихав у Раевскую, там шось гатылы биля ричкы […], возылы зэмлю дэсь, якусь дамбу робылы. Ну, куды послалы, туды и йшлы. Бо тоди низя було возражать, зразу полытыш на Магадан загорать. И йих ны було 2 годы, папы. […]. Всэ мама було кажуть: «Скоро й папа прыйдэ, папаня. Скоро папаня прыйдэ наш» […]. Так мама [с фермы] прынысуть нам малозива […], оцэ йих там тры дояркы було, оцэ воны подиляця, и тэ молозиво забыруть, а тылята понасосуцця у коров […]. И мы ны голодалы. Хоть раз у дэнь, да ты наисыся. А други … […]. Настолько помэрло много людей у 33-м году. Дажэ трупы йилы. Хто ще нэ умэр. И всиравно умыралы. А дило було высной, апрэль-май, уже жарко було, сонцэ […]. Каждый же лизэ з хаты. Довго ты голодный в хати сыдить будыш? И якый бы ны був, пухлый, голодный, а вылазыш из хаты, хоть дэсь якый бурьян [надеялись найти]. Ничево не было, ни мыши, ни крысы, ны кота, ны собакы, ны лягушкы, ни чирвяка, ни ёжика. Всё люди съели, и траву поели […]. Выходять уси ото, идэ каждый шось там чи пастыся, чи дэ якась щирычина, дэ шо, шо биля города е, трясуцця, йидять […]. [Мёртвый] лыжыть, отак сдулося, я сама бачила. Пузий хвамылия була, Мария, в нэи деток ны було, она жила сама, така манэнька хатка заваляночка, глыняночка. Она сама йеи змостыла и там жила. И вона, уже вона ны могла [терпеть], вылизла аж […]. А мама прыйшлы та плачуть: «Та мои ж вы диточкы, гляньтэ ж яка Мария лыжыть». И ото ж мы там глянулы: отака гора лыжыть, мухы, пыдъижае грабарка…. Та ны тикэ вона [Мария]. Заходять у дом любый, забирають, выносять одни скилеты, дитэй уже помэрших и стариков. Это ж ны каждый же на улыцю вылезет, грузят на грабарку, носылкы дэрывьянни […]. Ото туды скыдають, дэ дэрывьяною лопатою, дэ рукамы, дэ шо, и в ту грабарку… А грабарка - цэ называиця подвода, одын кинь, отак оглобли, а тоди читыри колэса и отак дви доскы […], и тут дви доскы над нымы. Ото туды накыдають повну и вызуть. Вызуть, дэсь ото тамычкы мужикы ище яки здоровищи… И ото значить копають ямы. И ото в ти ямы, або з одний грабаркы, або з двох, з трех, ото зарылы, зарылы… Було обще, каждому ны копалы […].
КФЭЭ-2004.
АК 3092. Станица Чебургольская.
Инф.: Мазур Л.Т. (1926 г.р.)
«Ишла коллективизация. Кто не хотел у колхоз, тех голодом морылы. Кушать ны давалы». Детям варили галушки из ячменной муки.
Курганинский р-он
КФЭЭ-1997.
АК 1289. Станица Воздвиженская.
Инф.: Тарасенков Пётр Данилович (1906 г.р.), казак.
«Бурьяны такие стояли! В них люди валялись, гнили. И некому было убирать. Человек умирал и там згнивал. Забрали всё. Сделали, чтоб мы подохли. Воняло кругом».
КФЭЭ-1997.
АК 1339. Станица Константиновская.
Инф. Жеребцова Анна Денисовна (1903 г.р.), иногородняя.
[В голод в 33 г. много в станице вымерло?]
- Щёту нету. От у хати пятеро, четверо, шестую - наповал, не брышу. И тода коров запригаим мы и визем на кладбище. А тамо мущины копали ямы бальшущие и в эти ямы клали [умерших]. От увéрнуть тут в одиялко или в чо, ни гробов, ничё не было. Поклали, закопали и пашли. Отак було. […]
Мёрли страшно, повыбрали, всё забрали. Хадили [«комсод»] по хатах, громили. От иде квасоля лижала, вже ш в нас ничиво не было, забиралы. Там и тёрын, ну, што было, всё грябли и вязли. На брычки вязли, а куды их подивали, мы ни знаим. […]
[Свои отбирали?]
Да, заставляли. […].
В 33-м году старинные фотографии, родовые, семейственные, висели на стенах, как обычно у нас заведено, снимали, бросали на землю и ногами топтали. […]
Работали, голые были, голоднаи, в ночь шли, работали. Галоднаи, исть хочица, прийдешь домой, а он [ребёнок] ляжит уже, бальной, вот и всё. Ты поплачешь, поплачешь, а покормить и нечим […]. [Умирали за работой] пряма вот идёть, уже галодная, в ей уже ноги не ходють, а итить нада. Думае, - може там котёл какой дадут [из колхозного котла поесть], сварють нам бульон, и впала, и всё. Вот это было, правда.
КФЭЭ-1997.
АК 1242. Станица Темиргоевская.
Инф.: Реус Георгий Димидович, казак.
Неурожай, это в тридцать третьем. Ну это уже дохли [люди], забрали всё. Та наши забрали - активисты, комунисты. Качан найдет, где квасоль найдет и забирает. Ну, много [умерло]. Которые побогаче были, уезжали отсюда в Грузию.
Вон там дедушка жил, он взял пучочек сенца, пошол, на могилке лег и кончился.
Утото ш вот и довело што повыселяли. Всех хлеборобов выслали, а тут некому сеять, пахать.
Те, кто с голоду умирал, бегали до черкес полоть.
Конечно, если у тебя золотишко есть, идут меняют [шли к черкесам]. У черкес у их урожай всегда.
[- Их не коснулся голод?]
Ну, коснулся, но не так. Черкесы подохли чи нет, а у нас подохли. Там [доносчиков] меньше було этих. Хочь и уворуют, они не признаются. А наши доказуют [заявляют] кто чево взял.
КФЭЭ-1997.
АК 1244. Станица Темиргоевская.
Инф.: Кролёв Пётр Евстафевич (1904 г.р.)
Станица на «чёрной доске» была. Эта [как] позорная [считалася]... Красноармейская, Урупская. Люди валялися! Очень много умирало. Семья была, муж, жена и трое детей. Я сам их у ямку закопал. Старуха съела сына и дочку. Собак всех съели. Где МТС, там был сад большой. Там общая могила была. Почти никого старых жителей не осталось».
[Причина голода?]
Неправильное руководство было. Ш. в Ростове [был]. Вроде хотели от России отделиться.
КФЭЭ-1997.
АК 1267. Станица Темиргоевская.
Инф.: Неповинных Вера Александровна; Бобрышев Иван Павлович (1919 г.р.), казак.
В.А.: В описываемое время стали всё отбирать. «Мама картошку пекла в печке - картошку вывернули, фасолю вывернули. Всё забрали, чем хочешь тем и живи».
