Академгородок, 1960. Часть 8.
Академгородок, 1960. Продолжение.
Начало см. Академгородок, 1960. Части 1, 2, 3, 4, 5, 6. 7.
См. также Академгородок, 1959. "Как я попал в Академгородок". Части 1 - 20.
Хрущев и Эйзенхауэр о ракетах
Хрущев вообще был помешан на ракетах. Он считал, что в будущих войнах роль артиллерии будет невысокой, поэтому разработки новых перспективных классических артиллерийских систем и снарядов были практически прекращены. Большие средства были направлены на разработку ракетной техники. Одновременно разрабатывались ракеты различных типовы: и оперативно-тактические, и стратегические. И ракеты класса зеля-воздух, и ракеты класса воздух-земля и ракеты класса земля-земля. Особенно интенсивно развивалась отрасль занимавшаяся разработкой и производством межконтинентальных ракет. Таких, которые могли бы долететь и доставить ядерный заряд в любую точку земного шара. Подобные ракеты использовались и для запуска спутников зкмли. Создание ракетной техники стало важнейшей государственной задачей. Оно было под повседневным контролем партийных и государственных органов. Они торопили и подгоняли разработчиков, часто в ущерб не только качеству, но и безопасности. Эта торопливость не всегда шда на пользу. Одной из крупнейших была авария при запуске очередной ракеты, когда на космодроме погибли 190 человек, а с ними и маршал Советского Союза М.И. Неделин. Как было заведено в те времена, газеты не сообщали ни числа погибших, ни обстоятельств гибели людей и маршала. Зато Хрущев, стараясь произвести впечатление на американцев, сообщил, что ракеты у нас производятся на конвейере, как «сосиски на мясокомбинате».
Это безусловно оказывало определенное воздействие на Соединенные Штаты. В 1960 г. президент Эйзенхауэр считал, что США отстают по характеристикам ракет и их количеству. Его очень занимал вопрос о том, велик ли разрыв между США и СССР в производстве ракет. Он считал увеличение производства ракет для защиты США настолько важным, что даже не принял предложения о подготовке полетов астронавтов на Луну:
- У нас нет врагов на Луне, сказал Эйзенхауэр.
Адольф Эйхман
23 мая 1960 года Израиль объявил о похищении в Аргентине Адольфа Эйхмана, чье имя мне было известно из газет, как одного из нацистских преступников, сумевших сбежать в конце войны и избежать суда Нюрнбергского трибунала. Эйхман заведовал отделом гестапо, отвечавшим за «окончательное решение еврейского вопроса», т.е. был ответственным за организацию преследования евреев во время второй мировой войны. Все эти 15 лет после войны он безбедно жил в Аргентине, сменив имя, и надеялся на то, что его не обнаружат.
Но его нашли. Этого требовала кровь миллионов евреев, погибших во время войны. И я воспринимал Эйхмана как кровожадного палача, и радовался, что справедливость в конце концов восторжествовала. Пусть похищение было незаконным актом, но разве идет в какое-нибудь сравнение нарушение закона при похищении и убиства миллионов, хладнокровная подготовка и массовое уничтожение.
Убить одного человека - преступление. А убить миллионы?
Молодцы, израильтяне. Я не воспринимал тогда Израиль как мою страну, но радовался тому, что они мстят за гибель евреев.
Состоялся суд.
«Эйхман обвинялся в преступлениях против еврейского народа, преступлениях против человечества, принадлежности к преступным организациям (СС и СД, гестапо). Преступления против еврейского народа включали в себя все виды преследований, в том числе арест миллионов евреев, концентрация их в определенных местах, отправка в лагеря смерти, убийства и конфискация собственности. В обвинительном заключении речь шла не только о преступлении против еврейского народа, но и о преступлениях против представителей других народов: высылка миллионов поляков, арест и отправка в лагеря смерти десятков тысяч цыган, отправка 100 детей из чешской деревни Лидице в гетто Лодзи и уничтожение их в отместку за убийство чешскими подпольщиками гитлеровского наместника Гейдриха. [Википедия]
Эйхман был повешен в 1962 г. по приговору суда. Ему было 56 лет, а сколько молодых и детских жизней он загубил?!
