Парус, Сотканный Из Огня (часть 2)
Будь, как Буква Кавакх • (6)
Ринн принёс чашку воды, в которой были заварены листья деревьев и некоторые травы. Торопливо и тихо, как и подобает ученику, Ринн попросил прощения, что у него нет ничего другого.
- Я знаю, - усмехнулся Утто, - молоко скисло не по твоей вине.
Они посидели ещё минуту молча, и тогда Утто сказал Ринну:
- Мне нужна твоя помощь, Ринн. Это будет непросто.
- Я готов помочь тебе во всём! - сказал Ринн. Он был очень сильно взволнован; только что он видел, как Утто изгнал нечистого духа, а теперь Утто хочет, чтобы он, непутёвый Ринн, ему помог!
- Мне нужно поговорить с нечистыми духами, - медленно сказал Утто. - Но я не могу их видеть.
Ринн вздрогнул и застыл. Он не ожидал, что Утто заговорит с ним об этом.
- …я готов увидеть их для…
- У тебя нет того в сердце, чтобы выдержать это, - перебил его Утто. - Чтобы видеть духов, нужна власть, а у тебя её нет.
Утто замолчал, а потом продолжил, таким голосом, каким говорят, что завтра будет ясная погода:
- У тебя нет этой власти, и не будет.
Ринн на минуту оглох. Он не ожидал, что его учитель скажет ему эти слова, особенно после того, как он ему помогал несколько минут назад.
- Сейчас ты маленький, как закорючка йаурру, но если ты поможешь мне, - Утто говорил так, как читают написанное, - ты станешь большим, как буква кавакх. Ты обретёшь власть.
Ринн не понимал, что происходит и ему казалось, что теперь его устами говорит кто-то другой. Потому что было слишком больно и непонятно.
- Тогда что я должен сделать?
- Ты должен будет просидеть с моим сыном Зинаном у меня в подвале шесть с половиной дней, и ты должен будешь заботиться о нём, чтобы ничего с ним не случилось. А потом я приду и буду сидеть с ним.
- Но зачем? Для чего это?..
- Я знаю, как увидеть нечистых духов. И я знаю, как сделать так, чтобы их увидел мой сын. И если ты мне не поможешь, то ты навсегда останешься закорючкой. А если ты мне поможешь, тебе позавидует каждый.
Ринну было неприятно, он чувствовал, что происходит что-то неправильное. Он сидел и молча слушал, но позади самого себя, отброшенный словами Утто. Второй Ринн почему-то захотел с силой ударить Утто кулаком. И кто-то третий, кто не имел отношения к двум другим Риннам, сказал:
- Я сделаю всё, как ты скажешь.
- Хорошо. И никому не говори, о том, что я задумал.
Утто допил воду, которую принёс ему Ринн, встал и сказал:
- Теперь нам надо идти в дом собрания. Там нас ждут. Сегодня вечером ты придёшь ко мне, и мы проверим, всё ли готово. Я буду говорить с Инари, а ты подтвердишь все мои слова. И если ты сделаешь хоть что-то не так, я разорву твою воздушную жилу, и пусть твоё тело будет живым, ты никогда не сможешь больше ходить и говорить.
«Это было проще, чем я думал. Ринн-жидкая-бородёнка, у тебя нет хребта», думал Утто, «всё чего ты хочешь, - это власть, а таким как ты она никогда не будет дана. Глупец. Дурак. Щепка».
Ринн действительно был довольно худым.
Семь Дней Темноты • (7)
Инари закончила плакать. Она была испугана, но счастлива, что Утто, сын Рида, молящийся перед собранием, и большой человек, вглядывающийся в невидимое, её муж, увидел угрозу и спасёт её сына. Ринн-ученик подтвердил каждое слово Утто: на Зинана упало случайное проклятие и теперь надо будет обмануть это проклятие, спрятать Зинана на семь дней в подвале, так, чтобы ни одна частичка света не упала на него даже ненароком. Она сможет приходить первые три дня, чтобы проведать сына, чтобы понять, что с ним всё в порядке.
- Проклятие покружит чёрной птицей над домом, дымом над полем, думой над головой - и птицы улетят, дым рассеется, дума забудется. - Утто сказал эти слова, заболтиво и нежно, что он делал очень нечасто, и Инари перестала плакать. Она и правда увидела, как чёрная птица-дума улетает далеко и забывает себя насовсем. - Наш сын в безопасности.
А сам Зинан был только рад. Он понимал, что его отец позвал его в приключение. И что он будет семь дней сидеть в темноте, а потом познакомится с новыми друзьями. «Только не говори Инари про новых друзей ничего,» - сказал Утто, - «если ты ей об этом расскажешь, они могут не прийти.» Зинан кивнул и понял, что это дело для вглядывающихся в невидимое; и что Инари, которая не видит то, у чего нет облика, не должна об этом знать.
- Я могу взять с собой Ари, Ури, и Иллиса? Ури сказал мне, что больше не хочет, чтобы его звали Ори. А ещё у меня есть новый мечник, которого Ул мне вырезал вчера, и…
Утто не мог слушать столько бессмысленной детской болтовни, и поэтому прервал Зинана:
- Да, конечно, возьми их с собой. Но будь осторожен. Не сядь на них ненароком.
