Мемуары графа Олизара, продолжение: часть 2, глава 15 (окончание)
Последний кусок мемуаров графа Олизара. Окончание 15 главы. Здесь получилось не так много комментариев, как в предыдущей части ("Наполеона, Веллингтона и Меттерниха" я решила все-таки не комментировать, а то уже самой смешно).
Оригинал: Olizar G. Pamiętniki. 1798-1865. Lwow, 1892.
Русская публикация в сокращении: "Русский вестник", 1893, NN 8-9
Вместо предисловия: http://naiwen.livejournal.com/1269941.html
Часть 2, глава 6: http://naiwen.livejournal.com/1270125.html
Часть 2, глава 8: http://naiwen.livejournal.com/1271264.html
Часть 2, глава 9: http://naiwen.livejournal.com/1277107.html
Часть 2, глава 10: http://naiwen.livejournal.com/1278007.html
Часть 2, глава 11: http://naiwen.livejournal.com/1284808.html
Часть 2, глава 12: http://naiwen.livejournal.com/1288234.html
Часть 2, глава 13 (начало): http://naiwen.livejournal.com/1293529.html
Часть 2, глава 13 (окончание): http://naiwen.livejournal.com/1294233.html
Часть 2, глава 14: http://naiwen.livejournal.com/1297651.html
Часть 2, глава 15, начало: http://naiwen.livejournal.com/1309429.html
Часть 2, глава 15, продолжение-1: http://naiwen.livejournal.com/1311362.html
Часть 2, глава 15, продолжение-2: http://naiwen.livejournal.com/1317518.html
Курсивом выделены фразы, написанные в оригинале по-французски
Жирным шрифтом выделены фразы, написанные в оригинале по-русски латинским транслитом.
Подчеркнуты слова и фразы, которые выделены в оригинале
* звездочками обозначены авторские примечания мемуариста
1) цифрами обозначены мои примечания (я не повторяю примечания о тех лицах, которые уже упоминались в предыдущих опубликованных главах)
Мы остановились на том, что Олизар все еще находится под следствием в Варшаве...
Глава XV (окончание)
Если в петербургском заключении у меня случилась забавная сцена с сержантом-брадобреем, то еще более потешный разговор я имел со стражником варшавского заключения. Через час после моего размещения приходит какая-то фигура в офицерском сюртуке, но без эполет, то есть, как говорят франты, в неглиже, уведомляет меня, что он является моим стражником и спрашивает:
- Как ваша фамилия?
- Если вы мой стражник, то вам мою фамилию должны были сообщить!
- Но я был бы рад ее поточнее услышать.
На это я ему назвал свое имя и фамилию и в свою очередь спросил о его звании.
Он на это, довольно смешно напыжившись, говорит:
- Неужели господин не читал газет?
- Признаюсь, что я не имел для этого подходящего времени, таскаясь из заключения в заключение.
- Мое имя известно в Европе.
Заинтриговал меня сильно этот Наполеон, Веллингтон или Меттерних, но в этой столь обыденной физиономии мне было трудно выследить какое-либо сходство с именами, известными в Европе.
- Знали ли вы Кюхельбекера 42)?
- Я слышал о нем.
- А знаешь, кто его узнал и схватил?
- Не знаю.
- Это я, Георгиев 43) - и стал за это офицером.
Так мне доверился мой новый стражник, грубоватая откровенность которого не раз меня забавляла.
В какой-то день, уже после моего допроса в комиссии, Георгиев с веселой миной приходит ко мне, поздравляя меня такими словами:
«Wy nie takoj widno maszennik, kakim was zdieś prywieźli? Wam pozwolono gulat!» 44)
Что означает: Вы не такой, видать, злодей, каким вас сюда привезли? Вам позволена прогулка.
Не купившись на его на комплимент, спрашиваю его оживленно:
- В каком саду? Саксонском 45) или Красиньских 46?
Он на это: «Niet, izwiniete - po kalidora»
(Нет, простите - по коридору)
Итак, свобода прохаживаться пару часов по коридору так повлияла на смену мнения обо мне почтенного Георгиева, это довольно характерно!
