Голод на Кубани: 1932-1933 гг. Полевые материалы Кубанской фольклорно-этнографической экспедиции №3
Голод на Кубани: 1932-1933 гг. Полевые материалы Кубанской фольклорно-этнографической экспедиции Научно-исследовательского центра традиционной культуры ГНТУ «Кубанский казачий хор». Часть 3-я.
Начало здесь: https://svetkuban.livejournal.com/1051939.html
https://svetkuban.livejournal.com/1052284.html
Лабинский р-он
КФЭЭ-1994.
АК 591. Станица Чернореченская.
Инф.: Телеусова Галина Николаевна (1915 г.р.), казачка.
Мама умерла по болезни, в семье оставалось 3 брата, Г.Н. и отец. В 1933 год был назначен Я.С. ходить по дворам, смотреть «у кого что есть». Прошёл уже слух, что будут ходить отбирать продукты. Нам отец не дал спать ночь. Он предложил из погреба выбрать картошку, туда насыпать кукурузу, а картошкой досыпать. Братья так и сделали. Мешки с кукурузой положили вниз, а картошкой присыпали. Устали, предлагали картошку, которая полностью не влезла в погреб, занести хоть куда-нибудь. Отец сказал: «Завтра». На следующий день, ни свет ни заря, стучат. Бытько вышел.
- Я пришел, так сказать, проверить ваш погреб.
- Иди проверяй.
Довел его до погреба, у него палка, на ней железяка. С ним ездил ездовый. Батько открыл, он полез в погреб.
- Так сказать, тут есть кукуруза.
И вот он с ездовым всю эту кукурузу с погреба выгреб, нагрузил на подводу. А куда дел? Мы тут вот собираемся в воскресенье, старые люди, куда он девал, мы не знаем.
Ленинградский р-он
КФЭЭ-1993.
АК 444. Станица Крыловская.
Инф.: Жарино Кузьма Иванович (1903 г.р.)
- [Много людей умерло в Крыловке?]
- Не знаю, кто их считал. Но, не управлялись конякой возить. Коняку выдали одну.
Мостовской р-он
КФЭЭ-2006.
АК 3656. Станица Губская.
Инф.: Двойникова Ефросинья Дмитриевна (1921 г. р.), казачка.
- Голод сильный был в станице?
с груш ели. Ходили, ломали, сушили в печке, толкли.ку ели. Гамалу- О-о-о! Не дай Бог! Жигу
[Гамала?], Мы их раньше называли сопляки. Они на яблонях, на грушах растут кустами. Мы скотине их ломали. Отцу моему в тридцать третьем 10 лет тюрьмы дали, за то, что 10 килограмм зерна не довез на ссыпку. Не досчитали… В 33-ем - голод. Люди по улице мерли, валялись… В тридцать третьем у меня братишка и сестренка с голоду померли… Остались только я и старшая сестра, мама раньше умерла. Забирали всё. Мы, чтобы себе что-то оставить, смешивали смолотую кукурузу с мусором, песком, а потом на потолок высыпали сор. А потом по чуть-чуть выбирали из этого мусора крупу и ели. Потому что комиссия выгребала всё, даже семена огурцов, помидоров, дыни, кавунов. Все выметали.
- А кто выметал? Местные?
- Конечно, местные. Комсомольцы.
КФЭЭ-1991.
АК 144. Станица Махошевская.
Инф.: Редкокашин Михаил Тимофеевич (1909 г.р.), казак; Редкокашина Евдокия Фёдоровна (1917 г.р.), казачка.
В 1932 г. отца Е.Ф. забрали. Обвинили в том, что не вовремя разбросал отраву на поле для грызунов. Забрали и многих других. И «без вести» [«Забрали, как у воду пападали»].
М.Т. во время голода в Махошевской не было.
Е.Ф.: [В 1933 г.] Люди по проулку / улице лежали, ну вот «как сено косили», рядами. Станица бурьяном заросла, в человеческий рост. Зайдёшь в дом, «пустая хата - лежат мёртвые». В сельском совете держали несколько человек, их кормили, «чтобы они тверденькие были», т.е. работоспособные. Они на бричке ездили по домам и забирали умерших, бросали их на повозку «как на свалку». Хоронили на кладбище в общей яме, просто сбрасывали, присыпали землёй. «Тут голод страшный был».
М.Т. голод пережидал в Азербайджане, в Грузии. «Там голода ни былó. Там усего было отак [«по горло»]. Ели, пили, что хочиш».
В 1932 г. в Махошевской была коммуна и был один еврей. В 1932 г. начали дохнуть лошади. Он говорил: «Ну, ничего, лошади подохнуть, а потом начнут дохнуть люди». Этот еврей уехал / выехал, «а тут вскорости и мор начался».
В основном выжили те, кто был в коммуне, работал в колхозе. Там немного кормили. Остальные почти все вымерли. Это больше половины жителей станицы.
В голод ели цвет акации, который поджаривали в печи на жаровне «как сухари», подорожник сушили в печи; черемшу, [брат Е.Ф. пошёл за черемшой в лес и там погиб]; крапиву («жигулку») толкли; «купыри по бугру расли, белым цветёть».
Е.Ф. работала в табаководческой бригаде. Повариха готовила обед [три котла] «баланды»: «и жигуху / крапиву, и салат и чиво ана только ни напхаить в эту баланду».
КФЭЭ-2006.
АК 3620. Станица Переправная.
Инф.: Пономаренко Михаил Антонович (1925 г.р.); Спицын Иван Андреевич (1928 г.р.)
- А кто прдукты в 33-м г. у казаков отбирал?
- Активисты.
- Люди умирали от голода?
- Да не дай Бог! Даже их собирали и отвозили на кладбище без гробов. Забирали на бричках, даже живых. Пока до кладбища довезут - он уже мертвый.
- А сколько человек в станице умерло, примерно?
- Не считали.
КФЭЭ-2006.
АК 3633. Станица Переправная.
Инф.: Асеев Иван Михайлович (1929 г. р.), казак.
- В 33 м году был голод. И моего отца прислали сюда из [ст.] Владимировской. Он знал, что скоро власть возьмется за него, потому что он был из зажиточной казачьей семьи. А моя мама варила самогонку из арбузов. А эти друзья [актив], что ходили по домам, отбирали у людей всё, убивали их, до отца придуть, (а его ж тоже надо было выслать, моего отца), а самогонка [стоит] и сидять пьють, закусывають. Моя мама рассказывала, - вот придуть они, пьють самогонку. А потом как заругаются между собой: «Ты, говорит, скотина такой! Батя трудится, варит, а ты его выслать хочешь!» И так берегли, берегли отца моего, а потом ему: «Михаил Евсеевич, уже дальше тебя сохранять неможно. Принимай салотопку в Переправной». Здесь в Переправной, за станицей, была салотопка. А салотопка почему называлась: туда, как раз 33 год был, привозили мертвых животных, или отходы от скотины. Там котлы были, в них топили сало на мыло, а мясо курям отвозили. Так люди туда на рачках подлазивали, есть хотели. Вот приведут на салотопку лошадь или быка и наказывают отцу: «Михаил, Боже сохрани, чтобы кормить кого-то!» Вот какая жизнь была. И вот отец занимался этой топкой. И всё равно выслали, потому что по сословию был казак. А тетка моя рассказывала, что и мужикам доставалось тут на хуторе, выселяли тоже их. Потом до нас пришли опять. В сундуке муки немножко было. Они эту муку выгребають. А мама моя стоить, и мы, один одного меньше, и на руках у нее еще дитё: «Чем же я их кормить буду? Это же последнее что у меня есть». Вот так.
- А как выжили? Что кушали?
- Кушали всё, что приходилось. И траву всякую, всё приходилось.
- В вашей семье кто-нибудь во время голода умер?
- Во Владимировской умерли Катя, Ваня, Лена и Ксеня, маленькими еще. А переехали сюда - Катя умерла, маленькая. А мы трое выжили: две сестрицы и я.
- А всего было восемь детей?
- Да. Я с этого времени всё помню, с четырех лет.
- А случаи людоедства были?
- Это я не знаю. У нас даже и разговору в станице не было, чтобы людей ели. А к отцу моему на салотопку приходили и просили: «Михаил Евсеевич, ну дай чего-нибудь! Дядя Миша!» Так его здесь потом после смерти вспоминали, как он людей выручал.
- Выбирали всё. Вот схоронил ты пшеницу в навоз - приходили в навозе ширяли, раскапывали и всё забирали. И брали, чтобы тебе ничего не осталось. Вот лежить умираеть человек прямо на дороге, а начальство мимо едет: «Га! Сдыхает!» На кладбище возили [и полуживых], еще не умер: «Повезем! Пока доедем, он дойдеть». Такие случаи были.
- А кто этим занимался, отбирал всё у людей?
- Активисты.
- Местные или приезжие?
- Местные.
- А сами, небось, с голоду не помирали?
- Они? Да ты что! И скотина у них, всё. И была здесь коммуна, хутор. Они туда попереходили, а тут грабили. И там варили, ели и пили.
Новопокровский р-н
КФЭЭ-2005.
АК 3270. Станица Ильинская.
Инф.: Сляднева (Сметина) Евдокия Васильевна (1915 г.р.), казачка.