После повешения тело Эйхмана было сожжено, а пепел развеян...
Миллион бы раз его повесить! Нет ему прощения, как и Гитлеру! Сострадания у меня не было. Во время войны я был мальчиком, а дети военного времени беспощадны к изуверам.
замечательное лето 1960 года
Второе мое лето в Академгородке мы часто бывали на Обском море. Вечерами и в выходные дни мы шли по Академической к морю, пересекали Бердское шоссе, потом полосу леса, по проложенной дорожке, огибали артезианские скважины, огороженные сетчатым забором, пересекали железную дорогу, потом пересекали еще одну полоску леса и оказывались на краю обрыва. Внизу в пяти-семи метрах был пляж. Лестницы тогда еще не было, и мы спускались вниз по крутой тропке. Народу на пляже тогда было немного. Пляж был еще «диким», но как там было хорошо! Чистый песок, никакого мусора. Чистая вода, а с 10 июня она уже была нормальной температуры - 19-20 градусов по Цельсию. Потом еще теплее.
Ближе к осени я ходил за грибами. Вообще, чтобы просто поесть грибы, далеко ходить за ними было не нужно. В саженном молодом сосновом лесу на Обводной улице было полно маслят, - набирай и ешь. Маслята были маленькие, упругие и необыкновенно вкусные. Встречались и сыроежки.
А вот за белыми и красными (подосиновиками) грибами, приходилось идти подальше, - в лес за Институт гидродинамики. Там встречались также и лисички, и свинушки. Но оттуда я уже приносил целую корзинку грибов. Мы их даже сушили, а потом зимой ели грибной суп.
Поздней осенью в лесу за Институтом гидродинамики было огромное количество опят. Они росли большими семьями и были все, как на подбор.
приехала мама
Неожиданно в июле приехала мама. Как я был счастлив, когда я увидел ее лицо в тамбуре вагона.
Мама решила посмотреть, как мы живем. Все ли хорошо у нас с житьем-бытьем. Она все еще не верила в крепость наших семейных уз, считая Любочку неподходящей для меня, ее сына, парой. Но это проявлялось только во время специальных разговоров, которые она время от времени начинала. Я эти разговоры пытался пресечь на корню, но мама начинала говорить об этом снова и снова.
Она увидела, конечно, что я много времени уделяю общественной работе, и говорила со мной об этом тоже.
В молодости мама была активной комсомолкой, секретарем комитета комсомола концессии «Шток и Ко.», но она знала цену этой работы. Ведь ее едва не «вычистили» из партии, когда партийные органы решили (видимо по чьему-то доносу), что ее отец был раввином. И больших трудов стоило доказать, что он только учился в раввинской школе, но раввином не стал. Ну а если бы и стал, что из того? Но тогда детям духовных лиц не разрешалось состоять в партии. Так что мама хотела, чтобы я держался подальше от общественной работы и партийных органов. Она, член партии, полагала, что они всегда найдут, к чему прицепиться.
- Ах, мама, мама, как же ты была права! - если бы я держался подальше?! Но это был бы, наверное, уже не я.
Иринка быстро привыкла к бабушке, и они часто гуляли вдвоем по улицам Академгородка, которых тогда было совсем мало, и лесным тропкам, начинающимся рядом с домом.
Обское море, куда мы ходили купаться, удивило маму. Она не ожидала увидеть эту отнюдь не речную гладь, этот огромный песчаный пляж, окаймленный соснами. И мама нежилась на нашем сибирском солнце, удивляясь тому, что в Сибири может быть 30 градусов тепла, а в море теплая вода.
Ей понравилась природа Академгородка. Леса, раскинувшиеся вокруг. Чистейший воздух. Яркое летнее солнце. Малина и земляника, свежая зелень, которые продавались бабками из окружающих деревень около котельной прямо рядом с нашим домом.