Зинан продолжил говорить, но Утто уже не обращал внимание на бессмысленный поток детского лепета. Они все: Зинан, Инари, Ул, его жена, Утто, и Ринн спустились с в подвал. Ринн чувствовал себя немного неловко: он был вхож в дом Утто, и даже иногда оставался позже других учеников, но сейчас он чувствовал, что на этот вечер стал частью семьи. Это чувство было неожиданно неуютным.
Утто проверил, что у Зинана будет всё, что ему нужно, что Ринн знает, как заботиться о Зинане. В отдельной небольшой комнате, Утто установил стол и положил на него свёрток.
- Этот свёрток нельзя трогать, - строго сказал Утто. - Это очень важно.
Когда в подвале всё было готово, Утто ещё раз проверил три двери, которые он заказал своему знакомому плотнику. «Они не должны пропускать свет,» - сказал он ему тогда, - «ещё подумай, как сюда должен попадать свежий воздух. Сделай это, как если бы от этого зависела твоя жизнь».
Когда он проверил все двери, Утто снова спустился к сыну.
- Вот тебе одеяла. Ночью может быть очень холодно; мы будем согревать камни и приносить их сюда, чтобы тебе было теплее. Когда я погашу эти светильники, ты будешь без света семь дней.
Зинан кивнул. Он знал все сложности, и был к ним готов, потому что он хотел помочь отцу и очень хотел познакомиться с новыми друзьями, о которых говорил Утто.
- Я буду не один. Со мной будет Ринн, и ещё Ари, Ури, Иллис и Азалар.
- Азалар? Это что ещё за имечко? Но да, да, конечно, - ответил Утто. - Ты молодец, и я горжусь тобой.
Они оставили Ринна и Зинана, погасили свет, и вышли, плотно закрыв за собой все три двери. Инари снова начала плакать.
Огненный Клюв Моря • (8)
- Что плохого с ним может случиться? Он будет в моём доме. Худшее, что может случиться, это то, что на него упадёт свет. А я всегда буду рядом, чтобы его успокоить, - сказала Инари Улу, когда Утто и Ринн уже спустились с Зинаном в подвал.
- Да, госпожа, - сказал Ул. - Как, всё же, хорошо, что господин подумал об этом всём ещё давным-давно. Не зря он приказал выкопать этот подвал!
Инари вспомнила тот год. Старый Рид, сын Имади тяжело умирал. «Я только вошла в дом Утто, но год счастья омрачён болезнью отца возлюбленного,» - подумала одним вечером. Рид, сын Имади долго болел и делался всё хуже. Тем вечером он вышел из своей комнаты, и Инари на мгновение показалось, его окружало чёрное и тяжёлое облако. Он плохо выглядел и трясся. Он вышел из своей комнаты впервые за неделю. Его тело пахло старостью и нездоровьем, как пахнет очень больной зверь, но его глаза горели: старый Рид был полон решимостью жить и дальше.
- Я знаю, что я буду ещё жить пять лет, - сказал он Инари, и она почтительно поклонилась свёкру, - мне явился Ау, и сказал слова, которые меня спасут.
Он остановился и начал кашлять кровью. Вытерев рот рукой и отдышавшись, он сказал ей неожиданно ясным голосом:
- Инари, птичка, - Рид посмотрел на неё, и она увидела, что теперь его глаза не видят; она видела такое, у тех, кто вглядывается в невидимое. Они смотрят и не смотрят. Что же видел Рид?
Рид продолжил, и его голос начал ломаться:
- Инари, что ты делаешь в этой клетке? Утто, мой сын - он падаль, и он тебя сделает мёртвой. Его сердце не горит. Зачем ты здесь?
Рид схватился за стену и начал сползать. Инари поспешно поднялась и побежала к Риду, а тот говорил, но уже не с Инари, а сам с собой:
- Он так и не увидел огонь, он так и не понял, что такое огонь… Всё было напрасно…
Рид схватил руку Инари, сжал её до её боли; его рука была и холодной, и горячей одновременно, и тогда Инари увидела что-то, чего не было в доме. То, что она увидела, было настолько страшным, что она потом совсем забыла об этом и не могла вспомнить даже, когда рожала сына: она увидела огонь, который сплетается в полотно. Она увидела, что в её груди горит такой же огонь. Это было страшно, как ночь на болоте, как крики перед войной, как крики во время родов. Она подняла глаза и перед ней стоял Рид, и его лицо было молодым и злым. Он был одет в чёрные одежды. Они стояли на берегу, который был подобен хрусталю. Рядом с ними текла река разноцветных огней.
Юный, младше самой Инари, Рид стоял с нею на берегу. Высоким и звонким голосом он властно сказал:
- Инари, дочь Майры! Смотри, смотри внимательно: сердце каждой звезды - это парус, сотканный из пламени. Я хотел, чтобы так же горели сердца всех, чтобы всем была видна истина Ни, Того, кто Так Высоко. Подними голову, увидь, что я видел когда-то!
Она подняла голову и увидела море огня; река огня, у которой они стояли, была всего лишь тусклым отражением того всенаполняющего моря. У моря огня был хищный клюв, огненные крылья и имя. Когда она разглядела живое лицо этого моря, она вдруг усылашала слова, которые оно говорило, говорило всегда и всем:
- Я господин твой, Ни-Наутис, я - мать всех звёзд Тимиту-тьма, я - сын, ставший не-собой, чтобы победить не-сердца солёной воды, и сломать каменные крылья моих нечестивых братьев…
Инари почувствовала острую боль в руке. Она была в крови. Это была её кровь или кровь Рида? Прошло не больше одного мгновения. Каким образом она успела увидеть столько всего? Страшное видение рассеялось, и она снова увидела видимое: как Рид лежит на полу и сжимает её руку до крови. Откуда у умирающего старика столько силы? Инари опомнилась и закричала; Ул и Утто прибежали на её крик, глаза Рида уже не видели, у него из горла шла кровь.