Пережила я три голода. Двадцать первый, особенно тридцать третий [год] был. Я залезла лягушек ловить в речку и [начала тонуть]. Ехал председатель колхоза, да накинул на меня веревку на шею и выташил меня. Сохрани Бог, помилуй. Что мы ели... Вот лошадь сдохла. Просили, нам дали по кусочку. Пухлые ноги были. Ходить нельзя было никак. Плачу сижу. Полезу потихонечку, скраюшку нарву пикуликов [молодой камыш], едим. Сыты, слава Богу. И то рады были этому. И карагач низкий нашмыгаем, едим. И слава Богу, дожили до весны, уже хлебушек порядочный стал. А четвертое отделение, там был совхоз, и вот говорят там принимают [на работу].
Я пришла, уже у меня ноги начали опадать, она и говорит: «У вас и ноги пухлые, как же я вас приму?» Я говорю: « Пожалуйста, не дайте умереть, я буду работать.» - «Да нет, подождите ещё недельку.» А мне одна женщина, вышли, она и говорит: «Да ты принеси ей луку, сразу примет.» Лук зелёный уже пошёл. А у меня у систры был лук. Я пришла, сказала, она мне надёргала, понесла, она записала меня, приняла. И что ты думаешь, дочечка, неделю поработала, у меня ноги опали, хлебушка то я стала исть. Кукурузный хлеб наливной, но стали исть. По семьсот грамм нам давали. Так я вот такой кусочек съем, а это маме берегу.
А мама, у нас бочонок двацать пять вёдер, засыпала [в него] кукурузы и [закрыла] бурьяном и каждый вечер, каждое утро она «Живые помощи» читала вокруг сарая. И вот, а живем мы, мальчик у нас был, ручка тоненькая [засунет в бочонок], достанет, мама говорит: «Сынок, по две горсточки достань и хватит.» [Ели сырую кукурузу и слушали, не ходит ли кто под окном]. Дочечка, [активисты] шли в уборную и смотрели чем оправляюца. И говорит: «Это кулаки, их надо уничтожить, где-то кукуруза спрятана.» А до этого сарая не подходят. [Молитва] «Живые помощи» - сильные они.
Потом уже весна движеца, мама стала доставать побольше. Возьмёт, растолкёт и по ложечке кашку нам давала. Ага, актив идет, а сугробы, метель, а я соберу их, у нас четверо дитей, за руку, да бегим у камыш прятаца. Ой, Госпади. А у меня систричка была, семь лет, её схватил приступ сердечный, она умерла. Так мы жили, так над нами издевались.
… вот у тридцать третьем как умирали, их заворачивали в дерюжки и бросали в общую могилу как попало, как дрова бросали. Везли на быках, руки тянуца, волоса закручиваюца на колесо, я сама всё это видела, я не вру.
КФЭЭ-2005.
АК 3274. Станица Ильинская.
Инф.: Суханов Павел Ермолаевич (1918 г.р.)
В голод умирали люди. В домах собирали мёртвых. И живых тоже увозили на кладбище. «Только ещё [еле] дышит, давай его!».
У людей отбирали все продукты. Это всё делало начальство. Хлеб отбирали местные «комсодовцы», станичники.
Рвали и ели плетюшки - соцветия акации. Их толкли и ели. Рыбу никто не ловил. Умерло много людей. У нашей семье не было умерших.
Хоронили и на кладбище и в огородах. Были случаи людоедства.
Создали «комсоды». Они ходили и отбирали у людей всё. Это было в 1932 г. Пришли брать хлеб. «Ну, какой хлеб! Ничего ж нету!». «Нет, у вас есть!». Отец говорит: «Нет!». «Ну, мы будем искать». «Ищите!». Они в доме крюками тыкали. Потом на конюшню пошли. Нашли яму в огороде, земля просела. Там что-то есть, - говорят. Там картошка была. А они: «Мы будем копать». В начале камень попался. Потом ещё что-то. Заругались, бросили всё. На окне стояла четверть. В ней сверху была простокваша, а внизу мать прятала муку. Комсодовец сунул туда палку и нашел муку. Мать объяснила, что ей нечем кормить детей. Но он всё равно забрал. Последний оклунок муки отец спрятал в соседнем брошенном доме с разрушенной [печной] грубой. Через день оклунок украли. Сухари так и не забрали. Один человек наелся в колхозе сухарей и от этого умер. Вообще мёртвых хоронили каждый день. Ловили и ели сусликов и мышей. Разрубали топорами мёрзлую землю и забирали мышиные кладовые. Добычу прятали в норках, которые рыли сами, в скирдах соломы. Мёртвых свозили целыми кучами. Когда весной сеяли, следом выбирали [мёртвых]. Вы не поверите, выбирали!. Я однажды шел с сестрой копать норки. Увидел ещё живого станичника, лежащего в луже. Хотели его вытащить. Нам отсоветовали: «Дети, вы его не вытащите, а сами умрёте». Мы его поднять-то не могли. Обратно идём, а он уже лежит мёртвый. В станице умерло от голода больше половины жителей. Из восемнадцати тысяч населения осталось четыре. На деда уполномоченный, двадцатипятитысячник, наставил пистолет. Он требовал зерно. Деду стало плохо с сердцем, и он умер. Отчаенные казачки ругали комсодовцев: «Как тебя только земля носит! Щас рогач возьму, не поздоровится!».
Богач Катасонов прорыл в колодце боковой ход. Там он прятал хлеб. Его долго не могли найти. Но потом кто-то выдал.
Наша улица вся заросла бурьяном. Мертвецов собирали на мажару, запряженную быками. Умирали каждый день. Мёртвых везли на кладбище. Тем, кто закапывал умерших, давали по два килограмма кукурузной муки. Мёртвых закапывали в братской могиле [общей яме]. Мёртвых привозили и утром, и вечером. Для перевозки мертвецов приходилось выделять подводы каждой колхозной бригаде.
КФЭЭ-2005.
АК 3231. Станица Калниболотская.
Инф.: Майдибор Таисия Михайловна (1922 г.р.)
В 33 году голод был. «Я только четыре года с бабушкой-дедушкой жила. В 33 году они все умерли». Семья была-то большая. Но они все померли. Голод был. Осталися мама и я, вдвоём. Мама искала пищу в мышиных норках. Потому что ходили «комсодовцы» и всё отбирали. Они отбирали у матери всё, что она приносила с поля. «Комсодовцы» были назначены Советом. Мать уехала за Белоглинку, в станицу Еланскую. «Мама сама уехала, а меня бросила. Тогда 33 год был». Много людей померло. Осталось много беспризорных детей. Их собирали в детский приют. Под него в станице отвели особый дом. И меня туда забрали. Бездетные пары усыновляли и удочеряли детей. А меня никто не взял. Мать вернулась и не хотела меня брать к себе. Говорила, что у неё нет ни кола, ни двора.Но её заставили меня взять. Мать бросила меня у подружки и уехала. Она спасала свою душу.
КФЭЭ-2005.
АК 3258. Станица Калниболотская.
Инф.: Долженко Таисья Григорьевна (1929 г.р.), казачка; Дьченко (Харченко) Лидия Ивановна (1926 г.р.)
Цэ ж ны пырыдать як в тридцать трэтём… Я хоть манэнька була, я тоже нэ помню, [люды россказувалы], тоди так - семьямы умиралы с голоду. Не то шо голод. В двадцать пэрвом был голод - не уродило. Всё выгорело, высохло. А в тридцать третьем тут искусственный голод сделалы. Сдали всё, уже ш колохоз был. А потом перед Рожыством, мама кажэ, зашли и всэ забралы. Даже бурякы забрали, картошку, ну всё. На голодну смэрть... Семьями люди умирали. Так як йих хоронылы? Мама кажэ, на нашей улице жила семья, имели корову в тридцать третьем, так от тий коровой и возыком покойныков возили. Накидають, а там яму выкопають на кладбище, накидали як дров, закрыли. Никому было хоронить, никому было яму копать. Уси были люди ныгожи. Сёдня вин копав, завтра вин уже умер и его в [эту же] яму. Ото такочки, так яки там похороны править.
Отрадненский р-он
КФЭЭ-1996.
АК 1167. Станица Надежная.
Инф.: Петренко Алексей Николаевич (1908 г.р.), казак.
«Колективизация начиналась страшно. Приежали уполномоченые, вели беседу с людями, что значит у колхоз идти записываться. Ну была своя агитация. Ну и потом люди некоторые рискнули пошли. А потом [уходили]. Седня идет в колхоз, видет быков и лошадей, затем забирает оттудова…» […]
По мнению А.Н., провал коллективизации побудил советскую власть к применению карательных мер. Лучших хозяев, зажиточных раскулачивали, высылали, сажали в тюрьму. Отбирали всё. Умелых хозяев почти не осталось. Это и спровоцировало голод.
«Повальный был голод. На могилках лежали люди, вот как ото валки, глиди, так люди один в один лежали мертвые. Моя мама умерла… Много так лежит [людей] как снопов… Привезла маму [на кладбище], сорок человек в одну яму закопали. Там сейчас поставили памятник.» […]
«Хоронили так, траншею выкопали, заполнили мертвыми, засыпают. Другу копают. Это тридцать третий год.» […]
«Дашковых, я помню, дочка умерла. Ну, и кто-то там заявил, што мол умерла… А мать еще была живая. Их приехали, забрали, дочку мертвую, а матерь живую. Пошла туда в могилу.
Такие были случаи, што человек еще живой, а подвода ходит мертвых збирает. Живова бирут, а всё равно ему помирать, берут и кидают. Вот такие страсти были.