Она была несколько огорчена, что мы живем в коммунальной квартире, но наши условия жизни были лучше, чем их условия жизни в Ленинграде, - ведь там в большой коммунальной квартире на ул. Восстания в комнате площадью 24 кв. м жило четверо, - мои родители, сестра Аллочка, на 7 лет младше меня, и Брат Боренька, на 7 лет младше моей сестры. И в перспективе им тогда ничего не светило. И если бы мы остались в Ленинграде, то мыкались бы, снимая комнаты, как это делали два последних года перед отъездом в Сибирь. А если не удавалось снять, жили всемером. Здесь же, имея две комнаты в трехкомнатной квартире, грех нам было жаловаться.
Мне кажется, мама уехала довольная тем, что увидела. Правда, она спросила меня, как идет работа над кандидатской диссертацией. И, мне кажется, моим кратким ответом была не очень довольна. А мне было грустно, что опять разлучаемся. И кто знает, на какое время?
Александр Павлович Мартынов
В доме напротив (дом №2 по Обводной ул.) жила семья Мартыновых, с которыми мы довольно быстро познакомились. Александр Павлович работал начальником Управления эксплуатации СО АН. Он жил вместе с женой Татьяной Яковлевной и маленькой дочкой Леночкой. В недавнем прошлом полковник, он отличался военной выправкой, так что мне вначале его штатский костюм казался военной формой Худощавый, невысокого роста, Александр Павлович был немногословен, но добр, очень вежлив и предельно внимателен.
Несмотря на разницу в возрасте, я любил разговаривать с ним, а он, как мне казалось, тоже с удовольствием общался со мной, слушал, когда я рассказывал ему о своих планах, о трудностях. В эти вечера он не был начальником УЭ, а просто Александром Павловичем, а я Мишей. И я проникся к нему добрым человеческим чувством приязни. Ему было трудно работать в своей должности. А объем ее по мере сдачи домов возрастал с каждым месяцем. Но он сам рос со своей работой. Кроме того, у него появился впоследствии замечательный заместитель Наум Ефимович Элькинд, тоже отставной офицер, подполковник, очень грамотный технический специалист и обаятельный человек.
Любочка же довольно близко сошлась с Татьяной Яковлевной, разговаривая с ней о жизни и насущных заботах, о семье, о приготовлении пищи. Татьяна Яковлевна тоже была очень доброжелательна и внимательна.
первый рынок
Каждое утро к домам подъезжал грузовик из совхоза в Ключах и высаживал женщину с бидоном молока.
- Ко-ому молока? Мо-ло-ко! Ко-ому м о-ло-ка? Кричала она с какой-то особой интонацией.
Она останавливалась у каждого подъезда, а мы выходили вниз с битончиками и радовались, что за молоком не надо никуда идти. А молоко было отменным.
К нашим домам часто приходили бабки из окрестных сел, приносили зелень, овощи, картофель. Они частенько сидели на скамейках у подъездов. Появление скамеек - была работа Любочки, жалевшей бабок, которые вначале раскладывали свою зелень и овощи на тряпочках прямо на земле. Она как-то сказала об этом Александру Павловичу, а он решил этот вопрос в два счета. У каждого подъезда теперь стояло по 2 скамейки. Но домов становилось все больше и больше, и бабки стали чаще собираться у котельной на опушке маленького леска, вблизи дома №1.
И вот однажды дома у нас зашел разговор об этих бабках, и о том, как им неудобно продавать свою зелень и ягоды. Недавно прошел сильный дождь, и им, бедным, даже негде было укрыться. Хорошо еще, что их пустили в котельную спрятаться от проливного дождя. Любочка случайно увидела все это. Как они подхватывали с земли свои ведра и корзины, складывали скатерти, расстеленные прямо на земле. Любочка сказала мне:
- Хорошо бы построить для них какие-нибудь прилавки. Кто бы мог это сделать?
- А ты спроси у Александра Павловича, - сказал я. - Это по его епархии. Не обязанность, конечно, но, может быть, он захочет сделать. У них есть мастерские.
Я не знаю, как Любочка разговаривала с Мартыновым, но через две недели на этом месте появился деревянный двухсторонний прилавок и даже с крышей над головой. Бабки были счастливы. Любочка, по-моему, тоже.
А жители говорили:
- Вот, кто-то позаботился о нас.
И никто никогда не узнал, что это была инициатива Любочки и доброе дело Алесандра Павловича Мартынова.
Потом на этом месте сначала возросло количество деревянных прилавков, а затем построили настоящий рынок.