- Отец, - закричал Утто, - отец, я люблю тебя.
Утто сразу же застыдился своих слов. «Так говорят дети, а не те, кто вглядываются в невидимое. что я говорю?» - думал он. Он плакал. «Я всегда проклинал этого человека, - думал Утто, - как он мог так со мной поступить?»
Ясным и твёрдым голосом человека, который знает, что делать, Утто сказал:
- Инари, беги, что есть сил за Лиммой, он знает, что делать!
Инари побежала за знахарем. Когда Лимм увидел Инари, он сразу понял, в чём дело, накинул на себя плащ и побежал вместе с ней к дому Рида. Когда она и Лимма, сын Аганара пришли, Ул и Утто стояли молча и их рукава были порваны.
Лимма, сын Аганара остановился, сел на землю и сказал:
- Да услышит Рид, сын Илимо, пение звёзд.
Утто сел на стул и заплакал. «Почему он плачет? - Думал Лимма. - Он же видит, как душа Рида поднялась к свету звёзд? Правда, непонятно, что в головах у тех, кто молится перед собранием…»
Утро, когда Рида положили в землю, было солнечным и ветренным.
Когда месяц траура окончился, Инари сказала Утто, что она беременна. Утто поцеловал её и сказал три положенных благословения. А потом сказал, что им надо будет подновить дом и расширить подвал.
Мы Были Здесь Всегда • (9)
Шесть дней после того вечера, когда Ринн и Зинан оказались в подвале, прошли очень нервно. Инари не находила себе места, потому что боялась за Зинана. Первые три дня она спускалась в подвал несколько раз, и разговаривала с сыном.
Зинан всякий раз рассказывал ей новые истории про своих человечков. Последний раз, когда она была у него, он рассказал, как Ари и Ури поссорились, а Иллис их помирил. А вот Азалар не хочет с ними играть. Он будет строить свой собственный город. Ул тоже спускался и приносил еду и забирал ведро с помоями. Несмотря на их усилия, в подвале стоял довольно тяжёлый запах. «Только для того, чтобы проклятие миновало Зинана, только для этого,» - думал старик.
Утто беспокоился, всякий раз, когда кто-то спускался в подвал и лично следил за тем, чтобы, когда открывали вторую дверь, первая дверь была бы плотно закрыта.
- Если упадёт хоть одна частичка света, - говорил он, - всё пойдёт прахом, всё будет напрасно!
Ринн и Зинан снова остались одни. Неожиданно Зинан сказал Ринну:
- Ринн, не оставляй меня. Мне страшно. Мне кажется, что Ари и Ури хотят мне что-то сказать.
Ринн обнял Зинана и сказал:
- Зинан, я тебя не предам. Я пробыл с тобой уже шесть дней, так что я не буду предавать тебя в последний день. Твоё испытание уже почти кончилось, зачем мне тебя предавать сейчас?
Он почувствовал кислый вкус во рту. Ему не нравилось врать ребёнку.
- Но почему тебе бояться? Твои солдатики всегда ссорятся и мирятся, воюют и побеждают.
Зинан взял руку Ринна и в свою и сказал:
- Да, но это я же им всё придумываю. Я же в них играю.
Ринн испугался. Дети обычно не говорят такими словами, они просто играют с мечниками.
- А тут я слышу, что они как будто хотят сказать, что-то сами. Возьми Ари в руку.
Было темно, и Зинан дал Ринну Азалара вместо Ари. Ринн нехотя взял в руку деревянную фигурку. Абсолютная темнота обострила его осязание, и он чувствовал тепло древесины, нагретой детской рукой.
Вдруг - на мгновение - он увидел лицо этой фигурки. Даже не лицо, а средоточие пульсирующих чёрных нитей, которые никак не могут успокоиться, вечно двигаясь, вечно вертясь. Лицо, которое никогда не сложится в лицо. А потом это прошло, и Ринн почти забыл это видение и только холодный проступивший пот напомнил ему, что он правда только что увидел это не-лицо. Ринн почувствовал что начинает заболевать. «Но я здоров,» подумал он.
Фальшивым и неожиданно высоким голосом Ринн сказал:
- Я тебя не предам. Я всегда буду для тебя. Я ведь уже столько для тебя сделал. Как же я могу тебя оставить перед самым концом?
Зинан обнял Ринна резко, как это делают маленькие дети, когда бывают благодарны. «Я не хочу их видеть, - думал Ринн, - я не буду их видеть, я не хочу сходить с ума. Утто, пожалуйста, забери меня отсюда».
«Может быть, надо открыть двери, разрушить это колдовство? Но что будет тогда? Как тогда я получу власть? Да даже если я всё сделаю, кто мне поверит? Что будет значить моё слово против слова Утто? Я же как волчонок, самый маленький волк, а Утто во всём подобен большой букве? Меня выгонят отсюда, и я буду лишён того немногого, что я имею.»
Когда Ринн услышал глухие шаги Утто, спускающегося к первой двери, его сердце забилось. «Слава Ау, сокрытому, слава Тею-герою, я не увижу их». Он вспомнил угрозы Утто и ему стало ещё страшнее.
- Зинан, Ринн, как вы?