Отец у Веры Александровны умер в январе 1933 года, а потом сестренка. Мама осталась беременная с тремя детьми. В том краю станицы, где жила их семья, стало страшно жить, потому что стали пропадать дети. «Родители ходят на работу, а мы одни оставались».
Их родная тетя стала часто к ним захаживать в то время, когда матери не было дома, и мама наказала им её не пускать, потому что «за неё что-то плохо [люди] говорят». После, заходя в гости к тете Акулине вместе с мамой, В.А. видела у неё в кладовке варилось мясо и в кадушке было засоленное мясо. К этому времени в станице уже съели всех собак и кошек. Спустя время тётю обвинили в том, что она торгует холодцом из детского мяса, и она бежала из станицы.
Однажды, идя по улице, они видели, что впереди них шла женщина с ребенком. Улицы были заросшие высоким бурьяном. Они услышали стон и крик ребенка, потом всё стихло. Мама В.А. зашла к В.И. Чугурдум и рассказала о произошедшем. Тот позвал «дружинников» и они захватили там трех мужчин, которые выглядели сытыми. В хате, где они жили, нашли [человеческие] головы и обувь. С тех пор в этой хате никто не живет.
Детей девяти - десяти летнего возраста собрали вместе, «вроде как интернат», и там кормили. В число этих детей попала и В.А. Туда к ней приходили её двоюродные брат с товарищем и она их подкармливала. Повариха это заметила, расспросила её и потом стала оставлять для ребят немного еды. Когда в огородах стали созревать тыквачи, кабачки, картошка, ребята перестали к ней приходить. Овощи они воровали, но люди их не очень ругали, потому что понимали, что мальчишки голодные.
Иван Павлович рассказывает о том, что спасаясь от голода люди ехали в Грузию, где голода не было. Однако его родственник, добравшись до Грузии с дочерью, не выжил. Местные жители на станции насыпали им орехов. Они, изголодавшись, съели их сразу много, чего нельзя было делать, и через три дня они умерли.
КФЭЭ-1997.
АК 1279. Хутор Сухой Кут.
Инф.: Кириченко Павел Нестерович, 1912 г.р., иногородний; Котлярова Анна Ивановна, 1915 г.р., казачка.
П.Н.: [Голод] был. Но трактористов хорошо кормили, … Я вооще голода не видал. Нас там в колхозе кармили, хлеб давали и приварок.
А на хуторе люди пухлые были. Страшно было. [Мёртвых на кладбище свозили в тракторной тележке].
А.И.: Были это вроде как одни казаки, а потом с Власовки поприехали, ищо откудова-то. Как раз это триццать третий был.
А.И. рассказывает, что вымирали целыми «проулками». В районе МТФ и где сейчас пустыри, везде сплошь стояли хаты. Кого выслали, а большинство вымерли в голод. Умерших с голоду свозили в общие ямы на кладбище.
Активисты ходили по домам и забирали продукты. «А я куда? У чугун насыпала, у кастрюлю кукурузы, у печку задвинула». Полезли в печку забрали эту кукурузу.
«Я плачу, я говорю, у менеш трое дитэй, мама четвертая, сама пятая, шош вы делаете?» Что забрали, унесли.
Ели траву, бурьян: щирыцю, лебеду. Делали из неё «ладыкы» (оладьи).
Кущевский р-он
КФЭЭ-1991.
АК 118. Станица Кисляковская.
Инф.: Корчина Н.А. (1922 г.р.); Корчин Н.С. (1917 г.р.)
«А зима в трыццать трэтём году така була - замэт в уровынь с хатой був. И оцэ в хату заходыш… Из хуторив в Катэрыновку идэш… Яка старуха пустэ… А цэ сосулькы понамырзають. Ны глаз ны выдно… В хату спускаешься, як у колодизь. Спустышься, яка обигрие, яка йисты дасть, а яка и в хату ны пуська.
- Много людей умерло у вас в 33?
- Ой-ё-ё-ёй, оцэ ны нада й вспомынать.
В 1933 г. Н.С. вместе с отцом пошли в ст. Екатериновскую купить картошки на посадку. В станице им пришлось разойтись по разным квартирам. Отец той же ночью умер и его похоронили на кладбище в общей яме. (Сейчас на этом месте стоит маслобойный заводик).
Н.С. возвратился домой где оставались брат и мачеха. Есть было нечего.
Н.С.: «И я пишов по-пид доскамы, просыть хто шо дасть: картошку, хто коркы з буряка… Я всэ брав. И ото я в детдом попав, у Мыхайловки».
Н.С. сбежал из детдома, искал брата, устроился на работу в совхоз, но не надолго.
«Опух, як колода. Оцэ всэ з мэнэ тиче, з рук, з ног. Тичэ з мэнэ… Я в ОРСи работав, пры столовой. Ужэ пытание в мэнэ, всэ… Кажуть, шо нильзя дыржать пры продуктах. Пишов до-дому. Конэць лита, кургу начав сушыть, гарбузы. Ото гарбузы, курга, наварю… И мини Запорожыць дав мукы… И ото мамалычку… Став йисты и оттух. И оцэ остався жывый… Оцэ остався жывый.
В Кысляковки больше людэй помэрло чим осталось. У нас було восимнацять тысяч [населения], сичас пять тысяч. Здорова станыця була. А тоди в трыццать трэтём году Кысляковка попала на «Чёрну доску» и Шкурына [ст. Шкуринская] на «Чёрну доску».
- А почему голод случился?
«Голод? У нас було восим закрамив пшыныци. Оны [«комсод»] всэ вывызлы на станцию. А тоди «тройкы», «комсоды». Забэрають усэ чисто.
Кабак, картошка, бурак, семичкы яки - всэ чисто забралы. [Оставылы] читыри стины и дитэй куча. Ничёго абсолютно ны оставлялы. И оцэ вси диты подохлы. Дитэй йилы… Матыри своих дитэй ризалы, у кадушку солылы и йилы…
Да-а. Отакэ мы пырыжылы (Плачут). Цэ на моих глазах усэ.
Н.А.: «А нас було двинадцать штук… и дивчата вси, дитэй. И тожэ - вынбари повни. Ну, мы ж тоди «кулакы», роскулачувалы. Мы отдельно жылы. Батько наш отдельно, а збоку був дедушка. Пьять сынив, пьять нывисток и дочка, и зять. Представляете себе? И жылы тоди в одний симьи, в одний хати. […]
Так я хотила сказать… У нас булы повни вымбари, а мы чуть ны подохлы. Мы досыдилыся в трыццять трэтём году, пухнымо вжэ… Двое блызнючат [девочки-близнецы, сёстры Н.А.] упалы [на колени], - папа, одвызы нас у Ростов, завызы… Тоди завозылы дитэй. А я тырпылыва. И старша, восимнадцятого года… А четырнаццятого года, тожэ завэзына. Тико она була ужэ ось тут у Краснодарському краи… Там давалы хочь по сто грамм хлиба. А нам ничёго ны давалы. Заставлялы в колхоз итты. И так заставлялы… А старыкы оны ж то боялыся. Забралы ж у нас и корову, и пидводы… Ну, всэ чисто побранэ…». […].