Через четыре недели после моего первого появления в комиссии приезжает плац-майор Аксамитовский 47) с уведомлением, что уже в этот вечер я буду свободен! И что я должен только поехать с ним к генералу Раутенштрауху для выполнения некоторых формальностей. В третьем часу дня заезжаю я также в открытой повозке из королевской конюшни; едем через весь город до виллы этого высокого чиновника 48), который со мной все же был весьма любезен. Проездом через главнейшие улицы Варшавы я вижу огромную афишу, объявляющую на этот же вечер оперу Вебера «Вольный стрелок» 49), моя любимая музыка; заинтересованный, как она звучит по-польски, я решил воспользоваться случаем и быть вечером в театре.
Генерал Раутенштраух вышел, держа какую-то бумагу и поздравляя с освобождением, подписанным на вчерашнем заседании комиссии.
«Ты тут должен, добавил он, подписать маленькую расписочку, лишь после чего сможешь окончательно покинуть заключение». Эта маленькая расписочка содержала обещание никому не сообщать, о чем меня допрашивали в комиссии; при этом обо всем, что было бы против правительства, если бы я когда-либо узнал, то немедленно донес бы; в общем, что буду почетным шпиком.
Спрашиваю генерала, не мог бы он меня от подобной обязанности уволить?
Ни в коей мере, ответил он; впрочем, это лишь форма, о которой особенно печется Великий князь, и без которой никто меня из заключения не выпустит.
- А как подпишу, когда буду свободен? - спросил я.
- Через два или три часа. - Я подписал расписку.
Отвозит меня Аксамитовский в мою клетку, а я считаю часы и минуты, чтобы выбраться в театр. Пробило семь, никто не приехал меня освободить; пропала увертюра, а такая прекрасная! - подумал я. Но можно еще захватить кусочек второго акта, где они зачарованные пули топят? Бьет восемь, никто не пришел! … тут у меня слезы навернулись, как будто мне было лет восемь!.. а тогда уж другая мысль настала! Что за удивительное и испорченное творение этот человек! В казематах, рядом с Муравьевым и Бестужевым, судьба которых была столь грозной, я не беспокоился ни о чем! А такое малое препятствие привело меня в отчаяние.
Наконец я составил себе план поехать к князю Ксаверию Любецкому 50), с которым мы были в таком близком кровном родстве, и рассудил, что буду иметь по крайней мере несколько свободных недель, чтобы провести их в Варшаве среди родственников и друзей. Случилось иначе, когда уже минуло и завтра и послезавтра, а тюрьмы никто не отпирал, тогда я вполне успокоился, вновь отданный воле Божьей, а не человеческой, уже приспособил мысли к многолетнему заточению, когда вечером второго дня, тот самый противный плац-майор прибыл и приказал мне выбираться в дорогу!
Завез он меня сначала на площадь, где я застал свою повозку и вещи, а также служащего Любецких 51), которые предусмотрительно подумали о дорожных нуждах.
Присланный полицейский офицер вручил мне два служебных пакета, адресованных киевскому губернатору, которые, как потом оказалось, содержали лишь такие слова:
В первом: «Граф Олизар и его бумаги получены»
Во втором: «Граф Олизар и его бумаги как ненужные, отсылаются!»
Комментария к такому способу трактовки людей в XIX веке в стране якобы конституционной, я полагаю, не требуется!
Примечания
42) Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797-1846) - русский поэт, писатель и общественный деятель. Из семьи обрусевших немцев. Учился вместе с Пушкиным в Царскосельском лицее. Декабрист, член Северного общества, участник восстания 14 декабря 1825 года в Петербурге. Во время восстания пытался выстрелить в Великого князя Михаила Павловича, но пистолет дал осечку. После поражения попытался бежать за границу, добрался до Варшавы, но 19 января 1826 года был опознан унтер-офицером Волынского полка (квартировавшего в предместье Варшавы) Никитой Григорьевым. Осужден Верховным уголовным судом по 1 разряду, однако не был отправлен в Сибирь, а провел несколько лет в одиночном заключении в крепостях (Шлиссельбурге, Динабурге и Свеаборге), только в 1836 году был отправлен в Сибирь сразу на поселение. Умер в ссылке в Тобольске, перед смертью потеряв зрение.
