Два типа государства. Крылов и его антагонисты.
Крылов очень справедливо и метко ( 1, 2) описывает нелепости левого российского империализма, в которых раскрываются нелепости левого типа мышления в целом. Но когда он стремится попасть в современность, он сам оказывается уязвим для критики.
Трансформация националиста-консерватора в адепты модерна не проходит без проблем и утери реальности. Крылов рассчитывает проникнуть в «этот мир» через витрину для покупателей, а не через дверь для хозяев и персонала, куда получают доступ после жесткого отбора.
Расслабься и потребляй: это совсем не слоган нации времен построения капитализма. Развитие капитализма, конечно, требует себе миллионов потребителей, однако квалифицированных и требовательных, а не отупевших от расслабона.
У нас в очередной раз наблюдается эффект отравления собственного сознания пропагандистскими массами, предназначавшимися вероятному противнику. Я уже писал об этом: всё то, что злобно приписывал американскому капитализму советский агитпроп, воплотилось в реальность не там, а здесь - воплотилось теми, кто, собственно, и слушал эту пропаганду с детства (затем дополненную и усугублённую голливудскими образами). Чем пугали, то и получили.
Преуспевающий Запад, который Крылов приводит в пример, - это активность и сила на всех уровнях. Это не пассивное потребление (как иногда пытаются нарисовать «левопатриотические» авторы со знаком минус, тогда как Крылов подхватывает то же самое, меняя знак на противоположный), но активное - конкурентное противостояние тех, кто продает, и тех, кто покупает.
И, что самое важное, помимо большинства, которое потребляет, это также управляющее, делающее бизнес, придающее обществу динамику меньшинство: 5- 7 % населения. Меньшинство, которое не столько «наслаждается» жизнью, сколько управляет ею. Обращение к опыту современного мира предусматривает в первую очередь формирование этого движущего меньшинства. Тезисы Крылова, адресованные пассивно-потребительскому большинству, бесполезны. Они сами по себе - пример эмоционального риторического сотрясения воздуха, образец бесцельно-потребительского отношения к действительности. Они просто ради того, чтобы «проникновенно поговорить».
«Век, перегруженный энергией воли»: так Ницше охарактеризовал XVI столетие, когда корабль Запада развернулся в новом направлении и поднял паруса. Капитализм, как и государство, создаётся сильными людьми. Именно поэтому современный мир заряжен имперским духом экспансии. Крылов проповедует слабость. Левые интернационалисты проповедуют её же. Но Крылову им нечего возразить. Он и не возражает. Он над ними издевается, но в практическом плане не представляет альтернативы.
Цели счастья и удовольствия - не национальные цели вообще. Это индивидуальные цели. Нация не создается стремлением к покою и благополучию, наоборот, она деконструируется им на универсальных индивидов, безразличных по отношению к своей национальной принадлежности. Не буду утверждать, что она создается страданием. Конечно, нет - она, как и капитализм, создается стремлением к власти. Европейский национализм пережил свой звездный век расцвета вместе с европейским империализмом. Циклы их расцвета и упадка однофазны.
Национальное, приклеенное Крыловым к своему теоретическому гедонизму, смотрится такой же чужеродной нашлёпкой, как национальная принадлежность машиночеловеков, которыми бредит Калашников (его версия национальной идеи: хорошие русские киборги вместо плохих русских). Калашников говорит: русские, сливайтесь с машинами. Крылов говорит: русские, живите в своё удовольствие. А чем наслаждающийся жизнью русский отличается от поляка, если это наслаждение централизованно предписано сверху и становится унифицированным рыночным долгом?
Большой дом в престижном месте, семья, несколько машин, отдых «там, где отдыхают приличные люди» и т. д. Я не говорю, что это плохо, я говорю, что это одинаково, что неизбежно, когда «счастье» обращается в предмет политико-идеологического учения. У такого счастья нет национальности, подобно отсутствию её у конвейерных автоматизированных супернедочеловеков Калашникова, с которыми героический футурист планирует общаться не на ассемблере, а, как Фёдор Конюхов с веслом, по-русски.