Продолжение: https://svetkuban.livejournal.com/1052921.html
https://svetkuban.livejournal.com/1052961.html
Из книги: Историческая память населения Юга России о голоде 1932-1933 г. Материалы научно-практической конференции / Под редакцией Н.И. Бондаря, О.В. Матвеева. Краснодар, Типография «Плехановец», 2009. - 454 с. Прил.
http://www.slavakubani.ru/kkv/history/1920-1989-ussr/golod-na-kubani-1932-1933-gg-polevye-materialy-kubanskoy-folklorno-etnograficheskoy-ekspeditsii-nauch/
Начало здесь: https://svetkuban.livejournal.com/1051939.html
Кореновский р-он
КФЭЭ-2007.
АК 3708. Станица Дядьковская.
Инф.: Логвин Мария Ефимовна (1928 г. р.), казачка.
- Я прекрасно помню какой был «саботаж». Это голод называли «саботажем». Знаете сколько людей поумирало. Раньше были русские печи. А семьи были большие: детей по 8, по 11 [душ]. И умирали дети с голоду прямо на той печке. Топить нечем, люди ослабли. И по хатам ездили, мертвых собирали. Сделали такие длинные палки с крючками, и стягивали этими крючками людей с печи, сразу по пять, по шесть человек. А около двора стояла телега, и в нее закидывали трупы как снопы. И на кладбище у нас могила есть, куда их всех скидывали. По-человечески похоронить было некому. А кто был, у того не осталось никаких сил.
- А за счет чего люди выживали?
- У кого, может, бурячок какой был… И то, чтобы никто не узнал, что он у тебя есть. А то приходили и забирали. «Комсод» такой был. Да еще и женщины [в «комсоде»]. И забирали всё. Даже ходили прутами ширяли. Где только чуть [что-то есть] - раскапывали.
- А эти «комсоды» из местных составлялись?
- Местных власть нанимала.
- А как люди к ним относились после голода?
- О-о-о! Потом знаешь что им было! И били их, и колотили их, и всякими словами обзывали. Померли проклятыми. А сами кушали что хотели, юбки у них с кружевами. А простые люди умирали. Тогда если кому кусок макухи-жмыха попадался, так за сахар был. Так и того не было. Хмель варили и лебеду. Хмель давали детям, чтобы они спали, чтобы есть не просили. И вот они спят, а у самих такие животы - все рахиты.
- У вас речка есть. Почему рыбу не ловили?
- Рыбу не ловили, а собирали ракушки. Ракушками еще выживали. А «кулаков» еще и из собственных хат выгоняли. Дети их по-над заборами ходили, там и спали.
- Так почему всё-таки люди рыбу не ловили?
- Люди слабые были. Если он в эту речку залезет, то там и останется.
- У вас в семье сколько детей тогда было?
- Четверо.
- Все выжили?
- Нет, трое.
- А выехать из станицы нельзя было?
- Нет. Станица не была паспортизирована. А без паспорта никуда не поедешь. Только моей тетке удалось уйти в Кореновку и устроиться на сахарный завод, там хоть какую баланду давали. У нее вся семья вымерла, шесть человек. Одна она осталась.
- А людоедства не было?
- Нет, такого я не слышала. Только кошек, собак. Но и их не было.
КФЭЭ-2007.
АК № 3710. Станица Дядьковская.
Инф.: Мисько Андрей Михайлович (1918 г. р.) казак.
- Я рос сиротой. Жил у бабушки. Она умерла во время «саботажа» 1933 г. Моя учительница была Мирна Надежда Евстафьевна. Я ее ввек не забуду. И говорит мне: «Андрюша, у тебя рядно и подушка есть?» Я говорю: «Есть». «Забирай и переходи в Дом». В том доме колхоз сделал нары и собирал в нем немощных малолеток. За счет баланды, которую там давали два раза в день, они выживали. В том доме нас человек пять насобирали, которые уже никуда негодные. Ну, прихожу я домой до бабушки. Бабушка уже лежит не подымается. Я пришел и плачу. Она: «Чего ты?» Я говорю: «Мне учительница сказала забрать подушку и рядно и перейти в Лабунивску хату». Бабушка: «Иди, может ты жив останешься. Я уже всё. Мне день-два и хана». Я: «А вы как? Не пойду». Она: «Иди». Я взял подушечку, рядно и пошел. Через день или два пришел проведать бабушку, а ее уже нема. Хата закрыта, окна заколочены. Мертвых по станице собирала подвода. По хатам ездили, мертвых в шарабан накидывали. Привезут на кладбище, в яму скинут. И едут собирают опять.
- А выживали за счет чего?
- Да так и выживали. Коняка у кого сдохла. До могильника ее не довезут, по дороге [люди] по кускам разрубают. Даже детей рубали и ели.
- И много таких случаев было?
- Было сколько хочешь! А то речка выручала. Ракушки собирали. Отваривали их и ели.
- А как люди объясняли причины голода?
- Тогда Сталин был у власти. И он отдал приказ ЦК партии вывезти весь хлеб. А хлеб тогда какой был? Не уродился. Люди поэтому всё оставляли себе. Кто два, кто три мешка спрячет. Тут комиссия идет, забирает. Кто прятал, того выселяли, как «врага народа».
- И много таких семей из станицы выслали?
- Да сколько хочешь. И вот отдал Сталин указ. Но, кто знает, какой это был указ. А местная власть что хочет, то и делает. Забирали всё. У нас с бабушкой на чердаке ведро фасоли лет десять уже стояло. И я ее сутками варил. А она так высохла, что не разваривается. Забрали и ее. «Комсод» пришел и забрал.
- Это были местные жители?
- Местные.
КФЭЭ-2007.
АК 3717. Станица Дядьковская.
Инф.: Хилько (Рева) Антонина Петровна (1927 г.р.), казачка.
Уже в 33-ем году стал падать народ. Не то там одын, два, пять, а улыци. Наша Партизанская улыця, вона тоди нияк не называлась, но казалы Берегова на неё, там полностью семьи повымирали. Вот у Пэтрэнкив семеро дитэй было, и свёкр, и свекруха была, и мужик и жинка, и у них семеро дитей, и одна только Груня дэсь на совхоз выйхала, и нихто ны знае дэ вона есть. А то все полностью помэрлы, в хати лежали. Это страх, это нельзя рассказать. Ну, вот были племянники Коля и Ваня, и батько их Сашка, здоровый, в кузне работал. И вин умэр, и детишки их помэрлы. Приихалы, выкыдалы йих - шарабан был, арба драбынамы обшилёвана...
Тяжелый шел тридцать вторый, ужэ воно заходыло, тридцать третий, тридцать четвёртый. А уже в тридцать пятом, уже «отборни»: тому дадут есть, тому не дадут. А тому было кажуть не давайте есть, она всё равно сдохнэ до вэчэра. Мы оце щас кажим умираем, а тогда не казали шо умирають, уже сдохла… Очень тяжелые годы были. Некоторые спаслися, но мало. Мало-мало. Вот эта поляна, 23 гектара, моё дитя, оце ж усэ булы хаты и усэ люды жилы. И вси поляглы в 33-ем году.