43) Никита Григорьев, у Олизара ошибочно Георгиев (Georgiew). Кюхельбекер, одетый в простнародный тулуп, представился крепостным человеком барона Маренгейма (на самом деле знакомого Кюхельбекера, который жил в Варшаве) и спросил, где найти офицера конной артиллерии Семена Есакова (также приятеля Кюхельбекера, вместе с которым они учились с Царскосельском лицее). Этот человек показался Григорьеву подозрительным, он вспомнил о том, что несколько дней назад в полку читался приказ о розыске беглеца и он отвел Кюхельбекера на гауптвахту, где тот в итоге признался. За свое участие в опознании Кюхельбекера Григорьев был приказом Дибича произведен в прапорщики.
44) Здесь и в следующем абзаце Олизар передает речь Григорьева по-русски (на искаженном русском языке) латинским транслитом
45) Саксонский сад в Варшаве (Ogród Saski) - городской парк в районе Средместье. Первоначально был заложен как французский парк в 1724-1748 годах для короля Августа II Сильного. Считается первым публичным городским парком в Варшаве (с 1727 года), на протяжении XVIII века здесь проходили бесплатные публичные концерты. Частично разрушенный во время восстания Костюшко, в начале XIX века был переделан в английский парк. Вновь был отстроен после Второй мировой войны и существует по сей день.
46) Сад Красиньских в Варшаве (Ogród Krasińskich) - городской парк в районе Средместье, в Муранове. Сад Красиньских был заложен в 1676 году в стиле барокко как часть дворцово-паркового комплекса Дворца Красиньских, построенного для воеводы Яна Доброгоста Красиньского. С 1766 года стал публичным парком. В годы Второй мировой войны территория парка оказалась частично включенной в территорию Варшавского гетто. Заново отстроен и открыт после войны, в настоящее время внесен в реестр архитектурных памятников.
47) С вероятностью, речь идет об этом человеке: Аксамитовский Винценты (Aksamitowski Wincenty; 1760-1828), польский бригадный генерал. Участник восстания Костюшко, один из организаторов польских легионов в Италии, участник Наполеоновских войн, в 1812 году - заместитель начальника штаба маршала Мюрата, ранен при Бородино. После отречения Наполеона вышел 15 июня 1814 года в отставку и возвратился на родину, где в 1815 году вступил на службу в армию Царства Польского в чине генерал-майора, до 1825 года командовал польской артиллерией, затем в резерве по состоянию здоровья. Умер в Варшаве. Олизар упоминает о нем, как о «плац-майоре» - возможно, был комендантом тюремных учреждений, точных указаний на такую его должность найти не удалось.
48) Речь идет о служебных апартаментах генерала Раутенштрауха в Примасовском дворце на улице Сенаторской в Варшаве.
49) Вебер фон Карл Мария (Weber von Carl Maria; 1786-1826), барон, немецкий композитор, дирижер, основоположник немецкой романтической оперы. Автор опер «Сильвана», «Абу-Гассан», «Оберон» и др. Руководил музыкальным театром в Праге, а затем с 1817 года - в Дрездене. Самой знаменитой оперой Вебера считается «Вольный стрелок» (нем. Der Freischütz; в русском переводе иногда - «Волшебный стрелок»). Иногда ее называют «первой немецкой национальной оперой». В основе оперы - либретто Иоганна Фридриха Кинда по одноименной новелле Иоганна Августа Апеля и Фридриха Лауна. Мировая премьера оперы состоялась 18 июня 1821 года в Берлинском драматическом театре, под управлением автора. Премьера в Петербурге состоялась 12 мая 1824 года, в Варшаве - в 1826 году. Действие оперы происходит в Богемии вскоре после Тридцатилетней войны, в основе сюжета - рассказ о том, как юноша продал душу дьяволу за волшебные пули, которые всегда попадают в цель.