Один, той, Яшка, знаю што Яшкой ево звать…, привезли ш ево тожеть на могилки, а ямы не было и он ночью отошол [ожил]. Отошол и лез рачки [домой], и живой был даже после тридцать третьево голоду.
Люди увсякую гадость ели, люди людей ели, дитей.
Вот конятину и щас едят, [раньше] вроде как ни ели [до голода]. Да и собак, да Господи.
Всё забирали, даже в печке стоит каша и то забирали.
Был уполномоченный [не местный]. Один или там пять их, пускай, в станице. Остальные свои. Подбивали таких людей которые ни с чем ни считались: покормили ево похвалили, пошол делает страшные дела. Свои же люди. Полномоченый командовал, а свои всё делали. И печки ломали. […]
Мои родители наверно чуствовали што будет голод. И перестраивали печку рускаю. Ну, значит когда ее строят, там засыпают хвундамент камнем или чем. А они, значит, зделали как пустое там. И туда насыпали кукурузы и позамазали. …а я в школу пошла. Приходю, мама голосить, пришли [активисты], эту досточку ударили и кукуруза посыпалась. Забрали всё, всё забрали. И нас четверо дитей осталося, и папашу оттедова взяли, коней забрали. Десять лет моему отцу дали. И семья повалилась. У нас в тридцать третьем трое детей в один день поумирали с голоду. Этот, маленький, как просил бедненький ладичко (оладик), на коленях. Так мне в память зашло.»
КФЭЭ-1996.
АК 1168. Станица Надежная.
Инф.: Калабухов Семен Архипович (1911 г.р.), казак.
До ста человек помирало в нашей Надежке в день. Это вот как раз в этот период хлеб не вродил. Еще зеленый был, а когда уже хлеб начал поспевать, люди не стали умирать. Шмурыгали пшеницу, зерно ели. Утут трошке остановилось.
Почему? Были «кулакы», называлысь «кулакы». Больше казачество вот это вот голодало, Украина и Кубань, Белорусия. Вот Грузия… Наши все уходили [туда]. Это нас грузины спасали.
КФЭЭ-1996.
АК 1199. Станица Надежная.
Инф.: Полтавченко Мария Стефановна (1930 г.р.)
[1933 г.] Да, людей ели. И вот у женщин которые ели людей, у них вот бороды, ну волосы на лицах росли.
КФЭЭ-1990.
АК 1201. Станица Передовая.
Инф.: Войченко Анастасия Трофимовна (1918 г.р.), казачка.
Да как не помнить? Вот это дедушка был, был в тюрьме, Кишечко. И потом сбиг он. Тащённый, галодный, и пришол к нам, к маме (уже отца не было). И у нас у голод, кушать нечево, ево надо поддержать. А што мы, атца уже не было, а мама - «кулацкие корешки», куда ни пашлеть [туда и] работать. Быков этих, валов водила. Пахали, ана вадила. Там двести грамм муки давали кукурузой. Я помню [это] хорошо. Ну, я выжила потому што училась у школе. У нас был директор, очень умный человек. Он сознательный, взял землю, пахали, сеяли на этой земле. И работали ученики в летнее время, и были и наемные работали, ухаживали за лошадьми. В Пригородной был потом сад. [Директор] узяв у наших, Кишечкиных, они сами сажали. Попросили, дал колхоз саду немного. В школе давали горячий обед. Кто ходил в школу, все живы оставались. Вот кусочек хлеба, суп или борщ. А [директора] забрали в тридцать седьмом. Михаил Алексеевич Мищерин. У них сын здесь живет.
Всё забирали, ходили. У горшки заглядывали, где што ни есть [забирали]. У нас было у гаршочке кукурузы немножко, и ту забрали. Где картошечка какая была, всё уродило, но всё ето забрали. А потом говорили, [что это] сабатировали, сабатаж. Вот так. И на потолок залезла активистка. А сушки, у нас сушили немношко, ну, ведра два лежит сушки на потолке [на чердаке]. Ана это визде сюды-туды тыкает.
А бывало люди голые оставались. Ужасно, ужасно умирали. У нас дедушка умер, вот тут отец похороненный, в огороде этом. В огороде похоронен и отец и дед. А вот здесь, [по соседству], вся семья вымерла, были кресты [в огороде]. Я вот такой страсти набралась с детства и сколько училась уже взрослой, пойтить у центер там, посмотреть или спектакли, иду [и вспоминаю] - там на углу жили люди Гончаровы. У них одна из семьи, четверо дитей, мать и отец, одна осталась дочка, выжила девочка. А то кристов помню было в огороде! Счас там дома построены для специалистов, живут.
Некому было на кладбище ни везти, ни нести, как попало [хоронили]. Вот у нас без гробов [хоронили]. Доски там были какие-то, вот поставили, так положили, тут и похоронили. Делать [гробы] некому [было].
Вот некому было ни отца хоронить, ни дедушку хоронить. Старичек и с старухой жили, и тоже они впроголодь жили, ну, живи остались. И они пришли вот и помагли.
А вот оттуда шли люди на Зеленчукскую. Так они туда уходили, голодные. Люди идут и, вот, не дойдут до конца улицы. Умирают, лежат мертвые. Пойдеш у центр, смотриш - там умирает, там умирает. […]
КФЭЭ-1996.
АК 1202. Станица Передовая.
Инф.: Красников Иван Георгиевич (1910 г.р.)
В 1933 г. был голод. Много людей умерло. Забирали всё съестное. Скот тоже забирали. Он почти весь подох с голоду в колхозе. В голоде виновата советская власть. В начале она делала людям много зла.
КФЭЭ-1996
АК 1071. Станица Удобная.
Инф.: Гордиенко Василий Михайлович (1913 г.р.)
Ну как же не помню? У тридцать третьем году человек пятнадцать - шестнадцать с железными кастылями ходют, хлеб ищут. Сперва были «красные обозы», зерна было много. Ну, подьежает и всё чисто позабирали зерно. Ну, а в голод кое-кто в ямы позакапывал, вот они ходят и [ищут]. Забирали, как вроде Сталин приказал, шо где-то зерна надо було, а ево нету, так вот забрать это зерно [с населения]. Позабирали, а потом с этими железными штыками ходют [активисты], ищут. Найдут, а потом у тюрму понятно. Десять лет, вот это, дают. А потом приходят до нас. Уже всё забрали, кукурузы много.Тамичке на потолку хвасольки було баначка литрова, и ту полезли, забрали. А потом приходят десять раз, двадцать раз. А потом заходют, а тут такой был, эта, комунистяга, эта, значит командир этой «разведки». Вот, заходит и говорит: «Так, вы знаете кто к вам зашол?», - до моей жины. [Моей жене говорит]. Она сидит. Она спужалась: «Та бачу, люды зайшлы». А викона винчальная, так небольшая, в углу стаяла. Ну, уже не знаю, чи по Господнему, чи может бичовка перепрела… Эта викона как лытыть на этого командира …, на голову как брыкнытся, как разобьется. Они как спужалыся, тикать. Утиклы и ничёго ны делалы.
А один с винтовкой, с ихней партии, и наверно забыл, она заряжена, на боевом взводе. А тутэчкэ на саму прохвиль вышли. Тамычкэ зашлы также шукать, як до нас. А там собака здорова така и кынулась на ёго, на этого, шо с винтовкой. А вин ложе [винтовки] ему у рот. Собака як всхватыв за курок, как блыснуло, так и упав вин, и [получается, что] собака его застрэлыла. Они так испужалыся, Божэ мой! Там викона, а тутэчкэ собака. Ну шош, бросили это дело, надо хороныть. И больше не стали приходить.
будь. Люди умирали на ходу.Люди умирали, так некому было хоронить. У городах похорóныти много, как-нэ
КФЭЭ-1996.
АК 1072. Станица Удобная.
Инф.: Гряда Семён Васильевич (1907 г.р.); Онищенко Григорий Тимофеевич (1907 г.р.)
С.В.: Ну што ты, сразу не принмали бгатых, не принимали [в колхоз].
Актив поназначали, позабрали. Такой урожай был хороший. По списку забирали, а люди были, предатели, предавали. Вот поэтому и получилось [голод]. Сказал не так, значит уже…
Г.Т.: С тридцать первого начинался [и] до тридцать шестого года голодовали. Много людей взрослых умирало, дитей много умерло. Много умерло потому шо кушать нечего. Были «вполномоченные» и ходили, «активы» называется. Ходили: «Дай хлеб». А де я возьму. Ну, некоторые чувствовали голод и там прикопают пшеницы или что. Они [актив] с железными костылями ходют, скрось ищуть. Забирают [продукты] и отправляют.
Ну, ни все умирали, ну, все ровно, нечево было исть. Мы ж голодные и работали. Так мы сами бежали [работать] пока есть возможность. Там выделяли муки для тех кто работает. Три котла [еды] наварит. Понятно, кто норму зделал, значит ем.
Ну, какой силен, тот полторы нормы зделал. Он этой баланды больше получит. А кто маленький и нормы не зделает [такие оставались без еды]. Норма была такая я скажу […] двадцать пять сотых значит,это норма, а в станичную называли - десять соток. Запрещали [наши] песни конешно, а такие, как бы сказать, социалистические - пели.
КФЭЭ-1996.
АК 1113. Станица Удобная.
Инф.: Кирильчук Василий Митрофанович (1898 г.р.), казак.
- Годы прошли. Я, считай, три голодовки пережил: 21 по 22 годы, 33-й, пришедши с армии, 46 по 47 - тоже нечисто было.