КФЭЭ-1992.
АК 213. Станица Платнировская.
Инф.: Кирьянов Владимир Ефимович (1913 г.р.), казак.
Информатор сообщает: «В 30-е годы коммунисты, актив забирали у населения продукты, зерно, а куда везли всё это - не знаю. Может они сами пользовались всем, что забирали.
Те, кто сумел скрыть продукты, и у кого не удалось их найти, только те и выжили.
Прятали кукурузу, ячмень.
Уже и отдавать было нечего, а всё приезжали отбирать…
В станице было людоедство.
Станица заросла бурьяном и было жутко во дворы заходить, - может там уже звери водятся.
КФЭЭ-1992.
АК 215. Станица Платнировская.
Инф.: Третьякова Анастасия Кирилловна (1918 г.р.); Третьяков Степан Михайлович (1913 г.р.)
Информатор вспоминает о голоде 1933 года: «Пятьдесят процентов населения умерло в голод в станице. Забирали даже узелки с семенами. Говорили: “И так подохнешь!”
Кто виноват, не знаю. Когда власть в свои руки берут, каждая власть имеет право требовать своё. Сколько делали вреда!
Мы не знаем, как выжили с братом. В плане ведь было - только зерно забирать, а забрали даже семена помидор.
Школьникам давали 100 грамм хлеба.
Я выжил, у меня быков было две пары, табак возил, что кому подвезу…»
КФЭЭ-1992.
АК 217. Платнировский сельсовет, хутор Левченко.
Инф.: Самохвалова Фёкла Фёдоровна ( 1906 г.р.)
Информатор вспоминает: «До 1933 г. жили мы в колхозе хорошо. Мой муж был бригадиром. Посеяли овёс, плохо посеяли: нéчем было пахать. И мужу за это дали 10 лет тюрьмы. Меня из колхоза исключили, из хаты выгнали, детей забрали. А тут голод начался. И кони, и люди - все от голода падали. Люди людей ели. У нас тут это всё на глазах было».
КФЭЭ-2007.
АК 3743. Станица Раздольная.
Инф.: Пелехов Иван Романович (1927 г. р.), казак.
- Почему голод произошел, неурожай был?
- Нет. … Вот приходють, у печку, на печку, на горище лазиють, хлеб шукають. Ну, хлеб - другое дело. Если б. А то квасоля там сваренная и то забирають. Ну, наверное нарочно так было сделано, чтобы станицу выморить. Ну, вот приехали хоронить - все умерли. А копать кто будет? Людей уже таких нет. Взяли, у колодец кинули. А у кого погреб, в погреб кинули, мертвецов.
- Людей много померло?
Ну, кто разбегся кто куды - то повезло. Если он действительно казак, настоящий, то он себе пропасть не даст. А если такие люди, забитые, как мой отец, простой рабочий. Например, голод был - он лягушек наловил. А там ножки только задние, больше есть нечего. Вот он наварил. Я две съел и наелся. А то - бурьян был. Ну, в рост человека. По станице ходить было страшно. Ну, вот отец наварил лягушек, я наелся. А он побоялся есть лягушатину, вылил в лоханку. А тогда начал делать сетки и рыбу ловить. А лягушек - нет.
- А отбирали продукты местные или приезжие?
- Я не знаю. Наверное наши. Например, у меня жена. А ее отец был чекист. И вот тут он в Раздольной как бы командовал этим делом. Вот приходить, а их человек семь там, десять. У хату зашли. Он не лазит, потому что он у них как старший начальник. А люди лазють, проверяють. В сундук лазють, одежу перебирають. Это я хорошо помню.
Красноармейский р-н
КФЭЭ-2004.
АК 3049. Станица Староджерелиевская.
Инф.: Безворитняя (Таран) Варвара Филатовна (1912 г.р.), казачка.
Голод в станице был «у 33-му и посли войны, посли оцэ гэрманськой войны [...]. Страшнэ дило було, люды людэй йилы, ризалы. У мэнэ сусиды, як воны мэнэ ны заризалы. Ризалы дитэй, ризалы, ну кого заманять у хату, и ризалы. А потом объезщикив назначилы, шо диваюцця диты, диваюцця люды, дэ? А потом одна дивка пишла до йх, подружка, а оны варять кушать. Раньше ны було ж плыток, а русськи пичкы булы, а тоди як глянула, а в йих, [в вареве], отак ручка пиднимаиця, кыпыть в борщи, чи там шо воно. А вона кажэ, ну, варить борщ, а я пиду хлиба прынысу. Оны б йии булы заризалы, оны вжэ и двэри защипнулы. А тоди отщипнулы. [...] А оны двинадцать душ заризалы вжэ. Цэ Б. був, Б. Настя, Лидка, оны йилы людэй.
Сусидка в мэнэ ось тут була, жила, тоже сына свого заризала и зъила. [...] У нэи два сына було, так она младшого заризала, а старший остався, ны вспила. А потом йеи взялы та посадылы в тюрьму, она дэсять лит сыдила в тюрьми, а потом прыйшла з тюрьмы и умэрла. [...]
Страшный голод був, и в садику дитэй кралы. Як тикэ няня взивае, дэ дытына отвыхнулась, так дытыны вже и ныма. Кралы и ризалы.
Цэ «саботаж» був пэрыд войною. Даже семички з кавунив, семички з дынь, и тэ всэ забыралы. Ходят, «комсод», трусять, щупом щупають, и дэ позакопуванэ, дэ похованэ, усэ забыралы. Вредительство було.
КФЭЭ-2004.
АК 3051. Станица Староджерелиевская.
Инф.: Туманова Анна Никитовна (1916 г.р.), казачка.
Люды мэрлы з голоду як мухы посли пэрвого морозу. И здесь на дороги лыжыть, и здесь. Потому что всэ забралы, всэ забралы. И коноплю забралы, прядиво называлось. Кажуть, у колхоз на вирёвкы.
КФЭЭ-2004.
АК 3052. Станица Староджерелиевская.
Инф.: Задорожний П.В. (1938 г.р.)
Полтавские отказались колхозное зерно убирать. Каганович говорит: «Браты-казаки, здравствуйте!». А те шумят: «Тамбовский волк тебе брат!». Вин опять: «Браты-казаки, здравствуйте!». Голоса не повышает, ничего. А те ему опять. Вин говорит в третий раз: «Браты-казаки, здравствуйте!». Не повышая ни тона, ничего. Часть поздоровались. Вин кажэ: «Я всё расскажу! Скажите мне, браты-казаки, почему пшеница в поле осталась?». Из толпы возгласы: «Наша пшеница в амбаре. Тока ваша пшеница в поле». [Каганович:] «Та пшеница, что в амбаре, то не ваша пшеница. Ваша пшеница в поле!». Сразу шум-гам. А в это время составы подгоняють пустые и станицу окружает воинская часть. И ни один человек ни туда, ни сюда.
