Скрывая власти глад, тогда морочил вас он звонкой пустотой революцьонных фраз (окончание)
Вымирание классических гимназий спасло от упадка частное школьное образование
Но наличие государственной классической гимназии касалось не только отдельных личностей, которых она вырывала из необязательных тисков серой среды. Оно касалось и всей страны - так же, как в последующие годы касается всей страны ее отсутствие. Ее одной было достаточно, чтобы найти и выдвинуть поразительное число способных людей, которые при любой другой системе оказались бы обойденными. Еще важнее то, что она нанесла удар по денежной аристократии частных [«public»] школ - удар, который в итоге мог оказаться роковым. Если вам действительно хочется покончить с привилегированными платными школами, сохранив при этом гражданские свободы, государственное образование с отбором по личным достижениям - вот самый верный путь. Для подрыва системы частных школ нет и не было лучшего инструмента, чем общенациональная система основанного на отборе государственного среднего образования, введенная в 1944 году.
Германоязычным странам, которые всегда сохраняли государственную среднюю школу, основанную на отборе по академическим успехам, просто нечего противопоставить великим английским и шотландским частным средним школам и нигде не виданным начальным школам-пансионам [preparatory boarding schools], которые готовят для них учеников. К середине 1960‑х классическая гимназия и ее неотделимый союзник школа с государственным субсидированием [direct grant] просто-напросто обгоняли частную школу. С предельной четкостью это следует из результатов ежегодных сражений за места в ведущих университетах. И добивались они всего этого без каких-то особых мер или квот, которые сегодня предоставлены государственной школе.
Есть все основания предположить, что если бы они продолжали работать, то со временем вытеснили бы большинство частных школ. Их выпускники начали штурмовать свободные профессии, госслужбу, вооруженные силы и прочие важные сферы деятельности. Их успехи в мире искусства и культуры, от Алана Рикмена и Алана Беннета до Мика Джаггера и Пола Маккартни, до сих бросают закатное сияние на страну, которая едва не преобразилась, но затем в конце концов решила остаться прежней. Начатая ими и почти удавшаяся революция была революцией элит, переменами на самом верху. И это было достигнуто путем превращения детей из рабочих семей во взрослых интеллигентов. Брайан Саймон и Робин Педли мечтали о системе, которая бы работала в обратную сторону, вписывая буржуазную интеллигенцию в более широкое и более равное общество. И тут они полностью провалились.
Но вопрос стоит еще шире. Классическая гимназия была так сильна, охватывала такую значительную часть страны и в такой степени была ориентирована на способных людей, что задавала уровень для всей общенациональной образовательной системы. Система открытых экзаменов, в особенности экзаменов на Государственный аттестат об образовании [GCE], предложила каркас для гимназической программы. В свою очередь гимназии поддержали GCE - трудную, суровую проверку знаний начального и повышенного уровня [O и A levels]. Они добивались своей цели, опираясь на отбор, дисциплину, традицию и авторитет. И когда их упразднили, GCE не смог этого пережить. Как мы увидим далее, экзамены на аттестат начального уровня пришлось последовательно выхолащивать, каковому примеру вскоре неизбежно последовали и экзамены на аттестат повышенного уровня, пока всю экзаменационную систему не пришлось реорганизовывать в сторону размывания самой ее сути.
Перед частными школами встал выбор. Они могли либо разработать собственную отдельную систему экзаменов, чтобы сохранить стандарты прошлого, либо принять новые порядки. Удерживать строгости только для платных клиентов - вещь политически опасная. Это могло спровоцировать уравнителей, которые ради личного удобства пощадили их в 1960‑е, но ненавидели по-прежнему. Да и вообще так поступать было сложнее. Гораздо легче было смириться с обесценившейся валютой новых экзаменов. Отбор по кошельку и происхождению, усиленный влиянием родителей, гарантирует частной школе высокий престиж при любой системе. И подтвердит привилегированный доступ в лучшие университеты. Классическая гимназия заставляла их учить честно. Теперь в честности больше не было нужды.