- А в 1933 г. много людей вымерло?
- Не надо про это даже разговаривать, на эту тему. Семьями вымирали.
- На ваш взгляд, всё-таки, отчего голод был? Ведь неурожая не было?
- Ну, значит этому быть. Я так понимаю. Почему? Потому, что мир обобрали - оголóдели. А кто этим руководил, куда это всё забрали - никто не знает. Вплоть до того, что пошли, прости за выражение, что в печку полезет и из печки вытаскивают. Враждебность народная наша.
- И свои же это делали?
- Да Боже мой! И росли тут. И друг друга ни в чем не обижали. А потом, как появилась враждебность… Да не дай Бог!
КФЭЭ-1996.
АК 1158. Хутор Кисловодский.
Инф.: Колесников Павел Григорьевич (1924 г.р.)
В голод единоличников облагали госпоставками. Опять и опять. Пока всё не отберут. Потом ищут, что припрятали. Люди стали пухнуть и умирать. Мёртвых собирали в бричку и везли на кладбище. В бричку кидали и умирающих. Никто никому не был нужен. Мёртвые валялись везде. Их хоронили и в огородах.
Павловский р-н
КФЭЭ-2003.
АК 2961. Станица Атаманская.
Инф.: Ковалёва Наталья Макаровна (1925 г.р.)
«Два брата умэрло, дядька Андрей умэр, дедушка умэр с голоду. На лавах [ослабшие] лыжалы, так и помэрлы». Маме в колхозе, на работе, давали похлёбку. Отец в 33 году продал хату за шапку сухарей. А там братья закопани, прямо на усадьбе. В станице умерло много людей. Ходили «комсодовцы» и забирали всё.
КФЭЭ-2003.
АК 2962. Станица Атаманская.
Инф.: Жук Вера Григорьевна (1925 г.р.), иногородняя.
В голод умерла бабушка. Маму взяли помощником бригадира, в Пластуновку. «В брыгади жилы - голода дужэ нэ бачилы. Брыгада була пэрэдова. Примирував [колхоз] коровою брыгаду. Варылы кашу кукурузяну з молоком, хоть и водычкою разводили».
В станице люди умирали на ходу. Ездили телеги и свозили мёртвых в общую яму, на кладбище. Часто хоронили и дома. Бабушку завернули в одеяло и похоронили под деревом.
Соседка съела дочкину подружку, а дочку не успела. Однажды меня в степи подманила красивая, здоровая тётка, похожая на цыганку. Она пошла со мной через станицу. Мня увидела тётка Олёна и позвала. Цыганка убежала. Я была полная, и она, наверное, хотела съесть.
КФЭЭ-2003.
АК 2987. Станица Незамаевская.
Инф.: Бутник Петр Григорьевич (1918 г.р.), казак.
- Моего отца присудили к высшей мере наказания, расстрелу. Их троих здесь судили в станице. Нас у него было пятеро. Мы остались пять детей и мать. Нас должны были выслать, но почему-то не выслали. Но из дома убрали. Жили мы в бригаде полеводческой. Эти четверо, меньше меня были, не выдержав такого голода, померли. Я один остался.
- В каком году вашего отца расстреляли?
- Это конец 1932 - начало 1933 года. Мы вступили в колхоз в 1930 г. Он был бригадиром полеводческой бригады. Ну, и, вроде, они утаили от государства зерно. Я даже толком и не знаю. И вот когда отца судили, нам присвоили кличку. Тогда она была очень опасна для народа: «Враг народа». Это магическое слово. Если люди услышали, от тебя сразу отворачиваются, … боялись. И я был «врагом народа», хоть в конституции и было записано, что сын за отца не отвечает. Но это только на бумаге было. И меня поэтому не брали в армию. И только в тридцать девятом призвали, потому что назревало такое положение, то Финляндия, то Халхин-Гол, то Хасан. Взяли меня в армию - служил я на Дальнем Востоке до 1944 г. […]
Мне старики некоторые потом рассказывали, что тут судов не было, с судьями, заседателями. А была «тройка». Из них большинство было нерусские, в основном «черные», кавказцы. Потому что, это даже я слыхал, как они разговаривают. По-видимому этот народ был настроен очень плохо к кубанцам. Ну и, говорят старики, отцу твоему приписали, что он, якобы, в Добровольческой армии, у Корнилова служил. А она только по названию была Добровольческой. И забирали в нее всех способных воевать. Так и моего отца в нее забрали… А потом отца Корнилов демобилизовал…
[Незамаевскую занесли на] «черную доску». Это, что «сын врага народа», что «черная доска». Это равнозначные были термины. Это значит, что там все были враги народа. И в эту категорию попали даже красные партизаны, которые в Гражданскую войну воевали на стороне красных. И их тоже выслали. Не всех, но, пожалуй, процентов сорок их выслали. […]
До голода, говорят, в станице было 15 - 16 тысяч населения, а кто говорит и больше. А сейчас только четыре тысячи. А в тридцать третьем много выслали, много умерло, много в тюрьмы взяли. И брали людей преимущественно только ночью… Даже это я только знал, что кто-то ночью у нас был. Встал - отца нет. Там легонько постучали, никто в хату не ломился. Отец вышел: «Кто там?» «ГПУ». Всё. Крючок поднял отец, они вошли: «Тише! Подымайтесь». И больше я отца не видел.
КФЭЭ-2003.
АК № 2989. Станица Незамаевская.
Инф.: Капуста Даниил Иванович (1915 г.р.), казак.
Вы знаете почему произошел голод, по моему умозаключению? Во-первых, страшная болезнь была, лихорадка. Вот работает человек, работает нормально. После обеда, в двенадцать примерно [часов], хватает его. Его озноб такой берет, ему холодно. А после этого холода его в жар. Страшная температура. Это первое. Второе, плохой был урожай. Вследствие этой болезни задерживался обмолот зерна. Все это входило в одну колею. И вот тебе - ранняя осень. Осталось немного немолоченного хлеба. И вот эти продразверстки, которые были наложены на колхоз: сколько ты сделал зерна - должен сдать государству. И не хватало для [сдачи] государству. И разгон какой [начался, заносили на] «черную доску». Вы знаете, я не пойму, почему назвали «черная доска». Вот, значит, это наказание. И никаких расчетов не дали: никакого хлеба. Что было у человека, картошка, свекла, кабак, и это отбирали.
- Кто в первую очередь пострадал от этих мер: казаки или иногородние?
- Конечно, казаки. Какие тут были иногородние. Ну, было их тут, может с десяток, этих иногородних. У меня друг был, Бричников Владимир, считался почему-то иногородним. Зычаный Алексей. Вроде ж сыны партизан в Гражданскую войну, а всё равно они пострадали. Лично я не пострадал. Мне повезло. Меня направили сажать кукурузу. Давали кружку кукурузной муки в день. Ну, там по выборам старший выбрал меня. Я там помогал ему. Писал там. А потом всё как-то закончилось. Уже тогда говорили, что всё это ошибочно сделали. Да какой ошибочно! В декабре - январе месяце 1933 г. прислали сюда роту «нацменов». Это жестоко. Они казаков всех арестовали. Арестовали потому, что почти все служили в Белой армии. Ну, и поработала чья-то рука, которая руководила, чтоб это сделать.
- И сколько человек арестовали?
- Я так считаю, человек около трехсот. Все мужчины. Всех их ОГПУ арестовало. И все они погибли. До единого погибли.
- Их расстреляли?
- Нет, их не расстреляли. Их заморили голодом. Их направляли на этап в Сибирь. Я знаю, что отца моего судили в декабре месяце. И он попал вместе со всеми. И их везли в вагонах. И он умер там.
- А ваш отец тоже служил в Белой армии?
- Служил.
- Кто-нибудь из этих людей назад потом вернулся?
- Нет. Ни один человек. Никто не вернулся. Почему? Потому что им не было чего кушать. И всех, кто служил в Белой армии, всех выбрали до единого.
- А кто в «комсоды» входил?
- Станичники. Наши люди.
- И из казаков тоже?
- С казаков тоже. Приходили к простым крестьянам, у которых очень легко найти всё, чем они располагали. И, я вам скажу, что забирали у одних, а поедали другие, те, что забирали.
- То есть никакому государству не сдавали?
- Конечно нет. Я вас уверяю.
КФЭЭ-2003.
АК 2978. Станица Новопетровская.
Инф.: Курбала М.Г. (1931 г.р.); Романова И.З. (1929 г.р.); Петренко Д.А. (1928 г.р.), казак.
В станице Незамаевской осталось 20% людей [после голода]. Говорили, что там было много «кулаков». «И Кисляковка так же. Забыти [заколоченные] окна. Ничого нэ осталось, вымырлы уси».
Голод был искусственный. Его организовали специально. Люди умирали и в станице Петровской, и везде. «Комсоды» забирали всё. «Ямы с зерном понаходили. Всё выгребли».
В голод многие умирали. Люди ели траву. Спасались те, у кого остались коровы. Коров в основном у людей не забирали. В садах собирали фрукты. Собирали зёрна кукурузы. Ели травы: заячье ухо, лободу, какиш и сурепку.
Продолжение: https://svetkuban.livejournal.com/1052961.html
Из книги: Историческая память населения Юга России о голоде 1932-1933 г. Материалы научно-практической конференции / Под редакцией Н.И. Бондаря, О.В. Матвеева. Краснодар, Типография «Плехановец», 2009. - 454 с. Прил.
http://www.slavakubani.ru/kkv/history/1920-1989-ussr/golod-na-kubani-1932-1933-gg-polevye-materialy-kubanskoy-folklorno-etnograficheskoy-ekspeditsii-nauch/
Начало здесь: https://svetkuban.livejournal.com/1051939.html
https://svetkuban.livejournal.com/1052284.html
Лабинский р-он
КФЭЭ-1994.