Батя был завхозом. В Приморско-Ахтарске. Зерна полно. Лошадям зерно скармлевают. А людям нет. Один отрубал у лошади кусок мяса и думал зашить. А за лошадей тогда строго. А лошадь загнулася да и всё. С ведра лошадь кормит, овсом, ячменём. А люди смотрят, людям нельзя. [У отца] было шестеро детей. Три сестры и три брата. Засыпают в карманы в пальто зерно и выносит. Домой принесёт кукурузы или чего. Надо как-то сготовить так, чтоб никто не чуял запаха. И до утра съесть.
КФЭЭ-2004.
АК 3066. Станица Староджерелиевская.
Инф.: Гладкий Алексей Федорович (1928 г.р.), казак.
Голод 1933-го года.
«А то впэрэд мы жылы там, аж за станыцёю, до 33-го года. А в 33-м году оцэ сэстру було вкралы, чуть ны заризалы. Благодаря бабам шо с мамою робылы, отбылы. А маты кажэ: “Хоть наймай дэ-ныбудь кватырю, дитэй то низзя бросать”. И ото мы пырыйшлы сюды блыще в центр, и тут купыв батько хату».
[…] Во время голода в станице много людей умерло. «Бувало маты кажэ, у брыгаду пишла, а йих заставляють…, запрягай конэй, и цэ вас там 4-5 чоловик, йидьтэ, там вымэрла симья, надо вывызты, шоб ны завонялося. Запрягалы конэй, йихалы, вывозылы. А яму хто копав? Так, чуть-чуть выкопалы, абы шоб прыкыдалы, и всэ […]». Хоронили в общей могиле, кресты не ставили, гробов не было.
КФЭЭ-2004.
АК №3020. Станица Старонижестеблиевская.
Инф.: Троян Антон Карпович (1925 г.р.) казак.
Я в первый класс пошел. Мать умерла, брат умер, а отец еще остался и мы с ним спали на одном топчане. Утром пошел в школу: «Папаня, я пошел в школу». Возвращаюсь со школы, а он лежит в том же положении [...]. Дотронулся, он не шевелится. Я скорее к соседке напротив. Соседка прибежала, зашили в рядно, заехала подвода, там уже несколько лежало мертвецов, его положили. Соседка: «Садись, Тоська, посмотриш, где хоть батька заховають».
Не знаю где, сейчас хожу на кладбище на поминальные дни, не знаю где мать похоронена, где отец.
В 33-м году хоронили в общих могилах. У нас два кладбища в станице, старое и новое. И там, и там были общие ямы. Тут три ямы было. Сейчас на месте одной табличку поставили, оградку сделали, скамеечки [...].
КФЭЭ-2004.
АК 3028. Станица Старонижестеблиевская.
Инф.: Либидко Иван Яковлевич (1928 г.р.) казак.
[В 1932 - 1933 «Комсод» ходил?].
Ходылы, пэрыкыдувалы скырду, як я сам бачив, и ципкамы шукалы пшыныцю, дэ закопана. И пока ходылы, пока такэ рышилы выгнать. И шо получилось, прыдставтэ якый инстинкт у дитэй. Сыдилы на пичи, батько у нас був «красный», матырын брат, вин за намы поглядував. И вот, значить, сэстра схвачуеця и с пэчи и прям, тут у нас возли двэрэй такый комод був, темно-коричневый цвет, лак, открыва и масло бэрэ, прямо йисть, это масло топляннэ. Я: «Нюрко, будуть быть!», - с пэчи. А потом бачу, мини нэ хватэ, тода схватывся и соби. Получилось, шо мы його доилы. И батько заскакуе, цэй, «красный», мы його папкой называлы. Заскакуе, а мы тоди на пичь, и вин нас лаяв [...], мы дывылысь як бы нэ быв [...]. Тикэ ж вин оцэ пырылаяв, и заходять [комиссия] - так, убэрайтэсь отсюда. [...]. И ото всё им [«комсоду»] осталось. Выгналы с хаты. Маты нас, дитэй, одила и, ото, за рукы и повэла [...]. А двоюридна сэстра жила тут, напротив кладбыща [...]. Хатка була саманна, она сама була вдова, а мы там жылы. Так и намэрзлыся, и голодувалы, и лободу йилы, и пухлы.
Выгналы [нас] на ночь. Так маты ночью ходыла [в свой дом] красты посуду свою. [...] Ходыла якый-то лучок собырала, молола, пляцыкы робыла. А выжилы мы за счет дядька, матырыного брата, он моложе був матыри на два года, и там аж за Кучугурамы жыв. В тэ врэмя у його була вжэ там хатка нэвэлыка, и вин закопав пшыныцю. Потом конь у його був, заризав коня. Знаю шо пид послидок мы конем пиджылыся.
КФЭЭ-2004
АК 3029. Станица Старонижестеблиевская.
Инф.: Костоглот Павел Артемович (1922 г.р.), казак.
П.А.: Ну я в этой станыци родывся, тока в центре, в дедовской усадьбе, там я родывся. Потом отец поженился, вышел на квартиру, потом с этой квартиры, надел тада дали аж на улице Хлеборобной, там эта була усадьба. И там всё время жили, до 32-го года, пока отца не забрали в 32-м году, репресировалы.
- Перед голодом?
П.А.: Это в 32-м году, это в тот момент когда приезжал на Кубань Каганович. Там «тройка» була, судили без суда и следствия. Отец мой работал в колхозе имени Шевченко, был бугалтером. И тогда в 32-м году давали всем [притесняли], ну шоб вывезли весь запас, ну, всё зерно которое есть [чтобы] сдали государству. Они в колхозе думали ш хозяйнувать и дальше. Зерно, семенное зерно, у ково-то на дому булы амбары деревянные, и туда ево и ссыпали. Дескать, ну шоб весною посеять это зерно, сохранить. Ну и приписали. Када приехала та комиссия, началы тут искать, нашли [этот амбар], приписали шо эта «черный амбар», спрятанное от государства зерно. И их в 32-м году забрали - председателя колхоза, главново бугалтера, отец работал бугалтером, и еще там кладовщики, всё правление колхоза. Их арестовали, посадили и присудили к расстрелу. Это председателя колхоза, председателя ревизионной комиссии, отца (бугалтера). Ну, в общем, человек пять. Ну, там без суда и следствия забралы йих и до сих пор не известно. И сам я в эту реабилитацию [комиссию] пысав и нигде следов нету.
А там такой период сложный. Ритуалы соблюдались, сохранялысь до 32-го года, када люды жылы. А потом приехали, всех тут пересажали, пересудили, голодом заморили. И уже было не до игр. Тока как выжить? Вот я выжил. В 32-м году, вот нас было 8 душ семьи, и все померли. Тока я остался в живых и только почему, потому шо я был самый старший и весною в 32-м году взял сумку и на степь ходыв.Вот есть заячий орешик, так он называется, едят ево. И там норы [мышиные], еще зерно было, выкопаешь. А там еще были трактора, пахали весной, под Крупским, и я туда ходил. Трактористы копають, а я иду за плужком, орешки собираю. И ото как на работу ходыв. А трактаристам привозят обед. Им давали кусок кукурузного хлеба и там шо-то, бульон.
- А «комсоды» были?