Зинан улыбнулся в темноте и звонко сказал:
- Папа, мы хорошо! Скоро же я увижу новых друзей?
Ринн всеми силами пытался не трястись и вести себя как обычно.
- Да. Ринн, ты можешь идти. Теперь я буду здесь. Зинан, не бойся, теперь я буду с тобой последние часы, а потом мы выйдем, и ты увидешь серп старой луны.
Ринн поднялся, поблагодарил и пошёл к двери. Он открыл первую дверь и закрыл её за собой.
«Я должен спасти этого ребёнка, он же увидит их. Так нельзя. Даже, когда нечистый дух крадёт лицо ребёнка, это лучше, чем если ребёнок будет их видеть, видеть теперь всегда. Я сейчас открою вторую и третью дверь, и свет рассеет это зло. Пусть Утто разорвёт мою жилу, пусть растопчет меня совсем. Есть у меня хребет или нет?»
Ринн медленно открыл вторую дверь и плотно закрыл её за собой. Он открыл третью дверь и плотно закрыл её за собой, так чтобы даже самая малая частица света не попала в подвал. «Только не это копошение, только не оно,» - думал он.
Свет лампады в углу был ослепителен, как свет самой яркой звезды. По углам, на стенах, на столе, и в окнах, на полу, везде были лица. Много лиц, лица-в-лицах, лица, которые становились другими лицами, лица, которые уже не были лицами. Лица, у которых не было лица. И они все были черными нитями, которые копошились, вечно копошились в темноте. Ещё до того, как Тимиту-Тьма узнала себя и решила сочетаться со Стариком-Ипсу. И которые будут копошиться после того, как Ни сожжёт себя, а злой Ульмари растает. Сейчас они разберут и его, Ринна лицо на чёрные копошащиеся нити, и он сам станет ими.
«Ринн, Ринн, ты не думай, Ринн, - сказал хихикающий голос, - что когда паук ест муху, её лицо пропадает. Её лицо становится его лицом, а потом она сама становится серебряными нитями его паутинки. Ты станешь нашей паутинкой. Ты так и хочешь оставаться Ринном-жидкая-бородёнка или хочешь стать как жирный, лоснящийся паук, как буква Квах?»
Ринн понял, что держит в руке деревянного мечника, и что именно он и говорит с ним. Инари сказала ему и её голос рассеял злое наваждение:
- Ринн! Что с тобой? Почему ты так дышишь? Всё в порядке с моим сыном?
Как только Инари заговорила, все лица пропали, и остались только три человеческих, самых обычных: Ула, его жены и Инари. Так быстро Ринн ещё никогда не думал.
- Прости Инари, свет лампады почти ослепил меня. Всё хорошо, всё хорошо.
Инари смотрела на него с недоверием.
- Правда? Ты выглядишь неважно.
Ринн поспешил заверить Инари, что с её сыном всё в порядке. Голос продолжал хихикать и шептать: «Либо Зинан, либо Ринн сегодня нас увидит! Нас увидят, а мы ведь были здесь всегда!»
- Прости, Инари, меня просто действительно ослепил свет лампады. Как только взойдёт луна, Зинан и Утто выйдут. Утто сказал, что будет опасно, если я буду здесь.
Инари была удивлена и встревожена ещё больше.
- Почему? Он мне ничего не говорил.
С облегчением, Ринн придумал простое объяснение:
- Если проклятие увидит меня и Зинана рядом, оно узнает твоего сына. Поэтому ещё месяц мне нельзя будет быть рядом с Зинаном.
- Но я думала, что оно уже рассеется. Когда же это всё закончится? - Инари вздохнула и села на стул. Она ощутила неожиданную горечь. «Почему так горько? Сегодня ведь мой сын исцелится».
Ринн выбежал на улицу и быстро пошёл прочь. Только сейчас он заметил, что всё ещё сжимает в руках деревянного мечника.
- Меня зовут Азалар, а тебя зовут Ринн, сын Илимо. Мы были здесь всегда, а теперь ты нас будешь видеть всегда.
Лицо деревянного человечка расползалось и сходилось, и было липким как чужой пот или больной сон.
- Нет, нет, нет! - Ринн закричал в ужасе, - это тебя зовут Ринн-жидкая-бородёнка! Вот я меняюсь с тобой всем, а это меня зовут Узлар, а тебя больше не зовут так!
Фигурка была озадачена:
- Обычно это я краду имя и лицо, а тут мне его предлагают? Как же не взять.
Человек, которого ещё минуту назад звали Ринном, бежал быстрее и быстрее; деревянная фигурка продолжала хихикать в его руках.
- Возьмите моё имя, я не хочу вас видеть, теперь я больше не Ринн! Я Азал… я Узлар, сын Зинана!
Человек, который теперь стали звать Узларом, выбежал за черту города, побежал за поля, в лес. Он со всей силы кинул фигурку оземь, и понял, что кинул оземь себя. Фигурка разбилась на две части, которые начали ползти друг к другу.
- Хорошо, Узлар. Теперь это я Ринн, сын Илимо. Беги, и не оборачивайся!
Узлар побежал. Он больше не был собой. Он знал, что теперь всегда будет большим как буква Квах. На утро он уже не видел чёрные нити; он помнил, что старательно их забыл, но теперь он знал, что будет делать в этой жизни. Он начнёт с того, что устроит свою жизнь так, чтобы всегда можно было сытно поесть.