АК 591. Станица Чернореченская.
Инф.: Телеусова Галина Николаевна (1915 г.р.), казачка.
Мама умерла по болезни, в семье оставалось 3 брата, Г.Н. и отец. В 1933 год был назначен Я.С. ходить по дворам, смотреть «у кого что есть». Прошёл уже слух, что будут ходить отбирать продукты. Нам отец не дал спать ночь. Он предложил из погреба выбрать картошку, туда насыпать кукурузу, а картошкой досыпать. Братья так и сделали. Мешки с кукурузой положили вниз, а картошкой присыпали. Устали, предлагали картошку, которая полностью не влезла в погреб, занести хоть куда-нибудь. Отец сказал: «Завтра». На следующий день, ни свет ни заря, стучат. Бытько вышел.
- Я пришел, так сказать, проверить ваш погреб.
- Иди проверяй.
Довел его до погреба, у него палка, на ней железяка. С ним ездил ездовый. Батько открыл, он полез в погреб.
- Так сказать, тут есть кукуруза.
И вот он с ездовым всю эту кукурузу с погреба выгреб, нагрузил на подводу. А куда дел? Мы тут вот собираемся в воскресенье, старые люди, куда он девал, мы не знаем.
Ленинградский р-он
КФЭЭ-1993.
АК 444. Станица Крыловская.
Инф.: Жарино Кузьма Иванович (1903 г.р.)
- [Много людей умерло в Крыловке?]
- Не знаю, кто их считал. Но, не управлялись конякой возить. Коняку выдали одну.
Мостовской р-он
КФЭЭ-2006.
АК 3656. Станица Губская.
Инф.: Двойникова Ефросинья Дмитриевна (1921 г. р.), казачка.
- Голод сильный был в станице?
с груш ели. Ходили, ломали, сушили в печке, толкли.ку ели. Гамалу- О-о-о! Не дай Бог! Жигу
[Гамала?], Мы их раньше называли сопляки. Они на яблонях, на грушах растут кустами. Мы скотине их ломали. Отцу моему в тридцать третьем 10 лет тюрьмы дали, за то, что 10 килограмм зерна не довез на ссыпку. Не досчитали… В 33-ем - голод. Люди по улице мерли, валялись… В тридцать третьем у меня братишка и сестренка с голоду померли… Остались только я и старшая сестра, мама раньше умерла. Забирали всё. Мы, чтобы себе что-то оставить, смешивали смолотую кукурузу с мусором, песком, а потом на потолок высыпали сор. А потом по чуть-чуть выбирали из этого мусора крупу и ели. Потому что комиссия выгребала всё, даже семена огурцов, помидоров, дыни, кавунов. Все выметали.
- А кто выметал? Местные?
- Конечно, местные. Комсомольцы.
КФЭЭ-1991.
АК 144. Станица Махошевская.
Инф.: Редкокашин Михаил Тимофеевич (1909 г.р.), казак; Редкокашина Евдокия Фёдоровна (1917 г.р.), казачка.
В 1932 г. отца Е.Ф. забрали. Обвинили в том, что не вовремя разбросал отраву на поле для грызунов. Забрали и многих других. И «без вести» [«Забрали, как у воду пападали»].
М.Т. во время голода в Махошевской не было.
Е.Ф.: [В 1933 г.] Люди по проулку / улице лежали, ну вот «как сено косили», рядами. Станица бурьяном заросла, в человеческий рост. Зайдёшь в дом, «пустая хата - лежат мёртвые». В сельском совете держали несколько человек, их кормили, «чтобы они тверденькие были», т.е. работоспособные. Они на бричке ездили по домам и забирали умерших, бросали их на повозку «как на свалку». Хоронили на кладбище в общей яме, просто сбрасывали, присыпали землёй. «Тут голод страшный был».
М.Т. голод пережидал в Азербайджане, в Грузии. «Там голода ни былó. Там усего было отак [«по горло»]. Ели, пили, что хочиш».
В 1932 г. в Махошевской была коммуна и был один еврей. В 1932 г. начали дохнуть лошади. Он говорил: «Ну, ничего, лошади подохнуть, а потом начнут дохнуть люди». Этот еврей уехал / выехал, «а тут вскорости и мор начался».
В основном выжили те, кто был в коммуне, работал в колхозе. Там немного кормили. Остальные почти все вымерли. Это больше половины жителей станицы.
В голод ели цвет акации, который поджаривали в печи на жаровне «как сухари», подорожник сушили в печи; черемшу, [брат Е.Ф. пошёл за черемшой в лес и там погиб]; крапиву («жигулку») толкли; «купыри по бугру расли, белым цветёть».
Е.Ф. работала в табаководческой бригаде. Повариха готовила обед [три котла] «баланды»: «и жигуху / крапиву, и салат и чиво ана только ни напхаить в эту баланду».
КФЭЭ-2006.
АК 3620. Станица Переправная.
Инф.: Пономаренко Михаил Антонович (1925 г.р.); Спицын Иван Андреевич (1928 г.р.)
- А кто прдукты в 33-м г. у казаков отбирал?
- Активисты.
- Люди умирали от голода?
- Да не дай Бог! Даже их собирали и отвозили на кладбище без гробов. Забирали на бричках, даже живых. Пока до кладбища довезут - он уже мертвый.
- А сколько человек в станице умерло, примерно?
- Не считали.
КФЭЭ-2006.
АК 3633. Станица Переправная.
Инф.: Асеев Иван Михайлович (1929 г. р.), казак.
- В 33 м году был голод. И моего отца прислали сюда из [ст.] Владимировской. Он знал, что скоро власть возьмется за него, потому что он был из зажиточной казачьей семьи. А моя мама варила самогонку из арбузов. А эти друзья [актив], что ходили по домам, отбирали у людей всё, убивали их, до отца придуть, (а его ж тоже надо было выслать, моего отца), а самогонка [стоит] и сидять пьють, закусывають. Моя мама рассказывала, - вот придуть они, пьють самогонку. А потом как заругаются между собой: «Ты, говорит, скотина такой! Батя трудится, варит, а ты его выслать хочешь!» И так берегли, берегли отца моего, а потом ему: «Михаил Евсеевич, уже дальше тебя сохранять неможно. Принимай салотопку в Переправной». Здесь в Переправной, за станицей, была салотопка. А салотопка почему называлась: туда, как раз 33 год был, привозили мертвых животных, или отходы от скотины. Там котлы были, в них топили сало на мыло, а мясо курям отвозили. Так люди туда на рачках подлазивали, есть хотели. Вот приведут на салотопку лошадь или быка и наказывают отцу: «Михаил, Боже сохрани, чтобы кормить кого-то!» Вот какая жизнь была. И вот отец занимался этой топкой. И всё равно выслали, потому что по сословию был казак. А тетка моя рассказывала, что и мужикам доставалось тут на хуторе, выселяли тоже их. Потом до нас пришли опять. В сундуке муки немножко было. Они эту муку выгребають. А мама моя стоить, и мы, один одного меньше, и на руках у нее еще дитё: «Чем же я их кормить буду? Это же последнее что у меня есть». Вот так.
- А как выжили? Что кушали?
- Кушали всё, что приходилось. И траву всякую, всё приходилось.
- В вашей семье кто-нибудь во время голода умер?
- Во Владимировской умерли Катя, Ваня, Лена и Ксеня, маленькими еще. А переехали сюда - Катя умерла, маленькая. А мы трое выжили: две сестрицы и я.
- А всего было восемь детей?
- Да. Я с этого времени всё помню, с четырех лет.
- А случаи людоедства были?
- Это я не знаю. У нас даже и разговору в станице не было, чтобы людей ели. А к отцу моему на салотопку приходили и просили: «Михаил Евсеевич, ну дай чего-нибудь! Дядя Миша!» Так его здесь потом после смерти вспоминали, как он людей выручал.
- Выбирали всё. Вот схоронил ты пшеницу в навоз - приходили в навозе ширяли, раскапывали и всё забирали. И брали, чтобы тебе ничего не осталось. Вот лежить умираеть человек прямо на дороге, а начальство мимо едет: «Га! Сдыхает!» На кладбище возили [и полуживых], еще не умер: «Повезем! Пока доедем, он дойдеть». Такие случаи были.
- А кто этим занимался, отбирал всё у людей?
- Активисты.
- Местные или приезжие?
- Местные.
- А сами, небось, с голоду не помирали?
- Они? Да ты что! И скотина у них, всё. И была здесь коммуна, хутор. Они туда попереходили, а тут грабили. И там варили, ели и пили.
Новопокровский р-н
КФЭЭ-2005.
АК 3270. Станица Ильинская.
Инф.: Сляднева (Сметина) Евдокия Васильевна (1915 г.р.), казачка.
Пережила я три голода. Двадцать первый, особенно тридцать третий [год] был. Я залезла лягушек ловить в речку и [начала тонуть]. Ехал председатель колхоза, да накинул на меня веревку на шею и выташил меня. Сохрани Бог, помилуй. Что мы ели... Вот лошадь сдохла. Просили, нам дали по кусочку. Пухлые ноги были. Ходить нельзя было никак. Плачу сижу. Полезу потихонечку, скраюшку нарву пикуликов [молодой камыш], едим. Сыты, слава Богу. И то рады были этому. И карагач низкий нашмыгаем, едим. И слава Богу, дожили до весны, уже хлебушек порядочный стал. А четвертое отделение, там был совхоз, и вот говорят там принимают [на работу].