П.А.: Были. Эти «комсоды» ходылы, щупалы, у кого зерно где.
- А они были местные или приезжие?
П.А.: И местные были и приезжие. Приезжий был организатор, а местный - тут мобилизованный.
- А местные были из казачьих семей или иногородних?
П.А.: С инагородних булы, городовыкы.
Инф.: Небавский Иван Гаврилович (1919 г.р.), казак
Голод, это такое страшное. Началося всё весной 33-го года. У школи учащимся мамалыгу давали, кашу.
Так представляешь, улица по которой ехать, заросшая була бурьяном, тока тропынка проходыла. Доходыло до того, шо матеря дитэй резали своих. Л., була така, значит мальчика пятилетнего собственного [сына] зарезала. Наложила мяса в чугунок и пашла до стога соломы набырать. Набрала и отак на том месте застыла. А другая мать, одна вжэ, Т., та мальчика лет 11 зарезала и съела.
Весной, тогда со станицы никаво никуда не выпускали, тока в Славинску. Морили людей, не выпускали. Так там [в Славянской], за сэрэбряни кинжалы, там давалы мукы кукурузяной тока, представляешь. Я лазил по деревьям гусеницу собирал. За то шо пять дней проработаешь, получаешь то два килограма мукы, а то по 400 грамм. Так прыдставляиш, ото як прынэсэш домой, так отак чайной ложычкой бырэш, и ото она така была вкусна.
- «Комсоды» были приезжие?
И.Г.: Не, это месные, из тех же «городовыков».
[…] а прыходылы на кладбыще, так ото прыдставляиш, от так, от горизонта [мёртвые] и не зарытые, а так прям рукав виден из ямы. […]
КФЭЭ-2004.
АК 3041. Станица Старонижестеблиевская.
Инф.: Колесник Василий Серафимович (1928 г.р.), казак; Чередник Нина Георгиевна (1938 г.р.), казачка.
В.С.: [В 1932-1933 гг.] очень много помэрло людэй. Мне было 5 лет, но я помню. Антонов Иван Иваныч, он казак такой был, все призы брал, и по рубке лозы, и на выдержку, кто быстрей на коню, так вин возыв покойныкив. В одияло, и в общу яму.
Голод был искусственный.
Н.Г.: Я в 1947 году голод помню, но цэ була засуха. Йилы и корышкы копалы, из рогозу. Они белые такие, их перемалывали и ладушки пекли. Они прытарни, а кушать хочицця. Паникум ели. В рисовых полях такой сорняк. Семечки в нем, их на самоделку и с этой муки делали лепешки, вместо хлеба. Оцэ кукурузну лепешку спычу, цэ прямо празнык. У нас была корова, мать продавала и нам оставалось молоко. Благодаря этим лепешкам и молоку выжили.
В.С.: В 1929-30-м году началось. Тогда были «комсоды». Забирали [продукты] ходили. Помню был Ш.В. Он был бригадир 3-ей бригады, а его отец такой завзятый был. Приходит, у него длинный штырь, острый и ходят щупают, искалы что закапывали. Помню мы золу выносылы, там ямка була. Он раз штык, пошел, пошел, думал, что что-то есть. Взял лопату, копал-копал, а там зола.
[Ходили и забирали продукты местные, станичники не казаки, а иногородние].
КФЭЭ-2004.
АК 3078 ПМ. Станица Чебургольская.
Инф.: Завада (Головко) Лидия Тимофеевна (1926 г.р.) (родом из станицы Новониколаевской), казачка.
Оцэ значала забралы мужикив, воны поотдавалы всэ в колхоз, тикэ сами в колхоз ны пишлы, воны ж ны знають, шо воно такэ. Оны свои зэмли имилы. Як хлопыць родывся - пять дэсятын зэмли [давали], а на дивчат ничого. А у Пэтра було шисть хлопцив, а одна дивчина - Рая, сама старша […]. Йих оцих трёх посадылы в [тюрьму], шо ны пишлы в колхоз, и йиздыв, «комсод» тоди называлы. Значить ото гарба, двое конэй, а воны ще як глянулы, мужыкы, шо йихнимы киньмы да так распоряжаюця… Бьють йих, та дёргають, [«комсоды»] местни и ны местни, всяки, бильше местних було, из иногородних, уже много понаезжало. Цих же [местных] повысылалы, а тих попрывозылы.
Повыгонялы ж, поарыстовувалы [казаков], харощи дома [забрали], самих багатих людэй. Оны и ны пыталы: чи вы дастэ, чи ны дастэ. Сами позабыралы. Всэ, ны тикэ шо лошадей, а шо и в хати було. Куды воны йёго вэзлы? Роскурочилы всэ. Хаты ото пооставалыся, тоди з йих поробылы школы […].
Оцэ ти «комсоды» йиздять, тры чиловика их, одын за вожжамы сыдыть, а два идуть у хату и начинають шастать. Они настолько всё проверяли… Русская печка, от это дымоход, трубу открыишь с пэчи виттиля дэ диты отдыхають, качалку заложилы а тут оклуночёк чого-нэбудь [продуктов] отсюды в дымоход прывязалы, так и цэ понаходылы […]. И даже если на печке у чугуни зварэна каша, тоди ны було там пирижкив, варэныкив, уже як отакэ пишло, а хоть шо-то, шоб було накуёвдынэ, но каша була всигда, или от эта пырловая из ячминя, или кукурузна. И с чугунамы бралы [«комсодовцы»], дажэ тэ шо поварынэ. Ничого ны оставлялы. Шо ото там куча дитэй сыдыть голих, плачуть?! Никого и ничого ны пыталы. Бабы плачуть, а воны смиюцця. Ту кашу отак поварькою бырэ, йисть. […] Я иногда вспомню, як оцэ я стара стала, я плачу. Я так боюся голоду, шо я ны можу тоби пэрыдать […].
У трыццять трэтём у мэнэ булы пухли ножкы, шо мы булы вжэ таки голодни […]. Мама робылы дояркою, и своя корова була, но ще була ны ростылылась, диточкы, молицця Богу, […]. У мэнэ икона, вона осталась ище, мама поблагословылы нас з Ванёю покойным, моим мужем […]. Эту [икону] я никуда ны дивала, и как мне ни было [трудно], и пид шовковыцёю мы з Ваней жилы 2 месяца, уже Ниночка была у нас маленькая, а икона у мэнэ закупорэна всигда в сундук, уныз стикло, […].