Продолжение следует
Начало см. Академгородок, 1960. Части 1, 2, 3, 4, 5, 6. 7.
См. также Академгородок, 1959. "Как я попал в Академгородок". Части 1 - 20.
Хрущев и Эйзенхауэр о ракетах
Хрущев вообще был помешан на ракетах. Он считал, что в будущих войнах роль артиллерии будет невысокой, поэтому разработки новых перспективных классических артиллерийских систем и снарядов были практически прекращены. Большие средства были направлены на разработку ракетной техники. Одновременно разрабатывались ракеты различных типовы: и оперативно-тактические, и стратегические. И ракеты класса зеля-воздух, и ракеты класса воздух-земля и ракеты класса земля-земля. Особенно интенсивно развивалась отрасль занимавшаяся разработкой и производством межконтинентальных ракет. Таких, которые могли бы долететь и доставить ядерный заряд в любую точку земного шара. Подобные ракеты использовались и для запуска спутников зкмли. Создание ракетной техники стало важнейшей государственной задачей. Оно было под повседневным контролем партийных и государственных органов. Они торопили и подгоняли разработчиков, часто в ущерб не только качеству, но и безопасности. Эта торопливость не всегда шда на пользу. Одной из крупнейших была авария при запуске очередной ракеты, когда на космодроме погибли 190 человек, а с ними и маршал Советского Союза М.И. Неделин. Как было заведено в те времена, газеты не сообщали ни числа погибших, ни обстоятельств гибели людей и маршала. Зато Хрущев, стараясь произвести впечатление на американцев, сообщил, что ракеты у нас производятся на конвейере, как «сосиски на мясокомбинате».
Это безусловно оказывало определенное воздействие на Соединенные Штаты. В 1960 г. президент Эйзенхауэр считал, что США отстают по характеристикам ракет и их количеству. Его очень занимал вопрос о том, велик ли разрыв между США и СССР в производстве ракет. Он считал увеличение производства ракет для защиты США настолько важным, что даже не принял предложения о подготовке полетов астронавтов на Луну:
- У нас нет врагов на Луне, сказал Эйзенхауэр.
Адольф Эйхман
23 мая 1960 года Израиль объявил о похищении в Аргентине Адольфа Эйхмана, чье имя мне было известно из газет, как одного из нацистских преступников, сумевших сбежать в конце войны и избежать суда Нюрнбергского трибунала. Эйхман заведовал отделом гестапо, отвечавшим за «окончательное решение еврейского вопроса», т.е. был ответственным за организацию преследования евреев во время второй мировой войны. Все эти 15 лет после войны он безбедно жил в Аргентине, сменив имя, и надеялся на то, что его не обнаружат.
Но его нашли. Этого требовала кровь миллионов евреев, погибших во время войны. И я воспринимал Эйхмана как кровожадного палача, и радовался, что справедливость в конце концов восторжествовала. Пусть похищение было незаконным актом, но разве идет в какое-нибудь сравнение нарушение закона при похищении и убиства миллионов, хладнокровная подготовка и массовое уничтожение.
Убить одного человека - преступление. А убить миллионы?
Молодцы, израильтяне. Я не воспринимал тогда Израиль как мою страну, но радовался тому, что они мстят за гибель евреев.
Состоялся суд.
«Эйхман обвинялся в преступлениях против еврейского народа, преступлениях против человечества, принадлежности к преступным организациям (СС и СД, гестапо). Преступления против еврейского народа включали в себя все виды преследований, в том числе арест миллионов евреев, концентрация их в определенных местах, отправка в лагеря смерти, убийства и конфискация собственности. В обвинительном заключении речь шла не только о преступлении против еврейского народа, но и о преступлениях против представителей других народов: высылка миллионов поляков, арест и отправка в лагеря смерти десятков тысяч цыган, отправка 100 детей из чешской деревни Лидице в гетто Лодзи и уничтожение их в отместку за убийство чешскими подпольщиками гитлеровского наместника Гейдриха. [Википедия]
Эйхман был повешен в 1962 г. по приговору суда. Ему было 56 лет, а сколько молодых и детских жизней он загубил?!