[ Первая часть (1 - 5) | Вторая часть (6 - 10) | Третья часть (11 - 14) ]
Ринн принёс чашку воды, в которой были заварены листья деревьев и некоторые травы. Торопливо и тихо, как и подобает ученику, Ринн попросил прощения, что у него нет ничего другого.
- Я знаю, - усмехнулся Утто, - молоко скисло не по твоей вине.
Они посидели ещё минуту молча, и тогда Утто сказал Ринну:
- Мне нужна твоя помощь, Ринн. Это будет непросто.
- Я готов помочь тебе во всём! - сказал Ринн. Он был очень сильно взволнован; только что он видел, как Утто изгнал нечистого духа, а теперь Утто хочет, чтобы он, непутёвый Ринн, ему помог!
- Мне нужно поговорить с нечистыми духами, - медленно сказал Утто. - Но я не могу их видеть.
Ринн вздрогнул и застыл. Он не ожидал, что Утто заговорит с ним об этом.
- …я готов увидеть их для…
- У тебя нет того в сердце, чтобы выдержать это, - перебил его Утто. - Чтобы видеть духов, нужна власть, а у тебя её нет.
Утто замолчал, а потом продолжил, таким голосом, каким говорят, что завтра будет ясная погода:
- У тебя нет этой власти, и не будет.
Ринн на минуту оглох. Он не ожидал, что его учитель скажет ему эти слова, особенно после того, как он ему помогал несколько минут назад.
- Сейчас ты маленький, как закорючка йаурру, но если ты поможешь мне, - Утто говорил так, как читают написанное, - ты станешь большим, как буква кавакх. Ты обретёшь власть.
Ринн не понимал, что происходит и ему казалось, что теперь его устами говорит кто-то другой. Потому что было слишком больно и непонятно.
- Тогда что я должен сделать?
- Ты должен будет просидеть с моим сыном Зинаном у меня в подвале шесть с половиной дней, и ты должен будешь заботиться о нём, чтобы ничего с ним не случилось. А потом я приду и буду сидеть с ним.
- Но зачем? Для чего это?..
- Я знаю, как увидеть нечистых духов. И я знаю, как сделать так, чтобы их увидел мой сын. И если ты мне не поможешь, то ты навсегда останешься закорючкой. А если ты мне поможешь, тебе позавидует каждый.
Ринну было неприятно, он чувствовал, что происходит что-то неправильное. Он сидел и молча слушал, но позади самого себя, отброшенный словами Утто. Второй Ринн почему-то захотел с силой ударить Утто кулаком. И кто-то третий, кто не имел отношения к двум другим Риннам, сказал:
- Я сделаю всё, как ты скажешь.
- Хорошо. И никому не говори, о том, что я задумал.
Утто допил воду, которую принёс ему Ринн, встал и сказал:
- Теперь нам надо идти в дом собрания. Там нас ждут. Сегодня вечером ты придёшь ко мне, и мы проверим, всё ли готово. Я буду говорить с Инари, а ты подтвердишь все мои слова. И если ты сделаешь хоть что-то не так, я разорву твою воздушную жилу, и пусть твоё тело будет живым, ты никогда не сможешь больше ходить и говорить.
«Это было проще, чем я думал. Ринн-жидкая-бородёнка, у тебя нет хребта», думал Утто, «всё чего ты хочешь, - это власть, а таким как ты она никогда не будет дана. Глупец. Дурак. Щепка».
Ринн действительно был довольно худым.
Семь Дней Темноты • (7)
Инари закончила плакать. Она была испугана, но счастлива, что Утто, сын Рида, молящийся перед собранием, и большой человек, вглядывающийся в невидимое, её муж, увидел угрозу и спасёт её сына. Ринн-ученик подтвердил каждое слово Утто: на Зинана упало случайное проклятие и теперь надо будет обмануть это проклятие, спрятать Зинана на семь дней в подвале, так, чтобы ни одна частичка света не упала на него даже ненароком. Она сможет приходить первые три дня, чтобы проведать сына, чтобы понять, что с ним всё в порядке.
- Проклятие покружит чёрной птицей над домом, дымом над полем, думой над головой - и птицы улетят, дым рассеется, дума забудется. - Утто сказал эти слова, заболтиво и нежно, что он делал очень нечасто, и Инари перестала плакать. Она и правда увидела, как чёрная птица-дума улетает далеко и забывает себя насовсем. - Наш сын в безопасности.
А сам Зинан был только рад. Он понимал, что его отец позвал его в приключение. И что он будет семь дней сидеть в темноте, а потом познакомится с новыми друзьями. «Только не говори Инари про новых друзей ничего,» - сказал Утто, - «если ты ей об этом расскажешь, они могут не прийти.» Зинан кивнул и понял, что это дело для вглядывающихся в невидимое; и что Инари, которая не видит то, у чего нет облика, не должна об этом знать.
- Я могу взять с собой Ари, Ури, и Иллиса? Ури сказал мне, что больше не хочет, чтобы его звали Ори. А ещё у меня есть новый мечник, которого Ул мне вырезал вчера, и…
Утто не мог слушать столько бессмысленной детской болтовни, и поэтому прервал Зинана:
- Да, конечно, возьми их с собой. Но будь осторожен. Не сядь на них ненароком.
Зинан продолжил говорить, но Утто уже не обращал внимание на бессмысленный поток детского лепета. Они все: Зинан, Инари, Ул, его жена, Утто, и Ринн спустились с в подвал. Ринн чувствовал себя немного неловко: он был вхож в дом Утто, и даже иногда оставался позже других учеников, но сейчас он чувствовал, что на этот вечер стал частью семьи. Это чувство было неожиданно неуютным.