[…] 33-й год - столько мыра умэрло. Мы остались живы, чэтвыро и мама одна. А папа уихав у Раевскую, там шось гатылы биля ричкы […], возылы зэмлю дэсь, якусь дамбу робылы. Ну, куды послалы, туды и йшлы. Бо тоди низя було возражать, зразу полытыш на Магадан загорать. И йих ны було 2 годы, папы. […]. Всэ мама було кажуть: «Скоро й папа прыйдэ, папаня. Скоро папаня прыйдэ наш» […]. Так мама [с фермы] прынысуть нам малозива […], оцэ йих там тры дояркы було, оцэ воны подиляця, и тэ молозиво забыруть, а тылята понасосуцця у коров […]. И мы ны голодалы. Хоть раз у дэнь, да ты наисыся. А други … […]. Настолько помэрло много людей у 33-м году. Дажэ трупы йилы. Хто ще нэ умэр. И всиравно умыралы. А дило було высной, апрэль-май, уже жарко було, сонцэ […]. Каждый же лизэ з хаты. Довго ты голодный в хати сыдить будыш? И якый бы ны був, пухлый, голодный, а вылазыш из хаты, хоть дэсь якый бурьян [надеялись найти]. Ничево не было, ни мыши, ни крысы, ны кота, ны собакы, ны лягушкы, ни чирвяка, ни ёжика. Всё люди съели, и траву поели […]. Выходять уси ото, идэ каждый шось там чи пастыся, чи дэ якась щирычина, дэ шо, шо биля города е, трясуцця, йидять […]. [Мёртвый] лыжыть, отак сдулося, я сама бачила. Пузий хвамылия була, Мария, в нэи деток ны було, она жила сама, така манэнька хатка заваляночка, глыняночка. Она сама йеи змостыла и там жила. И вона, уже вона ны могла [терпеть], вылизла аж […]. А мама прыйшлы та плачуть: «Та мои ж вы диточкы, гляньтэ ж яка Мария лыжыть». И ото ж мы там глянулы: отака гора лыжыть, мухы, пыдъижае грабарка…. Та ны тикэ вона [Мария]. Заходять у дом любый, забирають, выносять одни скилеты, дитэй уже помэрших и стариков. Это ж ны каждый же на улыцю вылезет, грузят на грабарку, носылкы дэрывьянни […]. Ото туды скыдають, дэ дэрывьяною лопатою, дэ рукамы, дэ шо, и в ту грабарку… А грабарка - цэ называиця подвода, одын кинь, отак оглобли, а тоди читыри колэса и отак дви доскы […], и тут дви доскы над нымы. Ото туды накыдають повну и вызуть. Вызуть, дэсь ото тамычкы мужикы ище яки здоровищи… И ото значить копають ямы. И ото в ти ямы, або з одний грабаркы, або з двох, з трех, ото зарылы, зарылы… Було обще, каждому ны копалы […].
КФЭЭ-2004.
АК 3092. Станица Чебургольская.
Инф.: Мазур Л.Т. (1926 г.р.)
«Ишла коллективизация. Кто не хотел у колхоз, тех голодом морылы. Кушать ны давалы». Детям варили галушки из ячменной муки.
Курганинский р-он
КФЭЭ-1997.
АК 1289. Станица Воздвиженская.
Инф.: Тарасенков Пётр Данилович (1906 г.р.), казак.
«Бурьяны такие стояли! В них люди валялись, гнили. И некому было убирать. Человек умирал и там згнивал. Забрали всё. Сделали, чтоб мы подохли. Воняло кругом».
КФЭЭ-1997.
АК 1339. Станица Константиновская.
Инф. Жеребцова Анна Денисовна (1903 г.р.), иногородняя.
[В голод в 33 г. много в станице вымерло?]
- Щёту нету. От у хати пятеро, четверо, шестую - наповал, не брышу. И тода коров запригаим мы и визем на кладбище. А тамо мущины копали ямы бальшущие и в эти ямы клали [умерших]. От увéрнуть тут в одиялко или в чо, ни гробов, ничё не было. Поклали, закопали и пашли. Отак було. […]
Мёрли страшно, повыбрали, всё забрали. Хадили [«комсод»] по хатах, громили. От иде квасоля лижала, вже ш в нас ничиво не было, забиралы. Там и тёрын, ну, што было, всё грябли и вязли. На брычки вязли, а куды их подивали, мы ни знаим. […]
[Свои отбирали?]
Да, заставляли. […].
В 33-м году старинные фотографии, родовые, семейственные, висели на стенах, как обычно у нас заведено, снимали, бросали на землю и ногами топтали. […]
Работали, голые были, голоднаи, в ночь шли, работали. Галоднаи, исть хочица, прийдешь домой, а он [ребёнок] ляжит уже, бальной, вот и всё. Ты поплачешь, поплачешь, а покормить и нечим […]. [Умирали за работой] пряма вот идёть, уже галодная, в ей уже ноги не ходють, а итить нада. Думае, - може там котёл какой дадут [из колхозного котла поесть], сварють нам бульон, и впала, и всё. Вот это было, правда.
КФЭЭ-1997.
АК 1242. Станица Темиргоевская.
Инф.: Реус Георгий Димидович, казак.
Неурожай, это в тридцать третьем. Ну это уже дохли [люди], забрали всё. Та наши забрали - активисты, комунисты. Качан найдет, где квасоль найдет и забирает. Ну, много [умерло]. Которые побогаче были, уезжали отсюда в Грузию.
Вон там дедушка жил, он взял пучочек сенца, пошол, на могилке лег и кончился.
Утото ш вот и довело што повыселяли. Всех хлеборобов выслали, а тут некому сеять, пахать.
Те, кто с голоду умирал, бегали до черкес полоть.
Конечно, если у тебя золотишко есть, идут меняют [шли к черкесам]. У черкес у их урожай всегда.
[- Их не коснулся голод?]
Ну, коснулся, но не так. Черкесы подохли чи нет, а у нас подохли. Там [доносчиков] меньше було этих. Хочь и уворуют, они не признаются. А наши доказуют [заявляют] кто чево взял.
КФЭЭ-1997.
АК 1244. Станица Темиргоевская.
Инф.: Кролёв Пётр Евстафевич (1904 г.р.)
Станица на «чёрной доске» была. Эта [как] позорная [считалася]... Красноармейская, Урупская. Люди валялися! Очень много умирало. Семья была, муж, жена и трое детей. Я сам их у ямку закопал. Старуха съела сына и дочку. Собак всех съели. Где МТС, там был сад большой. Там общая могила была. Почти никого старых жителей не осталось».
[Причина голода?]
Неправильное руководство было. Ш. в Ростове [был]. Вроде хотели от России отделиться.
КФЭЭ-1997.
АК 1267. Станица Темиргоевская.
Инф.: Неповинных Вера Александровна; Бобрышев Иван Павлович (1919 г.р.), казак.
В.А.: В описываемое время стали всё отбирать. «Мама картошку пекла в печке - картошку вывернули, фасолю вывернули. Всё забрали, чем хочешь тем и живи».
Отец у Веры Александровны умер в январе 1933 года, а потом сестренка. Мама осталась беременная с тремя детьми. В том краю станицы, где жила их семья, стало страшно жить, потому что стали пропадать дети. «Родители ходят на работу, а мы одни оставались».
Их родная тетя стала часто к ним захаживать в то время, когда матери не было дома, и мама наказала им её не пускать, потому что «за неё что-то плохо [люди] говорят». После, заходя в гости к тете Акулине вместе с мамой, В.А. видела у неё в кладовке варилось мясо и в кадушке было засоленное мясо. К этому времени в станице уже съели всех собак и кошек. Спустя время тётю обвинили в том, что она торгует холодцом из детского мяса, и она бежала из станицы.