50) Друцкий-Любецкий Францишек-Ксаверий (Drucki-Lubecki Franciszek Ksawery; Ксаверий Францевич; 1778-1846), польский и русский государственный деятель. Выпускник Петербургского сухопутного кадетского корпуса, в русской военной службе с 1797 года, участник походов А.В.Суворова в Италии и Швейцарии. С 1806 года в штатской службе на различных должностях. С 1821 года член Государственного совета и министр финансов Царства Польского, в этой должности за несколько лет полностью ликвидировал дефицит бюджета и сделал автономное королевство прибыльным и финансово независимым. В 1827 году вопреки желанию Николая I настоял на том, чтобы члены Патриотического общества были преданы Конституционному сеймовому суду и был в числе тех, кто добивался мягкого приговора, чем вызвал недовольство императора. Консервативный политик, во время Ноябрьского восстания пытался лавировать между восставшими и великим князем Константином, был отправлен в Петербург для переговоров с Николаем I, однако его миссия не увенчалась успехом. Не веря в успех восстания, остался на службе в Петербурге, где был назначен членом Государственного совета, в дальнейшем участвовал в работе комиссии Сперанского по составлению Свода законов, выполнял различные дипломатические поручения.
Друцкий-Любецкий - двоюродный брат Олизара. Его мать, Геновефа Друцкая-Любецкая (1748-1784), урожденная Олизар - родная сестра Филиппа-Нереуша Олизара (ок.1750-1816), отца Густава Олизара.
51) В оригинале в этом месте «Любельцких» (Lubelckich) вместо Любецких - это явная опечатка издателя.
На этом заканчиваются мемуары Олизара. После этого имеется еще только один отдельный кусочек, рассказывающий о его поездке в Литву в 1840-е годы. Этот кусочек я переводить пока не буду, а вернусь к истории его знакомства с семьей Раевских.
PS К вопросу о том, что не влезает в комментарии. Здесь упоминается интереснейший человек, князь Ксаверий Друцкий-Любецкий, который заслуживал бы отдельного поста (и не одного). Это вот такая человеческая история, иллюстрирующая то, что я на днях сказала Кеменкири - о том, как нельзя однобоко выставлять историческим деятелям "отметки по поведению". Может быть у меня дойдут руки рассказать и об этом.
Оригинал: Olizar G. Pamiętniki. 1798-1865. Lwow, 1892.
Русская публикация в сокращении: "Русский вестник", 1893, NN 8-9
Вместо предисловия: http://naiwen.livejournal.com/1269941.html
Часть 2, глава 6: http://naiwen.livejournal.com/1270125.html
Часть 2, глава 8: http://naiwen.livejournal.com/1271264.html
Часть 2, глава 9: http://naiwen.livejournal.com/1277107.html
Часть 2, глава 10: http://naiwen.livejournal.com/1278007.html
Часть 2, глава 11: http://naiwen.livejournal.com/1284808.html
Часть 2, глава 12: http://naiwen.livejournal.com/1288234.html
Часть 2, глава 13 (начало): http://naiwen.livejournal.com/1293529.html
Часть 2, глава 13 (окончание): http://naiwen.livejournal.com/1294233.html
Часть 2, глава 14: http://naiwen.livejournal.com/1297651.html
Часть 2, глава 15, начало: http://naiwen.livejournal.com/1309429.html
Часть 2, глава 15, продолжение-1: http://naiwen.livejournal.com/1311362.html
Часть 2, глава 15, продолжение-2: http://naiwen.livejournal.com/1317518.html
Курсивом выделены фразы, написанные в оригинале по-французски
Жирным шрифтом выделены фразы, написанные в оригинале по-русски латинским транслитом.
Подчеркнуты слова и фразы, которые выделены в оригинале
* звездочками обозначены авторские примечания мемуариста
1) цифрами обозначены мои примечания (я не повторяю примечания о тех лицах, которые уже упоминались в предыдущих опубликованных главах)
Мы остановились на том, что Олизар все еще находится под следствием в Варшаве...