Культ наслаждения и частной жизни в своё удовольствие не спас римский народ, отрекшийся от имперской власти в пользу цезаристского режима. Самоустранившись от дел империи, предоставив их бюрократическому аппарату, набранному из вчерашних рабов с окраин, римляне не воскресли как нация. Они исчезли.
Империя не рассосётся немедленно вслед за тем, как русские последуют римскому примеру и, сдав оружие, вооружатся гедонистическим идеалом Крылова. Она перейдёт в более-менее длительную фазу варваризации. Затем растает как дым, но вместе с нацией наслаждающихся.
Замысел Крылова об апдейте-апгрейде правой традиции сам по себе понятен - он актуален и заслуживает поддержки. Но «нацдемовская» версия решения этой задачи содержит в себе слишком много недостатков, местами карикатурного свойства. Необходимо искать другие подходы. В качестве одного из предложений можно рассматривать это, а также тексты 1, 2, 3.
Противопоставления, избранные Крыловым (сведенные к оппозиции национальное - имперское), некорректны. Альтернатива, намеченная европейской культурной историей, другая. Имперско-аристократическое правое государство, созданное людьми, которыми движет дух самоутверждения и силы. Тоталитарное государство «маленьких людей», генерированное левым духом самоотрицания и слабости. Правое государство сильных, утверждающих и возвеличивающих в нём собственную силу, возводя её в систему. Левое государство слабых, сплотившихся, чтобы систематизировать и вывести на новые высоты «угнетённость-страдательность», которая априорно объединяет их в глубине самосознания. Разницу нужно искать в культурно-идеологическом коде, мотивирующем выбирать тот или иной тип объединения.
Год назад я писал: «Само время, которое когда-то славянофильствовало, теперь вынуждает праветь. Строить капитализм - по-прежнему актуальная задача. Это не просто. Это не значит - копировать европейские социальные институты, это значит копировать европейский путь к институтам, избегая ошибок, совершенных на этом пути». В названном же тексте упоминаются концепты двух типов государства: то, которое продолжает сегодня левую советскую традицию, и то, к которому мы должны прийти в результате «правой эволюции». В общем-то, события развиваются именно так, как предполагалось. Медленно, но в «том самом» направлении.
Трансформация националиста-консерватора в адепты модерна не проходит без проблем и утери реальности. Крылов рассчитывает проникнуть в «этот мир» через витрину для покупателей, а не через дверь для хозяев и персонала, куда получают доступ после жесткого отбора.
Расслабься и потребляй: это совсем не слоган нации времен построения капитализма. Развитие капитализма, конечно, требует себе миллионов потребителей, однако квалифицированных и требовательных, а не отупевших от расслабона.
У нас в очередной раз наблюдается эффект отравления собственного сознания пропагандистскими массами, предназначавшимися вероятному противнику. Я уже писал об этом: всё то, что злобно приписывал американскому капитализму советский агитпроп, воплотилось в реальность не там, а здесь - воплотилось теми, кто, собственно, и слушал эту пропаганду с детства (затем дополненную и усугублённую голливудскими образами). Чем пугали, то и получили.
Преуспевающий Запад, который Крылов приводит в пример, - это активность и сила на всех уровнях. Это не пассивное потребление (как иногда пытаются нарисовать «левопатриотические» авторы со знаком минус, тогда как Крылов подхватывает то же самое, меняя знак на противоположный), но активное - конкурентное противостояние тех, кто продает, и тех, кто покупает.
И, что самое важное, помимо большинства, которое потребляет, это также управляющее, делающее бизнес, придающее обществу динамику меньшинство: 5- 7 % населения. Меньшинство, которое не столько «наслаждается» жизнью, сколько управляет ею. Обращение к опыту современного мира предусматривает в первую очередь формирование этого движущего меньшинства. Тезисы Крылова, адресованные пассивно-потребительскому большинству, бесполезны. Они сами по себе - пример эмоционального риторического сотрясения воздуха, образец бесцельно-потребительского отношения к действительности. Они просто ради того, чтобы «проникновенно поговорить».