Я пришла, уже у меня ноги начали опадать, она и говорит: «У вас и ноги пухлые, как же я вас приму?» Я говорю: « Пожалуйста, не дайте умереть, я буду работать.» - «Да нет, подождите ещё недельку.» А мне одна женщина, вышли, она и говорит: «Да ты принеси ей луку, сразу примет.» Лук зелёный уже пошёл. А у меня у систры был лук. Я пришла, сказала, она мне надёргала, понесла, она записала меня, приняла. И что ты думаешь, дочечка, неделю поработала, у меня ноги опали, хлебушка то я стала исть. Кукурузный хлеб наливной, но стали исть. По семьсот грамм нам давали. Так я вот такой кусочек съем, а это маме берегу.
А мама, у нас бочонок двацать пять вёдер, засыпала [в него] кукурузы и [закрыла] бурьяном и каждый вечер, каждое утро она «Живые помощи» читала вокруг сарая. И вот, а живем мы, мальчик у нас был, ручка тоненькая [засунет в бочонок], достанет, мама говорит: «Сынок, по две горсточки достань и хватит.» [Ели сырую кукурузу и слушали, не ходит ли кто под окном]. Дочечка, [активисты] шли в уборную и смотрели чем оправляюца. И говорит: «Это кулаки, их надо уничтожить, где-то кукуруза спрятана.» А до этого сарая не подходят. [Молитва] «Живые помощи» - сильные они.
Потом уже весна движеца, мама стала доставать побольше. Возьмёт, растолкёт и по ложечке кашку нам давала. Ага, актив идет, а сугробы, метель, а я соберу их, у нас четверо дитей, за руку, да бегим у камыш прятаца. Ой, Госпади. А у меня систричка была, семь лет, её схватил приступ сердечный, она умерла. Так мы жили, так над нами издевались.
… вот у тридцать третьем как умирали, их заворачивали в дерюжки и бросали в общую могилу как попало, как дрова бросали. Везли на быках, руки тянуца, волоса закручиваюца на колесо, я сама всё это видела, я не вру.
КФЭЭ-2005.
АК 3274. Станица Ильинская.
Инф.: Суханов Павел Ермолаевич (1918 г.р.)
В голод умирали люди. В домах собирали мёртвых. И живых тоже увозили на кладбище. «Только ещё [еле] дышит, давай его!».
У людей отбирали все продукты. Это всё делало начальство. Хлеб отбирали местные «комсодовцы», станичники.
Рвали и ели плетюшки - соцветия акации. Их толкли и ели. Рыбу никто не ловил. Умерло много людей. У нашей семье не было умерших.
Хоронили и на кладбище и в огородах. Были случаи людоедства.
Создали «комсоды». Они ходили и отбирали у людей всё. Это было в 1932 г. Пришли брать хлеб. «Ну, какой хлеб! Ничего ж нету!». «Нет, у вас есть!». Отец говорит: «Нет!». «Ну, мы будем искать». «Ищите!». Они в доме крюками тыкали. Потом на конюшню пошли. Нашли яму в огороде, земля просела. Там что-то есть, - говорят. Там картошка была. А они: «Мы будем копать». В начале камень попался. Потом ещё что-то. Заругались, бросили всё. На окне стояла четверть. В ней сверху была простокваша, а внизу мать прятала муку. Комсодовец сунул туда палку и нашел муку. Мать объяснила, что ей нечем кормить детей. Но он всё равно забрал. Последний оклунок муки отец спрятал в соседнем брошенном доме с разрушенной [печной] грубой. Через день оклунок украли. Сухари так и не забрали. Один человек наелся в колхозе сухарей и от этого умер. Вообще мёртвых хоронили каждый день. Ловили и ели сусликов и мышей. Разрубали топорами мёрзлую землю и забирали мышиные кладовые. Добычу прятали в норках, которые рыли сами, в скирдах соломы. Мёртвых свозили целыми кучами. Когда весной сеяли, следом выбирали [мёртвых]. Вы не поверите, выбирали!. Я однажды шел с сестрой копать норки. Увидел ещё живого станичника, лежащего в луже. Хотели его вытащить. Нам отсоветовали: «Дети, вы его не вытащите, а сами умрёте». Мы его поднять-то не могли. Обратно идём, а он уже лежит мёртвый. В станице умерло от голода больше половины жителей. Из восемнадцати тысяч населения осталось четыре. На деда уполномоченный, двадцатипятитысячник, наставил пистолет. Он требовал зерно. Деду стало плохо с сердцем, и он умер. Отчаенные казачки ругали комсодовцев: «Как тебя только земля носит! Щас рогач возьму, не поздоровится!».
Богач Катасонов прорыл в колодце боковой ход. Там он прятал хлеб. Его долго не могли найти. Но потом кто-то выдал.
Наша улица вся заросла бурьяном. Мертвецов собирали на мажару, запряженную быками. Умирали каждый день. Мёртвых везли на кладбище. Тем, кто закапывал умерших, давали по два килограмма кукурузной муки. Мёртвых закапывали в братской могиле [общей яме]. Мёртвых привозили и утром, и вечером. Для перевозки мертвецов приходилось выделять подводы каждой колхозной бригаде.
КФЭЭ-2005.
АК 3231. Станица Калниболотская.
Инф.: Майдибор Таисия Михайловна (1922 г.р.)
В 33 году голод был. «Я только четыре года с бабушкой-дедушкой жила. В 33 году они все умерли». Семья была-то большая. Но они все померли. Голод был. Осталися мама и я, вдвоём. Мама искала пищу в мышиных норках. Потому что ходили «комсодовцы» и всё отбирали. Они отбирали у матери всё, что она приносила с поля. «Комсодовцы» были назначены Советом. Мать уехала за Белоглинку, в станицу Еланскую. «Мама сама уехала, а меня бросила. Тогда 33 год был». Много людей померло. Осталось много беспризорных детей. Их собирали в детский приют. Под него в станице отвели особый дом. И меня туда забрали. Бездетные пары усыновляли и удочеряли детей. А меня никто не взял. Мать вернулась и не хотела меня брать к себе. Говорила, что у неё нет ни кола, ни двора.Но её заставили меня взять. Мать бросила меня у подружки и уехала. Она спасала свою душу.
КФЭЭ-2005.
АК 3258. Станица Калниболотская.
Инф.: Долженко Таисья Григорьевна (1929 г.р.), казачка; Дьченко (Харченко) Лидия Ивановна (1926 г.р.)
Цэ ж ны пырыдать як в тридцать трэтём… Я хоть манэнька була, я тоже нэ помню, [люды россказувалы], тоди так - семьямы умиралы с голоду. Не то шо голод. В двадцать пэрвом был голод - не уродило. Всё выгорело, высохло. А в тридцать третьем тут искусственный голод сделалы. Сдали всё, уже ш колохоз был. А потом перед Рожыством, мама кажэ, зашли и всэ забралы. Даже бурякы забрали, картошку, ну всё. На голодну смэрть... Семьями люди умирали. Так як йих хоронылы? Мама кажэ, на нашей улице жила семья, имели корову в тридцать третьем, так от тий коровой и возыком покойныков возили. Накидають, а там яму выкопають на кладбище, накидали як дров, закрыли. Никому было хоронить, никому было яму копать. Уси были люди ныгожи. Сёдня вин копав, завтра вин уже умер и его в [эту же] яму. Ото такочки, так яки там похороны править.
Отрадненский р-он
КФЭЭ-1996.
АК 1167. Станица Надежная.
Инф.: Петренко Алексей Николаевич (1908 г.р.), казак.
«Колективизация начиналась страшно. Приежали уполномоченые, вели беседу с людями, что значит у колхоз идти записываться. Ну была своя агитация. Ну и потом люди некоторые рискнули пошли. А потом [уходили]. Седня идет в колхоз, видет быков и лошадей, затем забирает оттудова…» […]
По мнению А.Н., провал коллективизации побудил советскую власть к применению карательных мер. Лучших хозяев, зажиточных раскулачивали, высылали, сажали в тюрьму. Отбирали всё. Умелых хозяев почти не осталось. Это и спровоцировало голод.
«Повальный был голод. На могилках лежали люди, вот как ото валки, глиди, так люди один в один лежали мертвые. Моя мама умерла… Много так лежит [людей] как снопов… Привезла маму [на кладбище], сорок человек в одну яму закопали. Там сейчас поставили памятник.» […]
«Хоронили так, траншею выкопали, заполнили мертвыми, засыпают. Другу копают. Это тридцать третий год.» […]
«Дашковых, я помню, дочка умерла. Ну, и кто-то там заявил, што мол умерла… А мать еще была живая. Их приехали, забрали, дочку мертвую, а матерь живую. Пошла туда в могилу.
Такие были случаи, што человек еще живой, а подвода ходит мертвых збирает. Живова бирут, а всё равно ему помирать, берут и кидают. Вот такие страсти были.
Один, той, Яшка, знаю што Яшкой ево звать…, привезли ш ево тожеть на могилки, а ямы не было и он ночью отошол [ожил]. Отошол и лез рачки [домой], и живой был даже после тридцать третьево голоду.