Глава XV (окончание)
Если в петербургском заключении у меня случилась забавная сцена с сержантом-брадобреем, то еще более потешный разговор я имел со стражником варшавского заключения. Через час после моего размещения приходит какая-то фигура в офицерском сюртуке, но без эполет, то есть, как говорят франты, в неглиже, уведомляет меня, что он является моим стражником и спрашивает:
- Как ваша фамилия?
- Если вы мой стражник, то вам мою фамилию должны были сообщить!
- Но я был бы рад ее поточнее услышать.
На это я ему назвал свое имя и фамилию и в свою очередь спросил о его звании.
Он на это, довольно смешно напыжившись, говорит:
- Неужели господин не читал газет?
- Признаюсь, что я не имел для этого подходящего времени, таскаясь из заключения в заключение.
- Мое имя известно в Европе.
Заинтриговал меня сильно этот Наполеон, Веллингтон или Меттерних, но в этой столь обыденной физиономии мне было трудно выследить какое-либо сходство с именами, известными в Европе.
- Знали ли вы Кюхельбекера 42)?
- Я слышал о нем.
- А знаешь, кто его узнал и схватил?
- Не знаю.
- Это я, Георгиев 43) - и стал за это офицером.
Так мне доверился мой новый стражник, грубоватая откровенность которого не раз меня забавляла.
В какой-то день, уже после моего допроса в комиссии, Георгиев с веселой миной приходит ко мне, поздравляя меня такими словами:
«Wy nie takoj widno maszennik, kakim was zdieś prywieźli? Wam pozwolono gulat!» 44)
Что означает: Вы не такой, видать, злодей, каким вас сюда привезли? Вам позволена прогулка.
Не купившись на его на комплимент, спрашиваю его оживленно:
- В каком саду? Саксонском 45) или Красиньских 46?
Он на это: «Niet, izwiniete - po kalidora»
(Нет, простите - по коридору)
Итак, свобода прохаживаться пару часов по коридору так повлияла на смену мнения обо мне почтенного Георгиева, это довольно характерно!
Через четыре недели после моего первого появления в комиссии приезжает плац-майор Аксамитовский 47) с уведомлением, что уже в этот вечер я буду свободен! И что я должен только поехать с ним к генералу Раутенштрауху для выполнения некоторых формальностей. В третьем часу дня заезжаю я также в открытой повозке из королевской конюшни; едем через весь город до виллы этого высокого чиновника 48), который со мной все же был весьма любезен. Проездом через главнейшие улицы Варшавы я вижу огромную афишу, объявляющую на этот же вечер оперу Вебера «Вольный стрелок» 49), моя любимая музыка; заинтересованный, как она звучит по-польски, я решил воспользоваться случаем и быть вечером в театре.
Генерал Раутенштраух вышел, держа какую-то бумагу и поздравляя с освобождением, подписанным на вчерашнем заседании комиссии.
«Ты тут должен, добавил он, подписать маленькую расписочку, лишь после чего сможешь окончательно покинуть заключение». Эта маленькая расписочка содержала обещание никому не сообщать, о чем меня допрашивали в комиссии; при этом обо всем, что было бы против правительства, если бы я когда-либо узнал, то немедленно донес бы; в общем, что буду почетным шпиком.
Спрашиваю генерала, не мог бы он меня от подобной обязанности уволить?
Ни в коей мере, ответил он; впрочем, это лишь форма, о которой особенно печется Великий князь, и без которой никто меня из заключения не выпустит.
- А как подпишу, когда буду свободен? - спросил я.
- Через два или три часа. - Я подписал расписку.
Отвозит меня Аксамитовский в мою клетку, а я считаю часы и минуты, чтобы выбраться в театр. Пробило семь, никто не приехал меня освободить; пропала увертюра, а такая прекрасная! - подумал я. Но можно еще захватить кусочек второго акта, где они зачарованные пули топят? Бьет восемь, никто не пришел! … тут у меня слезы навернулись, как будто мне было лет восемь!.. а тогда уж другая мысль настала! Что за удивительное и испорченное творение этот человек! В казематах, рядом с Муравьевым и Бестужевым, судьба которых была столь грозной, я не беспокоился ни о чем! А такое малое препятствие привело меня в отчаяние.