Утто проверил, что у Зинана будет всё, что ему нужно, что Ринн знает, как заботиться о Зинане. В отдельной небольшой комнате, Утто установил стол и положил на него свёрток.
- Этот свёрток нельзя трогать, - строго сказал Утто. - Это очень важно.
Когда в подвале всё было готово, Утто ещё раз проверил три двери, которые он заказал своему знакомому плотнику. «Они не должны пропускать свет,» - сказал он ему тогда, - «ещё подумай, как сюда должен попадать свежий воздух. Сделай это, как если бы от этого зависела твоя жизнь».
Когда он проверил все двери, Утто снова спустился к сыну.
- Вот тебе одеяла. Ночью может быть очень холодно; мы будем согревать камни и приносить их сюда, чтобы тебе было теплее. Когда я погашу эти светильники, ты будешь без света семь дней.
Зинан кивнул. Он знал все сложности, и был к ним готов, потому что он хотел помочь отцу и очень хотел познакомиться с новыми друзьями, о которых говорил Утто.
- Я буду не один. Со мной будет Ринн, и ещё Ари, Ури, Иллис и Азалар.
- Азалар? Это что ещё за имечко? Но да, да, конечно, - ответил Утто. - Ты молодец, и я горжусь тобой.
Они оставили Ринна и Зинана, погасили свет, и вышли, плотно закрыв за собой все три двери. Инари снова начала плакать.
Огненный Клюв Моря • (8)
- Что плохого с ним может случиться? Он будет в моём доме. Худшее, что может случиться, это то, что на него упадёт свет. А я всегда буду рядом, чтобы его успокоить, - сказала Инари Улу, когда Утто и Ринн уже спустились с Зинаном в подвал.
- Да, госпожа, - сказал Ул. - Как, всё же, хорошо, что господин подумал об этом всём ещё давным-давно. Не зря он приказал выкопать этот подвал!
Инари вспомнила тот год. Старый Рид, сын Имади тяжело умирал. «Я только вошла в дом Утто, но год счастья омрачён болезнью отца возлюбленного,» - подумала одним вечером. Рид, сын Имади долго болел и делался всё хуже. Тем вечером он вышел из своей комнаты, и Инари на мгновение показалось, его окружало чёрное и тяжёлое облако. Он плохо выглядел и трясся. Он вышел из своей комнаты впервые за неделю. Его тело пахло старостью и нездоровьем, как пахнет очень больной зверь, но его глаза горели: старый Рид был полон решимостью жить и дальше.
- Я знаю, что я буду ещё жить пять лет, - сказал он Инари, и она почтительно поклонилась свёкру, - мне явился Ау, и сказал слова, которые меня спасут.
Он остановился и начал кашлять кровью. Вытерев рот рукой и отдышавшись, он сказал ей неожиданно ясным голосом:
- Инари, птичка, - Рид посмотрел на неё, и она увидела, что теперь его глаза не видят; она видела такое, у тех, кто вглядывается в невидимое. Они смотрят и не смотрят. Что же видел Рид?
Рид продолжил, и его голос начал ломаться:
- Инари, что ты делаешь в этой клетке? Утто, мой сын - он падаль, и он тебя сделает мёртвой. Его сердце не горит. Зачем ты здесь?
Рид схватился за стену и начал сползать. Инари поспешно поднялась и побежала к Риду, а тот говорил, но уже не с Инари, а сам с собой:
- Он так и не увидел огонь, он так и не понял, что такое огонь… Всё было напрасно…
Рид схватил руку Инари, сжал её до её боли; его рука была и холодной, и горячей одновременно, и тогда Инари увидела что-то, чего не было в доме. То, что она увидела, было настолько страшным, что она потом совсем забыла об этом и не могла вспомнить даже, когда рожала сына: она увидела огонь, который сплетается в полотно. Она увидела, что в её груди горит такой же огонь. Это было страшно, как ночь на болоте, как крики перед войной, как крики во время родов. Она подняла глаза и перед ней стоял Рид, и его лицо было молодым и злым. Он был одет в чёрные одежды. Они стояли на берегу, который был подобен хрусталю. Рядом с ними текла река разноцветных огней.
Юный, младше самой Инари, Рид стоял с нею на берегу. Высоким и звонким голосом он властно сказал:
- Инари, дочь Майры! Смотри, смотри внимательно: сердце каждой звезды - это парус, сотканный из пламени. Я хотел, чтобы так же горели сердца всех, чтобы всем была видна истина Ни, Того, кто Так Высоко. Подними голову, увидь, что я видел когда-то!
Она подняла голову и увидела море огня; река огня, у которой они стояли, была всего лишь тусклым отражением того всенаполняющего моря. У моря огня был хищный клюв, огненные крылья и имя. Когда она разглядела живое лицо этого моря, она вдруг усылашала слова, которые оно говорило, говорило всегда и всем:
- Я господин твой, Ни-Наутис, я - мать всех звёзд Тимиту-тьма, я - сын, ставший не-собой, чтобы победить не-сердца солёной воды, и сломать каменные крылья моих нечестивых братьев…
Инари почувствовала острую боль в руке. Она была в крови. Это была её кровь или кровь Рида? Прошло не больше одного мгновения. Каким образом она успела увидеть столько всего? Страшное видение рассеялось, и она снова увидела видимое: как Рид лежит на полу и сжимает её руку до крови. Откуда у умирающего старика столько силы? Инари опомнилась и закричала; Ул и Утто прибежали на её крик, глаза Рида уже не видели, у него из горла шла кровь.