«Век, перегруженный энергией воли»: так Ницше охарактеризовал XVI столетие, когда корабль Запада развернулся в новом направлении и поднял паруса. Капитализм, как и государство, создаётся сильными людьми. Именно поэтому современный мир заряжен имперским духом экспансии. Крылов проповедует слабость. Левые интернационалисты проповедуют её же. Но Крылову им нечего возразить. Он и не возражает. Он над ними издевается, но в практическом плане не представляет альтернативы.
Цели счастья и удовольствия - не национальные цели вообще. Это индивидуальные цели. Нация не создается стремлением к покою и благополучию, наоборот, она деконструируется им на универсальных индивидов, безразличных по отношению к своей национальной принадлежности. Не буду утверждать, что она создается страданием. Конечно, нет - она, как и капитализм, создается стремлением к власти. Европейский национализм пережил свой звездный век расцвета вместе с европейским империализмом. Циклы их расцвета и упадка однофазны.
Национальное, приклеенное Крыловым к своему теоретическому гедонизму, смотрится такой же чужеродной нашлёпкой, как национальная принадлежность машиночеловеков, которыми бредит Калашников (его версия национальной идеи: хорошие русские киборги вместо плохих русских). Калашников говорит: русские, сливайтесь с машинами. Крылов говорит: русские, живите в своё удовольствие. А чем наслаждающийся жизнью русский отличается от поляка, если это наслаждение централизованно предписано сверху и становится унифицированным рыночным долгом?
Большой дом в престижном месте, семья, несколько машин, отдых «там, где отдыхают приличные люди» и т. д. Я не говорю, что это плохо, я говорю, что это одинаково, что неизбежно, когда «счастье» обращается в предмет политико-идеологического учения. У такого счастья нет национальности, подобно отсутствию её у конвейерных автоматизированных супернедочеловеков Калашникова, с которыми героический футурист планирует общаться не на ассемблере, а, как Фёдор Конюхов с веслом, по-русски.
Культ наслаждения и частной жизни в своё удовольствие не спас римский народ, отрекшийся от имперской власти в пользу цезаристского режима. Самоустранившись от дел империи, предоставив их бюрократическому аппарату, набранному из вчерашних рабов с окраин, римляне не воскресли как нация. Они исчезли.
Империя не рассосётся немедленно вслед за тем, как русские последуют римскому примеру и, сдав оружие, вооружатся гедонистическим идеалом Крылова. Она перейдёт в более-менее длительную фазу варваризации. Затем растает как дым, но вместе с нацией наслаждающихся.
Замысел Крылова об апдейте-апгрейде правой традиции сам по себе понятен - он актуален и заслуживает поддержки. Но «нацдемовская» версия решения этой задачи содержит в себе слишком много недостатков, местами карикатурного свойства. Необходимо искать другие подходы. В качестве одного из предложений можно рассматривать это, а также тексты 1, 2, 3.
Противопоставления, избранные Крыловым (сведенные к оппозиции национальное - имперское), некорректны. Альтернатива, намеченная европейской культурной историей, другая. Имперско-аристократическое правое государство, созданное людьми, которыми движет дух самоутверждения и силы. Тоталитарное государство «маленьких людей», генерированное левым духом самоотрицания и слабости. Правое государство сильных, утверждающих и возвеличивающих в нём собственную силу, возводя её в систему. Левое государство слабых, сплотившихся, чтобы систематизировать и вывести на новые высоты «угнетённость-страдательность», которая априорно объединяет их в глубине самосознания. Разницу нужно искать в культурно-идеологическом коде, мотивирующем выбирать тот или иной тип объединения.
Год назад я писал: «Само время, которое когда-то славянофильствовало, теперь вынуждает праветь. Строить капитализм - по-прежнему актуальная задача. Это не просто. Это не значит - копировать европейские социальные институты, это значит копировать европейский путь к институтам, избегая ошибок, совершенных на этом пути». В названном же тексте упоминаются концепты двух типов государства: то, которое продолжает сегодня левую советскую традицию, и то, к которому мы должны прийти в результате «правой эволюции». В общем-то, события развиваются именно так, как предполагалось. Медленно, но в «том самом» направлении.