Наконец я составил себе план поехать к князю Ксаверию Любецкому 50), с которым мы были в таком близком кровном родстве, и рассудил, что буду иметь по крайней мере несколько свободных недель, чтобы провести их в Варшаве среди родственников и друзей. Случилось иначе, когда уже минуло и завтра и послезавтра, а тюрьмы никто не отпирал, тогда я вполне успокоился, вновь отданный воле Божьей, а не человеческой, уже приспособил мысли к многолетнему заточению, когда вечером второго дня, тот самый противный плац-майор прибыл и приказал мне выбираться в дорогу!
Завез он меня сначала на площадь, где я застал свою повозку и вещи, а также служащего Любецких 51), которые предусмотрительно подумали о дорожных нуждах.
Присланный полицейский офицер вручил мне два служебных пакета, адресованных киевскому губернатору, которые, как потом оказалось, содержали лишь такие слова:
В первом: «Граф Олизар и его бумаги получены»
Во втором: «Граф Олизар и его бумаги как ненужные, отсылаются!»
Комментария к такому способу трактовки людей в XIX веке в стране якобы конституционной, я полагаю, не требуется!
Примечания
42) Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797-1846) - русский поэт, писатель и общественный деятель. Из семьи обрусевших немцев. Учился вместе с Пушкиным в Царскосельском лицее. Декабрист, член Северного общества, участник восстания 14 декабря 1825 года в Петербурге. Во время восстания пытался выстрелить в Великого князя Михаила Павловича, но пистолет дал осечку. После поражения попытался бежать за границу, добрался до Варшавы, но 19 января 1826 года был опознан унтер-офицером Волынского полка (квартировавшего в предместье Варшавы) Никитой Григорьевым. Осужден Верховным уголовным судом по 1 разряду, однако не был отправлен в Сибирь, а провел несколько лет в одиночном заключении в крепостях (Шлиссельбурге, Динабурге и Свеаборге), только в 1836 году был отправлен в Сибирь сразу на поселение. Умер в ссылке в Тобольске, перед смертью потеряв зрение.
43) Никита Григорьев, у Олизара ошибочно Георгиев (Georgiew). Кюхельбекер, одетый в простнародный тулуп, представился крепостным человеком барона Маренгейма (на самом деле знакомого Кюхельбекера, который жил в Варшаве) и спросил, где найти офицера конной артиллерии Семена Есакова (также приятеля Кюхельбекера, вместе с которым они учились с Царскосельском лицее). Этот человек показался Григорьеву подозрительным, он вспомнил о том, что несколько дней назад в полку читался приказ о розыске беглеца и он отвел Кюхельбекера на гауптвахту, где тот в итоге признался. За свое участие в опознании Кюхельбекера Григорьев был приказом Дибича произведен в прапорщики.
44) Здесь и в следующем абзаце Олизар передает речь Григорьева по-русски (на искаженном русском языке) латинским транслитом
45) Саксонский сад в Варшаве (Ogród Saski) - городской парк в районе Средместье. Первоначально был заложен как французский парк в 1724-1748 годах для короля Августа II Сильного. Считается первым публичным городским парком в Варшаве (с 1727 года), на протяжении XVIII века здесь проходили бесплатные публичные концерты. Частично разрушенный во время восстания Костюшко, в начале XIX века был переделан в английский парк. Вновь был отстроен после Второй мировой войны и существует по сей день.
46) Сад Красиньских в Варшаве (Ogród Krasińskich) - городской парк в районе Средместье, в Муранове. Сад Красиньских был заложен в 1676 году в стиле барокко как часть дворцово-паркового комплекса Дворца Красиньских, построенного для воеводы Яна Доброгоста Красиньского. С 1766 года стал публичным парком. В годы Второй мировой войны территория парка оказалась частично включенной в территорию Варшавского гетто. Заново отстроен и открыт после войны, в настоящее время внесен в реестр архитектурных памятников.