- Отец, - закричал Утто, - отец, я люблю тебя.
Утто сразу же застыдился своих слов. «Так говорят дети, а не те, кто вглядываются в невидимое. что я говорю?» - думал он. Он плакал. «Я всегда проклинал этого человека, - думал Утто, - как он мог так со мной поступить?»
Ясным и твёрдым голосом человека, который знает, что делать, Утто сказал:
- Инари, беги, что есть сил за Лиммой, он знает, что делать!
Инари побежала за знахарем. Когда Лимм увидел Инари, он сразу понял, в чём дело, накинул на себя плащ и побежал вместе с ней к дому Рида. Когда она и Лимма, сын Аганара пришли, Ул и Утто стояли молча и их рукава были порваны.
Лимма, сын Аганара остановился, сел на землю и сказал:
- Да услышит Рид, сын Илимо, пение звёзд.
Утто сел на стул и заплакал. «Почему он плачет? - Думал Лимма. - Он же видит, как душа Рида поднялась к свету звёзд? Правда, непонятно, что в головах у тех, кто молится перед собранием…»
Утро, когда Рида положили в землю, было солнечным и ветренным.
Когда месяц траура окончился, Инари сказала Утто, что она беременна. Утто поцеловал её и сказал три положенных благословения. А потом сказал, что им надо будет подновить дом и расширить подвал.
Мы Были Здесь Всегда • (9)
Шесть дней после того вечера, когда Ринн и Зинан оказались в подвале, прошли очень нервно. Инари не находила себе места, потому что боялась за Зинана. Первые три дня она спускалась в подвал несколько раз, и разговаривала с сыном.
Зинан всякий раз рассказывал ей новые истории про своих человечков. Последний раз, когда она была у него, он рассказал, как Ари и Ури поссорились, а Иллис их помирил. А вот Азалар не хочет с ними играть. Он будет строить свой собственный город. Ул тоже спускался и приносил еду и забирал ведро с помоями. Несмотря на их усилия, в подвале стоял довольно тяжёлый запах. «Только для того, чтобы проклятие миновало Зинана, только для этого,» - думал старик.
Утто беспокоился, всякий раз, когда кто-то спускался в подвал и лично следил за тем, чтобы, когда открывали вторую дверь, первая дверь была бы плотно закрыта.
- Если упадёт хоть одна частичка света, - говорил он, - всё пойдёт прахом, всё будет напрасно!
Ринн и Зинан снова остались одни. Неожиданно Зинан сказал Ринну:
- Ринн, не оставляй меня. Мне страшно. Мне кажется, что Ари и Ури хотят мне что-то сказать.
Ринн обнял Зинана и сказал:
- Зинан, я тебя не предам. Я пробыл с тобой уже шесть дней, так что я не буду предавать тебя в последний день. Твоё испытание уже почти кончилось, зачем мне тебя предавать сейчас?
Он почувствовал кислый вкус во рту. Ему не нравилось врать ребёнку.
- Но почему тебе бояться? Твои солдатики всегда ссорятся и мирятся, воюют и побеждают.
Зинан взял руку Ринна и в свою и сказал:
- Да, но это я же им всё придумываю. Я же в них играю.
Ринн испугался. Дети обычно не говорят такими словами, они просто играют с мечниками.
- А тут я слышу, что они как будто хотят сказать, что-то сами. Возьми Ари в руку.
Было темно, и Зинан дал Ринну Азалара вместо Ари. Ринн нехотя взял в руку деревянную фигурку. Абсолютная темнота обострила его осязание, и он чувствовал тепло древесины, нагретой детской рукой.
Вдруг - на мгновение - он увидел лицо этой фигурки. Даже не лицо, а средоточие пульсирующих чёрных нитей, которые никак не могут успокоиться, вечно двигаясь, вечно вертясь. Лицо, которое никогда не сложится в лицо. А потом это прошло, и Ринн почти забыл это видение и только холодный проступивший пот напомнил ему, что он правда только что увидел это не-лицо. Ринн почувствовал что начинает заболевать. «Но я здоров,» подумал он.
Фальшивым и неожиданно высоким голосом Ринн сказал:
- Я тебя не предам. Я всегда буду для тебя. Я ведь уже столько для тебя сделал. Как же я могу тебя оставить перед самым концом?
Зинан обнял Ринна резко, как это делают маленькие дети, когда бывают благодарны. «Я не хочу их видеть, - думал Ринн, - я не буду их видеть, я не хочу сходить с ума. Утто, пожалуйста, забери меня отсюда».
«Может быть, надо открыть двери, разрушить это колдовство? Но что будет тогда? Как тогда я получу власть? Да даже если я всё сделаю, кто мне поверит? Что будет значить моё слово против слова Утто? Я же как волчонок, самый маленький волк, а Утто во всём подобен большой букве? Меня выгонят отсюда, и я буду лишён того немногого, что я имею.»
Когда Ринн услышал глухие шаги Утто, спускающегося к первой двери, его сердце забилось. «Слава Ау, сокрытому, слава Тею-герою, я не увижу их». Он вспомнил угрозы Утто и ему стало ещё страшнее.
- Зинан, Ринн, как вы?