Однажды, идя по улице, они видели, что впереди них шла женщина с ребенком. Улицы были заросшие высоким бурьяном. Они услышали стон и крик ребенка, потом всё стихло. Мама В.А. зашла к В.И. Чугурдум и рассказала о произошедшем. Тот позвал «дружинников» и они захватили там трех мужчин, которые выглядели сытыми. В хате, где они жили, нашли [человеческие] головы и обувь. С тех пор в этой хате никто не живет.
Детей девяти - десяти летнего возраста собрали вместе, «вроде как интернат», и там кормили. В число этих детей попала и В.А. Туда к ней приходили её двоюродные брат с товарищем и она их подкармливала. Повариха это заметила, расспросила её и потом стала оставлять для ребят немного еды. Когда в огородах стали созревать тыквачи, кабачки, картошка, ребята перестали к ней приходить. Овощи они воровали, но люди их не очень ругали, потому что понимали, что мальчишки голодные.
Иван Павлович рассказывает о том, что спасаясь от голода люди ехали в Грузию, где голода не было. Однако его родственник, добравшись до Грузии с дочерью, не выжил. Местные жители на станции насыпали им орехов. Они, изголодавшись, съели их сразу много, чего нельзя было делать, и через три дня они умерли.
КФЭЭ-1997.
АК 1279. Хутор Сухой Кут.
Инф.: Кириченко Павел Нестерович, 1912 г.р., иногородний; Котлярова Анна Ивановна, 1915 г.р., казачка.
П.Н.: [Голод] был. Но трактористов хорошо кормили, … Я вооще голода не видал. Нас там в колхозе кармили, хлеб давали и приварок.
А на хуторе люди пухлые были. Страшно было. [Мёртвых на кладбище свозили в тракторной тележке].
А.И.: Были это вроде как одни казаки, а потом с Власовки поприехали, ищо откудова-то. Как раз это триццать третий был.
А.И. рассказывает, что вымирали целыми «проулками». В районе МТФ и где сейчас пустыри, везде сплошь стояли хаты. Кого выслали, а большинство вымерли в голод. Умерших с голоду свозили в общие ямы на кладбище.
Активисты ходили по домам и забирали продукты. «А я куда? У чугун насыпала, у кастрюлю кукурузы, у печку задвинула». Полезли в печку забрали эту кукурузу.
«Я плачу, я говорю, у менеш трое дитэй, мама четвертая, сама пятая, шош вы делаете?» Что забрали, унесли.
Ели траву, бурьян: щирыцю, лебеду. Делали из неё «ладыкы» (оладьи).
Кущевский р-он
КФЭЭ-1991.
АК 118. Станица Кисляковская.
Инф.: Корчина Н.А. (1922 г.р.); Корчин Н.С. (1917 г.р.)
«А зима в трыццать трэтём году така була - замэт в уровынь с хатой був. И оцэ в хату заходыш… Из хуторив в Катэрыновку идэш… Яка старуха пустэ… А цэ сосулькы понамырзають. Ны глаз ны выдно… В хату спускаешься, як у колодизь. Спустышься, яка обигрие, яка йисты дасть, а яка и в хату ны пуська.
- Много людей умерло у вас в 33?
- Ой-ё-ё-ёй, оцэ ны нада й вспомынать.
В 1933 г. Н.С. вместе с отцом пошли в ст. Екатериновскую купить картошки на посадку. В станице им пришлось разойтись по разным квартирам. Отец той же ночью умер и его похоронили на кладбище в общей яме. (Сейчас на этом месте стоит маслобойный заводик).
Н.С. возвратился домой где оставались брат и мачеха. Есть было нечего.
Н.С.: «И я пишов по-пид доскамы, просыть хто шо дасть: картошку, хто коркы з буряка… Я всэ брав. И ото я в детдом попав, у Мыхайловки».
Н.С. сбежал из детдома, искал брата, устроился на работу в совхоз, но не надолго.
«Опух, як колода. Оцэ всэ з мэнэ тиче, з рук, з ног. Тичэ з мэнэ… Я в ОРСи работав, пры столовой. Ужэ пытание в мэнэ, всэ… Кажуть, шо нильзя дыржать пры продуктах. Пишов до-дому. Конэць лита, кургу начав сушыть, гарбузы. Ото гарбузы, курга, наварю… И мини Запорожыць дав мукы… И ото мамалычку… Став йисты и оттух. И оцэ остався жывый… Оцэ остався жывый.
В Кысляковки больше людэй помэрло чим осталось. У нас було восимнацять тысяч [населения], сичас пять тысяч. Здорова станыця була. А тоди в трыццать трэтём году Кысляковка попала на «Чёрну доску» и Шкурына [ст. Шкуринская] на «Чёрну доску».
- А почему голод случился?
«Голод? У нас було восим закрамив пшыныци. Оны [«комсод»] всэ вывызлы на станцию. А тоди «тройкы», «комсоды». Забэрають усэ чисто.
Кабак, картошка, бурак, семичкы яки - всэ чисто забралы. [Оставылы] читыри стины и дитэй куча. Ничёго абсолютно ны оставлялы. И оцэ вси диты подохлы. Дитэй йилы… Матыри своих дитэй ризалы, у кадушку солылы и йилы…
Да-а. Отакэ мы пырыжылы (Плачут). Цэ на моих глазах усэ.
Н.А.: «А нас було двинадцать штук… и дивчата вси, дитэй. И тожэ - вынбари повни. Ну, мы ж тоди «кулакы», роскулачувалы. Мы отдельно жылы. Батько наш отдельно, а збоку був дедушка. Пьять сынив, пьять нывисток и дочка, и зять. Представляете себе? И жылы тоди в одний симьи, в одний хати. […]
Так я хотила сказать… У нас булы повни вымбари, а мы чуть ны подохлы. Мы досыдилыся в трыццять трэтём году, пухнымо вжэ… Двое блызнючат [девочки-близнецы, сёстры Н.А.] упалы [на колени], - папа, одвызы нас у Ростов, завызы… Тоди завозылы дитэй. А я тырпылыва. И старша, восимнадцятого года… А четырнаццятого года, тожэ завэзына. Тико она була ужэ ось тут у Краснодарському краи… Там давалы хочь по сто грамм хлиба. А нам ничёго ны давалы. Заставлялы в колхоз итты. И так заставлялы… А старыкы оны ж то боялыся. Забралы ж у нас и корову, и пидводы… Ну, всэ чисто побранэ…». […].
Продолжение: https://svetkuban.livejournal.com/1052921.html
https://svetkuban.livejournal.com/1052961.html
Из книги: Историческая память населения Юга России о голоде 1932-1933 г. Материалы научно-практической конференции / Под редакцией Н.И. Бондаря, О.В. Матвеева. Краснодар, Типография «Плехановец», 2009. - 454 с. Прил.
http://www.slavakubani.ru/kkv/history/1920-1989-ussr/golod-na-kubani-1932-1933-gg-polevye-materialy-kubanskoy-folklorno-etnograficheskoy-ekspeditsii-nauch/