47) С вероятностью, речь идет об этом человеке: Аксамитовский Винценты (Aksamitowski Wincenty; 1760-1828), польский бригадный генерал. Участник восстания Костюшко, один из организаторов польских легионов в Италии, участник Наполеоновских войн, в 1812 году - заместитель начальника штаба маршала Мюрата, ранен при Бородино. После отречения Наполеона вышел 15 июня 1814 года в отставку и возвратился на родину, где в 1815 году вступил на службу в армию Царства Польского в чине генерал-майора, до 1825 года командовал польской артиллерией, затем в резерве по состоянию здоровья. Умер в Варшаве. Олизар упоминает о нем, как о «плац-майоре» - возможно, был комендантом тюремных учреждений, точных указаний на такую его должность найти не удалось.
48) Речь идет о служебных апартаментах генерала Раутенштрауха в Примасовском дворце на улице Сенаторской в Варшаве.
49) Вебер фон Карл Мария (Weber von Carl Maria; 1786-1826), барон, немецкий композитор, дирижер, основоположник немецкой романтической оперы. Автор опер «Сильвана», «Абу-Гассан», «Оберон» и др. Руководил музыкальным театром в Праге, а затем с 1817 года - в Дрездене. Самой знаменитой оперой Вебера считается «Вольный стрелок» (нем. Der Freischütz; в русском переводе иногда - «Волшебный стрелок»). Иногда ее называют «первой немецкой национальной оперой». В основе оперы - либретто Иоганна Фридриха Кинда по одноименной новелле Иоганна Августа Апеля и Фридриха Лауна. Мировая премьера оперы состоялась 18 июня 1821 года в Берлинском драматическом театре, под управлением автора. Премьера в Петербурге состоялась 12 мая 1824 года, в Варшаве - в 1826 году. Действие оперы происходит в Богемии вскоре после Тридцатилетней войны, в основе сюжета - рассказ о том, как юноша продал душу дьяволу за волшебные пули, которые всегда попадают в цель.
50) Друцкий-Любецкий Францишек-Ксаверий (Drucki-Lubecki Franciszek Ksawery; Ксаверий Францевич; 1778-1846), польский и русский государственный деятель. Выпускник Петербургского сухопутного кадетского корпуса, в русской военной службе с 1797 года, участник походов А.В.Суворова в Италии и Швейцарии. С 1806 года в штатской службе на различных должностях. С 1821 года член Государственного совета и министр финансов Царства Польского, в этой должности за несколько лет полностью ликвидировал дефицит бюджета и сделал автономное королевство прибыльным и финансово независимым. В 1827 году вопреки желанию Николая I настоял на том, чтобы члены Патриотического общества были преданы Конституционному сеймовому суду и был в числе тех, кто добивался мягкого приговора, чем вызвал недовольство императора. Консервативный политик, во время Ноябрьского восстания пытался лавировать между восставшими и великим князем Константином, был отправлен в Петербург для переговоров с Николаем I, однако его миссия не увенчалась успехом. Не веря в успех восстания, остался на службе в Петербурге, где был назначен членом Государственного совета, в дальнейшем участвовал в работе комиссии Сперанского по составлению Свода законов, выполнял различные дипломатические поручения.
Друцкий-Любецкий - двоюродный брат Олизара. Его мать, Геновефа Друцкая-Любецкая (1748-1784), урожденная Олизар - родная сестра Филиппа-Нереуша Олизара (ок.1750-1816), отца Густава Олизара.
51) В оригинале в этом месте «Любельцких» (Lubelckich) вместо Любецких - это явная опечатка издателя.
На этом заканчиваются мемуары Олизара. После этого имеется еще только один отдельный кусочек, рассказывающий о его поездке в Литву в 1840-е годы. Этот кусочек я переводить пока не буду, а вернусь к истории его знакомства с семьей Раевских.
PS К вопросу о том, что не влезает в комментарии. Здесь упоминается интереснейший человек, князь Ксаверий Друцкий-Любецкий, который заслуживал бы отдельного поста (и не одного). Это вот такая человеческая история, иллюстрирующая то, что я на днях сказала Кеменкири - о том, как нельзя однобоко выставлять историческим деятелям "отметки по поведению". Может быть у меня дойдут руки рассказать и об этом.