Зинан улыбнулся в темноте и звонко сказал:
- Папа, мы хорошо! Скоро же я увижу новых друзей?
Ринн всеми силами пытался не трястись и вести себя как обычно.
- Да. Ринн, ты можешь идти. Теперь я буду здесь. Зинан, не бойся, теперь я буду с тобой последние часы, а потом мы выйдем, и ты увидешь серп старой луны.
Ринн поднялся, поблагодарил и пошёл к двери. Он открыл первую дверь и закрыл её за собой.
«Я должен спасти этого ребёнка, он же увидит их. Так нельзя. Даже, когда нечистый дух крадёт лицо ребёнка, это лучше, чем если ребёнок будет их видеть, видеть теперь всегда. Я сейчас открою вторую и третью дверь, и свет рассеет это зло. Пусть Утто разорвёт мою жилу, пусть растопчет меня совсем. Есть у меня хребет или нет?»
Ринн медленно открыл вторую дверь и плотно закрыл её за собой. Он открыл третью дверь и плотно закрыл её за собой, так чтобы даже самая малая частица света не попала в подвал. «Только не это копошение, только не оно,» - думал он.
Свет лампады в углу был ослепителен, как свет самой яркой звезды. По углам, на стенах, на столе, и в окнах, на полу, везде были лица. Много лиц, лица-в-лицах, лица, которые становились другими лицами, лица, которые уже не были лицами. Лица, у которых не было лица. И они все были черными нитями, которые копошились, вечно копошились в темноте. Ещё до того, как Тимиту-Тьма узнала себя и решила сочетаться со Стариком-Ипсу. И которые будут копошиться после того, как Ни сожжёт себя, а злой Ульмари растает. Сейчас они разберут и его, Ринна лицо на чёрные копошащиеся нити, и он сам станет ими.
«Ринн, Ринн, ты не думай, Ринн, - сказал хихикающий голос, - что когда паук ест муху, её лицо пропадает. Её лицо становится его лицом, а потом она сама становится серебряными нитями его паутинки. Ты станешь нашей паутинкой. Ты так и хочешь оставаться Ринном-жидкая-бородёнка или хочешь стать как жирный, лоснящийся паук, как буква Квах?»
Ринн понял, что держит в руке деревянного мечника, и что именно он и говорит с ним. Инари сказала ему и её голос рассеял злое наваждение:
- Ринн! Что с тобой? Почему ты так дышишь? Всё в порядке с моим сыном?
Как только Инари заговорила, все лица пропали, и остались только три человеческих, самых обычных: Ула, его жены и Инари. Так быстро Ринн ещё никогда не думал.
- Прости Инари, свет лампады почти ослепил меня. Всё хорошо, всё хорошо.
Инари смотрела на него с недоверием.
- Правда? Ты выглядишь неважно.
Ринн поспешил заверить Инари, что с её сыном всё в порядке. Голос продолжал хихикать и шептать: «Либо Зинан, либо Ринн сегодня нас увидит! Нас увидят, а мы ведь были здесь всегда!»
- Прости, Инари, меня просто действительно ослепил свет лампады. Как только взойдёт луна, Зинан и Утто выйдут. Утто сказал, что будет опасно, если я буду здесь.
Инари была удивлена и встревожена ещё больше.
- Почему? Он мне ничего не говорил.
С облегчением, Ринн придумал простое объяснение:
- Если проклятие увидит меня и Зинана рядом, оно узнает твоего сына. Поэтому ещё месяц мне нельзя будет быть рядом с Зинаном.
- Но я думала, что оно уже рассеется. Когда же это всё закончится? - Инари вздохнула и села на стул. Она ощутила неожиданную горечь. «Почему так горько? Сегодня ведь мой сын исцелится».
Ринн выбежал на улицу и быстро пошёл прочь. Только сейчас он заметил, что всё ещё сжимает в руках деревянного мечника.
- Меня зовут Азалар, а тебя зовут Ринн, сын Илимо. Мы были здесь всегда, а теперь ты нас будешь видеть всегда.
Лицо деревянного человечка расползалось и сходилось, и было липким как чужой пот или больной сон.
- Нет, нет, нет! - Ринн закричал в ужасе, - это тебя зовут Ринн-жидкая-бородёнка! Вот я меняюсь с тобой всем, а это меня зовут Узлар, а тебя больше не зовут так!
Фигурка была озадачена:
- Обычно это я краду имя и лицо, а тут мне его предлагают? Как же не взять.
Человек, которого ещё минуту назад звали Ринном, бежал быстрее и быстрее; деревянная фигурка продолжала хихикать в его руках.
- Возьмите моё имя, я не хочу вас видеть, теперь я больше не Ринн! Я Азал… я Узлар, сын Зинана!
Человек, который теперь стали звать Узларом, выбежал за черту города, побежал за поля, в лес. Он со всей силы кинул фигурку оземь, и понял, что кинул оземь себя. Фигурка разбилась на две части, которые начали ползти друг к другу.
- Хорошо, Узлар. Теперь это я Ринн, сын Илимо. Беги, и не оборачивайся!
Узлар побежал. Он больше не был собой. Он знал, что теперь всегда будет большим как буква Квах. На утро он уже не видел чёрные нити; он помнил, что старательно их забыл, но теперь он знал, что будет делать в этой жизни. Он начнёт с того, что устроит свою жизнь так, чтобы всегда можно было сытно поесть.
[ Первая часть (1 - 5) | Вторая часть (6 - 10) | Третья часть (11 - 14) ]