Люди увсякую гадость ели, люди людей ели, дитей.
Вот конятину и щас едят, [раньше] вроде как ни ели [до голода]. Да и собак, да Господи.
Всё забирали, даже в печке стоит каша и то забирали.
Был уполномоченный [не местный]. Один или там пять их, пускай, в станице. Остальные свои. Подбивали таких людей которые ни с чем ни считались: покормили ево похвалили, пошол делает страшные дела. Свои же люди. Полномоченый командовал, а свои всё делали. И печки ломали. […]
Мои родители наверно чуствовали што будет голод. И перестраивали печку рускаю. Ну, значит когда ее строят, там засыпают хвундамент камнем или чем. А они, значит, зделали как пустое там. И туда насыпали кукурузы и позамазали. …а я в школу пошла. Приходю, мама голосить, пришли [активисты], эту досточку ударили и кукуруза посыпалась. Забрали всё, всё забрали. И нас четверо дитей осталося, и папашу оттедова взяли, коней забрали. Десять лет моему отцу дали. И семья повалилась. У нас в тридцать третьем трое детей в один день поумирали с голоду. Этот, маленький, как просил бедненький ладичко (оладик), на коленях. Так мне в память зашло.»
КФЭЭ-1996.
АК 1168. Станица Надежная.
Инф.: Калабухов Семен Архипович (1911 г.р.), казак.
До ста человек помирало в нашей Надежке в день. Это вот как раз в этот период хлеб не вродил. Еще зеленый был, а когда уже хлеб начал поспевать, люди не стали умирать. Шмурыгали пшеницу, зерно ели. Утут трошке остановилось.
Почему? Были «кулакы», называлысь «кулакы». Больше казачество вот это вот голодало, Украина и Кубань, Белорусия. Вот Грузия… Наши все уходили [туда]. Это нас грузины спасали.
КФЭЭ-1996.
АК 1199. Станица Надежная.
Инф.: Полтавченко Мария Стефановна (1930 г.р.)
[1933 г.] Да, людей ели. И вот у женщин которые ели людей, у них вот бороды, ну волосы на лицах росли.
КФЭЭ-1990.
АК 1201. Станица Передовая.
Инф.: Войченко Анастасия Трофимовна (1918 г.р.), казачка.
Да как не помнить? Вот это дедушка был, был в тюрьме, Кишечко. И потом сбиг он. Тащённый, галодный, и пришол к нам, к маме (уже отца не было). И у нас у голод, кушать нечево, ево надо поддержать. А што мы, атца уже не было, а мама - «кулацкие корешки», куда ни пашлеть [туда и] работать. Быков этих, валов водила. Пахали, ана вадила. Там двести грамм муки давали кукурузой. Я помню [это] хорошо. Ну, я выжила потому што училась у школе. У нас был директор, очень умный человек. Он сознательный, взял землю, пахали, сеяли на этой земле. И работали ученики в летнее время, и были и наемные работали, ухаживали за лошадьми. В Пригородной был потом сад. [Директор] узяв у наших, Кишечкиных, они сами сажали. Попросили, дал колхоз саду немного. В школе давали горячий обед. Кто ходил в школу, все живы оставались. Вот кусочек хлеба, суп или борщ. А [директора] забрали в тридцать седьмом. Михаил Алексеевич Мищерин. У них сын здесь живет.
Всё забирали, ходили. У горшки заглядывали, где што ни есть [забирали]. У нас было у гаршочке кукурузы немножко, и ту забрали. Где картошечка какая была, всё уродило, но всё ето забрали. А потом говорили, [что это] сабатировали, сабатаж. Вот так. И на потолок залезла активистка. А сушки, у нас сушили немношко, ну, ведра два лежит сушки на потолке [на чердаке]. Ана это визде сюды-туды тыкает.
А бывало люди голые оставались. Ужасно, ужасно умирали. У нас дедушка умер, вот тут отец похороненный, в огороде этом. В огороде похоронен и отец и дед. А вот здесь, [по соседству], вся семья вымерла, были кресты [в огороде]. Я вот такой страсти набралась с детства и сколько училась уже взрослой, пойтить у центер там, посмотреть или спектакли, иду [и вспоминаю] - там на углу жили люди Гончаровы. У них одна из семьи, четверо дитей, мать и отец, одна осталась дочка, выжила девочка. А то кристов помню было в огороде! Счас там дома построены для специалистов, живут.
Некому было на кладбище ни везти, ни нести, как попало [хоронили]. Вот у нас без гробов [хоронили]. Доски там были какие-то, вот поставили, так положили, тут и похоронили. Делать [гробы] некому [было].
Вот некому было ни отца хоронить, ни дедушку хоронить. Старичек и с старухой жили, и тоже они впроголодь жили, ну, живи остались. И они пришли вот и помагли.
А вот оттуда шли люди на Зеленчукскую. Так они туда уходили, голодные. Люди идут и, вот, не дойдут до конца улицы. Умирают, лежат мертвые. Пойдеш у центр, смотриш - там умирает, там умирает. […]
КФЭЭ-1996.
АК 1202. Станица Передовая.
Инф.: Красников Иван Георгиевич (1910 г.р.)
В 1933 г. был голод. Много людей умерло. Забирали всё съестное. Скот тоже забирали. Он почти весь подох с голоду в колхозе. В голоде виновата советская власть. В начале она делала людям много зла.
КФЭЭ-1996
АК 1071. Станица Удобная.
Инф.: Гордиенко Василий Михайлович (1913 г.р.)
Ну как же не помню? У тридцать третьем году человек пятнадцать - шестнадцать с железными кастылями ходют, хлеб ищут. Сперва были «красные обозы», зерна было много. Ну, подьежает и всё чисто позабирали зерно. Ну, а в голод кое-кто в ямы позакапывал, вот они ходят и [ищут]. Забирали, как вроде Сталин приказал, шо где-то зерна надо було, а ево нету, так вот забрать это зерно [с населения]. Позабирали, а потом с этими железными штыками ходют [активисты], ищут. Найдут, а потом у тюрму понятно. Десять лет, вот это, дают. А потом приходят до нас. Уже всё забрали, кукурузы много.Тамичке на потолку хвасольки було баначка литрова, и ту полезли, забрали. А потом приходят десять раз, двадцать раз. А потом заходют, а тут такой был, эта, комунистяга, эта, значит командир этой «разведки». Вот, заходит и говорит: «Так, вы знаете кто к вам зашол?», - до моей жины. [Моей жене говорит]. Она сидит. Она спужалась: «Та бачу, люды зайшлы». А викона винчальная, так небольшая, в углу стаяла. Ну, уже не знаю, чи по Господнему, чи может бичовка перепрела… Эта викона как лытыть на этого командира …, на голову как брыкнытся, как разобьется. Они как спужалыся, тикать. Утиклы и ничёго ны делалы.
А один с винтовкой, с ихней партии, и наверно забыл, она заряжена, на боевом взводе. А тутэчкэ на саму прохвиль вышли. Тамычкэ зашлы также шукать, як до нас. А там собака здорова така и кынулась на ёго, на этого, шо с винтовкой. А вин ложе [винтовки] ему у рот. Собака як всхватыв за курок, как блыснуло, так и упав вин, и [получается, что] собака его застрэлыла. Они так испужалыся, Божэ мой! Там викона, а тутэчкэ собака. Ну шош, бросили это дело, надо хороныть. И больше не стали приходить.
будь. Люди умирали на ходу.Люди умирали, так некому было хоронить. У городах похорóныти много, как-нэ
КФЭЭ-1996.
АК 1072. Станица Удобная.
Инф.: Гряда Семён Васильевич (1907 г.р.); Онищенко Григорий Тимофеевич (1907 г.р.)
С.В.: Ну што ты, сразу не принмали бгатых, не принимали [в колхоз].
Актив поназначали, позабрали. Такой урожай был хороший. По списку забирали, а люди были, предатели, предавали. Вот поэтому и получилось [голод]. Сказал не так, значит уже…
Г.Т.: С тридцать первого начинался [и] до тридцать шестого года голодовали. Много людей взрослых умирало, дитей много умерло. Много умерло потому шо кушать нечего. Были «вполномоченные» и ходили, «активы» называется. Ходили: «Дай хлеб». А де я возьму. Ну, некоторые чувствовали голод и там прикопают пшеницы или что. Они [актив] с железными костылями ходют, скрось ищуть. Забирают [продукты] и отправляют.
Ну, ни все умирали, ну, все ровно, нечево было исть. Мы ж голодные и работали. Так мы сами бежали [работать] пока есть возможность. Там выделяли муки для тех кто работает. Три котла [еды] наварит. Понятно, кто норму зделал, значит ем.
Ну, какой силен, тот полторы нормы зделал. Он этой баланды больше получит. А кто маленький и нормы не зделает [такие оставались без еды]. Норма была такая я скажу […] двадцать пять сотых значит,это норма, а в станичную называли - десять соток. Запрещали [наши] песни конешно, а такие, как бы сказать, социалистические - пели.
КФЭЭ-1996.
АК 1113. Станица Удобная.
Инф.: Кирильчук Василий Митрофанович (1898 г.р.), казак.
- Годы прошли. Я, считай, три голодовки пережил: 21 по 22 годы, 33-й, пришедши с армии, 46 по 47 - тоже нечисто было.
- А в 1933 г. много людей вымерло?
- Не надо про это даже разговаривать, на эту тему. Семьями вымирали.
- На ваш взгляд, всё-таки, отчего голод был? Ведь неурожая не было?