Имелись и другие аспекты, выходящие далеко за пределы школьной тематики. Как ясно выразился Ангус Вильсон, дело всеобуча было отчасти связано с другими целями радикалов, не обязательно прямо и непосредственно относившимися к сфере денег и общественных классов. Робин Педли, поддерживая единую школу, также отстаивал идею совместного обучения мальчиков и девочек. Он явно считал его неотделимой составляющей всеобуча. В 1963 году он выступил против тогдашней позиции лондонских образовательных властей, которые запланировали создание большого числа раздельных школ - свыше половины от общего числа. Он назвал такой подход «печальным следствием» (на тот момент) «весьма узкого понимания слова “всеобщий”». Вместо того, чтобы пояснить ассоциацию идей - скорее подсознательную, чем рациональную, - которая вполне могла ускользнуть и от него самого, он снова обратился к странной логике левых, согласно которой ход времен сам по себе является поводом для перемен, которые желательны левым. Он сокрушался по поводу того, что «во второй половине двадцатого столетия, когда даже замшелые университетские тугодумы пробуют вводить смешанные общежития для студентов, организация новых школ для учеников только одного пола - вещь прискорбная; в лучшем случае они будут всеобщими лишь наполовину». «Упущен из виду главный смысл доводов в пользу школы как смешанного, гармоничного, здорового, естественного коллектива, - настаивал он. - Этот односторонний жизненный опыт в почти исключительно женском или мужском мирке, состоящем из 2 000 детей и взрослых, невозможно совместить с целями образования, которое обязано быть не только академически прочным, но и социально целостным».
Но что на деле означает эта «социальная целостность»? Какую тут преследуют цель? Безусловно, современные коммунистические страны, не связанные традицией или религиозными ограничениями, стремятся внедрять в своих школах исключительно совместное обучение и считают это важным для себя. Но не совсем понятно, зачем это нам. Вплоть до недавнего времени феминистки с воодушевлением говорили об однополых школах для девочек. Однако после 1960-х мир Запада, испытавший влияние марксизма куда в большей степени, чем это осознается, упразднил многие старинные учебные заведения для одного пола, по-видимому, руководствуясь единственно лишь тем соображением, что совместное обучение автоматически считается делом правильным. Это привело к гибели не только сотни школ для девочек и десятки женских колледжей. Это погубило даже новаторскую всеобщую школу для 1 800 девочек в Килдбруке, когда-то считавшуюся прогрессивной, выдающейся и показательной. Килдбрукскую школу уже давно сняли с витрины, переименовали и сделали совместной. Во многих городах Британии вообще не осталось школ для учеников одного пола. На уцелевшие независимые школы оказывается существенное давление с требованием следовать тем же курсом, хотя трудно понять, чего здесь больше - идеологии или коммерции. Независимые школы для мальчиков сегодня браконьерски крадут отличниц, чтобы разбавить ими свои шестые классы - к ярости директрис женских школ. Платные пансионы уже во многих случаях перешли к совместному обучению, как и практически все колледжи старинных университетов.
Каковы бы ни были его цели и подоплека, но стремление иметь совместные школы даже крепче феминизма; во многих отношениях это самое могучее вероучение нашего времени. Под лозунгом совместного обучения уничтожили большую часть оксфордских и кембриджских колледжей для женщин - когда-то гордых пионерок феминистической революции. На самом деле, этот эдвардианский феминизм исчез так основательно, что сегодняшние оксфордцы могут даже не знать, что их колледж когда-то был открыт исключительно для женщин.
Но мысль о том, что школы для учеников одного пола могут быть благотворны и для мальчиков, и для девочек, все еще витает в воздухе. Богатые и влиятельные люди верят в нее весьма твердо. Некоторые из лучших на данный момент частных школ - ими управляет Фонд «Школы для девочек без проживания» [Girls’ Day School Trust] - остаются «однополыми». Пока я пишу эти строки, такими же остаются и школа для девочек св. Павла в Лондоне, пансионы для мальчиков Итон, Винчестер и Радли, а также пансионы для девочек вроде «Аббатства Уиком». О том, что он скоро начнет принимать девочек, объявил даже Винчестер. Но там пока раздумывают над переменами. Соответствующие решения обычно обусловлены растущей конкуренцией в охоте на родителей, имеющих возможность позволить себе гигантские взносы, которые требуют такие школы. Любопытно, что раздельное обучение не замыкается на богатой консервативной клиентуре, хотя в целом радикалы тяготеют к совместному обучению. Две самые популярные государственные школы Лондона, которым покровительствует левая аристократия, - это кэмденская школа для девочек и школа им. Вильяма Эллиса для мальчиков. В обеих ведется совместное обучение в шестом классе. Обе эти школы, подобно лондонской католической школе «Проповедник» [Oratory], называются всеобщими, но явно таковыми не являются.
Выживание этих оазисов, как и возрождение профилирования и разбиения на классы, означает молчаливое признание сторонниками всеобуча того факта, что если в реальной жизни догма входит в конфликт с интересами собственных детей, догму эту можно обогнуть. Но только тихо, ничего не рассказывая толпе. Толпа будет довольствоваться образованием, которое судили ей Робин Педли с Брайаном Саймоном, да и черт с ней.
(Другие отрывки из книги Хитченса "Преданная революция. Как уравнители разрушили систему британского образования" в моем русском переводе см. здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь и здесь или по тегу verba magistri).