После повешения тело Эйхмана было сожжено, а пепел развеян...
Миллион бы раз его повесить! Нет ему прощения, как и Гитлеру! Сострадания у меня не было. Во время войны я был мальчиком, а дети военного времени беспощадны к изуверам.
замечательное лето 1960 года
Второе мое лето в Академгородке мы часто бывали на Обском море. Вечерами и в выходные дни мы шли по Академической к морю, пересекали Бердское шоссе, потом полосу леса, по проложенной дорожке, огибали артезианские скважины, огороженные сетчатым забором, пересекали железную дорогу, потом пересекали еще одну полоску леса и оказывались на краю обрыва. Внизу в пяти-семи метрах был пляж. Лестницы тогда еще не было, и мы спускались вниз по крутой тропке. Народу на пляже тогда было немного. Пляж был еще «диким», но как там было хорошо! Чистый песок, никакого мусора. Чистая вода, а с 10 июня она уже была нормальной температуры - 19-20 градусов по Цельсию. Потом еще теплее.
Ближе к осени я ходил за грибами. Вообще, чтобы просто поесть грибы, далеко ходить за ними было не нужно. В саженном молодом сосновом лесу на Обводной улице было полно маслят, - набирай и ешь. Маслята были маленькие, упругие и необыкновенно вкусные. Встречались и сыроежки.
А вот за белыми и красными (подосиновиками) грибами, приходилось идти подальше, - в лес за Институт гидродинамики. Там встречались также и лисички, и свинушки. Но оттуда я уже приносил целую корзинку грибов. Мы их даже сушили, а потом зимой ели грибной суп.
Поздней осенью в лесу за Институтом гидродинамики было огромное количество опят. Они росли большими семьями и были все, как на подбор.
приехала мама
Неожиданно в июле приехала мама. Как я был счастлив, когда я увидел ее лицо в тамбуре вагона.
Мама решила посмотреть, как мы живем. Все ли хорошо у нас с житьем-бытьем. Она все еще не верила в крепость наших семейных уз, считая Любочку неподходящей для меня, ее сына, парой. Но это проявлялось только во время специальных разговоров, которые она время от времени начинала. Я эти разговоры пытался пресечь на корню, но мама начинала говорить об этом снова и снова.
Она увидела, конечно, что я много времени уделяю общественной работе, и говорила со мной об этом тоже.
В молодости мама была активной комсомолкой, секретарем комитета комсомола концессии «Шток и Ко.», но она знала цену этой работы. Ведь ее едва не «вычистили» из партии, когда партийные органы решили (видимо по чьему-то доносу), что ее отец был раввином. И больших трудов стоило доказать, что он только учился в раввинской школе, но раввином не стал. Ну а если бы и стал, что из того? Но тогда детям духовных лиц не разрешалось состоять в партии. Так что мама хотела, чтобы я держался подальше от общественной работы и партийных органов. Она, член партии, полагала, что они всегда найдут, к чему прицепиться.
- Ах, мама, мама, как же ты была права! - если бы я держался подальше?! Но это был бы, наверное, уже не я.
Иринка быстро привыкла к бабушке, и они часто гуляли вдвоем по улицам Академгородка, которых тогда было совсем мало, и лесным тропкам, начинающимся рядом с домом.
Обское море, куда мы ходили купаться, удивило маму. Она не ожидала увидеть эту отнюдь не речную гладь, этот огромный песчаный пляж, окаймленный соснами. И мама нежилась на нашем сибирском солнце, удивляясь тому, что в Сибири может быть 30 градусов тепла, а в море теплая вода.
Ей понравилась природа Академгородка. Леса, раскинувшиеся вокруг. Чистейший воздух. Яркое летнее солнце. Малина и земляника, свежая зелень, которые продавались бабками из окружающих деревень около котельной прямо рядом с нашим домом.
Она была несколько огорчена, что мы живем в коммунальной квартире, но наши условия жизни были лучше, чем их условия жизни в Ленинграде, - ведь там в большой коммунальной квартире на ул. Восстания в комнате площадью 24 кв. м жило четверо, - мои родители, сестра Аллочка, на 7 лет младше меня, и Брат Боренька, на 7 лет младше моей сестры. И в перспективе им тогда ничего не светило. И если бы мы остались в Ленинграде, то мыкались бы, снимая комнаты, как это делали два последних года перед отъездом в Сибирь. А если не удавалось снять, жили всемером. Здесь же, имея две комнаты в трехкомнатной квартире, грех нам было жаловаться.
