На протяжении почти всей первой недели сентября погода в Питере не портилась, чего не скажешь о нижегородской. Она нас и нынче не радует: холодный влажный воздух, как осколки зеркала снежной королевы, превращает людей в хмурых зомби, а наши воспоминания - в наконец-то связный текст.
Мало было нам музеев, мы с Марией захотели ещё. Но не пошли по наводке Никиты в ботанический сад считать гортензии, и даже по его же совету в кунсткамеру не пошли, хотя и очень рассчитывали, а побежали, размахивая руками (мы очень часто без причины махали руками, будто разгоняя питерских недотыкомок), в Зоологический музей. Его, какой бы странностью ни казалось, мне тоже советовал Никита - и с порога стало понятно почему. Напротив входа скелет огромного кита ощерился пыльными выбеленными костями. Рядом на полках - его заспиртованные дети-уродцы, старые экспонаты камеры, не поместившиеся в основном здании. Вообще я был впечатлён усилиями, которые советские музейщики (а экспозиция, судя по слою пыли, не менялась десятилетиями) приложили, чтобы сходу и наверняка шокировать зевак, схватить их за интерес и затащить вглубь музея.
Приглушенный свет и удушающий запах формальдегида; чуть тянущийся по воздуху и оседающий на языке, скрипящий на зубах шлейф пыли; длинные переходы, высокие ступени и крутые лестницы, запутанная планировка, фланёрство меж экспонатных стеллажей; пластиковые рыбы, упоротые кошачьи, шкура анаконды петровских времен, мать-ехидна, разрезанный желудок и заспиртованный член мамонтёнка Димы, одиночество и космический ужас в глазах мамонтёнка Маши; гнетущее ощущение, что за тобою наблюдают сотни глаз; душераздирающие шорохи ползающих по полу детей; отдающий в черепе стук каблуков человеческих женщин; идиотический смех разукрашенной под клоуна малышки в мини-юбке, повисшей на мощной шее стареющего быка-осеменителя; крупные зубы лосей и коней и их морды, искаженные ржанием - будто бы над тобой; гротескные позы волков и диких собак и корчи их жертв; едва различимые мушки в зале инсектопии, будто готовые взлететь, стоит вам отвернуться, и впиться в шею своими хоботками и проткнуть иглами, которыми были пришпилены мгновение назад, а следом самки-богомолы, воздев конечности горе, вгрызутся в мягкие ткани губ и языка…
Зоологический музей за три часа утомил нас так, как не смог музей религии - за пять.
В конце концов вырвавшись из полусвета этого артефакта 20 века и обнаружив, что порядком проголодались, мы поспешили найти ближайшую забегаловку. Не внемля советам Валеры и поплутав по линиям, уселись на Кадетской в китайском ресторанчике, где как раз готовили недорогой бизнес-ланч: безвкусный суп, кусочки непонятного мяса в остром соусе и немного нарезанных грибов. Мне сдается, что грибы были непростые, ибо настроение всегда улыбчивой Марии испортилось, а мой шаг необычайно ускорился. Мария, перестав за мной поспевать, кричала вдогонку: «Куда ты? От костра всё равно не убежишь!» - и хохотала в необычной манере.
Спешил я не абы куда, а удовлетворить жадность внезапно проснувшегося во мне ростовщика. Ещё за месяц до поездки, пока был в Нижнем, списался с питерской девушкой и предложил обменять её «Дальше - шум» Алекса Росса на свой томик Гессе. Цимес в том, что Росс стоит 600-900 руб, а Гессе - от силы 200, и так мне выдалась редкая возможность провернуть выгодную сделку.
Подогреваемый страстью и погоняемый Марией (которая наконец догнала меня на входе в метро и влепила дружеских люлей), я дометрился до площади Восстания, дождался девушки (которая была весьма удивлена, увидев мою книжку-малышку), схватил своего Росса и убежал на Невский. Мария где-то сзади восхищалась моей ловкостью, скоростью и умением фланировать в толпе - Флэш, не меньше, - а сама проявляла все признаки душевной усталости и желания где-нибудь присесть.
Но посидим мы в мавзолее, а на Адмиралтейской с нами встречался Валера, чтобы втроем поехать к черту на кулички в Купчино смотреть на проекторе концерт одной инди-группы восьмидесятых. В тот вечер Валера общей унылостью переплюнул Марию, съязвив, что мы с ней, будто толстый и тонкий: я лоснюсь энергией и облизываю свою урванную книжку, а Мария повесила нос на крючок своего зонтика. Пошли в парк посидеть на лавочке и развеяться, Валера рассказывал что-то скабрезное про кадетов, Мария спала. В метро наш милый друг вдруг сообщил, что устал и никуда не поедет, а вернется домой. Признаюсь, что я эгоистично разочаровался, ведь согласился ехать я отчасти потому, что он там обещался быть.
На купчинской станции нас встретила Саша и минут двадцать вела, петляя по району, на Пражскую улицу (какая ирония), где жили та любительница Барбары Картленд Аня, её приятель Илья и их проектор. Просторноватая квартирка с высоким потолком, маленькой кухонькой, которую Саша тут же оккупировала своими банановыми печеньками, и диванчиком в зале, на который уселись мы с Марией. Погадали на Достоевском (все умрут), поиграли в карты (продул ей трижды), попереводили текстики про американские парки, дождались печенек, вина, чая и Ильи (чудесный молодой человек, который наверняка понравился бы Валере - ты это читаешь и знай, что ты упустил!), врубили на проекторе Dead Can Dance и поплыли. Следом были развеселые клипы из 90ых, был «Всё о моей матери» Альмодовара, был кальян и еще вино. Душевно, размеренно и спокойно. Уже далеко за полночь мы втроём укатили на таксике: девушки к себе, а я - в хостел, чтобы перебудить спящих поселенцев громким звонком и провести в окружении незнакомых мужчин последнюю питерскую ночь.
Ранее:
Путешествие. Введение Путешествие. 31 августа. Нижний Новгород - Петербург Путешествие. 1 сентября. Петербург Путешествие. 2 сентября. Петербург - Павловск Путешествие. 3 сентября. Петербург