- Ну, значит этому быть. Я так понимаю. Почему? Потому, что мир обобрали - оголóдели. А кто этим руководил, куда это всё забрали - никто не знает. Вплоть до того, что пошли, прости за выражение, что в печку полезет и из печки вытаскивают. Враждебность народная наша.
- И свои же это делали?
- Да Боже мой! И росли тут. И друг друга ни в чем не обижали. А потом, как появилась враждебность… Да не дай Бог!
КФЭЭ-1996.
АК 1158. Хутор Кисловодский.
Инф.: Колесников Павел Григорьевич (1924 г.р.)
В голод единоличников облагали госпоставками. Опять и опять. Пока всё не отберут. Потом ищут, что припрятали. Люди стали пухнуть и умирать. Мёртвых собирали в бричку и везли на кладбище. В бричку кидали и умирающих. Никто никому не был нужен. Мёртвые валялись везде. Их хоронили и в огородах.
Павловский р-н
КФЭЭ-2003.
АК 2961. Станица Атаманская.
Инф.: Ковалёва Наталья Макаровна (1925 г.р.)
«Два брата умэрло, дядька Андрей умэр, дедушка умэр с голоду. На лавах [ослабшие] лыжалы, так и помэрлы». Маме в колхозе, на работе, давали похлёбку. Отец в 33 году продал хату за шапку сухарей. А там братья закопани, прямо на усадьбе. В станице умерло много людей. Ходили «комсодовцы» и забирали всё.
КФЭЭ-2003.
АК 2962. Станица Атаманская.
Инф.: Жук Вера Григорьевна (1925 г.р.), иногородняя.
В голод умерла бабушка. Маму взяли помощником бригадира, в Пластуновку. «В брыгади жилы - голода дужэ нэ бачилы. Брыгада була пэрэдова. Примирував [колхоз] коровою брыгаду. Варылы кашу кукурузяну з молоком, хоть и водычкою разводили».
В станице люди умирали на ходу. Ездили телеги и свозили мёртвых в общую яму, на кладбище. Часто хоронили и дома. Бабушку завернули в одеяло и похоронили под деревом.
Соседка съела дочкину подружку, а дочку не успела. Однажды меня в степи подманила красивая, здоровая тётка, похожая на цыганку. Она пошла со мной через станицу. Мня увидела тётка Олёна и позвала. Цыганка убежала. Я была полная, и она, наверное, хотела съесть.
КФЭЭ-2003.
АК 2987. Станица Незамаевская.
Инф.: Бутник Петр Григорьевич (1918 г.р.), казак.
- Моего отца присудили к высшей мере наказания, расстрелу. Их троих здесь судили в станице. Нас у него было пятеро. Мы остались пять детей и мать. Нас должны были выслать, но почему-то не выслали. Но из дома убрали. Жили мы в бригаде полеводческой. Эти четверо, меньше меня были, не выдержав такого голода, померли. Я один остался.
- В каком году вашего отца расстреляли?
- Это конец 1932 - начало 1933 года. Мы вступили в колхоз в 1930 г. Он был бригадиром полеводческой бригады. Ну, и, вроде, они утаили от государства зерно. Я даже толком и не знаю. И вот когда отца судили, нам присвоили кличку. Тогда она была очень опасна для народа: «Враг народа». Это магическое слово. Если люди услышали, от тебя сразу отворачиваются, … боялись. И я был «врагом народа», хоть в конституции и было записано, что сын за отца не отвечает. Но это только на бумаге было. И меня поэтому не брали в армию. И только в тридцать девятом призвали, потому что назревало такое положение, то Финляндия, то Халхин-Гол, то Хасан. Взяли меня в армию - служил я на Дальнем Востоке до 1944 г. […]
Мне старики некоторые потом рассказывали, что тут судов не было, с судьями, заседателями. А была «тройка». Из них большинство было нерусские, в основном «черные», кавказцы. Потому что, это даже я слыхал, как они разговаривают. По-видимому этот народ был настроен очень плохо к кубанцам. Ну и, говорят старики, отцу твоему приписали, что он, якобы, в Добровольческой армии, у Корнилова служил. А она только по названию была Добровольческой. И забирали в нее всех способных воевать. Так и моего отца в нее забрали… А потом отца Корнилов демобилизовал…
[Незамаевскую занесли на] «черную доску». Это, что «сын врага народа», что «черная доска». Это равнозначные были термины. Это значит, что там все были враги народа. И в эту категорию попали даже красные партизаны, которые в Гражданскую войну воевали на стороне красных. И их тоже выслали. Не всех, но, пожалуй, процентов сорок их выслали. […]
До голода, говорят, в станице было 15 - 16 тысяч населения, а кто говорит и больше. А сейчас только четыре тысячи. А в тридцать третьем много выслали, много умерло, много в тюрьмы взяли. И брали людей преимущественно только ночью… Даже это я только знал, что кто-то ночью у нас был. Встал - отца нет. Там легонько постучали, никто в хату не ломился. Отец вышел: «Кто там?» «ГПУ». Всё. Крючок поднял отец, они вошли: «Тише! Подымайтесь». И больше я отца не видел.
КФЭЭ-2003.
АК № 2989. Станица Незамаевская.
Инф.: Капуста Даниил Иванович (1915 г.р.), казак.
Вы знаете почему произошел голод, по моему умозаключению? Во-первых, страшная болезнь была, лихорадка. Вот работает человек, работает нормально. После обеда, в двенадцать примерно [часов], хватает его. Его озноб такой берет, ему холодно. А после этого холода его в жар. Страшная температура. Это первое. Второе, плохой был урожай. Вследствие этой болезни задерживался обмолот зерна. Все это входило в одну колею. И вот тебе - ранняя осень. Осталось немного немолоченного хлеба. И вот эти продразверстки, которые были наложены на колхоз: сколько ты сделал зерна - должен сдать государству. И не хватало для [сдачи] государству. И разгон какой [начался, заносили на] «черную доску». Вы знаете, я не пойму, почему назвали «черная доска». Вот, значит, это наказание. И никаких расчетов не дали: никакого хлеба. Что было у человека, картошка, свекла, кабак, и это отбирали.
- Кто в первую очередь пострадал от этих мер: казаки или иногородние?
- Конечно, казаки. Какие тут были иногородние. Ну, было их тут, может с десяток, этих иногородних. У меня друг был, Бричников Владимир, считался почему-то иногородним. Зычаный Алексей. Вроде ж сыны партизан в Гражданскую войну, а всё равно они пострадали. Лично я не пострадал. Мне повезло. Меня направили сажать кукурузу. Давали кружку кукурузной муки в день. Ну, там по выборам старший выбрал меня. Я там помогал ему. Писал там. А потом всё как-то закончилось. Уже тогда говорили, что всё это ошибочно сделали. Да какой ошибочно! В декабре - январе месяце 1933 г. прислали сюда роту «нацменов». Это жестоко. Они казаков всех арестовали. Арестовали потому, что почти все служили в Белой армии. Ну, и поработала чья-то рука, которая руководила, чтоб это сделать.
- И сколько человек арестовали?
- Я так считаю, человек около трехсот. Все мужчины. Всех их ОГПУ арестовало. И все они погибли. До единого погибли.
- Их расстреляли?
- Нет, их не расстреляли. Их заморили голодом. Их направляли на этап в Сибирь. Я знаю, что отца моего судили в декабре месяце. И он попал вместе со всеми. И их везли в вагонах. И он умер там.
- А ваш отец тоже служил в Белой армии?
- Служил.
- Кто-нибудь из этих людей назад потом вернулся?
- Нет. Ни один человек. Никто не вернулся. Почему? Потому что им не было чего кушать. И всех, кто служил в Белой армии, всех выбрали до единого.
- А кто в «комсоды» входил?
- Станичники. Наши люди.
- И из казаков тоже?
- С казаков тоже. Приходили к простым крестьянам, у которых очень легко найти всё, чем они располагали. И, я вам скажу, что забирали у одних, а поедали другие, те, что забирали.
- То есть никакому государству не сдавали?
- Конечно нет. Я вас уверяю.
КФЭЭ-2003.
АК 2978. Станица Новопетровская.
Инф.: Курбала М.Г. (1931 г.р.); Романова И.З. (1929 г.р.); Петренко Д.А. (1928 г.р.), казак.
В станице Незамаевской осталось 20% людей [после голода]. Говорили, что там было много «кулаков». «И Кисляковка так же. Забыти [заколоченные] окна. Ничого нэ осталось, вымырлы уси».
Голод был искусственный. Его организовали специально. Люди умирали и в станице Петровской, и везде. «Комсоды» забирали всё. «Ямы с зерном понаходили. Всё выгребли».
В голод многие умирали. Люди ели траву. Спасались те, у кого остались коровы. Коров в основном у людей не забирали. В садах собирали фрукты. Собирали зёрна кукурузы. Ели травы: заячье ухо, лободу, какиш и сурепку.
Продолжение: https://svetkuban.livejournal.com/1052961.html
Из книги: Историческая память населения Юга России о голоде 1932-1933 г. Материалы научно-практической конференции / Под редакцией Н.И. Бондаря, О.В. Матвеева. Краснодар, Типография «Плехановец», 2009. - 454 с. Прил.
http://www.slavakubani.ru/kkv/history/1920-1989-ussr/golod-na-kubani-1932-1933-gg-polevye-materialy-kubanskoy-folklorno-etnograficheskoy-ekspeditsii-nauch/