Мне кажется, мама уехала довольная тем, что увидела. Правда, она спросила меня, как идет работа над кандидатской диссертацией. И, мне кажется, моим кратким ответом была не очень довольна. А мне было грустно, что опять разлучаемся. И кто знает, на какое время?
Александр Павлович Мартынов
В доме напротив (дом №2 по Обводной ул.) жила семья Мартыновых, с которыми мы довольно быстро познакомились. Александр Павлович работал начальником Управления эксплуатации СО АН. Он жил вместе с женой Татьяной Яковлевной и маленькой дочкой Леночкой. В недавнем прошлом полковник, он отличался военной выправкой, так что мне вначале его штатский костюм казался военной формой Худощавый, невысокого роста, Александр Павлович был немногословен, но добр, очень вежлив и предельно внимателен.
Несмотря на разницу в возрасте, я любил разговаривать с ним, а он, как мне казалось, тоже с удовольствием общался со мной, слушал, когда я рассказывал ему о своих планах, о трудностях. В эти вечера он не был начальником УЭ, а просто Александром Павловичем, а я Мишей. И я проникся к нему добрым человеческим чувством приязни. Ему было трудно работать в своей должности. А объем ее по мере сдачи домов возрастал с каждым месяцем. Но он сам рос со своей работой. Кроме того, у него появился впоследствии замечательный заместитель Наум Ефимович Элькинд, тоже отставной офицер, подполковник, очень грамотный технический специалист и обаятельный человек.
Любочка же довольно близко сошлась с Татьяной Яковлевной, разговаривая с ней о жизни и насущных заботах, о семье, о приготовлении пищи. Татьяна Яковлевна тоже была очень доброжелательна и внимательна.
первый рынок
Каждое утро к домам подъезжал грузовик из совхоза в Ключах и высаживал женщину с бидоном молока.
- Ко-ому молока? Мо-ло-ко! Ко-ому м о-ло-ка? Кричала она с какой-то особой интонацией.
Она останавливалась у каждого подъезда, а мы выходили вниз с битончиками и радовались, что за молоком не надо никуда идти. А молоко было отменным.
К нашим домам часто приходили бабки из окрестных сел, приносили зелень, овощи, картофель. Они частенько сидели на скамейках у подъездов. Появление скамеек - была работа Любочки, жалевшей бабок, которые вначале раскладывали свою зелень и овощи на тряпочках прямо на земле. Она как-то сказала об этом Александру Павловичу, а он решил этот вопрос в два счета. У каждого подъезда теперь стояло по 2 скамейки. Но домов становилось все больше и больше, и бабки стали чаще собираться у котельной на опушке маленького леска, вблизи дома №1.
И вот однажды дома у нас зашел разговор об этих бабках, и о том, как им неудобно продавать свою зелень и ягоды. Недавно прошел сильный дождь, и им, бедным, даже негде было укрыться. Хорошо еще, что их пустили в котельную спрятаться от проливного дождя. Любочка случайно увидела все это. Как они подхватывали с земли свои ведра и корзины, складывали скатерти, расстеленные прямо на земле. Любочка сказала мне:
- Хорошо бы построить для них какие-нибудь прилавки. Кто бы мог это сделать?
- А ты спроси у Александра Павловича, - сказал я. - Это по его епархии. Не обязанность, конечно, но, может быть, он захочет сделать. У них есть мастерские.
Я не знаю, как Любочка разговаривала с Мартыновым, но через две недели на этом месте появился деревянный двухсторонний прилавок и даже с крышей над головой. Бабки были счастливы. Любочка, по-моему, тоже.
А жители говорили:
- Вот, кто-то позаботился о нас.
И никто никогда не узнал, что это была инициатива Любочки и доброе дело Алесандра Павловича Мартынова.
Потом на этом месте сначала возросло количество деревянных прилавков, а затем построили настоящий рынок.
Продолжение следует