План на день изменился, сделаем запись, чтобы мысль не повисла -- и так висит слишком много.
***
Пленных больше не берем ***
В записи
про Штерна мы назвали исключительно важный приматологический критерий определения доминирующих мотиваций особи.
Напомним, что, по Савельеву, есть
Три базовые приматические мотивации:
-- пища
-- доминирование
-- секс
(Точнее говорить про
анаприматическую пентаду мотиваций.)
Секс per se в контексте наблюдения обитателей
наукоценоза как таковых играет лишь косвенную роль (через тему
академкиндов) или маргинальную (см. в Мемуаре на долго(30 лет)жданный уход индивида, исследующие которого записи мы помечаем тэгом
обезъянко, эписодий
Подвезу).
Поэтому внимание Приматологии Науки сосредоточено в основном на первых двух.
Само собой, символизация/ритуализация всех аспектов жизнедеятельности
многоглаголящих учитывается.
Интересующий нас приматологический критерий есть не более чем
проекция критерия небезызвестного Гегеля, который выразился так:
Что человек делает, таков он и есть.
Вильгельм Людвигович любил обобщать за пределы умственных возможностей простых материалистов и не определил, что значит "таков".
Приматология -- строгая позитивная наука, -- не пренебрегая феноменологическими прозрениями Великих, интерпретирует the прозрения более конкретно. В данном случае -- проецирует гегелевское обобщение на скромную задачу выделения доминирующей базовой мотивации изучаемого примата из числа указанных трёх [
пяти].
Науко-приматологический Критерий имени Г.В.Ф.Гегеля
Для определения доминирующих мотиваций нужно просто
пристально вглядеться в то, как у примата распределяется время здорового бодрствования.
***
Ограниченность располагаемого времени имеет место всегда.
Но есть пара нюансов в контексте Приматологии именно Науки:
1. Любой сельский пролетарий имеет сезонные ограничения на свой труд, вне которых он свободен как птица: скотину покормил -- и бренчи себе на балалайке. Или городской: отпахал -- и домой, пиво пить.
Наука же легко может занять всё время мало-мальски здорового бодрствования.
Поэтому проблема выбора -- как отмечалось в записи про Штерна -- стоит практически всегда.
2. Более чем в любом другом роде интеллектуальной деятельности, в Науке критично иметь время непрерывное. (Просто пока фиксируем этот пункт, он заслуживает того, чтобы отдельно в него приматологически повсматриваться.)
То есть выбор у предполагаемого партисипанта науки связан не только с временным интегралом, но и с разорванностью времени [>>
[словарь] разорванное время]:
(неделя для херни + неделя для Науки) сильно не равноценно четырнадцатикратному (полдня для херни + полдня для Науки), особенно если вторые полдня приходятся на вторую половину дня, когда мысль утрачивает утреннюю ясность (что бы ни твердили совы; физиологию не обманешь [>>
оптимальный режим теоретика]).
***
В вышеуказанной записи мы применили Критерий Гегеля для доказательства лживости одной публичной (само)характеризации одного из наших пробных тел.
Применим его, критерий, к кому-нибудь ещё.
Хотя бы к Пугалку.
С одной стороны, обитает в наукоценозе, называя себя "учёным".
С другой, с юности искал
тёпленького местечка.
Какой же тут баланс?
Выручает идеалист Гегель 8))
Ну, во-первых, в самое критичное для формирования научного мозга время (от пубертатного периода -- времени вступления в комсомол -- и до медицинского конца молодости (25 лет), когда в основном заканчивается миелинизация аксонов) он отчаянно жонглировал учебными занятиями и деятельностью в "первых рядах".
Во-вторых. За 37 лет наблюдений (и особенно в указанное критичное время) нам не известно, чтобы данный индивид по-крупному отказался от чего-то нужного для достижения "тёпленького местечка" в пользу максимального развития своего ума в видах Науки.
Ещё раз: партийно-комсомольско-административной деятельностью он занимался практически по-максимуму [Upd 2018-02-13 что предполагает подчинённость внешнему "управлению" --
коммуникационному поносу, генерируемому иерархией].
Откуда получаем второе (на наш вкус, самое сильное) доказательство приматологической теоремы, данной в конце
записи о двух высказываниях.
***
Чтобы не заканчивать запись нотой глухой безнадёжности, вспомним, что упоминавшийся у нас другой академик, Владимир Михайлович Лобашёв -- тем даже интересней, что не теоретик, а экспериментатор [причём "экспериментатор от бога", как его характеризуют близкие коллеги] -- в своё время -- не членкором ли ещё? -- по слухам отказался повыситься с завлаба до замдиректора, предпочтя проводить своё время с нейтринной бочкой и всеми её фланцами и пачками.
Нас в начале нашего контактирования с его
Троицк-ню-массом, где-то зимой 2005/6 [>>
история Петушка], впечатлил -- это ведь после десятилетий общения со своими теоретическими начальниками -- и определённо добавил мотивации азарт, с каким он рассуждал в к.218 101-го корпуса института о чуждых теоретику фланцах.